ГЛАВА 16

После собрания совета Давиду вновь удалось улизнуть, и только поздним вечером следующего дня я наконец улучила момент, чтобы застать его в мастерской фабрикаторов. Парень сгорбился над горой чертежей, его пальцы были испачканы чернилами.

Я устроилась на соседнем табурете и прочистила горло. Он поднял голову и сонно заморгал. Давид был таким бледным, что я видела голубоватые узоры вен под его кожей. Кто-то сделал ему ужасную стрижку.

«Наверное, он сам», – подумала я, мысленно покачав головой. Трудно поверить, что этот парень – возлюбленный Жени.

Он опустил взгляд на мой ошейник. Затем начал возиться с предметами на рабочем столе, перекладывая их с места на место и выстраивая в аккуратные линии – компас, карандаши, ручки и чернильницы разных цветов, осколки обычного и зеркального стекла, вареное яйцо (наверное, его ужин) и куча бумаг с чертежами и схемами, в которых я ничего не смыслила.

– Над чем работаешь?

Он снова моргнул.

– Над посудой.

– А-а…

– Отражающими тарелками. На основе параболы.

– Как… любопытно, – выдавила я.

Давид почесал нос, оставив большое синее пятно на переносице.

– Возможно, это увеличит твою силу.

– Как перчатки с зеркалами?

Я попросила прочников изготовить их еще раз. С могуществом двух усилителей они вряд ли мне понадобятся. Но зеркала позволяли сосредоточить и направить свет, и было что-то утешающее в том, что они давали мне контроль.

– Вроде того. Если я сделаю все правильно, они расширят возможности твоего разреза.

– А если нет?

– Либо ничего не произойдет, либо того, кто их использовал, разнесет на кусочки.

– Звучит многообещающе.

– Я тоже так подумал, – сказал он без намека на юмор и вернулся к работе.

– Давид, – настойчиво произнесла я. Он удивленно поднял взгляд, словно совершенно забыл о моем присутствии. – Я хочу тебя кое о чем спросить.

Он снова посмотрел на ошейник, потом на рабочий стол.

– Что ты можешь рассказать мне об Илье Морозове?

Парень вздрогнул и окинул взглядом почти пустое помещение. Большинство фабрикаторов еще ужинали. Он явно нервничал, а, может, даже был напуган.

Давид снова взглянул на стол, взял компас, затем вернул его на место.

И в конце концов прошептал:

– Его звали Костяным Кузнецом.

По спине прошла дрожь. Вспомнились пальцы и позвонки, лежавшие на лотках торговцев в Крибирске.

– Почему? Из-за усилителей, которые он нашел?

Давид удивленно вглянул на меня.

– Он их не нашел. Он их создал.

Я не хотела ему верить.

– Скверну?

Парень кивнул. Вот почему он посмотрел на ошейник Морозова, когда Зоя спросила, бывали ли гриши с такими же способностями. Морозов играл с теми же силами, что и Дарклинг. Магия. Мерзость.

– Как? – спросила я.

– Никто не знает, – Давид снова оглянулся через плечо. – После того, как Черный Еретик умер из-за несчастного случая, сотворившего Каньон, его сын явился из укрытия, чтобы возглавить Вторую армию. Он уничтожил все записи Морозова.

Его сын? И снова я подумала, как мало людей знали тайну Дарклинга. Черный Еретик никогда не умирал – был лишь один Дарклинг, единственный могущественный гриш, который руководил Второй армией на протяжении многих поколений, скрывая свою истинную личность. Насколько мне известно, у него никогда не было сына. И я ни за что не поверю, что он уничтожил нечто столь ценное, как записи Морозова. На борту китобоя он сказал, что не все книги запрещают совмещать усилители. Возможно, он ссылался на тексты самого Морозова.

– Почему его сын скрывался? – полюбопытствовала я, гадая, как Дарклингу удалось сфабриковать эту историю.

На этот раз Давид нахмурился, словно ответ был очевиден.

– Дарклинг и его наследник никогда не жили в Малом дворце вместе. Слишком велик риск, что их попытаются убить.

– Ясно, – кивнула я. Вполне правдоподобная история, да и спустя сотни лет вряд ли кто-то начнет к ней придираться. Гриши любили свои традиции, и Женя не могла быть первой портнихой на службе Дарклинга. – Но зачем ему уничтожать записи?

– В них были отчеты об экспериментах Морозова с усилителями. Черный Еретик пытался их воспроизвести, но что-то пошло не так.

Волоски на моих руках встали дыбом.

– И в результате появился Каньон.

Давид кивнул.

– Его сын сжег все документы и записи Морозова. Сказал, что они слишком опасны и представляют большое искушение для любого гриша. Поэтому я ничего не сказал на собрании. Я даже не должен знать об их существовании.

– Так откуда ты знаешь?

Давид в очередной раз осмотрел почти пустую мастерскую.

– Морозов был фабрикатором – возможно, самым первым и, безусловно, самым могущественным. Он творил вещи, о которых другие и мечтать не могли. – Парень робко пожал плечами. – Для нас он как герой.

– Тебе известно что-нибудь еще об усилителях, которые он сотворил?

Давид покачал головой.

– Ходили слухи, что есть и другие, но я слышал только об олене.

Вероятно, Давид никогда не читал «Историю святых». Апрат утверждал, что когда-то эту книгу дарили всем детям-гришам, прибывающим в Малый дворец. Но это было давно. Гриши верили в Малую науку, а не в религию. «Суеверия, – так высказался о книге Дарклинг. – Пропаганда для крестьян». Давид определенно не видел связи между святым Ильей и Ильей Морозовым. Или же просто это скрывал.

– Давид, – обратилась к нему я, – что ты тут делаешь? Ты закрепил ошейник. Наверняка ты знал, для чего он нужен.

Парень сглотнул.

– Я знал, что Дарклинг сможет тебя контролировать и что ошейник позволит ему использовать твои способности. Но я и не подозревал, отказывался верить… все те люди… – Он с трудом подбирал слова. В конце концов Давид протянул ко мне испачканные чернилами руки и сказал чуть ли не с мольбой в голосе: – Я создаю, а не разрушаю.

Мне хотелось верить, что он недооценил беспощадность Дарклинга. Я и сама совершила ту же ошибку. Но, возможно, он лгал или просто проявил слабость. «Что хуже? – горько спросила я себя. – Если он однажды поменял сторону, то может сделать это снова». Неужели это во мне говорит голос Николая? Или Дарклинга? Или той части меня, которая научилась никому не доверять?

– Удачи тебе с тарелками, – сказала я и встала, чтобы уйти.

Давид склонился над бумагами.

– Я не верю в удачу.

«Очень жаль, – подумала я. – Она нам понадобится».

Из мастерской фабрикаторов я направилась прямиком в библиотеку и провела там большую часть ночи. Принесло это одно лишь разочарование. В истории гришей содержались только самые основные сведения об Илье Морозове, несмотря на то, что он считался величайшим фабрикатором, который когда-либо существовал. Он изобрел сталь гришей, метод изготовления небьющегося стекла и смесь для жидкого огня, которая оказалась настолько опасной, что формулу уничтожили через двенадцать часов после создания. Но любые упоминания об усилителях или Костяном Кузнеце отсутствовали.

Это не помешало мне вернуться следующим вечером, чтобы закопаться в религиозные тексты и искать любые отсылки к Санкт-Илье. Как и большинство сказок о святых, история его мученичества оказалось удручающе жестокой: однажды в поле за его домом перевернулся плуг. Услышав крики, Илья побежал на помощь, для того лишь, чтобы обнаружить мужчину, рыдающего над телом мертвого сына – лезвия изуродовали его, а земля пропиталась его кровью. Илья вернул мальчика к жизни, а жители деревни отблагодарили его тем, что заковали в цепи и бросили в реку, чтобы он утонул под весом кандалов.

Подробности были безнадежно противоречивы. Иногда Илья выступал в качестве фермера, иногда каменщика или плотника. То у него было две дочери, то сын, то вообще не было детей. Сотни разных деревень претендовали называться местом его мученичества. Проблема также заключалась в той разновидности чудес, которыми он славился. Вполне возможно, что Санкт-Илья – целитель-корпориал, но Илья Морозов был фабрикатором. Что, если это совершенно разные люди?

Ночью комната со стеклянным куполом освещалась масляными лампами и в ней царила такая тишина, что я слышала собственное дыхание. Одна-одинешенька в этом мраке, окруженная книгами, я с трудом держалась, чтобы не поддаться унынию. Но библиотека оставалась моей единственной надеждой, так что я не бросала начатое. Как-то вечером Толя обнаружил меня, свернувшейся клубком в любимом кресле, пытающейся разобраться в тексте на древнеравкианском.

– Не стоит тебе сидеть тут одной по ночам, – проворчал он.

Я зевнула и потянулась. Наверняка самую большую опасность здесь представляла полка, которая могла упасть на меня, но я слишком устала, чтобы спорить.

– Обещаю, больше этого не повторится.

– Что читаешь? – спросил Толя, присев, чтобы рассмотреть книгу у меня на коленях. Парень был так огромен, что казалось, будто какой-то медведь внезапно решил позаниматься с мной.

– Сама не знаю. Я увидела имя Ильи, но не могу прочитать текст.

– Это список титулов.

– Ты понимаешь слова? – удивилась я.

– Нас вырастили в церкви, – ответил он, листая страницы.

Я присмотрелась к Толе. Многие дети воспитывались в религиозных домах, но это не значило, что они могли читать на древнеравкианском языке богослужений.

– И что там сказано?

Он провел пальцем по словам под именем Ильи. Его крупные руки были покрыты шрамами. Под грубым рукавом виднелась часть татуировки.

– Ничего особенного. Возлюбленный Санкт-Илья, Бесценный Санкт-Илья. Но еще тут перечислены несколько городов, где, как сказано, он творил чудеса.

Я выпрямилась.

– Возможно, с них мы и начнем.

– Советую заглянуть в часовню. Думаю, в ризнице сохранилась пара книг.

Я сотни раз проходила мимо королевской часовни, но никогда не заходила внутрь. Для меня она всегда была владением Апрата, и хоть его больше здесь нет, мне все равно не хотелось туда идти.

– На что она похожа?

Толя пожал широкими плечами.

– На любую другую часовню.

– Толя, – начала я с внезапным любопытством, – ты никогда не думал присоединиться ко Второй армии?

Казалось, я его оскорбила.

– Я родился не для того, чтобы служить Дарклингу. – Мне захотелось уточнить, для чего же тогда он родился, но парень ткнул в страницу. – Если хочешь, я могу перевести текст. – Улыбнулся. – Или просто попрошу Тамару.

– Буду очень благодарна.

Великан склонил голову. Обычный поклон, но он все еще стоял на коленях, и что-то в его позе было такое, что у меня поползли мурашки по коже.

Мне показалось, он чего-то ждал. Я осторожно опустила руку ему на плечо. Как только мои пальцы коснулись его, парень выдохнул.

Несколько секунд мы сидели молча в сиянии ламп. Затем он встал и снова поклонился.

– Я буду за дверью, – сказал Толя и скользнул в темноту.

На следующее утро Мал вернулся с охоты, и мне не терпелось все ему рассказать – о том, что я разузнала от Давида, о постройке новой «Колибри», о странном разговоре с Толей.

– Он чудной, – согласился Мал. – Но заглянуть в часовню все равно не помешает.

Мы решили пойти туда вместе, и по дороге я попросила поделиться со мной впечатлениями от охоты.

– Большую часть времени мы играли в карты, пили квас и бездельничали. А еще какой-то князь так напился, что заснул в реке. Чуть не утонул! Слуги вытянули его за сапоги, но он постоянно рвался обратно и бормотал, что именно так нужно ловить форель.

– Все было так ужасно? – со смехом спросила я.

– Да нет, нормально. – Он пнул камешек на тропинке. – Тобой многие интересуются.

– Почему я уверена, что мне это не понравится?

– Один из придворных следопытов считает, что твои способности – фарс.

– И как же я это провернула?

– Насколько я понял, в деле была задействована сложная система зеркал, шкивы и, возможно, гипноз. Я уже запутался.

Меня начало распирать от смеха.

– Все не так забавно, Алина. Когда они принимали на грудь, некоторые из дворян начинали откровенничать и давали понять, что, по их убеждению, всех гришей нужно схватить и казнить.

– Святые, – выдохнула я.

– Они напуганы.

– Это не оправдание. – Во мне закипал гнев. – Мы тоже равкианцы. Такое впечатление, будто они забыли, сколько всего для них сделала Вторая армия.

Мал поднял руки.

– Я не говорил, что разделяю их мнение.

Я вздохнула и отмахнулась от ни в чем не повинной ветки дерева.

– Знаю.

– Как бы там ни было, кажется, я добился прогресса.

– И как же?

– Ну, им понравилось, что ты служила в Первой армии и спасла жизнь их принцу.

– После того, как он рисковал, спасая нас?

– Я опустил некоторые детали.

– О-о, Николаю это понравится. Что-нибудь еще?

– Я сказал им, что ты ненавидишь селедку.

– Зачем?

– И любишь сливовый пирог. И что Ана Куя била тебя кнутом, когда ты испортила свои весенние тапочки, прыгая по лужам.

Я скривилась.

– Зачем ты рассказал им об этом?

– Хотел очеловечить тебя. Все, что они видят, глядя на тебя, это заклинательницу Солнца. Угрозу, очередного могущественного гриша, подобному Дарклингу. Я хотел, чтобы они увидели в тебе дочь, сестру или подругу. Чтобы они увидели Алину.

Я почувствовала комок в горле.

– Ты специально тренируешься, чтобы быть таким прекрасным?

– Да, ежедневно, – ухмыльнулся он и подмигнул. – Но я предпочитаю быть полезным.

Часовня была единственным сохранившимся зданием монастыря, который когда-то возвышался над Ос Альтой, и по легенде там короновали первого монарха Равки. В сравнении с другими сооружениями на территории дворца она была скромным зданием с побеленными стенами и одиноким ярко-синим куполом.

Внутри оказалось пусто и все выглядело так, словно помещению не помешала бы уборка. Лавки покрылись пылью, а на карнизах сидели голуби. Когда мы зашагали по проходу, Мал взял меня за руку, и мое сердце радостно подскочило.

Много времени на ризницу мы не потратили. Редкие книги на полках стали для нас полным разочарованием – просто пара старых псалтырей с крошащимися желтыми страницами. Единственное, что представляло реальный интерес в часовне – это огромный триптих на алтаре. Его три гигантские панели, изрисованные яркими красками, изображали тринадцать святых с благостными лицами. Некоторых я узнала по «Истории святых»: Елизавету с кровавыми розами, Петра с горящими стрелами. А еще там был Санкт-Илья с ошейником, оковами и сломанными цепями.

– Животных нет, – подметил Мал.

– Из того, что я видела, могу заключить, что его никогда не рисовали с усилителями – только с цепями. Ну, не считая «Истории святых». Кто его знает, почему.

Большая часть триптиха сохранилась в хорошем состоянии, но панель с Ильей серьезно пострадала от влаги. Лица святых едва виднелись под плесенью, и противный запах гнили ударил в лицо. Я зажала нос рукавом.

– Где-то протекает, – сказал Мал. – Полный бардак.

Мой взгляд прошелся по очертаниям лица Ильи, замазанным грязью. Очередной тупик. Не хотелось этого признавать, но я питала надежды. И снова почувствовала этот зов, пустоту на запястье. Где же может прятаться жар-птица?

– Можем простоять здесь хоть весь день, – начал Мал, – но он не заговорит.

Я знала, что он дразнит меня, но все равно почувствовала досаду – вот только непонятно, на него я злилась или на себя.

Мы развернулись, чтобы снова пойти по проходу, и тут я резко замерла. В сумраке у выхода ждал Дарклинг, усевшись на скамье.

– Что такое? – спросил Мал, проследив за моим взглядом.

Я не смела пошевелиться. «Увидь его, – мысленно взмолилась. – Пожалуйста, увидь».

– Алина? Что-то не так?

Я впилась ногтями в ладони.

– Нет. Как думаешь, может, стоит еще раз осмотреть ризницу?

– Вряд ли там появилось что-то новое.

Я заставила себя улыбнуться и пойти дальше.

– Да, наверное, ты прав. Пустые надежды.

Когда мы проходили мимо Дарклинга, он повернулся, следя за нами взглядом. Затем прижал палец к губам и склонил голову в насмешливом подражании молитве.

На свежем воздухе, где заплесневелый запах часовни больше не чувствовался, я ощутила облегчение, но голова все равно шла кругом. Это случилось снова.

На лице Дарклинга не было шрамов. Мал его не видел. Значит, он ненастоящий, просто иллюзия.

Но он коснулся меня в тот вечер в своей комнате. Я почувствовала его пальцы на своей щеке. Что же это за галлюцинация такая?

Я вздрогнула, когда мы зашли в лес. Может, это проявление новых способностей Дарклинга? Перспектива того, что он каким-то образом мог проникнуть в мои мысли, ужасала, но другие объяснения были еще хуже.

«Нельзя нарушить правила этого мира и не заплатить за это». Я обхватила себя руками, чувствуя, как чешуйки морского хлыста трутся о кожу. «Забудь о Морозове и его безумствах». Может, Дарклинг был и ни при чем. Может, я просто сходила с ума.

– Мал, – начала я, толком не зная, что сказать, – третий усил…

Он прижал палец к моим губам, и этот жест так напомнил мне Дарклинга, что я едва не оступилась, но в следующую секунду услышала шорох, и из-за деревьев вышел Василий.

Я не привыкла видеть принца за пределами Большого дворца и на мгновение просто замерла как истукан. Затем опомнилась и поклонилась.

Василий кивнул мне, а Мала и вовсе проигнорировал.

– Мой царевич, – поприветствовала я.

– Алина Старкова, – улыбнулся он. – Надеюсь, ты уделишь мне минутку внимания?

– Разумеется.

– Я подожду ниже по тропе, – сказал Мал, взглянув на Василия с подозрением.

Принц наблюдал, как он уходит.

– Похоже, дезертир забыл свое место.

Я подавила гнев.

– Чем я могу вам помочь, мой царевич?

– Прошу, называй меня Василий. По крайней мере, когда мы наедине.

Я часто заморгала. Мне никогда не доводилось быть с этим принцем наедине и начинать не хотелось.

– Как ты осваиваешься в Малом дворце? – спросил он.

– Очень хорошо, благодарю, мой царевич.

– Василий.

– Не уверена, что могу позволить себе столь неформальное обращение к вам, – чопорно ответила я.

– Моего брата ты зовешь по имени.

– Мы познакомились… при своеобразных обстоятельствах.

– Понимаю, он кажется очень обаятельным, – сказал Василий. – Но тебе стоит знать, что еще он очень умен и хитер.

«Это точно», – подумала я, но вслух сказала:

– У него незаурядный ум.

Василий хмыкнул.

– Только погляди, какой дипломатичной ты стала! Уверен, со временем, несмотря на твою скромную родословную, ты научишься сдержанности и элегантности настоящей дворянки.

– Хотите сказать, научусь держать рот на замке?

Василий неодобрительно поджал губы. Нужно было заканчивать этот разговор, пока я не оскорбила его по-настоящему. Василий, может, и казался дураком, но он все равно принц.

– Вовсе нет, – он напыщенно хохотнул. – Я восхищаюсь твоей прямотой.

– Спасибо, – пробормотала я. – А теперь, ваше высочество, прошу меня простить, но…

Василий встал у меня на пути.

– Не знаю, какой договор вы заключили с моим братом, но ты должна понимать, что он младший сын. Какими бы ни были его амбиции, большее ему не светит. Только я могу сделать тебя королевой.

Вот оно что. Я мысленно вздохнула.

– Только король может сделать меня королевой, – напомнила я.

Василий лишь махнул рукой.

– Мой отец долго не проживет. Можно сказать, что я уже правлю Равкой.

«Вот как ты это называешь?» – подумала я с раздражением. Вряд ли Василий вернулся бы в Ос Альту, если бы Николай не представлял угрозу его месту на троне, но на сей раз я придержала язык.

– Ты высоко поднялась для сиротки из Керамзина, – продолжал он, – но можно подняться выше.

– Заверяю вас, мой царевич, – искренне произнесла я, – я не обладаю подобными амбициями.

– Тогда чего ты хочешь, заклинательница Солнца?

– Прямо сейчас? Я не прочь пообедать.

Он недовольно выпятил губу и на секунду сильно напомнил мне своего отца. Затем улыбнулся.

– Ты умная девушка. И думаю, можешь принести немало пользы нашей стране. С нетерпением жду, когда мы познакомимся поближе.

– Большего и желать нельзя, – соврала я.

Василий взял меня за руку и прижал влажные губы к моим костяшкам.

– До встречи, Алина Старкова.

Я подавила накатившую тошноту. Когда принц ушел, незаметно вытерла руку о кафтан.

Мал ждал меня у опушки леса.

– И что это было? – спросил он с обеспокоенным лицом.

– О, ну знаешь… Очередной принц, очередное предложение руки и сердца.

– Да ты шутишь! – недоверчиво хохотнул Мал. – А он не тратит времени попусту.

– Власть обязывает, – сказала я, подражая Николаю.

– Должен ли я принести свои поздравления? – спросил он, но в его голосе не слышалось напряжения, только смех. Судя по всему, наследник трона Равки не казался ему такой угрозой, как самоуверенный корсар.

– Как думаешь, Дарклингу тоже приходилось иметь дело с нежелательными притязаниями слюнявых придворных?

Мал захихикал.

– Что смешного?

– Я просто представил, как Дарклинга загоняет в угол взмокшая княгиня, желающая добиться его расположения.

Я фыркнула, а затем согнулась пополам от смеха. Николай и Василий были такими разными – даже не верилось, что в них течет одна кровь. Тут я невольно вспомнила поцелуй Николая, грубое прикосновение губ, когда он прижал меня к себе. Встряхнула головой.

«Может, они и разные, – напомнила я себе, пока мы шли ко дворцу, – но использовать тебя хотят одинаково».