Часть 6
Тонкая игла пробила кожу, и анестетик ненавистной волной разлился по плечу, превращая руку в бесполезную плеть. В Пустоши абсолютный контроль над каждым движением был гарантией жизни, и чувство, будто кусок плоти заменили чем-то чуждым, било по нервам. Потому Джей старался обходить медиков стороной, кроме случаев разумной необходимости.
Увы, сейчас был как раз такой.
Работа шла быстро, с точностью лучшей винтовки. В прикрепленный к гостинице небольшой госпиталь врачи отбирались гораздо жестче, чем в местную больницу. Хозяин прекрасно знал, кто его клиенты. И столь же прекрасно понимал, что именно они могут притащить из Пустоши. К тому же хорошие медики приносили хорошие деньги. И пока стены местной больницы ютили новичков-неудачников, а врачи раз за разом лечили одни и те же ожоги от плевков многоножек, те, кто нарвался на тварей серьезней, шли сюда.
Пуля бодро звякнула о край миски и скатилась на дно. Рядом лег инструмент, сверху — изляпанные в крови перчатки:
— Подумать только, церемониальное ружье! — хирург с прозвищем Трал, таким же глупым и незвучным, как было когда-то у Хаука, только фыркнул. — Да уж, такие пули обычно вытаскивают в морге!
— Или не вытаскивают вообще, – негромко отозвался Джей, неуклюже натягивая кофту одной рукой. Вторую теперь плотно держали бинты, даже пальцем не шевельнуть. – Долго мне торчать на койке?
– С неделю-две, – пожал плечами Трал. — Не будешь дергаться, мож и меньше. Но что-то мне говорит, ты через день уже куда-нибудь сорвешься.
— Через два караван.
Врач только вздохнул:
– Ну, за два чуть затянется. Если пойдешь в центре, сойдет. Транспорт есть?
– Летучка есть.
— Спидер, чтоль? – снова фыркнул Трал. — Сойдет, сойдет! Все сойдет, лишь бы ход был мягкий. На вот. Одну сегодня, вторую завтра: быстрее заживет. Так и быть -- бесплатно.
Джей подставил ладонь и хмуро глянул на две кроваво-красные капсулы, щедро отсыпанные из белого безликого коробка. Перевернул пальцами одну, тут же поймав взглядом едва заметную маркировку-четырехлистник:
– Чем обязан?
– Чем? – насмешливо изогнул брови Трал. – Да уж сам выбери: званием, заслугами, собственным шармом? Ты, мужик, и ребята твои много кого из Пустоши вытащили. Это вот тебе «спасибо».
«Спасибо», значит. Чуть помедлив, Джей кивнул и спрятал капсулы в карман – светить их лишний раз не стоит. Ребята из Четырехлистника делиться технологией и знаниями отказались, заперлись в Цитадели и работали только на Вольных. За хорошие деньги работали. Препаратов их производства было очень мало, встречались они редко и за пределами Цитадели стоили дороже некоторого снаряжения. Передавать их Имперским было строго запрещено. Городским, что уже интересней, использовать тоже запрещали. Для тех, кто провел в Пустоши меньше года, лекарство превращалось в самый страшный яд. Впрочем, Джей мог понять, почему: в отличие от всего медицинского, от капсул Четырехлистников разило излучением.
Такое «спасибо» могло спасти жизнь, а не просто побыстрее вылечить плечо. Но Трал будто услышал его мысли:
– Ты не думай их того, на будущее, – вдруг серьезно сказал он, уловив задержку. – У тебя шрамов тьма, дырка в плече из них, смотрю, почти самый мирный. Но раз хочешь соваться в Пустошь, лечи. Подцепишь чего, без руки останешься. И ты это… – хирург чуть замялся, но все же махнул рукой и закончил: – Рана-то городская.
– Понял тебя.
Джей кивнул и услышал, как Трал облегченно перевел дух. Интересно, чего так боялся? Мэй рассказывала когда-то, что суеверия в их братии не в чести, но тут суеверием и не пахло. Рана, полученная в Пустоши, и рана, полученная в городе, действительно разные. Просто разницу эту не объяснить наукой. Как и чутье.
Чутье, которое не давало осечек за куполом, но здесь и сейчас проспало смертельную опасность со спины. Таких тварей, убийц из людей, Джей, увы, чуять совсем не умел.
Пока Джею латали плечо, Хаук успел сотню раз обойти весь коридор. Уже знал, что от двери до окна тут семь шагов, а от стены до стены – два с половиной. Узкий короткий коридор. Уютный. У окна, вон, стоит зеленый муляж какой-то необъяснимой штуки в горшке, а вдоль стен раскиданы бесформенные кресла, набитые черт знает чем, но очень удобные. У них в номере тоже такое есть.
Сейчас было как-то не до удобства.
Даже понимая, что от такой раны Джею не будет ничего, кроме недельки вынужденного спокойствия, Хаук не мог найти себе места. Микки не шел из головы. Засел там то словами Джея о том, что жизнь Ферро оказалась связному дороже собственной, то восторгами самого Микки. Теми, за которые так хотелось выбить зубы, разбить лицо, заткнуть раз и навсегда, чтобы больше никогда не слышать этого слепого обожания.
Восторги и обожание, да.
Джей забрал у мальчишки мечту, и тот решил отомстить. Ферро забрал у Джея… Наверное, тоже мечту. Такую, которая осуществилась с эмблемой родного отряда. Такую, которая осуществилась бы с первым словом сына. Или же дочери?
Хаук скрипнул зубами и резко выдохнул. Со свистом. Зло. Нельзя, нельзя сравнивать Джея и Микки! Но сравнение шло в голову само, вместо темного желания мстить за учителя. На связного Хаук разозлиться не мог. Считать, что ошибся Микки, значило назвать убийцей собственного учителя. Ведь оба мстили за мечту, и кто виноват, что связной просто ошибся с её выбором?
Джей вышел хмурым. Скорее даже злым, но в этот раз гадать о причинах не стоило. Нелюбовь своего учителя ко всему медицинскому Хаук уже давно просек. Еще там, в Брайте, когда тот самым наглым образом сбежал из больничной палаты и неделю успешно пудрил Страйду мозги, что его выписали и все в порядке. Пока не заработал себе новых проблем.
На самом деле этого Хаук не понимал. Взрослый серьезный человек должен бы давно избавиться от детских страхов и прочих причин нелюбви к медицинской братии. Особенно такой человек, как Джей, который в свое время повидал и пережил многое.
С другой стороны, Джей и был серьезен. Когда считал, что это требуется. В остальное же время как будто отрывался за всю эту «серьезность», часто творя такую необъяснимую чушь, которую и ребенок сочтет глупой.
– И что дальше? – негромко спросил Хаук, нарушив неловкое молчание. На самом деле в голове крутился вовсе не этот вопрос. Но задавать настоящий пока было… страшно.
– Дальше отдых. Тебя завтра ждет новый материал. Потом посмотрим, как лучше поступить. У меня есть пара идей. Я надеюсь остаться тут, но без руки из меня дрянное прикрытие, а отпускать тебя одного нельзя. В общем… Ты выспись пока. Там посмотрим.
Они остановились у одной из десятка одинаковых дверей, отличающейся лишь золоченым номером «17», и Джей, скривившись, потянулся за ключом. Чувствуется, плохое настроение у него будет все время, которое врач с перекошенным от шрама грубым лицом напутствовал оставаться «в безопасности и покое».
Давным-давно стемнело. Джей не стал зажигать общий свет, ограничившись парой настенных ночников, полностью закрыл окна, и комната стала личным пространством, отсеченным от всего мира и пропитанным запахами заранее приготовленной еды. Сервис, мать его. Хаука напрягало, что в их отсутствие по комнате шастают посторонние, но раз Джей не возражал, значит, опасаться нечего.
Нормально поесть, правда, не вышло.
Двурукость Джея, увы, не относилась ни к вилке, ни к ложке, ни даже к чайнику, хотя справиться с последним Хаук хотя бы мог помочь. Но дело, так или иначе, закончилось парой бутербродов и мерзким настроением. Джей не стал бороться ни с приборами, ни с собственным самолюбием, выбрав самый «безопасный» вариант, а свою порцию отдал Хауку.
Но так и не заданный вопрос не давал покоя, тянул за язык, и, проглотив последний кусок с остатками простой воды, Хаук все же отважился:
– Джей, что теперь будет… с Микки?
– Похороны.
Хаук вздрогнул, как от пощечины. Похороны, да. Где-то в глубине души он об этом подозревал, но Микки ведь не старше, не хуже и не лучше. Просто другой. Просто ошибся.
– Это… решено? Ну, приговор. Его нельзя спасти?
– Можно, – Джей отложил в сторону планшет и посмотрел прямо в глаза Хауку, заставив заледенеть. – Я могу. Я не буду этого делать. Ты понимаешь, почему?
– Потому что он пытался убить тебя.
– Нет. Потому что он мстил. И потому что единственный шанс добраться до меня он уже слил.
– Разве это не значит, что он уже проиграл? Разве смерть…
– Не значит, Хаук! Тот, кто ищет мести, не остановится ни перед чем. Уж поверь. А этот твой Микки трус и крыса, ты этого не видишь?
– Вижу, но…
– Как будет бить крыса, если не может ударить прямо?!
– Ну… в спину.
– Нет, Хаук! Он будет бить по тебе. И черта с два я это позволю. Я спас ему жизнь. Один раз спас. Сейчас… Сейчас это не тот случай, когда его надо спасать. Он уже был на грани, знает страх смерти, знает цену собственной жизни, знает… Все он знает! Здесь и сейчас он не жертва Пустоши. Он сделал выбор и платит за него, как платил я. На этом точка.
Джей вроде не повышал голос, но каждое слово будто било по лицу, вдалбливая в голову, что Хаук зря пытался их сравнивать. А еще лишний раз напоминая, что слова о «К-9», красивые, громкие сказки о том, как отряд всех спасал без разбору, все же не были правдой. Не абсолютной. «Не жертва Пустоши», сказал Джей. Правильно сказал, но… Отчего-то Хауку отчаянно не хотелось, чтобы Микки умер. Чтобы его расстреляли из тех самых церемониальных ружей, у почти такой же стены, к которой Джей стоял спиной с завязанными глазами.
– Куда ты? – Хаук очнулся, когда учитель уже успел натянуть на себя куртку и направиться к двери. – Да еще и в такое время? – А потом подскочил, как ужаленный, и встал на пути, кажется, еще до того, как Джей сделал следующий шаг. – Хрен я тебя отпущу опять пить.
– Уйди с дороги.
– Ты ранен. Как там: покой, безопасность и отдых? Бухло не катит уж точно.
– Уйди с дороги, Хаук.
– Не уйду. Я уже сказал, что не буду тупо смотреть, как ты спиваешься. Ты там что-то нес про доверие и все такое, так что, может, сам себя послушаешь?
– Предлагаешь пускать сопли в жилетку?
– Предлагаю помощь. Раз виноват не я, то я смогу помочь, нет?
– Нет. Свали.
Хаук скрипнул зубами, но остался стоять на месте. Только сложил руки на груди и чуть дернул подбородком:
– Ну, так убери с дороги.
– Силой?
– Силой.
Джей как-то сразу постарел еще больше, вздохнул так, что в Хаука вдруг острыми когтями впилась совесть, и качнул головой:
– Ладно.
Но удара не последовало. Джей с ледяным спокойствием развернулся, скинул куртку, кое-как стянул с себя ботинки, да так и рухнул на кровать, чуть поморщившись от наверняка стрельнувшей в плечо боли. Помявшись на месте, Хаук все же отошел от двери и сел обратно. Совесть продолжала грызть, хотелось что-то сказать, чуть ли не извиниться, или хотя бы найти ту ниточку, которая заставит Джея рассказать причины, но… Но учитель уже уснул. Кажется, без притворства. Хауку оставалось только последовать примеру и надеяться, что утро вечера действительно мудрёнее.
Только утро наступило гораздо раньше задуманного.
Страшный нечеловеческий крик плетью ударил по ушам, заставил подпрыгнуть до потолка, неуклюже скатиться с кровати и, забыв про сон, вцепиться в первое, что попалось под руку. Из высокого ботинка оружие так себе, но лучше, чем ничего.
Что случилось? В номер пробралась какая-то тварь? Как?! И где Джей? Целый вихрь мыслей пронесся в голове прежде, чем Хаук что есть дури ударил по светящейся в темноте кнопке выключателя. Свет вспыхнул весь разом. Но в комнате не было никого. Только Джей, который теперь не то глухо выл, не то… плакал? В Брайте Хаук уже разок испытал сомнительное удовольствие просыпаться от чужих криков. Тогда, помнится, Джею приснился кошмар, шепот из прошлого. Но происходящее сейчас не шло ни в какое сравнение с той показавшейся жуткой ночью.
Хотя бы потому, что учитель не проснулся.
Тело Джея била крупная дрожь, видная невооруженным глазом. По лицу, кажется, все же стекли скупые капли, но Хаук постарался выкинуть это из головы. Что хуже – рана открылась. Кровь уже насквозь пропитала бинт, окрасила алым матрац и подушку. Джея надо было срочно будить, но Хаук боялся даже подойти. В таком состоянии Джей легко поблагодарит ножом в горло или пулей в лоб. Питать иллюзий из-за раненого плеча Хаук был точно не склонен.
И не придумал ничего лучше, чем наплевать на все, подойти и выплеснуть в лицо полный графин холодной воды.
Джей сел резко, будто не почувствовав боли. Вообще ничего не почувствовав. Бледное лицо сливалось по цвету с подушкой. Частое болезненное дыхание пугало, но остановившийся пустой взгляд в одну точку и вовсе внушал необъяснимый ужас.
– Джей? – Хаук окликнул аккуратно, хриплым шепотом, но его не услышали. Второй раз, громче. Лишь на третий Джей, кажется, начал хоть как-то осознавать происходящее. На автомате зажал плечо, тряхнул головой, стер окровавленной ладонью воду с лица, оставив страшные разводы, и горько ответил:
– Дал бы выпить – выспался бы.
– Так ты… От кошмаров так бегаешь?
– Нет. Да… Не совсем, – Джей вдохнул глубже, медленно выдохнул, снова провел ладонью по лицу, по-прежнему не замечая собственной крови. Весь его вид, голос, каждый жест пропитывала страшная обреченная усталость, теперь заметная без маски похмелья и выпивки. – От Макса. Каждую ночь я ничего не могу сделать, потом открываю глаза и вижу тебя. В такие минуты я… Мне… мне тяжело. Хреново. Я срываюсь на тебя, и это мерзко. Хуже бутылки. Много хуже любого похмелья.
– Мне не…
– Да не в тебе дело!!!
Джей буквально вцепился ладонью в лицо, как-то странно скрючился, да так и замер. А Хауку только и осталось торчать рядом тупым деревянным истуканом. Он помнил слова Кастиэля, понимал, что сейчас Джея как никогда должен кто-то поддержать, да только рядом больше никого не было.
А еще эта кровь.
Не найдя ничего лучше, Хаук все же подошел, ободряюще сжал здоровое плечо учителя и негромко произнес:
– Ты много крови потерял. Давай, я приведу врача, а там, ну, придумаем что-нибудь.
Трал матерился долго, выразительно и от души. Хотя работе слова не мешали, и руку Джея вскоре снова фиксировала плотная повязка, даже не думающая намокать от крови.
– Пил?! – резко спросил Трал, вглядываясь теперь в наверняка бледное лицо. Зеркала поблизости не было, но Джей и без него понимал, что выглядит не ахти, осунувшийся и от потери крови, и от изматывающего кошмара.
– А что, здесь разит перегаром? – сквозь зубы процедил Джей, отвечая совсем недобрым взглядом. Паршивое настроение медика он понимал, но и оскорблений прозвучало достаточно.
– Таблетку пил, кретин?!
– Ну, пил.
– Хорошо, – мгновенно расслабился и как-то подобрел Трал. Уродливое лицо разгладилось, на нем появилось даже какое-то благодушие. – А про бухло недели на три забудь. Четырехлистники с ним не ладят. Ну, бывай.
Тут просиял и Хаук, даже не подумавший скрывать радости. То ли и правда волновался. То ли Джей опустился до того, что ученику стало просто мерзко его выносить. И второй вариант звучал гораздо, гораздо правдивее.
Так или иначе, дверь за Тралом захлопнулась, пожалуй, с излишней поспешностью. Невооруженным глазом было видно, что у мальчишки-городского прожженный и избитый Пустошью медик вызывал не то внутреннее напряжение, не то просто страх. Но ни комментировать, ни спрашивать Джей не стал. Молча пересел на кровать ученика и кивнул на свою:
– Прости, но это тебе работа. Не хочу тут лишних.
Удивительно, но Хаук даже не подумал спорить. Молча вытащил из шкафа чистое белье, молча же снял заляпанное кровью. Правда, молчание это было странным, ожидающим. Джей понимал, чего ждет его ученик, но тоже молчал.
– Ты так ничего и не скажешь?
– Нет.
Хаук только вздохнул и отошел от аккуратно застеленной кровати:
– Ладно. Но может это, снотворное тебе какое? Если ты так каждую ночь подскакивать будешь…
– Не поможет. Я пробовал. Наркота поможет, но настолько низко я не опущусь. Пусть тебе и кажется, что ниже уже не куда.
– Я даже не думал…
– Прости, Хаук.
Мальчишка замолчал и нахмурился. Извинений он явно не ожидал, да только Джей еще не закончил. Нет, конечно, стоило попросить прощения и за свои выходки. Но не только:
– Боюсь, с Каньоном придется продолжить чуть позже. Послезавтра из города выходит караван, мы уйдем с ним. Среди городских и торговцев, не в сопровождении.
– А… куда? И зачем?
– В Мидори. Зеленый город близ границы со степной зоной. Семнадцатый квадрат, желто-зеленый. Если идти дальше, можно уткнуться в огромное озеро, берега которого упираются в горы. На это стоит посмотреть, и, думаю, мы найдем время. Но в Мидори… В Мидори мы идем для меня. Если подумать, я давным-давно должен был там объявиться. Еще пять лет назад. Если я и могу где справиться без выпивки со всем этим. С прошлым. То только там.
– Там твой дом?
– Нет. Но там меня ждут.
