16. Самооценка и психотерапия
* * *
В начале карьеры психотерапевта в 1950-х годах я был уверен, что низкая самооценка — общая составляющая всевозможных стрессов. Я считал ее как причиной предрасположенности к психологическим проблемам, так и их следствием. Как я упоминал во введении к книге, осознание этого факта заставило меня увлечься темой самооценки.
Иногда возникающие проблемы можно рассматривать как непосредственное проявление неразвитой самооценки — к примеру, застенчивость, боязливость, страх самоутверждения и близости. Иногда они являются следствием отрицания низкой самооценки, когда, не желая осознавать реальность проблемы, человек воздвигает своего рода оборонительные сооружения. К таковым относится желание контролировать окружающих и манипулировать ими; компульсивное поведение, неадекватная агрессивность, сексуальность, подхлестываемая страхом; деструктивные амбиции — и все это ради ощущения личной эффективности, контроля над реальностью и личной самости. Казалось очевидным, что проблемы, вытекающие из низкой самооценки, ее же и ухудшали.
Поэтому я с самого начала считал, что главной задачей психотерапии является помощь в повышении самооценки. Но мои коллеги думали иначе. Они вообще редко принимали во внимание этот фактор, исходя из традиционной предпосылки (существующей и поныне), что в результате прохождения курса психотерапии самооценка повысится сама собой. Когда решатся прочие проблемы, полагали они, клиент автоматически начнет лучше думать о себе.
Бесспорно, человек чувствует себя сильнее, когда удается справиться с тревожностью и депрессиями. Несомненно и то, что повышение самооценки ослабляет и то и другое. Но я считал, что самооценкой можно и следует заниматься непосредственно; что она должна определять контекст всего курса психотерапии. И даже, сосредоточиваясь на решении специфических проблем, следует так строить процесс, чтобы добиться явного укрепления самооценки.
К примеру, почти все школы психотерапии помогают пациентам встать лицом к лицу перед конфликтами и вызовами, которых те раньше избегали. Но я всегда задаю клиенту вопрос: «Что вы думаете о себе, когда уклоняетесь от решения проблемы, зная, что она не исчезнет сама собой? И что ощущаете, когда берете под контроль желание избежать угрозы и приступаете к решению?». Я определяю весь процесс в терминах последствий для самооценки. Я хочу научить своих клиентов осознавать, как их выбор и действия влияют на самоощущение. И я считаю подобное осознание могучим мотиватором роста, который помогает управлять страхом и преодолевать его.
В этой главе я не ставлю своей задачей обсуждать психотерапевтические методы как таковые, а хочу предложить читателям подход к формированию самооценки в контексте психотерапии. Эта глава будет интересна не только врачам или студентам-психотерапевтам, но любому, кто хотел бы разобраться в самооценке как системе координат.
Задачи психотерапии
Психотерапия имеет две главные задачи. Первая — облегчение страданий. Вторая — повышение духовного и физического самочувствия пациента. Эти задачи пересекаются, но не являются идентичными. Ослабить или устранить тревожность — не то же самое, что сформировать самооценку, хотя первое способствует второму. Ослабить или устранить депрессию — не то же самое, что создать ощущение счастья, хотя опять-таки первое способствует второму.
С одной стороны, цель психотерапии — ослабить иррациональные страхи, депрессивные реакции и неприятные ощущения любого рода (возможно, являющиеся следствием травмирующего прошлого опыта). С другой — она мотивирует освоение новых навыков, новых путей мышления и восприятия жизни, более конструктивного обращения с самим собой и с окружающими, расширяет горизонт возможностей. Я рассматриваю обе эти задачи в контексте главной цели — укрепления самооценки.
Повышение самооценки — это больше чем простое устранение негатива. Оно требует и наработки позитива. Высокого уровня осознанности собственных действий. Высокого уровня самоответственности и целостности. Готовности пропустить через себя свой страх, чтобы противостоять конфликтам и неудобным реалиям. Проявления стойкости и готовности решать проблемы, вместо того чтобы убегать и избегать.
Если после прохождения курса психотерапии пациент не начинает жить более осознанно, можно сказать, что вся работа пошла насмарку. Если в течение сеансов не наблюдается роста самопринятия, самоответственности и всех остальных столпов поддержки самооценки, возникает вопрос о действенности психотерапии. Независимо от психотерапевтической школы, любая эффективная практика в той или иной степени стимулирует личностное развитие. Но если специалист понимает важность шести столпов и осознанно работает с ними в рамках курса, с большей вероятностью можно ожидать целостных результатов. Перед врачом встает вызов — разработать инструменты (когнитивные, поведенческие, эмпирические) повышения самооценки пациента.
Если наша цель как психотерапевтов — добиться от клиента повышения осознанности, тогда при помощи бесед, психологических упражнений и техник, работы с телом и энергетическим потенциалом, а также домашних заданий можно, с одной стороны, устранить блоки осознания, а с другой — стимулировать и мотивировать высокую осознанность.
Если наша цель — повысить самопринятие, следует создать соответствующую атмосферу в кабинете психотерапевта, побудить клиента выявить и заново принять заблокированные, отвергнутые части своего «я», объяснить ему важность неконфликтного отношения к себе и составляющим своего существа (ниже мы поговорим о субличностях).
Если мы ставим целью укрепить самоответственность, необходимо с помощью упражнений помочь клиенту осознать, что это качество вознаграждается в реальной жизни, и внушить ему мысль, что никто не придет к нему на помощь и каждый сам отвечает за свой выбор и за осуществление своих желаний.
Если наша цель — мотивировать самоутверждение, следует создать условия, гарантирующие безопасность, и использовать специальные упражнения, такие как завершение предложений, психодрама, ролевые игры и т. д. (задача — сгладить или нейтрализовать страх перед самоутверждением), активно побуждая клиента встать лицом к лицу с грозящими конфликтами или вызовами и разрешить их.
Если наша цель — мотивировать целенаправленность, нужно раскрыть клиенту значение и роль целеполагания в нашей жизни, помочь ему прояснить и сформулировать цели, разработать планы действий, стратегию и тактику, осознать их необходимость для достижения целей, убедиться, что действительность вознаграждает за проактивное и целенаправленное поведение вместо пассивного и реактивного.
Если наша цель — мотивировать личностную целостность, целесообразно сосредоточиться на прояснении ценностей, внутренних моральных конфликтов и противоречий; на значении принципов, которые определяют жизнь и благополучие; на преимуществах пребывания в согласии с собственными убеждениями и на болезненных последствиях, с которыми неизбежно столкнется тот, кто предал себя.
Таковой в общих чертах я вижу концепцию психотерапии, главной задачей которой является формирование самооценки.
Психотерапевтический климат
Главный вклад психотерапевта в формирование самооценки клиента и одновременно залог успеха — это обязательное умение создать атмосферу принятия и уважения (эта же задача стоит перед родителями и учителями). Это основа успешного процесса.
Здесь имеет значение буквально все: как мы приветствуем клиента, который входит в кабинет, как на него смотрим, как говорим и слушаем. Здесь важны такие составляющие, как вежливость, визуальный контакт, отсутствие снисходительности и морализаторства, умение внимательно слушать и понимать, а также стараться, чтобы поняли тебя, адекватный уровень непринужденности, отказ от роли непререкаемого авторитета и способность сделать так, чтобы клиент поверил в возможность успеха.
Как бы клиент себя ни вел, уважение к нему — это главное. Психотерапевт своим поведением внушает мысль о том, что любой человек, в том числе его пациент, заслуживает уважения. Клиент, для которого подобное отношение сродни откровению, может со временем пересмотреть свое мнение о себе. Карл Роджерс считал принятие и уважение основой психотерапевтического метода и полагал их воздействие невероятно мощным.
Помню, как клиент однажды сказал мне: «Размышляя о наших занятиях, я понял: главное воздействие на меня оказал тот простой факт, что вы всегда меня уважали. Я вынес на поверхность и выложил перед вами все, за что вы должны были выказать ко мне презрение и прогнать вон. Я пытался заставить вас вести себя как мой отец. Но вы отказались. И я должен был с этим справиться, впустить в себя. Сначала мне было трудно, но, как только я это сделал, лечение стало давать результат».
Когда клиент описывает ощущения страха, боли или злости, не стоит отвечать: «О, вы не должны так себя чувствовать!». Психотерапевт — не чирлидер. Для пациента очень важно иметь возможность выразить свои чувства, не подставляя себя под огонь критики, сарказма, сбивающих с толку вопросов и проповедей. Зачастую сеанс самовыражения исцеляет сам по себе. Психотерапевт, который не умеет справляться с собственными чувствами, должен сперва поработать над собой. Умение слушать и сопереживать — главное качество целителя душ. (Как и фундамент настоящей дружбы, не говоря уж о любви.) Если потребность клиента в эмоциональном самовыражении удовлетворена, иногда полезно предложить ему глубже исследовать свои чувства и побуждения.
Несмотря на словесные декларации, провозглашающие ценность принятия и уважения, даже добросовестные терапевты не всегда реализуют исповедуемый подход. Я говорю не о явных проколах типа саркастических высказываний, морального осуждения или иного уничижительного поведения, а о более утонченных формах авторитарности, желании поставить собеседника в невыгодное положение и подчеркнуть свое превосходство: «Без моего руководства вы обречены». Психоанализ, основанный на модели традиционных взаимоотношений «врач — пациент», здесь вряд ли подходит. При этом теория, взятая психотерапевтом на вооружение, имеет меньше значения, чем его способность удовлетворить персональные потребности в восхищении и принятии.
Я часто говорю студентам: «Цель не в том, чтобы доказать, какие вы замечательные специалисты, а в том, чтобы помочь клиентам осознать, какие они замечательные». Это одна из причин, по которой я ставлю на первое место персональное эмпирическое научение, которое подразумевает психологические упражнения, домашние задания и т. п. Вместо того чтобы принимать мнение авторитета, клиент самостоятельно открывает для себя окружающую реальность.
Позитивные стороны психотерапии
Одна из главных целей большинства людей, которые обращаются за помощью к психотерапевту, — понять себя. Они хотят, чтобы психотерапевт их «увидел» и передал им свое видение.
Для многих (и здесь чувствуется сильное влияние традиционного психоанализа) понимание себя ассоциируется главным образом с выводом на свет самых темных сторон своей натуры. Отец психоанализа Зигмунд Фрейд назвал различие между работой психоаналитика и детектива: последний имеет на руках детали преступления, и его задача — обнаружить преступника. Психоаналитик же знает преступника, и его проблема — выяснить суть совершенного преступления. На взгляд многих, сравнение это излишне поэтично, и его не следует понимать буквально. Как бы то ни было, такой подход — «поиск преступления» — применительно к медицине имеет весьма неприятные последствия. Предмет профессиональной гордости врача — умение заставить клиента встать лицом к лицу со своей «темной стороной» (или «тенью», если следовать юнгианской терминологии) и принять ее, вместо того чтобы отталкивать.
Да, в некоторых случаях такой подход необходим. Однако курс психотерапии, ориентированный на формирование самооценки, основан на иных приоритетах.
К ним относятся потребность понять сильные стороны своей личности, раскрыть свой неисследованный потенциал, дремлющие способности к самоизлечению и саморазвитию. Фундаментальное различие между терапевтами, независимо от их теоретических пристрастий, состоит в том, воспринимают ли они свою задачу в терминах нераскрытых активов или же пассивов, достоинств или недостатков, наличия ресурсов или их отсутствия. Психотерапия самооценки сосредоточена на позитиве — на раскрытии и активации сильных сторон. Она вынужденно имеет дело с негативом, но всегда исходит из приоритета позитивности.
Каждый, кто хоть чуть-чуть знаком с психологией, знает, как опасно отвергать своего «внутреннего убийцу». Гораздо меньше людей понимают трагедию тех, кто отвергает своего «внутреннего героя». В психотерапии зачастую довольно просто выявить невротическую часть личности. Проблема в том, чтобы увидеть — и мобилизовать — здоровую часть.
Порой мы поразительно невежественны в отношении своих позитивных ресурсов: либо не осознаем в полной мере, на что способны, либо это знание подавляем. Много лет назад в моей группе была одна женщина. Она спокойно произносила самые негативные (и несправедливые) слова о себе. В качестве эксперимента я попросил ее встать лицом к остальным пациентам и громко повторить несколько раз: «На самом деле я очень умная». Сначала она поперхнулась и не смогла сказать ни слова. Я помог ей — и она заплакала. Тогда я дал ей основу предложения:
Самое плохое в том, чтобы признать, какая я умная, это…
Первые окончания звучали так:
Моя семья меня возненавидит.
Никто в моей семье не предполагает, что у меня вообще есть ум.
Мои сестры и братья начнут ревновать.
Меня никто не примет в компанию.
Мне придется отвечать за собственную жизнь.
Затем я предложил ей следующую основу:
Если мне придется задействовать ум для решения своих проблем…
Окончания были такие:
Я узнаю, что уже отвечаю за свою жизнь, признаю я это или нет.
Я пойму, что живу прошлыми идеалами.
Я пойму, что больше не маленькая девочка.
Я пойму, что это моя внутренняя девочка испытывает страх, а не мое взрослое «я».
Я буду хозяйкой своей жизни.
Следующая основа была такая:
Самое пугающее в том, чтобы признать свои сильные стороны, это…
Окончания были такие:
Никто не будет меня жалеть [смеется].
Я окажусь на незнакомой территории.
Придется взглянуть свежим взглядом на моего бойфренда.
Я знаю, что сама себя удерживаю, но тогда я окажусь одна.
Придется учиться жить по-новому.
Люди начнут чего-то от меня ждать.
Мне придется учиться самоутверждению.
Я больше не боюсь!
Существует немало способов, при помощи которых искусные терапевты помогают клиентам войти в контакт с внутренними ресурсами. Важно, на что ориентируется терапевт в первую очередь — на пассивы или активы (поведение врача часто отличается от декларируемых им убеждений).
Одним из главных секретов и величайших достоинств семейного психотерапевта Вирджинии Сатир была ее вера в то, что каждый человек обладает всем необходимым для решения своих проблем. Она не только прониклась этим сама, но и умела передать это убеждение своим подопечным. Если судить с точки зрения результативности, такая вера — одно из важнейших качеств любого психотерапевта.
Стратегии выживания
Пациенты должны понимать: умение ликвидировать проблемы заложено в человеческой природе. Решения, которые мы принимаем в ответ на жизненные трудности и вызовы, осознанно или неосознанно нацелены на удовлетворение наших потребностей. Иногда средства, к которым мы прибегаем, непрактичны и даже саморазрушительны (невротичны), однако наша цель всегда благая — позаботиться о себе. Даже самоубийство можно воспринимать как трагичную попытку позаботиться о себе — к примеру, избавиться от невыносимых страданий.
В юности мы порой отвергаем и подавляем эмоции, вызывающие неудовольствие авторитетов, и сотрясаем тем самым баланс своего «я». Для ребенка такое подавление имеет функциональную полезность — это качество, необходимое для выживания, и намерение ребенка — жить успешнее или, по крайней мере, максимально ослабить негативные ощущения. Со временем, однако, мы расплачиваемся за свой конформизм самоотчуждением, искаженным восприятием и другими подобными симптомами.
Уделом тех, кто в юности испытывал душевную боль и отторжение, становится политика самозащиты — отвергать других первым. Конечно, к счастью она не ведет, и все-таки ее цель — не вызвать страдания, а ослабить их.
Стратегии выживания, которые не служат нашим интересам, а, напротив, наносят нам ущерб, но за которые мы все же цепляемся как за бревно в бурном море, психологи именуют невротичными. Те же, что отвечают нашим интересам, называются «стратегиями правильной адаптации» — например, ходить, говорить, думать, зарабатывать на жизнь.
Клиенты порой сильно стыдятся своих дисфункциональных реакций на жизненные вызовы. Они не рассматривают свое поведение с точки зрения предполагаемой полезности. Они осознают свои робость, избыточную агрессивность, отторжение человеческой близости или компульсивную сексуальность, но не их корни. Они не понимают потребностей, которые слепо пытаются удовлетворить. Стыд же и вина не облегчают задачу исправить это состояние, а наоборот, усугубляют ее. Поэтому один из способов поддержать самооценку — это разъяснить клиентам стратегии выживания, помочь понять, что худшие из ошибок являются не чем иным, как неудачными попытками самосохранения. Самоосуждение необходимо осознать, чтобы избавиться от него. После этого человек способен думать о решениях, более соответствующих его нуждам. «Если то, что вы предпринимаете, не работает, готовы ли вы рассмотреть более конструктивные варианты? Готовы ли в качестве эксперимента попробовать что-то новое?»
Интеграция субличностей
В основу моего подхода заложены два метода — метод завершения предложений и работа с субличностями. О последней мы сейчас и поговорим.
При рассмотрении второго столпа самооценки — практики самопринятия — я говорил о необходимости принять «все части» своей личности: мысли, эмоции, действия и воспоминания. Однако «части» нашего «я» включают реальные субэго с собственными ценностями, взглядами и ощущениями. Я имею в виду не патологическое расщепление личности, а нормальные составляющие человеческой психики, существования которых большинство из нас не осознаёт.
Для психотерапевта, желающего помочь клиенту в развитии здоровой самооценки, понимание динамики субличностей является великолепным инструментом. Но пациенты нечасто готовы по доброй воле ступить на эту неведомую территорию.
Концепция субличностей почти так же стара, как и сама психология, и в трудах многих авторов можно найти тот или иной ее вариант. Суть ее в понимании, что однозначный взгляд на наше эго, согласно которому в каждом индивиде живет только одна личность с одним набором ценностей, восприятий и реакций, является избыточным упрощением человеческого бытия. Но если отойти от подобного обобщения, можно сказать, что психологи абсолютно по-разному понимают проблему субличностей и работу с ней в рамках психотерапии.
Моя жена и коллега Деверс Бранден первая убедила меня в значении концепции субличностей для самооценки. Она начала разрабатывать новаторские методы выявления интеграции этих «частей» за несколько лет до того, как этот предмет всерьез заинтересовал меня. Наша практика основана на наблюдении: субличности, которых не признают, отвергают или подавляют, превращаются в очаги конфликтов, нежелательных чувств и неадекватного поведения. А субличности, которые признаются, уважаются и встраиваются в единую личность, становятся источниками энергии, богатства эмоций, расширения возможностей и продуктивного восприятия собственной индивидуальности.
Эта тема очень обширная, поэтому здесь мы ее только коснемся.
Начнем с самого яркого примера. Помимо взрослого эго, которое мы определяем как «кто я есть», в нашей душе живет и детское эго — живое олицетворение ребенка, которым каждый из нас когда-то был. Если рассматривать его как наше потенциальное осознание, состояние ума, куда каждый порой убегает, эта детская система координат и набор реакций представляют собой долговечный компонент нашей психики. Возможно, мы давно подавили в себе внутреннего ребенка, его чувства, восприятия, нужды и реакции, впав в заблуждение, гласящее, что это «убийство» необходимо для перехода во «взрослость». Однако человек не способен достичь цельности, не воссоединившись и не сформировав сознательных и благожелательных отношений с «внутренним ребенком». Это понимание чрезвычайно важно для развития зрелой личности.
Я не раз наблюдал, как взрослые, не желающие примириться с «внутренним ребенком», пытаются обрести исцеление извне, от других людей. Но эта помощь никогда не срабатывает: отношения нужно налаживать между взрослой и детской субличностью, а не между собственным эго и окружающими. Человек, всю жизнь проживший с болезненным чувством отторжения, вряд ли способен осознать, что проблема загнана глубоко внутрь и что суть ее — самоотторжение, отторжение «внутреннего ребенка» взрослым эго. Именно поэтому рану не исцелить никаким внешним одобрением.
Итак, что означают термины «субэго», или «субличность»? (Их можно употреблять как синонимы.)
Субэго, или субличность, — динамичный компонент человеческой психики, для которого характерны отчетливые представления, понятия о ценностях и собственная «персональность». Субличность может в той или иной степени определять реакции человека в данный конкретный момент; человек может более или менее ее осознавать, принимать и предпочитать. Субличность в известной степени встроена в психологическую систему индивида, развивается и меняется с течением времени. (Я называю субэго динамичным, поскольку оно активно взаимодействует с другими компонентами психики и не является исключительно пассивным хранилищем неких качеств.)
Детское эго — компонент психики, «личность» ребенка, которым человек был когда-то и для которого свойственен детский набор ценностей, эмоций, потребностей и реакций. Это не обобщенный образ ребенка и не универсальный архетип, но конкретный, существовавший в прошлом ребенок, уникальный для истории развития индивида. (Эта сущность очень сильно отличается от «детского эгосостояния», принятого в транзакционном анализе, где используется обобщенная модель.)
Около двадцати лет тому назад на семинаре по самооценке я предложил присутствующим упражнение. Суть его заключалась в налаживании воображаемого контакта со своим «внутренним ребенком». После семинара ко мне подошла одна из участниц и сказала с горькой нервической усмешкой: «Хотите знать, что я сделала, осознав, что ребенок, который сидит под деревом и ждет меня, — это мое собственное пятилетнее “я”? Я представила, что под деревом течет река, и утопила в ней ребенка».
На этом примере я хотел показать не только то, что мы можем не осознавать присутствие некой конкретной субличности, но что осознание ее может сопровождаться выплеском враждебности и отторжения. Нужно ли говорить, что нельзя получить здоровую самооценку, презирая часть себя самих? Мне ни разу не приходилось работать с депрессивными личностями, которые бы не выражали ненависти к своему детскому эго, а просто игнорировали или отторгали его.
В книге How to Raise Your Self-Esteem я предлагаю ряд упражнений для выявления и интеграции детского и подросткового эго.
Подростковое эго — компонент психики, прошлая «юношеская личность», которой свойственен подростковый набор ценностей, эмоций, потребностей и реакций. Это не обобщенный образ подростка и не универсальный архетип, но конкретный, существовавший в прошлом подросток, уникальный для истории развития индивида.
Для работы с семейными парами, имеющими проблемы во взаимоотношениях, зачастую полезно изучить подростковое эго обоих супругов. Эта субличность часто играет важную роль в выборе партнера. Это состояние ума, к которому мы неосознанно обращаемся, когда попадаем в кризис. Подростковость проявляется в поведенческих моделях отчуждения, для которых характерны такие выражения: «Мне все равно!», «Хватит меня доставать!», «Не смей мне указывать!».
Помню, как однажды ко мне на прием пришла семейная пара врачей-психотерапевтов, донельзя разозленных друг на друга. Ему был сорок один год, ей тридцать девять, но оба вели себя как ссорящиеся подростки. По дороге ко мне жена сказала мужу: «Когда мы приедем, ты должен будешь все рассказать специалисту». Чтобы придать своим словам авторитетность, она заговорила «взрослым» голосом, в котором он узнал голос своей матери. «Не смей мне указывать!» — рявкнул он. Когда его жена была подростком, ее постоянно третировали родители. И вот сейчас, в ответ на его выпад, впав в подростковое состояние, она ткнула его кулаком в плечо и завопила: «Не смей со мной так разговаривать!». Позже оба сгорали от стыда за свое поведение. «Мы вели себя как одержимые», — признались они.
Именно такие ощущения возникают, когда субличность овладевает нами, а мы не понимаем, что происходит. Я помог супругам выйти из подросткового состояния ума, задав единственный вопрос: «На сколько лет вы ощущаете себя сейчас? Возможно ли решить вашу проблему, находясь в таком возрасте?».
Эго противоположного пола — компонент психики, включающий в себя женскую субличность для мужчин и мужскую для женщин. Это не обобщенный «женский», или «мужской», или универсальный архетип, но индивидуальная для каждого мужчины и каждой женщины субличность, отражающая аспекты развития личности, ее опыта, культурных наслоений и общего развития.
Существует довольно сильная взаимозависимость между нашим отношением к противоположному полу в реальности и внутри себя. Мужчина, считающий женщин непостижимой загадкой, почти наверняка не осознаёт своего внутреннего женского начала. Точно так же и женщина, не понимающая мужчин, не контактирует со своей мужской субличностью.
Занимаясь психотерапией, я обнаружил, что один из самых действенных способов помочь людям наладить любовные отношения — это поработать над их взаимосвязью с эго противоположного пола, чтобы они осознали и приняли его, начали относиться к нему благожелательно, тем самым полнее «включив» в собственную личность. Неудивительно, что женщины лучше принимают идею о наличии у них внутренней мужской субличности. Эго противоположного пола проявляется довольно легко. (Подчеркну, что это не имеет ничего общего с гомосексуальностью или бисексуальностью.)
Материнское эго — компонент психики, с которым связана интернализация аспектов личности, взгляды и ценности матери индивида или других старших «материнских фигур», которые влияли на ребенка в детстве. И опять-таки мы имеем дело с индивидуальной, реально существовавшей, а не обобщенной или универсальной «Матерью». Эта сущность очень сильно отличается от обобщенного «родительского эгосостояния», принятого в транзакционном анализе. Мать и отец оба являются родителями, однако они очень разные, и к ним нельзя подходить как к единой психологической общности. Часто они транслируют очень разные «послания», исповедуют разные ценности, строят разные отношения.
Однажды, окончив прием и выйдя на улицу вместе с последним клиентом, я обратил внимание на резкое похолодание, посмотрел на молодого человека и неожиданно для себя воскликнул: «Как?! Вы не надели свитер?!» Подобное поведение было для меня совершенно нетипично. Прежде чем мой растерянный клиент раскрыл рот, я успокоил его: «Стоп. Не отвечайте. Это были не мои слова. Это слова моей матери». И мы рассмеялись. На какое-то мгновение личность моей матери взяла верх над осознанием.
Подобное происходит с нами не так уж редко. Наших матерей может давно не быть в живых, а мы по-прежнему «проигрываем» их указания у себя в голове, зачастую считая собственными, и не осознаем, что слышим их голос, а не свой, что их взгляды, ценности и понятия мы приняли внутрь себя и позволили им закрепиться в нашей психике.
Отцовское эго — компонент психики, с которым связана интернализация аспектов личности, взглядов и ценностей отца (или других старших «отцовских фигур», которые влияли на ребенка в детстве).
Однажды я работал с клиентом, который, проявляя к своей подруге доброту и сострадание, чувствовал вину за это. Странная и необычная реакция! Мы выяснили, что источником этой «вины» было неосознанное отцовское эго, которое презрительно ухмылялось и говорило: «Женщин нужно использовать, нечего относиться к ним как к личностям. Что ты за мужик?». Клиенту пришлось побороться, чтобы научиться отличать собственный голос от голоса отцовской субличности.
Приведенный перечень субличностей не является исчерпывающим. Я включил в него лишь те, с которыми мы чаще всего имеем дело в психотерапевтической практике. Но каждая субличность требует нашего понимания, принятия, уважения и благожелательности. Мы разработали практические методы достижения этой цели.
Несколько лет назад Деверс определила еще две субличности, работа с которыми дает хорошие результаты, — это внутреннее «я» и внешнее «я».
Внешнее «я» — компонент психики, проявляющийся через эго, которое мы показываем миру. Проще говоря, внешнее эго — личность, которую видят другие люди. Оно может оказаться как адекватным средством проявления внутреннего «я» в реальном мире, так и непробиваемой броней, искажающей внутреннее «я» до неузнаваемости.
Внутреннее «я» — личность, которую видим и ощущаем только мы, личное эго, воспринимаемое субъективно. (Вот хорошая основа предложения: «Если бы мое внешнее “я” в большей степени открывало мое внутреннее “я” миру…»)
Центральный аспект нашей психотерапевтической практики — это достижение баланса, или интеграция субличностей. Это процесс работы с субэго, нацеленный на ряд взаимосвязанных результатов.
1. Научиться определять конкретную субличность, отделять и распознавать ее в обобщенных ощущениях.
2. Понять взаимосвязь между взрослым сознательным эго и конкретной субличностью (например, человек осознаёт ее полностью, частично или не осознаёт вообще, принимает или отвергает, относится к ней благожелательно или враждебно).
3. Выявить яркие черты субличности, такие как главные проблемы, доминирующие эмоции, характерные реакции.
4. Определить неудовлетворенные потребности или желания субличности, относящиеся к взрослому сознательному эго (например, желание, чтобы ее слушали, слышали и принимали с уважением и состраданием).
5. Определить деструктивное поведение субличности, если ее важные потребности и желания игнорируются или не удовлетворяются сознательным взрослым эго.
6. Выстроить взаимосвязь между взрослым сознательным эго и субличностью, для которой будут характерны осознанность, принятие, уважение, благожелательность и открытая коммуникация.
7. Определить существующую связь между конкретной субличностью и другими частями психики, разрешить конфликты между ними (при помощи диалога, метода завершения предложений и работы с зеркалом).
Деверс разработала очень эффективный метод, позволяющий клиентам наладить диалог со своими субличностями. Работа с зеркалом — это форма психодрамы, связанная с измененными состояниями сознания, когда клиент/субъект, сидя перед зеркалом, входит в эгосостояние конкретной субличности и в этом состоянии разговаривает со взрослым сознательным эго, которое видит в зеркале. Почти всегда этот процесс сопровождается завершением предложений. Например: «Пока я сижу и смотрю на тебя…», «Ты обращаешься со мной, как моя мать, вот каким образом…», «Вот что я от тебя хочу, но ты мне этого не даешь…», «Если бы я чувствовал, что ты меня принимаешь…», «Если бы я ощущал, что ты сочувствуешь моим стараниям…»
Работаем ли мы с подростковым эго, эго противоположного пола или родительским эго, желая добиться интеграции субличностей и ощущения полноты своего «я», процесс всегда одинаков. Мы превращаем отторгаемые субличности из источников расстройства и конфликтов в позитивные ресурсы, которые обогащают нас и наполняют энергией.
Можно ли добиться успеха в практике самопринятия, не изучая субличности? Конечно. Если мы просто научимся принимать и уважать сигналы внутреннего «я» и полнее ощущать происходящее, это пойдет на пользу самооценке. Однако порой мы видим, что самопринятие блокировано, но не понимаем почему. Таинственные голоса, звучащие у нас в голове, занимаются безжалостной самокритикой. Самопринятие кажется недостижимым идеалом. Если такое случается, то работа с субличностями может обеспечить настоящий прорыв. В психотерапии она нередко дает бесценные результаты, поскольку одно из препятствий для роста самооценки — звучащие изнутри родительские голоса, бомбардирующие нас критичными и даже враждебными замечаниями. Мы, психотерапевты, должны понимать, как отключить эти негативные голоса и превратить враждебные материнские или отцовские субличности в источник позитива.
Что должен уметь психотерапевт, ориентированный на самооценку
К числу базовых навыков, которыми должен обладать каждый эффективный психотерапевт, относятся навыки выстраивания отношений между людьми, а именно: налаживание взаимопонимания, создание атмосферы безопасности и принятия, умение вселить надежду и оптимизм. Также психотерапевт должен владеть навыками решения проблем — например, в сексуальной сфере, в области карьеры, обсессивно-компульсивных расстройств и т. д.
Если терапевт считает наработку самооценки ключевым аспектом в своей работе, ему следует обратить внимание на специфические аспекты. В обобщенном виде их можно представить в виде таких вопросов:
1. Какими средствами я владею, чтобы помочь клиенту жить осознаннее?
2. Как я смогу научить его самопринятию?
3. Как я смогу помочь ему повысить самоответственность?
4. Как я смогу мотивировать его самоутверждение?
5. Как я могу помочь клиенту действовать более целенаправленно?
6. Как помочь ему проявлять больше целостности в повседневной жизни?
7. Как воспитать в нем самостоятельность?
8. Как научить его относиться к жизни с интересом?
9. Как пробудить заблокированный позитивный потенциал?
10. Как помочь клиенту разрешить конфликты и вызовы, чтобы одновременно расширить его зону комфорта, компетенции и мастерства?
11. Как помочь ему освободиться от иррациональных страхов?
12. Как помочь ему избавиться от непреходящей боли старых ран и травм, возможно, полученных в детском возрасте?
13. Как помочь клиенту признать, принять те аспекты его эго, которые он отвергает и отрицает?
Равным образом клиент, желающий оценить результативность терапии, может использовать эти вопросы, чтобы изучить применяемый подход или личный прогресс. Итак…
Учусь ли я жить более осознанно? Учусь ли я принимать себя? Помогает ли мне психотерапевт добиться самостоятельности и личной силы? И так далее.
Страх, боль и устранение негатива
Иррациональные страхи неизбежно оказывают отрицательное воздействие на наше самоощущение. И наоборот, устранение иррациональных страхов способствует росту самооценки. Это одна из главных задач психотерапии.
Неизлеченная боль прошлого ставит еще одно препятствие на пути к повышению самооценки, поскольку часто вызывает ощущение беспомощности, от которого человек, как правило, старается отгородиться. Если мы находим в себе силы ослабить или изгнать боль от психологических травм, самооценка начинает расти.
Работая с проблемами, обозначенными выше, мы постоянно перемещаемся между позитивом (например, умением жить осознанно) и негативом (например, иррациональными страхами). Эти моменты неразрывно переплетены между собой. Для целей обсуждения и анализа их можно отделить в понятийном плане, однако в жизни они всегда сосуществуют. Устраняя негатив, мы расчищаем путь для позитива. Когда мы культивируем позитивные моменты, негатив часто слабеет или исчезает.
В последние годы психофармакология совершила значительный прорыв, что повлияло на устранение ряда негативов — в особенности серьезных расстройств, происхождение которых кроется в нарушениях биохимического баланса. Многие люди обрели возможность полнее функционировать в окружающей реальности. Однако эта область несвободна от противоречий. Оппоненты сторонников психофармакологии утверждают, что ее эффект сильно преувеличен, что результаты исследований не подтверждают громких заявлений, а опасные побочные эффекты препаратов замалчиваются или недооцениваются.
Я наблюдал клиентов до и после того, как их тревожность, депрессии и обсессивно-компульсивные реакции ослаблялись или устранялись (а может, маскировались?) химическими препаратами. Меня всегда поражало, что фундаментальные проблемы с самооценкой (и структурой личности) при этом никуда не девались, и неважно, чувствовали ли себя люди лучше или нет.
Однако, помимо ослабления страданий, такое лечение имеет еще одно преимущество: проходящие его пациенты лучше воспринимают воздействие психотерапии. Плохая же новость состоит в том, что иногда лекарства уводят людей от реальности: проще принять таблетку, чем решать проблему.
Психотерапия будущего
По мере возрастания роли самооценки в повседневной жизни все больше психотерапевтов неизбежно будут слышать от своих клиентов вопрос: «Как мне поднять ее?». Будет шириться потребность в методике, специально заточенной под эту проблему. Но вначале нужно понять, что же такое самооценка и от чего зависит ее правильное развитие.
Например, один из подходов ставит во главу угла помощь клиенту в наработке новых навыков. Да, это важный момент, но лишь один из аспектов терапии самооценки. Если клиент в жизни не проявляет достаточной критичности и честности по отношению к себе, то новые навыки не заглушат нужду в здоровом самоощущении. Если же клиент неразрывно слился со сверхкритичным голосом матери или отца (то есть материнского или отцовского эго), ощущение глубинной неадекватности и несостоятельности будет сосуществовать с высокими достижениями в реальности. Если клиент думает о компетенции и собственном достоинстве исключительно как о сумме приобретенных знаний и навыков и игнорирует более глубокие механизмы, обусловливающие возможности их приобретения, чувство неудовлетворенности будет сосуществовать с любым количеством обретенных способностей.
Определяя самоэффективность как уверенность в собственном умении разобраться с основными жизненными вызовами, мы увязываем этот компонент самооценки не со специфическими знаниями и навыками, но с нашей способностью думать, принимать решения, учиться и стойко противостоять трудностям. Эффективная терапия самооценки должна быть достаточно всеобъемлющей, чтобы охватывать проблемы не только компетенции, но и самоуважения: веры в то, что ты заслуживаешь любви, успеха и счастья.
Согласно другой традиции, самооценка — это «отраженное одобрение» значимых персон. Тогда, по логике, психотерапевт может заявить клиенту: «Вы должны научиться быть приятным другим людям». На деле, однако, мало кто прибегает к подобным заявлениям или обещает: «В курсе терапии вы научитесь манипулировать людьми столь искусно, чтобы у подавляющего большинства из них не оставалось другого выбора, кроме как полюбить вас, — вот тут ваша самооценка и повысится!».
И все же, если люди действительно верят, что самооценка — это «дар со стороны», почему мало кто говорит об этом вслух?
Полагаю, ответ состоит в том, что, как бы сильно человек ни руководствовался мнением других в теории, в глубине души он все равно подозревает, что главное и самое необходимое одобрение идет изнутри. В детстве мы зависим от окружающих, которые удовлетворяют большинство наших нужд. Одни дети менее зависимы, чем другие, но ни один ребенок не обладает самостоятельностью, доступной взрослому. С возрастом мы расширяем «область самообеспечения», включая самооценку. Если мы развиваемся правильно, то переносим источник одобрения с мира на себя; происходит сдвиг от внешнего к внутреннему. Но если человек не понимает природы и истоков самооценки взрослой личности, мысля в терминах «отраженного одобрения», то ставит себя в крайне невыгодное положение, когда нужно переходить от теории к практике.
Некоторые психотерапевты отождествляют самооценку с самопринятием и трактуют, по сути, как данное от рождения право, к возникновению которого индивид не обязан прилагать никаких дополнительных усилий. Такой подход предлагает весьма ограниченное понимание самооценки и ее требований. При всей важности самопринятия клиент не получает ответа на вопрос, почему оно не снимает его потребности в чем-то большем — в стремлении к вершинам, пути к которым сокрыты, и никого нет рядом, чтобы указать дорогу.
По этим причинам я бы рекомендовал тем, кто ищет профессиональной помощи в повышении самооценки (весьма стоящее и захватывающее предприятие), задать своему потенциальному психотерапевту следующие вопросы:
1. Какой смысл вы вкладываете в понятие самооценки?
2. Как вы считаете, от чего зависит здоровая самооценка?
3. Что мы совместно предпримем, чтобы положительно воздействовать на мою самооценку?
4. Почему вы так считаете?
Любой истинный профессионал уважительно отнесется к таким вопросам.
