Книга: Последние дни Джека Спаркса
Назад: Глава 4
Дальше: Глава 7

Глава 6…6…6…

(Элеанор: Важная просьба – удали из прежнего текста рукописи ВСЕ до единого упоминания слов «Сатанахия», «Мания» и «Баракиял» на дорожке видео. Потом проверь еще раз, чтобы НИ ОДИН намек на эти слова не просочился в текст.)

 

Я подскакиваю с шезлонга, когда понимаю, что Бекс плачет.
Звонок телефона застал меня у овального бассейна, и я проснулся ослепший и взмокший. Ничего удивительного, так как здесь я и заснул после обеда и такой кровавой Мэри, что кого послабее и с ног свалит. Правда вот, в мои планы не входило бледное пятно в форме книги посреди загара, за это спасибо упавшему мне на живот томику «Создавая Гарольда: Опыты в психокинезе». За первые сутки моего пребывания в отеле «Сансет-Касл» в Западном Голливуде я успел проглотить половину отчета об эксперименте семидесятых годов, который собираются воспроизводить члены Паранормального Голливуда. Дальше читать нет сил. В те годы писали какие-то чересчур длинные книги.
Ее автор – профессор Стэнли Эйч Спенс. Он входил в число восьми исследователей в области парапсихологии из Торонто, которые проводили тогда Эксперимент Гарольд. Впечатляющий факт: Спенс прилетит, чтобы присоединиться к эксперименту в качестве «беспристрастного наблюдателя и консультанта», если верить письму перевозбужденного Астрала.
Когда меня будит телефон, на часах 17.21 по местному времени, 11 ноября. На экране под номером абонента высвечиваются слова: «БЕКС МОБИЛЬНЫЙ», и снимок нетрезвой смеющейся рыжеволосой девушки из брайтонского бара, из чего я делаю вывод, что звонит Бекс. У нее сейчас на пять часов позже. Машина времени просто.
По иронии, когда я отвечаю на звонок, по голосу мне кажется, что она выпила и, вполне может быть, звонит из того самого брайтонского бара. Да, я почти уверен, что на заднем плане слышно караоке и безголосого джентльмена, который с трудом поспевает за темпом «Crazy In Love» Бейонсе.
И сначала мне кажется, что Бекс смеется.
– Почему со мной вечно это происходит? Почему, твою мать? Ответь мне!
– Что случилось?
Еще всхлипы.
– Я такая дура, – говорит она. «Crazy In Love» стихает, и остаются слышны только приглушенные басы. Я слышу шум машин. Видимо, Бекс вышла на улицу. Сидя здесь под солнышком, мне трудно представить ее в 01.22 ночи, расстроенную, в окружении толп курильщиков, вышибал и целующихся парочек, откуда за круговой дорогой виден темный и голый Брайтонский пирс. Возможно, где-то рядом одинокая чайка щиплет обглоданные куриные косточки в тесте на крыше припаркованного тут же «Форда Фиесты».
– Бекс, что стряслось?
– Что с вами, парнями, не так? Если вы хотите серьезных отношений, зачем вам этот последний трах на свободе? Если вам нужно это, зачем завязывать серьезные отношения?
Я пытаюсь задействовать огорченный голос:
– О господи. Родная, мне так жаль это слышать. С кем он…
– С какой-то шалавистой шлюшкой с шалавистой фоткой в профиле. Она написала мне об этом, и я спросила его, и в итоге он признался во всем, и я его бросила. Ах, социальные сети, ах, какое великое изобретение! Как они объединяют людей!
Ее гнев срывается на горькие рыдания. Я едва могу различить ритмичные басы «Something Kinda Ooooh» Girls Aloud на заднем плане.
Я понимаю, что Бекс сейчас нужно дружеское плечо. Кто-то должен сказать ей, что Лоуренс просто струхнул накануне переезда. Что люди творят глупости, когда им страшно. Что это с ней он хочет жить вместе, а не с шалавистой шлюшкой, которая наверняка и симпатичной-то покажется только после пяти пинт.
Я понимаю, что должен напомнить ей, что утро вечера мудренее и если она действительно любит Лоуренса, то им нужно сесть и поговорить.
– Какой же мудак, – говорю я. – Он тебя никогда не заслуживал.
Снова всхлипы.
– Боже, какой позор. Ты уже нашел нового соседа?
– Да, – говорю я, собираясь продолжить фразу торжественным «Это ты!», но не успеваю, потому что она испускает слезный вопль.
– Это… ты, – договариваю я не так эффектно, как задумывал.
– Ах да, – спохватывается она и немного успокаивается. – Уже кое-что.
У меня та стадия похмелья, когда голова кажется легкой, а все на свете – менее реальным и более возможным.
– Слушай, – предлагаю я, – почему бы тебе не сесть на ближайший самолет и не прилететь сюда? Я участвую в одном дурацком эксперименте, и у меня масса свободного времени. Могли бы… затусить.
В трубке – удивленное молчание.
– А сколько… сколько стоит перелет?
Я называют примерную сумму, благоразумно опуская налоги, пени, аэропортовые сборы и налагаемые перевозчиками доплаты. Она снова заливается слезами.
Я не испытывал такой острой потребности быть рядом с ней с той поры, как пять лет назад выпотрошил свой кабинет, превратив его в комнату Бекс. Я хочу, чтобы она въехала ко мне еще раз. Год первый, день первый. Пусть она приедет ко мне в мой большой голливудский гостиничный номер, и я буду ее утешать. И себя заодно. Я говорю, что у меня накопилось много летных миль, и обещаю покрыть ее расходы на дорогу в оба конца. Я прошу ее ни о чем не беспокоиться. Здесь, если Бекс не против, она может остановиться в моем номере совершенно бесплатно. По старой дружбе.
Она соглашается приехать и обещает быть через три дня. Она вздыхает и говорит, что, может, именно это ей сейчас и нужно, чтобы прийти в норму.
За словами ее благодарности я слышу аккорды «Celebration» Kool & The Gang.
Я позволяю себе подпеть, только когда кладу трубку.

 

Крыша «Сансет-Касла» утыкана каменными башенками, как в настоящем замке. Отель был построен сто пять лет назад, но я в нем впервые, и я доволен. В нем в меру лоска, и стоит он прямо на обожаемом мною Бульваре Сансет. Персонал приятный и услужливый, все относятся ко мне с уважением, которого я к себе требую. Меня не устраивает марка минеральной воды в мини-баре, но над этим я работаю.
Официанты не путаются под ногами и незаметно скользят вокруг бассейна с подносами, разнося напитки и сандвичи. Я перехватываю одного и заказываю мохито – отпраздновать. На официанте темные очки, так что не могу сказать, смотрит он на бледный прямоугольник, оставленный на моей груди «Гарольдом», или нет.
Мое видео стало большой сенсацией. Звезды уровня Ким Кардашьян и Тома Круза пропихнули его дальше в Интернет, и дело приняло такой размах, что впору снимать на него пародии. Многочисленные версии видеоролика дублируются на других YouTube-каналах. На одну из копий наложена довольно предсказуемая звуковая дорожка из «Охотников за привидениями». В другой по той же схеме наложен дубляж из «Ведьмы из Блэр», так что мы слышим плач и стоны актрисы Хезер Донахью, как будто это она ведет запись в подвале. А когда черные ноги вылетают из-за угла на камеру, бедная Хезер до хрипоты вопит: «О мой бог, что это?» Особенной популярностью в Сети пользуется видеоманипуляция, где при помощи визуального эффекта на босоногое существо напяливают пушистые тапочки. Знаете, такие большие толстые тапки с когтями. Тапочки маппета-переростка.
Все это круто и местами даже забавно, но раскрутка нового мема никак не помогает мне в расследовании. К настоящему моменту уже несколько человек отметили розетку на стене котельной и написали мне об этом. В зависимости от настроения я отвечал или «Ого, спасибо!» или «Я уже несколько дней назад об этом писал, тормоз».
Надеюсь, эксперимент Паранормального Голливуда прольет свет на то, почему я видел Марию Корви в Гонконге, но отчего-то я сомневаюсь. Моя главная цель сейчас – заполучить их разведданные о видео, а потом отработать свой долг и поприсутствовать на девяти сеансах их двухнедельного проекта. Эксперимент Гарольд вызвал скептическую реакцию, так как пытался найти альтернативное объяснение видению призраков и утверждал, что способность создавать «призрака» кроется в человеческом мозгу. Скоро увидим, так ли это. Вы, вероятно, можете догадаться, на что бы я поставил.
Астрал и его Паранормальные грозятся вот-вот порадовать меня самой солидной наводкой с момента моего открытия о розетке. Но я вам прямо скажу: если они принимают меня за идиота, то дорого поплатятся.

 

На следующий день, в полдень, я нахожу Астрала за бранчем в кабинке дайнера «У Мэл» на Бульваре Сансет. Это небольшая сеть дайнеров на Западном побережье, стилизованных под пятидесятые и предлагающих еду «как дома». На каждом столе красуется миниатюрный музыкальный автомат.
Благодаря социальным сетям нам больше не приходится гадать, как выглядят наши новые знакомые. Астрал выглядит в точности, каким я видел его на страницах YouTube, Tsu, Facebook, Google+, Gaggle, Goodreads, Pinterest, Kwakker, Reddit, Switcha Pitcha, Spring.me, Skype, Ello, HelloYou, Zoosk, WhatsApp, Wikipedia, WordPress, Quora, Kik, Uplike, MySpace, MyLife, MSN, Blogspot, Badoo, Bebo, Academia.edu, About.me, App.net, Itsmy, Instagram, Influenster, Twitter, Tumblr, Telegram, TripAdvisor, Flickr, Flixster, Friendster, Foursquare, Line, Last.fm, LinkedIn, LiveJournal, StumbleUpon, Streetlife, Spotify, Slated, VaVaVoom, Viber, Vimeo, Vine, Vig, Classmates, Match, PlentyOfFish, OkCupid, eHarmony, ChristianMingle и наверняка еще Tinder и/или Grindr. Это непропорционально сложенный шестифутовый хиппи с кричащими красными очками, поднятыми на лоб. Увалень, приближающийся к тридцатнику. Впрочем, лет через пять его перетащат подъемным краном с собственной постели на больничную койку. Он одет в красную бейсбольную рубашку с номером «40», из-под расстегнутых пуговиц которой болтается связка серебряных кулонов и медальонов и даже проглядывает будоражащий воображение намек на бюст. Мешковатые черные шорты с цепочкой для ключей, которой вполне можно придушить носорога. А когда позже он отходит в туалет, я замечаю густой, мокрый от пота хвост русых волос, прилипший к спине.
Я иду к нему. Он отрывается от телефона и поднимает на меня голубые глаза. Я здороваюсь и протягиваю руку. Он не пожимает ее, так что я просто сажусь на сиденье напротив и отвечаю тем же убийственным взглядом, ни на йоту не уступая в этом странном состязании.
На секунду мне мерещится, что вот сейчас он рухнет на стол и из спины у него будет торчать нож, как это бывает в кино, когда встречаешься с кем-то в людном месте после того, как тебе пообещали важную информацию.
– Я жду, – говорит он.
Как ни в чем не бывало берет и говорит:
– Я жду извинений.
Пропадите вы пропадом, Мария Корви и автор этого злосчастного видео, за то, что из-за вас я вынужден общаться с этим ослом.
– За что конкретно я должен извиниться?
– Между прочим, другие репортеры с руками бы оторвали такой шанс. А ты мне тут целку строишь.
Стирая из головы этот нелицеприятный визуальный образ, я говорю:
– Я не репортер. Я писатель. И блогер.
Он полукряхтит-полусмеется:
– Сейчас все блогеры.
– Так почему бы тебе тогда не пригласить других репортеров? Зачем мне на мозги капать?
– Хреновая была идея, – ворчит он с видом, будто и я, и он сам ему противны.
– Подожди, – говорю я, подключая чувство такта, исключительно потому, что он еще не сказал мне, где было снято видео. – Пусть не сразу, но я ведь заинтересовался. Вот я. Заинтересованный и очень голодный. – С этими словами я предлагаю ему последнюю возможность пожать руку Джеку Спарксу.
Он уступает и хватает мою ладонь своей потной ручищей так крепко, что у меня хрустят суставы.
– Ну вот и ладушки, – говорю я, вытягивая руку, и беру обеденное меню, присматриваясь к пиву. – Так где, говоришь, было снято видео?
– Что заставило тебя передумать? – спрашивает он по-прежнему недовольно. – Инфа о видео? Не наш эксперимент, не наш статус?
Эго этого парня не знает пределов. Я заливаю ему, как, мол, этот эксперимент идеально впишется в мою книгу. Астрал, разумеется, уже в курсе экзорцизма в Италии – благодаря Интернету нет нужды по сто раз пересказывать последние новости, – но я не хочу рассказывать, как на поездку в Лос-Анджелес повлияло загадочное явление Марии в Гонконге.
Астрал еще только делает заказ, а уже ясно, что этому человеку трудно угодить. Когда приносят еду, мы как раз обсуждаем УЖАСТИК Спаркса, и я демонстрирую текущую версию списка.
Когда он говорит, его рот двигается, как стиральная машинка, набитая пережеванным хлебом, мясом, сыром и огурцами.
– Поверить не могу, что у тебя нет и четвертого пункта. Ты исключаешь даже вероятность существования призраков.
Я пожимаю плечами, мол, подумаешь. Он фыркает и докладывает в рот еды, хотя еще не проглотил предыдущее.
– Ну даешь. Ты что же, совсем-совсем не веришь в привидений?
– А тебе-то какая разница? – спрашиваю я, прожевывая пищу. Мои пальцы и губы перепачканы соусом. Голубой сыр и барбекю. – Ваш эксперимент ведь не о настоящих привидениях. Мне интересно, на что способен человеческий мозг.
Он кивает своей соломенной башкой:
– Психокинез. Это процесс, при котором мозг используется…
– …для влияния на окружающие предметы без прикосновения к ним, – заканчиваю за него я. – Я не совсем профан.
– Тогда ты знаешь и что такое мыслеформа, – говорит Астрал.
Между прочим, да. Мыслеформа, также известная как тульпа, – это нематериальная сущность, созданная строго силой мысли. Если бы не Мария Корви в моем номере, я бы только хмыкнул, услышав такие безумные фантазии. Но сейчас я вынужден признаться в зарождении интереса к теме. Астрал рассказывает, как в семидесятые, когда команда профессора Спенса создала собственную мыслеформу, Гарольда, он взялся стучать по столу и двигать его из стороны в сторону.
– То есть они сделали Гарольда с нуля? И пришли к выводу, что он был манифестацией их психокинетических стараний. Я не дочитал до конца, скажи, он в итоге появился?
Что я хочу знать, жирдяй: материализовался ли Гарольд, как одна тут тринадцатилетняя девочка в номере отеля, например?
Астрал обеими руками откладывает десятидолларовую глыбу бургера и качает головой:
– Но это же были семидесятые. Когда мы соединим наши современные образованные мозги, кто знает? Мы можем даже увидеть наше привидение.
– Но ведь если удастся создать фиктивное привидение, это же опровергнет его сверхъестественную природу.
Астрал опять мотает головой.
– Психокинетически созданные сущности не отменяют настоящих привидений. С чего бы?
Общество Паранормальный Голливуд собралось шесть лет назад в Интернете, «объединенное общей целью совершать научные открытия в парапсихологической сфере». Беглый взгляд на их YouTube-канал, где они регулярно позируют и хорохорятся на фоне всяких загадочных мест, намекает на то, что объединяла их общая цель сделать имя и заполучить собственное шоу на телевидении.
«Спасибо за просмотр. Оставляйте комментарии и подписывайтесь ☺».
Астрал – сын и внук епископальных священников из бандитского города Окленда. Он уверяет, что видел трех духов за время сотрудничества с Паранормальным Голливудом, однако ни одного не удалось запечатлеть на камеру.
– Каждый блинский раз, – жалуется он, – мы снимали не в ту сторону. У меня такое чувство, что призраки специально камер избегают. Может, объектив и правда души похищает, как верят некоторые, вот они и убегают – боятся. Так что твое видео и меня заинтересовало.
Астрал верит в подлинность видео.
– Я пересмотрел его уже бог знает сколько раз. Паскаль, один из наших, тоже очень увлекся, как ты… Ага! Легок на помине!
Улыбчивый коротышка с кожей цвета кофе с молоком подсаживается к Астралу. На гладко выбритой голове франкоканадца сидят круглые очки в металлической оправе. Под мышкой у него планшет. Он нервничает и, вероятно, поэтому весь покрыт потом. Я буквально вижу свое отражение у него на лбу.
Паскаль проводит пальцем по экрану, и я с трудом могу усидеть на месте: фрагмент великой загадки видеоролика вот-вот будет разгадан. Астрал хмуро напоминает мне, что Паранормальный Голливуд должен получить за это полное признание.
– Ты разместишь новость немедленно и дашь нам рекламу, как мы договаривались. Также тебе нужно…
– Да, да, хорошо, ладно, – огрызаюсь я. – Давай сначала посмотрим, что вы нарыли.
Мне боязно, ведь происхождение видео определит и дальнейший поворот моего маршрута. Кто его знает, может, оно было сделано в мексиканской зоне войны наркокартелей.
Паскаль, чтоб его, запускает презентацию в PowerPoint.
На каждом слайде по два изображения.
Первое – стоп-кадр из видео. Увеличенный крупный план устройств на стене подвала. Второе – страница изделия из каталога производителя.
– Этот щиток, – говорит Паскаль, указывая на кадр из подвала, – производит одна-единственная компания. – Он переводит палец на второе изображение. – «Электроприборы Стейнберга», так? На видео виден логотип, вот здесь. Видишь? А вот этот манометр тоже производят только в одной компании – «Датчики Блума и Блума». Если сильно присмотреться, увидишь и их логотип вот тут, на стоп-кадре.
Ну ничего себе. Ни одна душа не додумалась, даже я не додумался посмотреть в этом направлении. Паскаль продолжает рассказ и связывает другие приборы, замеченные в подвале, с одними и теми же двумя фабриками: «Электроприборы Стейнберга» и «Датчики Блума и Блума».
– И что все это значит? – спрашиваю я, когда он открывает стопятисотый слайд. Похвальная сыщицкая работа, спору нет, но мне не терпится перейти к кульминации.
Паскаль и Астрал переглядываются с таким самодовольным видом, что того и гляди поцелуются.
– Обе эти компании – старожилы на рынке, – говорит Паскаль. – Они изготавливают оборудование по индивидуальным заказам и только в своем регионе. У них нет франшиз, они не доставляют в другие регионы. Так что…
Астрал перебивает Паскаля, отбирая у него момент славы, и веско сообщает:
– Эти компании обслуживают только Лос-Анджелес.
– Ого, – говорю.
– Более того, – быстро вставляет Паскаль. – Они обслуживают только один его район.
Они переглядываются, считают до трех и хором говорят:
– Голливуд.
– Ого, – говорю.
А про себя думаю: «Хм, какое странное совпадение».

 

Меня напрягает, что доктор Джей Санторо смахивает на корпоративную крысу из «Крепкого орешка». Помните этого скользкого жука с крупными белоснежными зубами, волосами на пробор и с бородкой, который потом схлопочет пулю? Я вижу доктора впервые и клятвенно обещаю себе, что, если он выдаст что-нибудь в духе: «Джек, крошка, я твой белый рыцарь», я сваливаю.
Традиционность в кабинете доктора, которую ты и ждешь от психиатра, вселяет надежду. Стерильно-белые стены, минимум украшений, не считая коробки салфеток, пластиковых стаканчиков, кулера и вазы с мятными конфетками в обертках. Голос гуру дзен-буддизма. Образ дополняют костюм и очки. У меня неудобное кресло с широкими деревянными подлокотниками, которое не откидывается назад. Но мне никогда не нравились у психотерапевтов эти горизонтальные кресла, которые навевают мысли о стоматологии.
А знаете, что в кабинете доктора не традиционно и не вселяет надежды? Питбуль.
Шерон. Большая серая питбультерьерша с белыми пятнами на брюхе и лапах. Она часто сопит, выкатив ковровой дорожкой язык, похожий на отбивную. В углу кабинета стоит клетка – на случай, если клиент не любит собак. Все помещение, арендуемое в неприметном здании Бербанка, провоняло Шерон.
Если человеческое тело на девяносто процентов состоит из воды, психотерапевты на девяносто процентов состоят из ушей. Санторо дает мне выговориться полностью. Обычно я не против такого расклада, но сегодня я пришел, чтобы выведать его точку зрения. Нелишним было бы узнать, что психиатрия как форма науки думает о том, почему я видел Марию Корви в Гонконге.
Я рассказываю Санторо и о том, как после Гонконга мой мозг повадился подсовывать мне один и тот же сон.
Занятно, как сверхъестественные концепции прокрадываются в твою голову, даже когда ты отвергаешь их как принцип. Так и болезнетворные микробы делают свое дело, хоть ты веришь в них, хоть нет.
Каждую ночь во сне я в одиночестве веду машину по двухполосному шоссе. Время на приборной панели всегда 3.33 ночи, что совпадает со временем в реальности. Луна не светит.
Неясно, где это территориально. Ясно только, что в этом месте всегда клубится густой туман, через который не пробивается свет фар. Временами гравий и трава из-за тумана кажутся белыми, как снег.
Каждую ночь я вижу впереди человеческий силуэт. Человек стоит с вытянутой рукой, ловит машину.
Мотор ревет, я подъезжаю ближе и вижу, что это Мария Корви и она улыбается. Она такой же фантом, как привидение из видеоролика, непостоянна и текуча в своей прозрачности. На ней все тот же синий комбинезон, который был на ней и в Италии, и в Гонконге.
Ее пронзительные ярко-желтые глаза впиваются в меня.
Ее вытянутая для голосования рука поворачивается в сторону, как у обветшалого пугала на ветру, указывая мне дальнейший путь.
Каждый раз ее губы говорят: «Счастливого пути», – а ее голос шепчет слова мне прямо в ухо. Ее дыхание касается моей перепонки.
В зеркало заднего вида я смотрю, как Мария стремительно исчезает позади, продолжая указывать вперед и шевелить губами. Потом ее заглатывает туман, и больше я ничего не вижу.
Мертвые девочки в зеркале заднего вида кажутся более настоящими, чем на самом деле.
А когда я перевожу взгляд на дорогу впереди – черт! Опять Мария. Стоит прямо посреди дороги, и каких-то два белых штриха на дороге отделяют ее от моего бампера.
Глаза навыкате, сама – белая как полотно в свете фар, и ей как будто приносит удовольствие мысль о сокрушительном столкновении.
Каждую ночь это пробуждает меня.
Каждую ночь я просыпаюсь прежде, чем сбиваю ее. Потом отмахиваюсь от сна и снова засыпаю.
Как это часто бывает с психоаналитиками, доктор Санторо особенно заинтересован тем, что он считает корнем проблемы. Когда я рассказываю ему о событиях Хэллоуина, он задумчиво морщит лоб.
– Говорите, вы были уверены, что Мария обычная актриса. То есть к концу сеанса экзорцизма вы пришли к такому мнению. Насколько сильно вы в этом убеждены? На все сто процентов?
Я киваю, поторапливая его. Хочу поскорее понять, к чему он ведет. Шерон пятится назад и прижимается пятой точкой к моей голой ноге, чуть повыше лодыжки.
Санторо сверяется с записями в блокноте.
– Вы говорите, Мария исторгала из себя куски металла, включая гвозди.
Я опять киваю, дергаюсь от прикосновений Шерон и меняю позу.
– В итоге ее увезли на «Скорой», – продолжает он.
– В итоге разыгранного передо мной сценария, да, – поправляю я. – Я не видел, как «Скорая» отъезжала.
Доктор Санторо складывает пальцы под подбородком в форме миниатюрной церквушки. Двумя указательными пальцами – шпилем – он задумчиво стучит себе по носу. Не исключено, что он делает это намеренно, чтобы воссоздать в моей памяти события того дня.
– Значит, вы полагаете, что врачи тоже подыгрывали в этом сценарии.
Я ерзаю в кресле, чувствуя его осуждение. Я более чем сполна натерпелся плохо завуалированных насмешек в лечебнице и вот теперь снова испытываю то же чувство. Всего-то за двести пятьдесят долларов в час.
– Об этом я не задумывался, – отвечаю. – Разве это важно?
Пальчиковая церковь остается незыблемой, пока он размышляет.
– Может быть, где-то в глубине души, возможно, не отдавая себе в этом отчета, вы поверили, что Мария Корви или была одержима дьяволом… – заметив выражение моего лица, он рушит церковь, претворяя ее в настойчивый указующий перст. – Или в то, что она была душевно больна и церковь манипулирует ее состоянием.
Я не спорю с ним и обдумываю этот вариант.
– Второе, с натяжкой, допустим, – сдаюсь я. – В какой-то момент в ходе экзорцизма мне приходила в голову такая мысль. Но одержимость? Ни за какие коврижки.
Доктор Санторо хлопает глазами, и на секунду мне приходит в голову мысль, что у него в столе припрятаны коврижки.
Он продолжает сыпать вопросами, но в конце концов мне удается выжать из него правду: он считает, что я чувствую себя виноватым перед Марией Корви. Он считает, что некая нехарактерно человечная сторона моего «я» испытывает вину за то, что я не справился о ее состоянии. Он отмечает, что девочка могла умереть в больнице от заражения крови, а мне бы ничего не было об этом известно. Он полагает, что на подсознательном уровне я это знаю, но не позволяю себе об этом думать. В конце концов, напоминает он, Мария появляется в моих снах в форме привидения.
Доктор Санторо говорит, что чувство вины в сочетании, допустим, с запоздалым побочным эффектом галлюциногенов заставило мой мозг изобразить полномасштабную проекцию Марии Корви в гонконгском отеле.
Согласен, это дееспособная теория.
– Стало быть, – говорю я, строя в подражание ему церквушку из собственных пальцев, – вы верите, что человеческий мозг способен создать трехмерный образ человека прямо у него на глазах.
Ха. Ага. Посмотрим, как ему это понравится.
Шерон поднимает на меня осуждающий взгляд, как сварливая старушка.
А доктор Санторо только улыбается. Не растягивает губы в ухмылочке, скрывающей скрежещущие зубы, а широко улыбается настоящей калифорнийской улыбкой в тридцать два зуба.
– Я занимаюсь психоанализом уже больше двадцати лет. Я хорошо усвоил, что не стоит недооценивать возможности человеческого мозга.
Некоторое время на стене тихонько тикают часы, семь центов секунда, а потом он добавляет:
– Вы говорили, что спали перед этим инцидентом. Сон – время, когда мозг обрабатывает данные. Именно тогда мы погружены глубже всего в эту яму.
– Если Мария – проекция из-за чувства вины, – говорю я, – то почему она говорила «Счастливого пути», а не язвила, вроде: «Спасибо за беспокойство, придурок»?
Шерон испускает тихий скулеж. Санторо подзывает собаку, и та бредет к нему на приземистых лапах.
– Думаю, ее слова можно интерпретировать и как сарказм. «Счастливого пути, катайся по миру, отдыхай в роскошных отелях, пока я тут помираю на больничной койке». Как-нибудь так.
Мне хочется передать то, настолько ярким было видение. Ее движения. Голос. Синяя материя, обтрепавшаяся на кромках комбинезона. Даже ее дыхание имело запах. Вот только всякий раз, когда я пытаюсь представить ее, детали улетучиваются. Прошло всего пять дней, а она уже мутнеет в воспоминании.
Говорят, что мы не помним точно того, что видим. Мы помним воспоминание воспоминания воспоминания воспомина…
Наш мозг играет с нами в испорченный телефон.
Я говорю и говорю, пытаясь нащупать дыры в теории доктора. Разорвать ее по швам. Но за две минуты до конца сеанса он наносит контрольный удар.
– И что бы вы сами назвали резонной альтернативой? – спрашивает он, поглаживая загривок Шерон над ошейником. – Если она не настоящая, если она не галлюцинация, то что вы тогда видели? Привидение?
И доктор Санторо смотрит на меня таким трезвым, жалостливым взглядом, которым я многие годы смотрел на всех фанатиков.

 

Приборная панель «Крайслера-200» источает запахи горелой пластмассы. Не выезжая с парковки офиса Санторо, я гуглю: «Мария Корви госпитализация». Если бы я не покидал ту церковь с полным ощущением того, что из меня сделали героя «Шок Трумана», я бы уже давно это сделал. Но Санторо, конечно, уверен, что меня гложет чувство вины, хотя сам я и не считаю, что в чем-то виноват перед ней.
Я ищу рядовую запись о том, что в Хэллоуин Мария Корви попала в больницу, вылечилась и была выписана. Но сайт итальянской ежедневной газеты «Республика» окатывает меня ушатом холодной воды.
Мария Корви пропала из больницы 31 октября, буквально через пару часов после того, как я видел ее в последний раз. Двое были найдены мертвыми в подсобном помещении больничного крыла, куда ее положили.
Медбрату Пио Аккардо перерезали горло. Мадделену Корви нашли с тринадцатью колотыми ранами. В ранах обоих тел были обнаружены следы ржавчины.
Песни на радио сменяют друг друга и сливаются в одно шумовое пятно, а я сижу, уставившись на какую-то пальму.
Теперь, когда я увидел новости о Марии Корви в газете, где она к тому же выступает подозреваемой в убийствах, она стала намного реальнее в моих глазах. Неужели католическая церковь могла пасть так низко, чтобы подстроить смерть – или даже пустить в расход живых людей? Нет, даже я понимаю, что последняя идея – совершенная дикость. (Элеанор: Ну, ты довольна? Вот и хорошо. Но от них и не такое можно ожидать.)
О многострадальной Мадделене Корви мне и так известно, а вот поиск Пио Аккардо выдает мне обычного реального юношу двадцати трех лет, которого еще помнит Интернет. Тут – селфи с коллегами; там – запись в блоге про «Плюсы и минусы работы в больнице». На одной фотографии он со счастливым лицом сжимает в руках сверток с университетским дипломом, и лавровый венок на его макушке кажется мне терновым венцом.
Статья «Республики» датирована вторым ноября, и больше материалов на эту тему я не нахожу. На других сайтах пересказываются те же события, в паре источников цитируют нашего общего друга отца Примо Ди Стефано: «Я сделал все, что было в моих силах, чтобы изгнать демонов из бедного ребенка. Мне горько признавать, что моих попыток оказалось недостаточно. Я заклинаю всех относиться к Марии Корви с особой осторожностью, ведь дьявол всецело завладел ее душой. Я буду молиться за упокой души ее матери и синьора Аккардо».
Вот оно, оказывается, как. Убийство. И жатва еще не окончена.

 

Через несколько часов после того, как я узнаю о хэллоуинском кровопролитии, у меня звонит телефон.
Я нахожусь на нижнем этаже магазина «Амеба Мьюзик». Наверное, это самый большой магазин пластинок в мире: по площади он сравнится с бейсбольным полем. И от стены до стены – музыка на осязаемых носителях.
Я изучаю обложку альбома «Reign In Blood» 1986 года группы Slayer. Я сидел на их музыке в подростковую фазу увлечения трэш-металлом. Хорошо помогает справиться с гневом – хотя вот подружке Честейн такая музыка небось покажется детской колыбельной. На конверте изображен Люцифер с козлиной головой, который восседает на плечах своих прислужников во время шествия по аду. Сегодня мне смешно лицезреть такое шаблонное изображение дьявола.
Голос с сильным итальянским акцентом принадлежит человеку средних лет. Я впервые слышу этот голос. На заднем плане различим гул, офисная суета.
– С кем имею честь разговаривать? – спрашивает он.
Может, звонят из колл-центра?
– А вы сами не знаете? Это же вы мне звоните. Джек Спаркс. А вы кто?
– Инспектор Кавальканте, римская полиция. Могу ли я поинтересоваться, кем вы приходитесь Антонио Бонелли?
– Не знаю такого. Почему вы звоните мне?
– Боюсь, синьор Бонелли вчера был найден мертвым. Судя по всему, он выполнял для вас переводческую работу… сейчас уточню… тридцать первого октября.
Боже.
– Тони? – переспрашиваю я, засовывая «Reign In Blood» к другим пластинкам. – Я знал его только как Тони. Да, в тот день я впервые с ним встретился.
Инспектор спокойно объясняет ситуацию. Звонок его вызван тем, что накануне своего исчезновения несколько дней назад Тони много рассказывал обо мне своей жене. Испугавшись, что меня вызовут на допрос, я поспешно говорю, что покинул Италию ночью в Хэллоуин и с тех пор не возвращался.
Тони оставил дома предсмертную записку: «Сущий ад – не иметь над собой контроля. Контроль надо мной теперь в ее руках. Я должен сделать то, что должен». И представляете, в записке был постскриптум: «Во всем виноват Джек Спаркс». Как мило.
Дальше – больше. Пятого ноября жена Тони обратилась в полицию с заявлением на мужа, который проявлял сексуальное насилие по отношению к их маленькому сыну. Это-то каким боком моя вина? Что-то новенькое.
Кавальканте говорит, что расследование только начинается и пока они просто «устанавливают основные факты». В этот момент мой взгляд падает на человека в другом конце аллеи магазина. На человека, очень похожего на Тони.
Он стоит и смотрит на меня, одетый в ту же самую куртку, какая была на нем в Италии. Она блестит, как мокрая. Его волосы тоже.
Это ужасно глупо, но все равно я начинаю идти в его сторону.
Ниточки, узелки, как легко ими прельститься.
– Как он умер? – спрашиваю я в телефон.
Молчание. Ответ:
– Тело синьора Бонелли было найдено в реке за чертой города. У вас есть мысли, почему он мог возложить вину на вас?
– Ни единой, – отвечаю я, пристально вглядываясь в двойника Тони, подступая ближе.
– Вы общались с господином Бонелли после церкви?
– Нет.
Я врезаюсь в скейтершу с розовыми дредами, уткнувшуюся носом в телефон. Когда я проскальзываю мимо, не обращая внимания на ее брань, двойник Тони как сквозь землю провалился. Там, где он стоял, на полу осталась лужа зелено-коричневой водицы.
Я отвечаю на вопросы Кавальканте, не сводя глаз с этой лужи.
Перед тем как он кладет трубку, я спрашиваю:
– Скажите, вам известно что-нибудь о деле Марии Корви? Ее нашли?
– Я не могу обсуждать другие дела, извините.
Я говорю, что я журналист, но это не помогает. Хочу рассказать ему о связи между Тони и Марией, но одергиваю себя. Потому что знаю ли я сам, что это за связь такая, помимо того, что они пару часов находились в одном помещении?
– Почему вы интересуетесь? – спрашивает Кавальканте.
– Да так, видел в новостях, – отвечаю я и кладу трубку, как раз когда миловидная сотрудница магазина с ретро-стрижкой подходит убирать лужу. Она выжимает зеленоватую жидкость со швабры в ведро, приговаривая: «Что за хрень…»
Не могу с ней не согласиться. Последствия поездки в Италию уже не кажутся такими забавными. Кто-то всерьез заигрался с моей головой, что во снах, что наяву. Я ведь на несколько секунд всерьез подумал, что вижу покойника в музыкальном магазине. А уж если я могу допустить такую оплошность, то всякий может.
Вот так и сходят с ума. Доходят до того, что учиняют самосожжение, лишь бы вломившаяся с обыском полиция не раскрыла их сектантских тайн. Или того хуже, отдают последние сбережения на оплату услуг Шерилин Честейн.
Я даю себе слово выбросить из головы Марию Корви и всю честную компанию. Если начистоту, из этой истории вышел бы отличный материал для документальной книги-расследования. Возможно, однажды я даже напишу эту книгу. Но ничего сверхъестественного тут не происходит. Точка.
Мария Корви – малолетняя психопатка, которую давно пора было определить на поруки условному доктору Санторо. А Тони Бонелли… был… больным на голову педофилом, который закончил свою жизнь, поступив по совести.
Только одно продолжает меня мучить: почему я видел Марию в Гонконге? Может, еще одна встреча с Санторо или эксперимент Паранормальных помогут понять, как мой мозг произвел ее на свет. А если нет, придется свалить все на наркотики и жить дальше.
Так или иначе, с сего момента Мария, Тони и иже с ними остаются только в зеркале заднего вида.
Только вперед!

 

Алистер Спаркс: «В офисе Google подтвердили, что ноутбук Джека Спаркса использовался 12 ноября 2014, несколько часов спустя после того, как сотрудница «Амеба Мьюзик» Кейт-Линн Кейси вспоминает инцидент с уборкой «гадкой слизи», для поиска по следующим запросам».

 

мария корви новости

 

мария корви последние новости

 

мария корви последние данные

 

мария корви найдена

 

мария корви арестована

 

мария корви мертва

 

тони бонелли мертв

 

антонио бонелли мертв

 

антонио бонелли самоубийство

 

инспектор кавальканте полиция существует
надежный боевой маг нанять шерилин честейн

 

почему я вижу привидений

 

помощь призраки дьявол сверхъестественное

 

я проклят?

 

Алистер Спаркс: «Далее следует выдержка из личного дневника Ребекки Лоусон, также известной как Бекс, запись за 12 ноября 2014».
Дорогой дневник, чтоб я сдохла: я еду в Лос-Анджелес!
С одной стороны – это круто. Не уверена, что позволяла кому-либо такие щедрые жесты в свой адрес, но стыдиться мне тут нечего. Мы с Джеком оба знаем, что он у меня в долгу. Нет, понятно, что я выхаживала его весь год под наркотиками не ради награды – я его выхаживала, чтобы этот дурень кони не двинул. Но это было ужасное время, и я до сих пор чувствую его отголоски, хотя сколько месяцев уже прошло. Так что с него билет до Голливуда в оба конца – и мы в расчете!
С другой стороны? Я все еще раздавлена из-за Лоуренса. В глубине души мне кажется, что нужно было дать ему еще один шанс. Никогда бы не подумала, что он способен на измену. Как больно видеть, что он все отрицает, хотя у меня были доказательства на руках. Так что я рекомендую этой глубине души молчать в тряпочку. Если мужику нужен «один последний раз» перед сожительством со мной, то как он будет вести себя после нескольких лет совместной жизни? А если мы поженимся? Мама права: надо его забыть. Выбросить из головы – и точка.
Единственный потенциальный минус этой поездки – я знаю, что нравлюсь Джеку.
А главное, он думает, что это так незаметно и я не имею об этом ни малейшего понятия.
Он искренне считает, что я не замечаю взглядов на свою грудь. И того, как он иногда засматривается на меня дольше, чем положено друзьям.
Я даже сомневаюсь, что Джек сам упомнит все свои пьяные поползновения. Классическое «положить руку ей на плечо» сразу же перед классическим «наклонись для поцелуя»… Он забывает, что я постоянно отшиваю его, как лабораторная крыса не помнит, что ее бьет током каждый раз, когда она нажимает кнопочку А. Хорошо, что мне чаще всего удается избегать таких неловких ситуаций. Я знаю, что он никогда не станет проявлять настойчивость и сильно лапать меня – он больше жалок, чем опасен.
Надеюсь, самые смелые его попытки соблазнения остались позади вместе с наркотиками. Весь год, начиная с прошлого июня, он был в жутком состоянии, возвращался домой в непонятное время, будил меня. Иногда, конечно, и я с ним употребляла (но только алкоголь и марихуану из личного запаса – а то мало ли, вдруг меня читает полиция).
Я видела, в каком Джек отчаянии. В крайнем отчаянии. Он так хотел забыться, ему это было ужасно нужно. Я до сих пор не в курсе, что же случилось в тот год, что оставило в нем эту гигантскую зияющую черную дыру, но вся его самоуверенность обрушилась и придавила его. Я не спрашивала почему, да и он не говорил, даже в самые тяжелые минуты.
Он хоронил это внутри себя – то, что заставляло его день за днем проводить в полубессознательном состоянии. Так глубоко хоронил, что уже и сам, наверное, не мог дотянуться. Я иногда думаю, что оно обнаруживало себя по ночам. Бывало, я проходила мимо его двери и слышала, как он бормочет во сне: «Прости, прости, мне так жаль». Странно было слышать это от человека, который не умеет просить прощения.
Иногда мне вообще казалось, что он хочет умереть. Я вызывала ему «Скорую» и думала, не специально ли он превысил дозу.
Я в шоке, что Джек до сих пор свято верит, что я не читаю его книг. Ну разумеется, я их читаю – он, блин, обо мне пишет! Ну нет, это, конечно, не единственная причина, но мне действительно забавно читать, как на письме он выдает свои чувства ко мне за влюбленность. Вот уж где он развернулся на всю катушку. А самое смешное – это как он меня описывает. Да, пожалуй, в целом мой характер передан верно, но книжная версия меня – это какая-то шальная муза. Когда его читатели встречают меня в жизни, они ведь всерьез ожидают, что я а) рыжая и б) инструкторша по фитнесу! Чем, собственно, не угодили а) нормальные темно-русые волосы и б) управляющая южной ветвью компании по прокату автомобилей?
И вообще, когда рыжие волосы превратились из предмета насмешек на детской площадке в объект мужских фантазий, я спрашиваю?
И не я ли однажды покрасилась в рыжий, чтобы привлечь внимание фанатов на одной из презентаций Джека?
Нет, дневничок, это был ты, а не я, цыц.
Самый класс, конечно, в том, что в каждой книге Джека я разгуливаю по квартире в неглиже и беспричинно дую губки. Один извращенец на презентации подгреб ко мне с этим вопросом. Он очень огорчился, когда услышал, что в реальности я ношу толстый махровый халат в пятнах кофе. Он отказывался понимать, что в нашей квартире практически не работает отопление.
Джек хороший писатель, я горда тем, что живу с ним. Да, в творческом плане с книгой про наркотики он оступился. Все идет к тому, что она станет самой популярной его книгой, но это потому, что все так и выстраиваются в очередь, чтобы посмотреть, как человек себя гробит. Я лишь надеюсь, что эта книга про сверхъестественное вернет его в нормальную колею, хотя и не понимаю, почему он за нее взялся. Что-то я не вижу, чтобы Ричард Докинз и профессор Брайан Кокс колесили по свету в поисках привидений. Бессмыслица какая-то, как и вся эта история с медиумом, которую я, кстати, еще не упоминала на этих страницах…
После возвращения Джека из Италии мы пошли гулять на пирс, и я с большим воодушевлением рассказала ему про американку-медиума, которая выступает в городе на следующий день. Я думала, он ухватится за возможность использовать это в книге – такой шанс буквально на блюдечке с голубой каемочкой. Это было в десяти минутах пешком от нашего дома, и Джек бы камня на камне от нее не оставил. И может, взял бы у нее потом интервью. Каково же было мое удивление, когда он отказался. А когда я спросила почему, сменил тему и даже стал огрызаться. Стрррранно.
И вот есть этот неуравновешенный, ранимый, загадочный парень, которому я нравлюсь, при том, что настоящая версия меня недостаточно хороша для его читателей. И я еду в Лос-Анджелес, где проведу две недели в его компании. В одном гостиничном номере. И не говори мне, что он не надеется на что-то большее.
Ты же знаешь, дорогой дневник, что Джек нравился мне, когда мы только стали жить вместе. А потом я узнала его поближе. Не в том смысле, что он плохой человек (хотя он, конечно, самовлюбленный мудак, это да). Но… Ты замечаешь его носки на батарее. Начинаешь видеть в нем товарища. Ну и чисто из чувства самосохранения: ты знаешь, что, если вы замутите и все кончится плохо, тебе придется искать новое жилье.
Так что больше я не думаю про Джека в этом смысле.
Хммм. Или думаю?
Да нет, все-таки нет.
Точно не думаю.
Мне бы, наверное, не помешала новая интрижка, но точно не с Джеком. С ним нельзя.
Но мне любопытно, что с ним сейчас происходит. Он предложил мне приехать, чтобы помочь мне или чтобы я помогла ему?
Ох, дорогой дневник, ты, конечно, помогаешь мне выговориться, но ты всего лишь пачка бумаги с чернилами. Ты не заменишь мне друга. Не дашь совета. Как я сейчас жалею, что растеряла своих друзей за время романа с изменщиком Лоуренсом.
Через два дня я буду в Лос-Анджелесе.
Два. Дня.
Итак, Лос-Анджелес, чем будешь меня удивлять?
Назад: Глава 4
Дальше: Глава 7