III. Подвижницы-монахини второй половины XX века
Купола Новодевичьего монастыря.
На саночках в метель
Спасо-Прилуцкий монастырь. Вологда. Автор снимка Evgeny Shaparin.
Схимонахиня Серафима (Ушакова). 1875–1950
Легкое тело лежало в снегу, метель укрывала его новыми покрывалами. Монастырские сани давно скрылись из виду, а кудлатое небо безучастно смотрело на тело. Кажется, ни признака жизни не было в этом живом свертке. Но девушка, занесенная снегом, была жива. Ее молитвы поднимались в самое небо, к Богу, тонкой струйкой почти невидимого пара. Наконец в снежном мареве показались темные точки: это монахини возвратились, чтобы найти сестру. Они не чаяли найти ее живой. Но София все же была жива. Многое предстояло пережить монахине Софии, в схиме — Серафиме. Но этот день отразил в себе всю ее судьбу. Без документов, без работы, инвалид — мать Серафима оказалась сокровищем спасения, которое многие люди со слезами и стонами искали долгие годы.
В поселок Коммунарка добраться можно от станции Бутово. Это уже Московская область, но очень близко от МКАД. Долгое время в этом поселке жила замечательная подвижница, схимонахиня Серафима (Ушакова). Период ее служения людям пришелся на тяжелое для Церкви время. Будучи монахиней и инвалидом, матушка Серафима заботилась о людях действительно как родная мать. Он нянчила детей своей келейницы Марии, раздавала принесенные ей «подарки» в виде одежды и пищи, утешала словом. Главным ее делом была молитва. Эту замечательную подвижницу знали и клирики патриархии, и значительная часть населения многонациональной страны. Поселковый совет не раз ополчался на лежачую старицу, но Бог отводил угрозу от дома, где она жила. Невидимая сила покрывала и тех, за кого подвижница молилась.
Родилась София Ушакова в 1875 году в благочестивой состоятельной семье. Родители Софии видели в дочери светскую девушку, достойную невесту. Они дали ей лучшее образование, какое могли, в надежде, что дочь удачно выйдет замуж. Или, как говорили в то время, — составит блестящую партию.
С. И. Грибков. Перед свадьбой.
В романах Льва Толстого есть персонажи, отчасти похожие на родителей Софии: утонченные, доброжелательные. София на героиню романа совсем не походила. Это была строгая, чистая душа, не любящая светских условностей и тяготящаяся ими. Но слово родителей было для Софии законом. Наконец нашлась подходящая партия и началась подготовка к пышной свадьбе.
Одному Богу ведомо, какая борьба шла в сердце Его избранницы Софии. Наверное, она думала, что отвращение от светской жизни — глупость, что это обычная для людей ее круга жизнь и что терзания не стоят выеденного яйца. Но чистое сердце, исполненное Духа Святого, звало к Богу и только к Нему.
— Нет, для меня есть только монашеский путь. Мне предстоит вынести много трудностей, но иначе я погибну. Господи, спаси меня!
Для нежной светской девушки вопрос о монашестве оказался вопросом жизни и смерти. София выбрала жизнь со Христом. Накануне свадьбы София тайно покинула отчий дом и ушла в Филимоновский монастырь во имя святого князя Владимира. Она раз и навсегда сказала себе: обратной дороги в мир нет.
Игуменья и сестры приветливо встретили новенькую. София обладала уживчивым, спокойным нравом, умела расположить к себе. Так ей пригодились навыки, полученные в ее кругу еще в миру. Однако сразу же начался необходимый монастырский искус. Даже в женских обителях девушек, желающих стать монахинями, долго испытывают, прежде чем принять в монастырь. Если после долгих и трудных испытаний девушка не запросится домой, не разочаруется в выбранном пути — она настоящая монахиня.
И. Я. Репин. Монахиня. 1878. Москва. Государственная Третьяковская галерея.
Софии дали мужское послушание: носить воду. Пять лет, в мороз и в зной, София носила ведра с водою для обители. Монастырь был расположен на холме, довольно крутом. А колодец расположен был под холмом, так что с полными ведрами Софии приходилось идти в гору.
София выдержала эти пять лет. Она когда-то сказала себе, что пути назад нет. И повторяла это, как только подступали сомнения. То были, возможно, самые трудные годы в жизни подвижницы. Она приобрела подлинно монашеские качества: смирение и кротость — благодаря тому, что не роптала. На шестой год Софии дали другое послушание: заготавливать на зиму соленья. Летом она собирала ягоды и грибы, сортировала, чистила, мыла собранное, сушила и потом приступала к заготовкам. За время жизни в монастыре София прошла все основные монастырские послушания.
Нет сведений, когда Софию постригли в рясофор, а потом — в мантию. Но вполне возможно, что постриг она приняла после сильной болезни, от которой едва не умерла. Заболела София внезапно и очень сильно. Сестры решили, что ее нужно отвезти к доктору. В монастыре не было своего врача. Время было сложное: сразу после революции. Дело было зимою. Сестры закутали болящую в тулуп, уложили на санки и повезли. В дороге путниц застигла метель. Сестры не заметили, как София соскользнула с санок. А когда хватились, что санки пустые — бросились искать. Они не верили, что София останется живой, однако молились. И нашли болящую живой. К врачу Софию все же довезли, и ей была оказана помощь. Но с тех пор болезнь стала прогрессировать. Руки и ноги Софии стали скрюченными, она уже не смогла выполнять послушания.
В 1928 году монастырь был закрыт. Часть сестер была выслана, кому-то удалось скрыться в ближайших селах. К этому времени София уже приняла схиму с именем Серафима. В стылый ноябрьский день мать Серафиму подняли с железной койки, на которой она лежала, вынесли в березовую рощицу возле монастыря и положили на землю, чтобы умерла от сырости и холода.
Монахиню нашла девочка Маруся.
— Матушка! Матушка!
Маруся бежала по рощице и звала. И вдруг увидела матушку, как будто дремлющую. Может быть, замерзла насмерть? Но она была жива!
Маруся очень была привязана к старице Серафиме. Когда-то у Маруси заболел палец, да так, что доктор велел ампутировать его, чтобы опухоль не пошла дальше. Маруся очень расстроилась и побежала к монахине, которая всегда ласково ее принимала. Это была матушка Серафима. Маруся расплакалась, прижалась к болящей и рассказала про свою беду. Матушка начала утешать:
— Все будет хорошо. Вылечим твой пальчик. И сделала лекарство, в котором были свечные огарки, еловые шишки и освященное масло. И помазала им больное место. Маруся широко распахнутыми глазами смотрела на это чудесное Божье снадобье. А потом, с неменьшим изумлением, обнаружила, что опухоль прошла!
С тех пор Мария неразлучна была с матушкой Серафимой и заботилась о ней, как о своей родной матери. Вместе с монахиней Мария пережила и нападения властей, и прочие искушения.
Когда Мария подросла, матушка Серафима мягко, но настойчиво ей сказала:
— Нужно замуж выходить.
Как «замуж»? При матушке так легко и хорошо. И никто не нужен. Маруся захотела возразить, но вдруг осеклась. Видимо, так Богу нужно. Подвижница, как когда-то ей самой — ее мать, сказала, не повышая голоса:
— Надо, девонька.
Подвижница очень беспокоилась, чтобы семейная жизнь преданной ей Маруси, которую она любила как родную дочку, устроилась бы по Богу, чтобы семья была крепкой. Сколько матушка переговорила с Богом о будущей судьбе своей Маруси, неизвестно. Однако вскоре после того самого решающего разговора к Марусе посватался Кузьма Кузнецов, и Маруся ответила ему, поставив, однако, условие:
— Матушка Серафима будет жить с нами. Кузьма согласился. И с тех пор, где бы ни жила чета Кузнецовых, с ними жила и матушка Серафима. Она вынянчила их двоих детей. Хотя руки плохо слушались матушку, она качала детские колыбельки. При этом сердце и ум подвижницы были обращены к Богу. Над обоими колыбельками звучали стихи Псалтири и Евангелия. Дети впитывали музыку этих стихов.
Кузьма был родом из подмосковной Коммунарки. По его предложению Мария с матушкой перебрались туда. Вскоре о благодатной матушке Серафиме узнали не только местные жители, но и — по сарафанному радио — жители всего Советского Союза. С приходящими старица была приветлива. Раздавала подарки: кому маслице, кому святую воду, кому просфорку. В Коммунарку наведывались и монашествующие, и даже известный протоиерей, которому нужно было ехать через всю Москву. Поток людей раздражал власти. Чтобы не подвергать старицу большой опасности, решено было найти другое место проживания. В селе Жабкино, которое теперь вошло в район Бирюлево, нашлось подходящее жилище. Вместе с матушкой Серафимой там жила ее помощница, монахиня Гавриила.
Однако слава шла впереди старицы. Верующим Николо-Бирюлевского храма было известно о матушке Серафиме. Оттуда в Жабкино потек поток людей, ждущих спасения и помощи. Переезд в Жабкино был последним для матушки. Она уже чувствовала, что скоро ее кончина, и все же продолжала принимать людей, утешая, наставляя и укрепляя в вере.
Скончалась матушка Серафима в 1950 году, на Прощеное воскресенье. По кончине, свидетельствуют очевидцы, у старицы расправились ручки и ножки. Лик стал светлым и спокойным. Когда выносили гроб, все увидели в небе огромный сияющий крест. Отпевали старицу по монашескому чину. На сороковой день после кончины Марии Кузнецовой было видение, что матушка Серафима стоит в алтаре Никольского храма, озаренная светом, и Мария — рядом с нею. Строгий голос спрашивает:
— Что здесь делает Мария?
— Она служила со мною 22 года, — ответила старица.
Это была поистине добрая весть для Марии, потерявшей свою духовную мать.
В 1977 году кладбище, на котором похоронена схимонахиня Серафима, должны были уничтожить. Отец Василий Мосеев добился разрешения на перезахоронение останков старицы. В июле 1979 года, через 29 лет после кончины, гроб с телом схимонахини Серафимы был поднят. Облачение и тело усопшей праведницы были целы и невредимы. Только кипарисовый крест выпал из рук. Отец Алексей Байков, которому было положено отпевать, не на шутку испугался. Ведь это были настоящие мощи! Это была святыня! Но вместе с испугом пришли радость и утешение о новой угоднице. Отец Алексей отпел старицу, а потом спросил ее благословения — как у живой.
Есть множество свидетельств, что по молитвам матушки Серафимы совершаются чудеса и исцеления. Отец Алексей Байков рассказывает, что в усталости и унынии всегда обращается к матушке Серафиме и чувствует новый приток сил, как будто молодеет. Истинная угодница Божия не оставляет и всякого, бывающего на ее могиле или молитвенно обращающегося к ней.