Глава 19. То, что вершат победители
Если будешь творить зло, возмездие обязательно настигнет тебя.
«Тетрадь смерти»
О том, что первый заместитель мэра города Эдуард Константинович Дорожкин вышел из окна пентхауса, с утра гудят местные пользователи социальных сетей. Большинство диванных экспертов склоняются к мысли, что ему «помогли», и все дальнейшие рассуждения, в том числе в комментариях, сводятся к перебиранию версий, кому он мог перейти дорогу.
Ни в одной из версий не прозвучало единственно верной. Насколько наши люди перестали верить в наличие чести у власть предержащих? Ведь никто даже в мыслях не предположил, что Дорожкин раскаялся и покончил с собой от невыносимых угрызений совести.
Никакого удовлетворения от его смерти я не испытываю. На место одного винтика, выбитого из государственной машины, встанет другой, в чем-то лучше, в чем-то хуже, но в целом – абсолютно такой же. С понятиями, удобный, знающий правила игры, какой угодно, но не работающий на благо общества. Идеалисты и романтики там не задерживаются. Их на пушечный выстрел во власть не подпустят, причем в любой стране.
И то, что я сделал – просто невозможность перешагнуть через свои принципы. Каким-то образом Дорожкин вошел в мою жизнь, и, узнав о том, что он натворил и продолжает творить, я уже не мог пройти мимо.
Утром я покинул отель и вернулся домой. Стараниями Славки и Вероники квартира блещет чистотой и порядком. Не всю мебель еще вернули из ремонта, но меня это не беспокоит. В дни до отъезда я здесь буду появляться только для того, чтобы переночевать.
Скинув вещи, я прикидываю, что надо успеть сделать до Штатов.
Сегодня весь день я собираюсь провести с родителями и Кирой на даче. Лето заканчивается, и насладиться одним из последних теплых денечков в окружении близких – то, что мне очень надо. Кира должна заехать к полудню, и час с небольшим, что у меня есть, я собираюсь провести, ничего не делая.
На кухне я долго смотрю на две Васькины миски для корма. Работники клининговой службы до блеска отмыли их, как и все в квартире. Подумав, решаю оставить их и изодранного плюшевого мишку, как память о моей мяукающей соратнице. Васька пережила и карликого пинчера Мальчика, который появился вместе с Яной, и саму Яну в моей жизни, и Вику, подружилась с Ричи, была свидетелем моего падения, деградации и возвращения к полноценной жизни. А потом один мелкий мстительный гад сделал то, что сделал… Открываю карту, чтобы проверить, где он, и вижу его в отеле на побережье Майами-Бич. Если покинет зону, я об этом узнаю.
Полюбовавшись на подсвеченный бассейн отеля, в который меня заселят американцы, обещаю себе окунуться в него уже через несколько дней, и тут замечаю мерцающую иконку с восклицательным знаком. Фокусирую взгляд на ней, и рядом появляется моя помощница.
– Что это значит, Марта?
– Сообщение от твоей копии. Фил-2 просит немедленно связаться с куратором. Ему нужен совет, цитирую: «Илинди, мне рискнуть, или есть еще варианты?».
– Что это значит?
– Это весь текст сообщения. Не зная контекста, сложно строить предположения.
– Понял. Займусь этим немедленно.
Отпустив Марту, чтобы не тратить резервы духа, связываюсь с Виницким. Накануне я отправил ему короткое сообщение: «Снял проклятие». Он ответил еще короче – «Молодец!». Но сейчас лучше голосом.
Мой звонок ловит его где-то на другой стороне планеты:
– У меня четыре утра, и, надеюсь, у тебя что-то очень важное, Филипп.
– Простите, Николай Сергеевич. Мне надо срочно связаться с Илинди. Моей копии на Пибеллау нужен совет.
– Она рядом, побудь на линии.
Вспыхнув от чувства ревности, – серьезно, Фил? – я слышу, как олигарх встает с кровати и куда-то идет. Звук отпертой двери, шорох тапочек по ворсу ковра, стук. Фух.
Приглушенные голоса, шуршание и из трубки доносится чистый голос роа:
– Фил, говори.
Передаю ей сообщение с Пибеллау. Какое-то время она переговаривается с Виницким, по всей видимости, прикрыв микрофон ладонью, потому что мне не разобрать слов. Длится это с полминуты, я слышу, как Виницкий что-то восклицает и матерится. Наконец, они заканчивают обсуждение. Голос Илинди тих, в нем слышится усталость и неуверенность:
– Я буду с тобой откровенна, Фил. Текущее Испытание «социально значимыми», скорее всего, провалено. Большая часть поля Испытания захвачена «боевиками». Поэтому мой ответ – «да». Пусть Фил-2 рискует и ставит все на карту.
– Я передам. Все так плохо?
– Следующая волна испытуемых будет последней, – она кажется равнодушной, но это равнодушие обманчиво. – И, если не считать Ника, наших людей среди победителей нет. И, судя по всему, не будет. Союз людей и роа неосуществим. Вероятность того, что наши цивилизации не смогут пройти Диагностику, близка к ста процентам.
– Я не знаю, что сказать.
– Ничего не надо говорить, Фил. Я была рада с тобой познакомиться, но это все было зря. Прости, я плохо тебя подготовила. Это всё. Прощай.
Гудки в трубке будто символизируют последний отсчет. Для меня все закончится, когда я на Пибеллау провалю Испытание. И эти последние, может, часы, а может, несколько дней, надо провести так…
Как будто они последние?
Именно.
* * *
Совещание мэрии, назначенное на утро понедельника, было перенесено на три часа позже из-за похорон и пресс-конференции. Мэр Хайруллин решил выступить перед журналистами с речью по поводу «безвременной кончины» своего «друга, соратника и просто великого человека» Эдуарда Константиновича Дорожкина.
Подобрав из числа аккредитованных журналистов наиболее близкого мне по возрасту, я встречаю его на подходе к зданию мэрии и, не давая опомниться, морочу ему голову:
– Виктор, доброе утро! Я – большой поклонник вашего таланта! У меня есть неопровержимые доказательства, связанные со смертью Дорожкина. Из всей вашей журналисткой братии вы самый подходящий, самый честный и лучший кандидат на то, чтобы обнародовать эти сведения! Документы у меня с собой, вот, – я открываю папку с махинациями бывшего зама мэра.
Витя Шумейко – далеко не лучший журналист, да и талант свой он раскрывал пока только скучным пересказом пресс-релизов мэрии и передовицами в духе «Пятилетку за три года!». Но насколько он осторожен в официальной прессе, настолько остер и ядовит в сети, где его, правда, под псевдонимом, читают тысячи горожан.
А еще мы с ним практически одного роста, похожи по телосложению и цвету волос, и для моих целей он, действительно, лучший выбор.
– Простите, но… Пресс-конференция мэра… Похороны Эдуарда Константиновича… Может, позже? – неуверенно говорит он, посматривая на часы. – Завтра?
– Я не займу много вашего времени. Дайте мне пять минут, не больше. Давайте зайдем в эту чудесную кофейню, где подают изумительные круассаны! Вы любите круассаны?
Забалтывая Шумейко, я прихватываю его за талию и завожу в кофейню, где усаживаю за столик на двоих в самом углу заведения. Заказав два американо и обещанные круассаны («Мне со сливками», – уточнил заказ Витя), я передаю папку с информацией по махинациям не только Дорожкина, включая его противозаконные шалости, но и по всей верхушке города. Для этого мне пришлось вчера весь вечер, сразу после визита к родителям, ездить по городу и снимать показания системы с каждого сотрудника мэрии уровнем не ниже руководителя департамента. Помотаться пришлось изрядно, но, на мое счастье, все были в городе. Тем более, что большинство из них навестило семью покойного коллеги с соболезнованиями, облегчив мне задачу.
Шумейко щедро насыпает в кружку сахар и яростно размешивает, не переставая смотреть на часы.
– У вас пять минут, – напоминает он. – Простите, не знаю вашего имени…
– Как меня зовут – неважно. Важно то, что в папке. Там вся информация, посмотрите сами. В документах полный перечень всех преступлений Дорожкина и его коллег, включая самого мэра Хайруллина. Схемы, связи…
– Это что, какой-то розыгрыш? Вы за кого меня принимаете? – Виктор даже не делает попытку заглянуть в папку, и она все так же лежит нетронутой. – Вы знаете, я, пожалуй, пойду.
Он делает попытку встать.
– Сядь, Витя! – добавляю в голос командных интонаций, и журналист послушно садится. – Взгляни хотя бы, акула пера! Неужели даже неинтересно?
Он нехотя подтягивает папку к себе, открывает и начинает читать. Читает он быстро – хмурится, хмыкает, но профессиональный интерес к чужим тайнам перевешивает. Там практически нет воды, просто перечень фактов на несколько страниц. Но по Шумейко видно, что он уже проклинает тот миг, когда поддался моим уговорам зайти сюда.
Уровень его страха превышает допустимый уровень, он почти в панике и вот-вот даст стрекача. В желании сохранить лицо, он сглатывает и говорит:
– Вы же понимаете, что это, – он указывает на документы, глядя на них как мышь на удава, – это никому не нужно? Я не занимаюсь инсинуациями и клеветой!
– Знаю, что занимаешься. Ты и сам знаешь. Последний наезд на Гроссмана в вашей газете за твоим авторством… Там ни слова правды, и деньги за заказную статью ты уже потратил. Но то, что в папке – правда.
– Ерунда!
– Скажешь это себе… чуть позже. Я не прошу это опубликовывать. Просто осознай. А пока… наслаждайся кофе.
Оставляю на столике деньги и документы. На прощание протягиваю Виктору руку, и он машинально ее жмет, заполучив с окончанием рукопожатия дебаф невыносимого стыда. В обмен я получаю снятый с его груди бейдж с аккредитацией. Совесть уже начала его грызть, и потерю бейджа он даже не заметил.
Помучается, помучается, да напишет. Главный редактор вряд ли осмелится опубликовать такое в газете, но Вите газета будет не нужна – его блог читают многие. Не хочу, чтобы о стервятниках вспоминали хорошо.
Пока Витя терзается, я под «Скрытностью» проникаю в здание мэрии и, проявившись в пустынной уборной, цепляю бейдж и иду в конференц-зал.
Послушаю, что скажет мэр, посмотрю в глаза городским головам и обязательно пожму каждому руку. В знак неуважения.
* * *
Сразу после мэрии я еду за новым паспортом – он готов. Вместе с документом я посещаю банк, чтобы снять денег и заказать восстановление карточек.
Остаток дня я занимаюсь подготовкой к поездке – изучаю Майами, наблюдаю за Панченко, прокачиваю характеристики и распределяю очки навыков. Костя, кстати, последние три дня никуда не выходит из отеля. На карте этого не видно, но, возможно, сработали штрафы его системы за проваленный квест. В конечном итоге, он ведь не смог меня нейтрализовать? Так что стоит ожидать его возвращения в Россию, если, конечно, он в состоянии. И дело не только в том, что здесь он в розыске, вполне вероятно, что интерфейс нехило так подрезал ему очки опыта и характеристики.
К вечеру заканчивается очередная «Оптимизация» – я разучился фотографировать напрочь, зато моя скорость развития навыков повысилась до нереальных высот. Теперь я учусь в двадцать три раза быстрее, чем обычный человек.
Два очка я прибавляю к «Интуиции». Восьмой уровень навыка приближает меня к удовлетворению требований следующей героической способности – «Предвидение».
Очки характеристик распределяю между «Восприятием» и «Интеллектом» с той же целью.
Тиер 3. Предвидение (активная героическая способность)
Позволяет носителю прожить следующие 15 секунд жизни в смоделированной реальности, по истечении которых вернуться в стартовую точку активации навыка.
Требования к носителю для разблокировки способности:
уровень навыка «Героизм»: не менее 3; уровень социальной значимости: не менее 30.уровень навыка «Интуиция»: не менее 10; уровень навыка «Медитация»: не менее 10; уровень характеристики «Восприятие»: не менее 30; уровень характеристики «Интеллект»: не менее 30.
Кулдаун: 24 часа.
Причем ап интеллекта я делаю с упором на английский язык и быстродействие:
– развитие одной из творческих способностей носителя (+5 уровней к навыку);
– повышение быстродействия мозговой деятельности носителя на 10 % от базового значения.
Английский я теперь знаю лучше, чем русский. По крайней мере, именно в этом заверяет меня интерфейс:
Английский язык (10).
Русский язык (7).
Сам я, правда, в этом не уверен, но если так все и есть, то, чувствую, в Америке смогу прокатить за своего…
На следующий день в офисе я появляюсь одним из первых. До отъезда надо по максимуму отработать все, что накопилось на мне, и не под силу никому из коллег: поиск работы клиентам, поиск клиентов для компании и переговоры с теми, кто отказался от сотрудничества с нами.
Вероника уже на месте. Она сидит за моим столом и, высунув кончик языка, что-то пишет в ежедневник.
– Рыжая, привет!
– Не называй меня так, Фил! Фу!
– Я тебе денег принес, – кладу на стол купюры. – Спасибо, выручила!
– Ох, да брось! Ты лучше сел бы и разобрал вон те четыре папки. Там все анкеты за последние дни – штук сто, не меньше. Справишься за сегодня?
– Справлюсь за полдня…
* * *
– Они там что, все с ума посходили? – качает головой Марк Яковлевич.
– Похоже на то. Вряд ли их совесть замучала, – уверено заявляет Вероника. – Но вот что странно…
Коллеги обсуждают сенсационное утро вторника с покаянным выступлением мэра, закончившегося тем, что город стал полностью обезглавлен. Высшее руководство государственных структур – от полиции до налоговой – коллективно выступило с признаниями, многие написали письма на имя президента страны на ту же тему.
Суицидом покончило несколько раскаявшихся высших чинов полиции и парочка депутатов, но на их совести было много невинной крови. Остальные же ограничились полными признаниями и слаганием с себя полномочий. Один из замов мэра вместе со всей семьей встал на центральной площади в каком-то рубище и просил прощения у горожан, другой безумец ходил по улицам, раздавая все наворованные деньги первым встречным, пока не нарвался на гопоту, ошалевшую от вида многих пачек зеленых купюр.
Большая разгромная статья, вышедшая в блоге Вити Шумейко, вирусно распространилась по социальным сетям и чатам мессенджеров. Ее выход – как нельзя, кстати, вкупе с признаниями чиновников.
Центральные каналы пока молчат, но в городе вроде бы, пока неформально, уже вводят комендантский час и войска. Загадочные события привлекли внимание Москвы – подозревают и коллективное помешательство, и массовый гипноз, и воздействие каких-то отравляющих веществ западных спецслужб…
Закончив с анкетами клиентов и поиском работы для них, я пригласил Кешу Димидко дать мне сводку по отказным партнерам. Надо хорошо подготовиться к серии встреч с ними. Пока он рассказывает все, что знает, меня кое-что настораживает. Система подозрительно подвисает, быстро сжигая ресурсы духа, и прежде чем что-то произойдет, мне лучше уединиться. Поднимаю руку, чтобы прервать собеседника:
– Кеша, я отлучусь на пару минут?
Наш коммерческий директор кивает, переключая внимание на обсуждение городских событий. Ребята, занятые выдвижением предположений, не замечают, как я покидаю офис.
Спускаясь, встречаю Горемычного, колеблюсь, стоит ли его тоже привлечь к принудительному раскаянию, но решаю, что не стоит. Все мы не без греха, а его – не самые тяжелые. Пусть живет, как жил. Не я ему судья.
Я выхожу на улицу и сажусь на лавочке в аллее через дорогу. Что бы там интерфейс не задумал, лучше принять положение понадежнее. Ждать приходится недолго. Поле зрения заваливает сообщениями, вал наслаждения прокатывается по телу, раз за разом даря острые неземные ощущения. Спустя несколько минут, растянувшихся для меня намного больше, я в состоянии прочитать, что, помимо уровня, выдала система:
Внимание, вы совершили важное социальное деяние! Коррупция, разъедающая общество, ведет к массе негативных факторов роста, снижая потенциал каждого жителя города. Обнародование фактов хищений, некомпетентности, недобросовестного исполнения обязанностей городской властью даст развитию города положительный импульс. Публичное раскаяние высокопоставленных чиновников – крик, предвещающий сход снежной лавины, первый шаг на пути к исцелению общества.
Потенциал фракции «Российская Федерация» повышен на 9 %. Доля участия фракции в развитии локального сегмента Галактики потенциально повысится с 11 % до 16 % к 2050 году.
Получены очки опыта за важное социальное деяние: 39000.
Поздравляем! Вы подняли уровни: +2!
Ваш текущий уровень социальной значимости – 22!
Доступны очки характеристик: 4.
Доступны очки навыков: 2.
Очков опыта до следующего уровня социальной значимости: 3280/23000.
Двойное повышение уровня далось мне непросто. Я весь вспотел и не чувствую ног, переживая откат. Но куда больше, чем искусственные приступы удовольствия, меня радует строчка о моей фракции – моей стране. О моей Родине…
И пусть я лишусь интерфейса, пусть все забуду и снова стану толстым рогой-разбойником Филом в Игре, не зная, что жить полноценной жизнью в реальности, а не в виртуальности, намного интереснее. Свой след в будущем я, надеюсь, уже оставил.
В растрепанных чувствах я возвращаюсь в офис. На подходе к зданию бизнес-центра у меня звонит телефон. Это Костя Бехтерев, мой экс-тренер по боксу и друг.
– Костя, привет! Как вы там? Как Юлька?
– Все супер! Операция прошла успешно, восстановление идет хорошо! На следующей неделе летим домой!
– Рад за вас!
– У тебя как дела, Фил?
– Все хорошо, – стараюсь, чтобы голос меня не выдал. – По приезду можешь сразу выходить к нам. Ребята тебя ждут.
– Сразу не смогу, за Юлькой надо будет присматривать. В садик ей пока нельзя, постельный режим…
– Я поговорю со своими. Думаю, родители будут рады о ком-то позаботиться.
С минуту Костя спорит до хрипоты, доказывая, что он и сам справится, и вообще, но я слушаю вполуха. Дав ему договорить, невозмутимо стою на своем:
– Не обсуждается. Меня, возможно, не будет…
– Стой, а ты куда?
– Буду в отъезде дней десять. Так что тебя встретят либо мои ребята, либо отец. В общем, я буду не в городе, поэтому сразу, как устроишься и пристроишь Юльку, выходи на работу. Деньги сами…
– …себя не заработают, – слышу, как он улыбается, повторяя мое любимое выражение. – Ладно, понял тебя, Фил. Все, отключаюсь, роуминг!
– Юльке привет!
На крыльце встречаю Вазгена. Он в мыле, куда-то торопится, но останавливается, чтобы поздороваться и перекинуться парой фраз.
В офисе обсуждение городских новостей закончилось. Я прохожу в свой кабинет, временно занятый Вероникой, и вижу, что у нас гостья – красивая ухоженная дама лет тридцати на вид, но по показаниям интерфейса ее возраст за сорок. Строгая юбка чуть выше колен, светлая рубашка, высокие каблуки и безупречный макияж дополняют образ деловой женщины.
– Филипп Панфилов? – завидев меня, она встает и протягивает руку. – Меня зовут Сара Бергман. Я от Николая Сергеевича Виницкого.
– Очень приятно. Чем могу помочь?
– Николай Сергеевич попросил, чтобы при нашей встрече присутствовали все ваши партнеры. Это возможно?
– Вполне.
Вероника, развлекавшая гостью, пока я отсутствовал, кивает и выходит за остальными. Через пять минут все в сборе: Кеша Димидко, Вероника, Гриша, Марк Яковлевич, Роза Львовна и Сява, причем последний что-то жует, а на мой вопрошающий взгляд шепчет: «А что, обед же!». Покрасневшая Вероника выдирает из его рук контейнер с обедом и куда-то выносит. Вернувшись, Рыжая испепеляет взглядом своего парня. За всем этим, улыбаясь уголками рта, наблюдает Сара.
Я откашливаюсь, привлекая внимание:
– Коллеги, позвольте представить вам Сару. Она представляет интересы всем известного господина Виницкого Николая Сергеевича. Сара?
Дама выходит в центр кабинета, широко улыбается и начинает говорить.
– Спасибо, Филипп Олегович. Рада познакомиться со славным коллективом компании «Доброе дело»! Мы с Николаем Сергеевичем изучили весь спектр услуг, предлагаемых вашим агентством, и пришли к выводу, что заинтересованы в масштабном сотрудничестве с вами! Это касается как «Джей Март», так и всех аффилированных с ним структур и дочерних организаций…
С каждым ее словом лица присутствующих вытягиваются все больше, а я думаю, что Виницкий делает широкий жест. Ведь он знает, что я скоро лишусь интерфейса, и договорные обязательства мы будем исполнять, как самая обычная компания силами обычных людей.
Жест олигарха такой широкий, что мне нет никакой нужды встречаться с директорами и владельцами небольших компаний, отказавшихся с нами работать. И даже если со мной что-то случится, у моих партнеров, как и у всей компании, большое и светлое будущее.
* * *
В клубе спортивного покера людей так много, что меня просят подождать на входе. Охранники переговариваются, поглядывают на меня, а потом один из них подзывает поближе:
– Простите, Филипп, что заставили вас ждать. Вы можете войти.
Они расступаются, и передо мной раскрываются двери, за которыми стоит администратор Антон с улыбкой от уха до уха:
– Рады вас видеть в нашем клубе, Филипп! Давно же вы к нам не заходили!
– Добрый вечер, Антон! Я поиграю?
– О, да, конечно! Проходите! – он берет деньги и отсчитывает столбцы фишек. – Может, все-таки зарегистрируетесь как член клуба?
– Я бы с радостью, – лицемерно развожу руками, – но не могу…
Он ждет, что я продолжу, но я просто сгребаю фишки и ухожу. Мой путь лежит в VIP-зал – играть я решил по-крупному. И не в карты.
За нужным мне столом все места заняты, так что я располагаюсь за спиной одного из игроков, склоняюсь к его плечу и шепчу:
– Добрый вечер, Дмитрий Дмитриевич! Как карта? Масть прет?
Выдержке Димедрола можно позавидовать. Он глубоко затягивается сигарой, а его голова, будто башня танка, медленно разворачивается ко мне. Дим Димыч, опознав, кто его побеспокоил, отворачивается и говорит, смотря на карты на флопе:
– Забыл, как там тебя… Генкин кореш? Тот, что за него долг отдал?
– Он самый.
– Чего хотел?
– Ничего, полковник Шмелев.
– Генерал Шмелев, – дыша перегаром, поправляет Дим Димыч. – После сегодняшних событий дали внеочередное звание. И можешь меня поздравить… Да что такое! Опять «светофор»! – он в сердцах бросает карты, и те скользят по сукну к крупье.
– С чем поздравить?
– Ты говоришь с начальником полиции города, э…, как там тебя?
Произошло то, чего я боялся. Вместо одних уродов на вершину власти поднялись другие, и не факт, что лучше. Точно, не факт. Но я сохраняю подобострастную улыбку, чтобы завершить задуманное.
– Филипп. Я вас от всей души поздравляю, – протягиваю ему руку, и он нехотя ее жмет. – Ведь вы – первый порядочный начальник полиции в городе, Дим Димыч!
Его ладонь замирает в моей, он хватается за сердце, багровеет и издает неясный стон. Кто-то сзади хватает меня за руки и оттаскивает. Обернувшись, вижу подручных Шмелева – наркоманов Шипу и Лучка.
– Что за фигня с шефом?
– Нормально с ним все, сами смотрите, – показываю им на Димедрола, который жадно пьет из поднесенного стакана с водой. – Здорово, мужики! А я вас помню! Ты – Шипа, а ты – Лучок, да? Отпустите!
Под моей командной аурой они убирают руки. Панибратски хлопаю их по плечам, активируя принудительное раскаяние.
Лучок подозрительно щурит глаза, но Шипу уже проняло. Он вдыхает воздуха, чтобы заорать, и, не дожидаясь его крика, я быстро отхожу от них и занимаю свободное место за одним из столиков. Как раз такое, чтобы ничего не пропустить.
В случае с Шипой раскаяние срабатывает как-то не так, как я ожидал. Он выхватывает припрятанный в кожаной куртке нож и, какой-то ломаной походкой добравшись до шефа, с диким криком, остервенело вонзает его тому в спину. Дим Димыч удивленно оборачивается, и тогда Шипа переносит удары на его грудь. Кровь хлещет фонтаном, тело генерала опрокидывается, но наркоман продолжает линчевание.
Люди, сидящие за тем столом, сначала недоумевают, а потом, поняв, что происходит, с криками вскакивают и начинают разбегаться. В разрастающемся хаосе никто не замечает, как Лучок достает пистолет, подносит его к сердцу и жмет на спусковой крючок.
Звук выстрела вызывает еще больше паники.
Лучок оседает на пол лицом ко мне, и я вижу, что в его глазах слезы.
