Непстед
К их удивлению, никто не выпрыгивал из темноты и не преследовал их, пока они шли обратно по туннелю. На первом этаже их тоже никто не ждал. Берег, на всем протяжении от люка до лодки, был пуст, и ни один охранник с собакой не вышел на их след, когда они гребли по озеру назад. Это было странно, даже подозрительно, но все так устали, что никому и в голову не пришло жаловаться. На полпути к берегу Уилл, чувствуя, как приятно ключ Непстеда оттягивает карман, расслабился и вдруг осознал, что радуется. Была теплая безветренная ночь, на небе сияли звезды, и они возвращались, выполнив почти самоубийственное задание в глубоком тылу врага.
Как только они добрались до общежития, то тут же провалились в глубокий сон – кто в спальном мешке на полу, кто на диване в большой комнате. Ник и Уилл по очереди стояли на часах, просто на всякий случай.
Почему Хоббс и «шапки» не подкараулили нас на поверхности? – лениво размышлял Уилл, борясь со сном. Возможно ли, что они не знали, кого преследуют под землей? Но ведь Хоббс видел и узнал меня перед тем, как выломился через окно в госпитале?
К рассвету оба согласились, что больше не могут караулить. Уилл проспал несколько часов. Когда он наконец проснулся, было уже десять, комнату наполнял яркий дневной свет. После подземелья видеть его было особенно приятно. Настроение стало еще лучше, когда он вспомнил, что сегодня воскресенье, и учуял запах кофе и бекона. Ключ Непстеда все еще был в его руке.
Почти все его друзья уже поднялись и ушли, но когда Уилл приплелся к столу, из кухни вышел Ник и поставил перед ним большую кружку кофе и тарелки с яичницей, беконом, сосисками, блинчиками и овсяными хлопьями.
– Заправляйся, чел, – добродушно ухмыльнулся Ник.
Уилл только теперь понял, насколько он был голоден.
– Почему ты меня не разбудил?
– Подумал, что тебе нужно хорошенько отоспаться.
– Где все? – спросил Уилл, уплетая завтрак за обе щеки.
– Брук на работе, Элиза на практике. А Аджай пошел в лабораторию, исследовать кость.
– Кость?
– Ну, ту, которую он принес в рюкзаке, – ответил Ник. – Что-то связанное с радио и углеводами.
– Радиоуглеродный анализ.
– Да, оно. Так что дальше?
– Мы найдем Непстеда, – прочавкал Уилл, откусив от блинчика, и указал на ключ, – раньше, чем Хоббс.
– Дай-ка взглянуть, – попросил Ник, и они вместе посмотрели на ключ. – Чел, да это же его мы стащили прошлой ночью…
– Теперь мы знаем гораздо больше, Ник, мы подобрались еще ближе. Надеюсь, Непстед расскажет остальное.
– Вопрос в том, как мы можем ему помочь? Думаешь, он хочет выбраться из клетки?
– Я бы на его месте хотел, – сказал Уилл. – Интересно, что он будет делать после.
Ник откинулся назад и встал на мостик.
– Я состряпаю нам пару идей.
– Завтрак тоже ты состряпал? – спросил Уилл, не в состоянии оторваться от еды.
– У моего дяди закусочная в Бруклине. Если как супергимнаст я провалюсь, стану поваренком, – Ник оперся на одну руку и, подпрыгнув, вскочил на ноги.
Внезапно в комнату, задыхаясь, ворвался Аджай. Он обеими руками держал что-то за спиной, а на голове у него красовались огромные очки, которые увеличивали его глаза.
– Доброе утро, джентльмены. Позвольте сообщить о предварительных результатах моих начальных, хотя и беглых исследований.
– Валяй, – произнес Уилл с набитым ртом.
Аджай держал кость так, как будто это врученная ему престижная награда.
– Ее возраст как минимум десять тысяч лет. И пока ни один сегмент ДНК не совпал с человеческой.
– Ты удивлен?
– Нет, я доволен. По двум причинам. Во-первых, это доказывает, что мы не рехнулись. А во-вторых, если мы наведем порядок в этой неразберихе, Нобелевская премия не просто будет возможна, считайте, она у нас в кармане.
– Чел, ты меня убедил, – кивнул Ник.
– Также я начал выяснять, что такое Кахокия и КОМКАМЕЗ. Предварительные результаты более чем потрясают.
– Расскажешь по пути, – Уилл убрал пустую тарелку, рыгнул и влил в себя остатки кофе. – Нужно повидаться с тем парнем в кладовке.
И он помахал серебристым ключом.
* * *
– Кахокия – это название важных археологических раскопок на юго-западе Иллинойса, – рассказывал Аджай с небольшой одышкой, пытаясь поспеть за остальными. – Примерно в ста пятидесяти милях к югу отсюда.
– Погоди-ка, то есть существуют две Кахокии? – уточнил Ник.
– Похоже на то. Видимо, в свое время Кахокия была крупнейшим городским поселением в Северной Америке.
– И что там нашли? – спросил Уилл.
– Все, что сохранилось в плане архитектуры, – это ряд древних земляных насыпей, которые теперь объявили национальным парком. Но исследователи предполагают, что на пике развития – как минимум две тысячи лет назад – Кахокия занимала площадь не менее шести квадратных миль… больше, чем любой европейский город того времени, и почти столько же, сколько Лондон занимает сегодня.
Ник и Уилл удивленно переглянулись.
– Почему ты думаешь, что они связаны? Известно, кто там жил? – спросил Уилл.
– Нет, это тайна, никто не знает. Но это не могли быть коренные американцы – поселение старше любого известного племени Северной Америки. И хотя название взято из языка коренных американцев, эту область называли по-другому вплоть до семнадцатого века, пока европейские исследователи не начали составлять карты.
– Народ, так может те, кто жили там, и были теми инопланетянами, которые жили здесь.
– Ник, это не инопланетяне… – начал Уилл.
– Блин, ну ты понял, что я имел в виду… этих чуваков из Команды Иных.
– Может и так. Если пик развития пришелся на две тысячи лет назад, то сколько же всего Кахокии может быть лет?
– Никто не знает, – покачал головой Аджай, – из-за отсутствия артефактов, поддающихся датировке. Ясно только, что много тысяч лет. Но есть еще один нюанс, который связывает два этих места, – поселение на юге включает в себя запутанные подземные сооружения.
– Уже теплее, – вставил Ник.
– Если развить теорию Ника, – сказал Аджай, – то что, если Кахокия действительно была основана древней цивилизацией? Очень древней?
– Не людьми и не инопланетянами, – добавил Ник.
– Точно! Древней расой существ, которые основали аванпосты или колонии в районе Среднего Запада. По крайней мере, расой, присутствие которой не было официально обнаружено.
– По меньшей мере, – сказал Уилл, – это значит, что кто бы ни вырезал на дверях слово «Кахокия», он знал обо всем этом.
– А что насчет другого слова, Комкамез? – спросил Ник. – Может, это настоящее название того места?
– Вовсе нет, – ответил Аджай. – Оно означает кое-что другое.
– Что? – спросил Уилл.
– Это акроним, и я немного смущен, что сразу не распознал его как интернет-мем…
– Ты о тех ребятах с белыми лицами, которые не умеют разговаривать?
– Это мимы, придурок, – огрызнулся Аджай, а затем объяснил: – КОМКАМЕЗ расшифровывается как «КОнец Мира, КАк Мы Его Знаем»
На секунду все замолчали.
– Ну, привет, – сказал Ник.
* * *
Ник ударил в колокольчик на стойке.
– Непстед! Мужик, мы вернулись, – громко проговорил Ник. – И у нас есть для тебя подарок. – Ник сделал паузу, но они ничего не услышали. – Как раз та особенная штучка, которую ты просил найти, помнишь?
Ник дернул колокольчик еще раз. Снова нет ответа. Они даже не слышали обычного скрипа его инвалидной коляски. Ник подпихнул Аджая поближе к стойке, и тот всмотрелся в мрак за стальной решеткой.
– Никакого движения, – сказал Аджай. – Я нигде его не вижу.
– Думаешь, с ним все в порядке? – спросил Ник. Выглядел он взволнованно.
– Давайте зайдем и поищем его, – предложил Уилл. – Убедитесь, что рядом никого.
Ник с Аджаем проверили раздевалку, а Уилл подошел к двери клетушки и положил руки на замок, проверяя его прочность в последний раз.
– Все чисто, – вернувшись, сказал Аджай.
– Очки, – кивнул Уилл.
Они надели очки, и Уилл достал ключ. Подвижные компоненты трубки вылезли и начали свои замысловатые движения. Когда Уилл поднес ключ поближе к замку, и тот, и другой вспыхнули тускло-зеленым светом. Пучок гибких стальных щупалец вырос из ключа и стал обвивать замок, сливаясь с центральной колонной, похожей на алмаз.
Друзья услышали сложную серию щелчков и скрежетаний, а затем замок открылся и упал на пол, его зеленоватое свечение превратилось в тускло-серое.
Уилл положил обе руки на дверь и нажал. Ржавые петли скрипнули, но дверь, которую не открывали десятилетиями и много раз закрашивали, сдвинулась только на пару сантиметров. Они втроем приложились к двери, и через несколько ударов зазор расширился настолько, чтобы пропустить одного человека. Ник щелкнул внутри выключателем, и зажегся бледный дневной свет, освещая всю кладовку.
Аджай установил перед кладовкой видеокамеру размером с пуговицу и направил ее на раздевалку. Он управлял камерой с помощью пульта, который был размером с игральную карту. На нем появилось изображение двери в раздевалку. Уилл проверил изображение и показал Аджаю большой палец.
– Вперед, – скомандовал он.
– А не нужно закрыть за собой? – спросил Аджай, оглянувшись на дверь.
– Мы не можем закрыть замок изнутри, – сказал Уилл. – Но ты прав, лучше никому не видеть его открытым. Повесь замок на дверь.
Ник повесил замок через проем и закрыл дверь.
Аджай осторожно продвигался по кладовке между высокими стеллажами со спортивным инвентарем. Через десять ярдов он показал на камеру под потолком в среднем проходе. Оставаясь незамеченным, Аджай достал из жилетки небольшой прибор, напоминающий толстый водяной пистолет, навел его на камеру и спустил курок. Сгусток энергии выстрелил в камеру и разбил линзу. Аджай кивнул Уиллу. Они двинулись дальше по проходу.
– Непстед? – позвал Ник.
– Рэймонд! – окликнул Уилл.
Ответа не было. Они слышали только собственные шаги по бетону. Дойдя до конца комнаты, друзья обнаружили низкий и широкий коридор, который вел налево, к простой двери без опознавательных знаков.
– Чез Непстед? – спросил Аджай.
– Я думал, его зовут Джолли, – произнес Ник.
– Это значит «дом Непстеда», – пояснил Аджай.
– Его зовут Рэймонд Левелин, – сказал Уилл, открыв дверь.
Единственная лампа освещала темную комнату без окон. Все помещение было усеяно кучами хлама, уходящими во тьму. Пустое инвалидное кресло стояло слева от освещенного участка комнаты. Они сделали несколько шагов и увидели Непстеда, или что-то похожее на него, сидящее под лампой в огромной стальной ванной, которая была заполнена жидкостью цвета сливы и консистенции патоки. Над ванной поднимался пар.
Неподвижный Непстед не то плавал, не то лежал на спине, его чахлое тело безвольно колыхалось на поверхности. Конечности двигались вверх-вниз, временами колеблясь между формой крепких рук и бледных щупалец, которые они мельком видели. Его широко открытые глаза сверлили потолок, а лицо периодически теряло свою форму и растекалось в бесформенную массу, а потом возвращалось назад. Если он и заметил гостей, то никак не отреагировал на их визит.
– Надеюсь, ты не против, что мы открыли твою дверь, – произнес Уилл.
– Эй, чел, мы нашли ключ, – Ник помахал ключом.
– Я не думал, что снова вас увижу, – почти безучастно сказал Непстед, все так же глядя куда-то вверх.
– Это было нелегко, – согласился Уилл, – но ключ был именно там, где ты сказал.
– Хотя, по правде говоря, твои инструкции могли бы быть немного точнее… – начал было Аджай, но Уилл жестом заставил его замолчать.
– Рэймонд, мы все нашли, – сказал Уилл. – Город, собор.
– Могилу Неизвестного умника, – вставил Ник.
– Кладбище и госпиталь, – продолжил Уилл. – И комнату со всеми твоими друзьями.
Это привлекло внимание Непстеда, и его взгляд вперился в Уилла.
– Что еще ты знаешь?
– Об обеде с Генри Уоллесом в 1937 году, – произнес Уилл. – Об авиакатастрофе в 38-м. Мы знаем, что по-настоящему живы только Рэймонд Левелин и Эдгар Сноу, потому что вы оба были «Рыцарями», и они сделали со всеми вами что-то ужасное, когда нашли город и построили госпиталь. Мы знаем, что Сноу теперь известен как Хоббс, и что они начали новую исследовательскую программу. Нам нужно, чтобы ты рассказал остальное.
– Как ты и обещал, – добавил Ник, облокотившись на бортик ванны.
– Вас кто-нибудь видел? – теперь Непстед выглядел испуганным. – Они не следили за вами?
– Они видели нас, – ответил Уилл. – Но за нами никто не следил, и они нас не остановят.
Непстед посмотрел на Уилла так, будто увидел его в первый раз.
– Тогда я должен сдержать обещание, – просто сказал он.
– Хочешь, мы отведем тебя куда-нибудь еще? – спросил Уилл. – Если ты чувствуешь себя здесь небезопасно, мы можем поговорить в другом месте.
– Нет, я скажу то, что должен. Я долго этого ждал.
– Мы приглядим за дверью, – Уилл подозвал Аджая и взял у него небольшой экран с изображением, передаваемым камерой.
Уилл взглянул на экран. Все спокойно. В раздевалке никого.
Непстед вскинул щупальца, медленно повернулся и начал рассказ. Уилл слегка кивнул, и Аджай включил ручку-диктофон в нагрудном кармане.
– Понимаете, это выглядело так круто, – сказал Непстед. – «Рыцари» были для нас образцом. Вся школа им завидовала. Какие у них были вечеринки, какие костюмы они носили, какой дух воплощали – одаренность, утонченность, мудрость не по годам. Все хотели быть «Рыцарями», но они брали только двенадцать парней в год.
– Тогда они еще не стали тайным обществом, – добавил Аджай.
– В 1934 году, когда я поступил, еще нет. Это произошло позже, – подтвердил Непстед и продолжил: – Все знали членов общества, и прошлых, и текущих, – клуб функционировал открыто. Но мы не знали ни критериев отбора, ни его способов. Ты просто представлял себя в самом выгодном свете и надеялся, что это произведет впечатление. Я получил приглашение в тот же год.
– Каким образом?
– Маска в форме лошадиной головы. Я нашел ее под подушкой однажды вечером. Мы все нашли подобные маски, а следующим вечером, на нашем первом «рыцарском» ужине, нам дали секретные имена. С того момента при общении между собой мы были обязаны использовать только их. Я был Ганелон-ремесленник.
Уилл мысленно вернулся к событиям прошлой осени, когда они нашли в раздевалке коробку с дюжиной древних масок и списком имен.
– Об этом мы тоже знаем, – произнес он.
– Но можете ли вы понять, что для нас значило быть принятым в такой круг? Пьянящее чувство успеха вскружило наши головы, когда мы изучили историю «Рыцарей» и узнали истинные причины существования ордена.
– И что это за причины? – спросил Уилл.
– На протяжении целого тысячелетия «Рыцари» тайно защищали самые лучшие плоды западной цивилизации – образование, науку, медицину, благотворительность, искусство, духовное просвещение. Они убедили нас, что орден, посвятивший себя защите этих высоких идеалов, действовал и в Средние века, и в Реформацию, и в Ренессанс, и в Новое время.
Уилл и Аджай обменялись взглядами. Глаза Аджая широко раскрылись, и Уилл понял, что они подумали об одном и том же. Все гораздо сложнее и древнее, чем мы думали.
– У моих родителей была скобяная лавка в Колумбусе, Огайо, – продолжал Непстед. – Я был умным мальчиком, я добился именной стипендии и попал в Центр благодаря личным заслугам, а не семейным связям. Но «Рыцари» быстро заставили нас поверить в то, что мы вступаем в высокодуховный орден, который веками служил человечеству и влияние которого ощущалось на глобальном уровне.
– Так вам промыли мозги, – сказал Уилл.
– Как в сетевом маркетинге, – прошептал Ник.
Но Непстед услышал его.
– Придется тебе вспомнить, мой юный друг, сколько бед было в то время. Великая Депрессия, Вторая мировая на горизонте, неизбежность которой все видели. Через пару месяцев они попросили нас пожертвовать своими жизнями, и это выглядело самой естественной просьбой на свете.
– Кто именно попросил? – спросил Уилл.
– Наш научный руководитель, доктор Абельсон.
Уилл вспомнил имя на монументе.
– Учитель?
Непстед опять удивился.
– Да, его приставил к нам орден.
– Но вы называли его «Старый господин», – проговорил Аджай, мельком глянув на Уилла.
– «Рыцари» всегда называли так эту должность, – объяснил Непстед. – Абельсон обучал естествознанию и философии, он был во главе обеих кафедр – традиционная роль «Старого господина». «Рыцари» все время были связаны со школами или академиями и всегда придерживались тех заведений, что были в авангарде этих двух наук.
– Откуда взялся этот Абельсон? – спросил Уилл.
– Он был швед, но учился в Германии, – сказал Непстед. – Понимаете, доктор Абельсон способствовал развитию евгеники. Это была его область знаний.
– Евгеники? – переспросил Ник и посмотрел на Аджая в ожидании объяснений.
– Прикладная наука, предметом которой является улучшение генетического материала заданной популяции, – тихо ответил Аджай. – Усиление желательных черт у самых одаренных граждан и… снижение воспроизводства людей… с менее желательными чертами.
– Путем манипуляций с геномом, – добавил Уилл.
– А, – выдавил Ник.
– Но он двинул евгенику гораздо дальше, – произнес Непстед. – Разработав некие экспериментальные техники, Абельсон верил, что с их помощью сможет доказать те теории, над которыми работал в Германии.
Уилл почувствовал отвращение.
– В Германии, – уточнил он, – у нацистов?
– Тогда мы об этом не знали, – жестко ответил Непстед. – Никто из нас не знал. Абельсон об этом никогда не говорил. Если бы мы знали, насколько он безумен, этого бы никогда не случилось.
– И насколько же он оказался безумен? – спросил Аджай.
– Его открытия означали, что нам больше не нужно ждать нескольких поколений, чтобы увидеть радикальные изменения в человеке, чего требовала традиционная евгеника. Абельсон верил, что его методы всего за несколько месяцев вызовут взрывной рост физических, умственных и духовных способностей. Он назвал эту ускоренную форму эволюции Великим Пробуждением.
– Боже мой! – воскликнул Аджай.
– Так значит, для этого Абельсон построил госпиталь? – догадался Уилл.
– Полагаю, строительство началось почти сразу после прибытия Абельсона в 1932 году. Он сказал, что «Рыцари» нашего поколения избраны для величайшей чести – мы будем первыми членами ордена, которые получат пользу от его… улучшений. Мы пробудимся первыми и станем основателями ордена современных Паладинов. Новая раса воинов, которая будет сражаться все следующее тысячелетие.
– То есть это Абельсон сотворил с тобой такое? – в бешенстве спросил Ник.
Непстед кивнул.
– Нет, ну какого черта? И ты даже не возражал? – закричал Ник.
Непстед опешил, видя в какую ярость он пришел.
– Как мне это объяснить? Мы были просто мальчишками, глупыми, самоуверенными, эгоистичными мальчишками. В этом не было ничего разумного, но мы ему поверили, поверили в триумф, который он нам обещал.
– Это не может быть единственной причиной, – покачал головой Ник.
– Ты прав, Ник. В нашей группе был лидер, который веровал в Пробуждение Абельсона так неистово, что сказать «нет» было просто немыслимо.
– Это наверняка Хоббс, – сказал Уилл, – которого ты знал как Эдгара Сноу.
– Нет, Уилл. Это был важный член группы, второй после нашего предводителя, но это был не Эдгар.
– Кто же тогда? – заинтересованно спросил Аджай.
– Франклин Гринвуд, – ответил Непстед.
Уилл от неожиданности поперхнулся.
Мой дедушка.
– Франклин Гринвуд? Второй директор? – тем временем недоверчиво переспросил Аджай. – Сын основателя Центра?
– Верно, Фрэнк был из нашего класса. В ордере его звали Орландо. Традиционно «Рыцарь» по имени Орландо играет роль старшего советника «Старого господина».
В голове Уилла бешено завертелась одна и та же мысль: Мой собственный дедушка был замешан в этом безумии? Как такое возможно?
– Он был на фотографии? – спросил Уилл, доставая копию снимка из кармана.
– Да, разумеется, Фрэнк был на ужине тем вечером, – кивнул Непстед.
– Покажи его, пожалуйста, – Уилл поднес фотографию к глазам Непстеда.
Тот бесстрастно взглянул на снимок. Щупальце вынырнуло из тьмы и мягко коснулось человека, которого Уилл ранее почти не замечал: высокого стройного парня в конце стола, дальше всех от фотоаппарата. Он выглядел моложе остальных, его руки были сложены на столе, а на лице играла легкая улыбка.
Но что-то в его глазах шло вразрез с этой улыбкой, и Уилл внезапно понял, что Франклин не смотрел в объектив. Он смотрел прямо в спину Генри Уоллеса, который сидел на переднем плане, ближе всех к камере, развернувшись к Томасу Гринвуду. Если теория Уилла была верна, последний и сделал эту фотографию.
Когда Уилл рассмотрел Франклина повнимательнее, то обнаружил, что тот выглядел не просто подозрительно, но еще и зло.
– Значит, во всем этом был замешан Центр? – спросил Ник.
– Нет-нет, наоборот, – ответил Непстед. – Директор знал, что его сын вступил в орден, но, похоже, не рассматривал «Рыцарей» как что-то серьезнее клуба по интересам. Фрэнк взял конспирацию на себя, так что директор даже не подозревал, чем мы занимаемся на самом деле. Фрэнк был прирожденный лидер, с его-то характером, и Пробуждение Абельсона стало тем путем, по которому он нас повел.
– Но Томас все-таки обо всем узнал, – предположил Уилл, – или у него были серьезные подозрения. Зачем бы еще ему приглашать Уоллеса в школу?
– Они были старыми, близкими друзьями, – кивнул Непстед. – Томас чувствовал, что с его сыном и «Рыцарями» что-то не так, и попросил Уоллеса помочь выяснить, в чем дело. Но тогда мы об этом не знали.
– Он опоздал? – спросил Ник.
– К тому времени эксперименты продолжались уже несколько недель. Хотя нам делали только инъекции, и с ними не было проблем. Мы были как никогда крепкими, здоровыми и веселыми. – Его глаза затуманились. – Абельсон был убежден, что Уоллес ничего не заподозрил.
– Но он ошибся, – сказал Уилл, внимательно глядя на него. – Уоллес тебя раскусил, да?
Непстед закрыл глаза, боль от воспоминаний перекосила его лицо.
– По плану начинался последний этап. Требовалось, чтобы на время двухнедельных процедур мы никому не показывались на глаза, находясь где-нибудь в укромном месте.
– Как они этого добились? – спросил Ник.
– Они сочинили легенду для нашего отсутствия. По традиции «Рыцари» на второй год отправлялись в поездку. В тот раз мы якобы направлялись в Европу, а доктор Абельсон нас сопровождал. Мы разыграли все так, чтобы окружающие купились.
– И ужин был частью представления?
– Да, в память о поездке. Мы упаковали сумки и напоследок устроили прощальную вечеринку. Проводить нас пришли больше двухсот учеников. На следующее утро мы сели на самолет. Через час полета мы вернулись обратно, приземлились на аэродроме неподалеку и в ночи прокрались назад с нашими сумками. Тогда мы в первый раз попали в этот госпиталь.
– На том огромном лифте? – спросил Уилл.
– Да. В начале он предназначался для обустройства, была обставлена даже приемная, чтобы все выглядело, как положено, и мы чувствовали себя поспокойнее. Но не все пошло по плану. Фрэнк так и не попал на наш самолет, – сказал Непстед, его лицо расплылось, но тут же вернуло прежнюю форму. – Он заболел, как сказал доктор Абельсон.
– Но он солгал? – уточнил Уилл.
– Нет. Таким образом они спрятали Фрэнка от Абельсона. Мы больше никогда его не видели.
– Ты думаешь, что это подстроил Уоллес?
Непстед кивнул.
– Генри Уоллес помог Томасу Гринвуду спасти сына. Вот для чего он приехал в Центр. Но Абельсон, похоже, совсем об этом не волновался. Позднее он сказал нам, что Фрэнку дали более важное задание.
– Если его отец знал, что к чему, почему он не вытащил остальных? – спросил Ник.
– Не могу сказать. Может, потому что он ничего не знал. А может, потому что мы не были его сыновьями. Большинство из нас так и не видели Фрэнка с тех пор.
– Большинство из вас так и не покинули тот госпиталь, – сказал Уилл.
– Рэймонд, что же там произошло? – мягко спросил Ник.
Непстед помолчал, после чего заговорил довольно сбивчиво.
– Мы находились в госпитале всего несколько дней, каждый был заперт в своей комнате. Новые процедуры оказались гораздо болезненнее. Нам становилось все хуже, и поэтому кололи обезболивающее… а потом все пошло не так. Сперва это случилось с Джорджем Гэйджем из Балтимора. Однажды мы проснулись, а он исчез. Потом и остальными стало твориться что-то странное. Все изменились меньше, чем за месяц. – Непстед часто заморгал, его глаза наполнились печалью. – Уилл, я видел их.
Уиллу пришлось до боли сжать кулаки, чтобы сдержать ярость.
– Мы тоже их видели. Они все еще там.
– Я знаю, – прошептал Непстед.
– Что мы видели? – непонимающе переспросил Аджай. – Как мы могли их видеть, Уилл?
– Так это они были в той комнате с огромными баками? – спросил Ник.
– Я объясню позже, – Уилл убедился, что Ник понял намек, и опять повернулся к Непстеду: – Продолжай, Рэймонд.
– Мы жили вместе в бараках, но после того, как начались исчезновения, нас изолировали в палатах, больше похожих на тюремные камеры.
– Их мы тоже видели, – вставил Ник.
– Они забирали парней по одному, всего девять человек. Никто не говорил, что происходит или куда их забирают. Но я видел Джорджа, точнее то, во что он превратился.
– Пока не остались лишь двое, – сказал Уилл. – Ты и Эдгар Сноу.
– Верно, – проговорил Непстед. – Наши палаты были рядом. Мы могли перешептываться через решетку. Нас держали там несколько месяцев, наблюдали и регулярно брали анализы, но ни он, ни я не заболели и не изменились, как остальные. Гораздо позже я узнал, что они сымитировали авиакатастрофу, чтобы объяснить наше исчезновение. Они сбросили исправный самолет в озеро Верхнее и сказали, что он упал на обратном пути из Европы. Тела, разумеется, не подняли.
«Как знакомо это звучит», – подумал Уилл.
– Они поставили тот памятник, – произнес он вслух, – и все ваши родственники решили, что вы мертвы.
– Да. Мы с Эдгаром поняли, что теперь мы заключенные. На двери повесили замки. А потом они забрали и Эдгара тоже. Я подумал, что он заболел так же, как остальные, а если он еще жив, то думает то же самое обо мне.
– Но ты был здоров, – сказал Аджай. – Ничего не произошло.
– О да, абсолютно здоров. Как по учебнику. – Непстед поднял руки с саркастичным смешком. – Я продолжал жить, стараясь приспособиться к одиночному заключению. Я был единственным ребенком у родителей, почти без друзей, так что привык к одиночеству. Медсестры приносили мне книги и газеты, включали кино и в целом обращались со мной хорошо. Но скоро я понял, что Рэймонду никто не позволит жить спокойно. После «катастрофы» в этом не было сомнений, о чем я узнал через год, когда Эдгар пришел навестить меня.
– Для чего?
– Чтобы склонить меня к сотрудничеству и показать, что эксперимент все же окончился успехом. Потому что в конце концов Эдгар изменился, и процедуры не убили и не изуродовали его. Он облысел, стал намного больше и сильнее, но, не считая этого, остался прежним. Он показал мне свои способности – например, что может сделать одним лишь взглядом, – а кроме того, свою силу и физическую неуязвимость, устойчивость к боли, болезням, жаре и холоду. Он показал, как научился контролировать себя. Больше всего поражало, что Эдгар мог выглядеть абсолютно обычно, стоило ему только захотеть.
– Он стал одним из них, – сказал Уилл. – «Рыцарем».
Непстед кивнул.
– У Эдгара в глазах всегда горели огоньки, но теперь они стали еще ярче. А почему бы и нет? Его существование подтверждало, что Абельсон способен претворить свой план в жизнь и создать армию Святого Воинства.
– Но с какой целью? – спросил Уилл.
– Служить «Рыцарям». Понимаешь, они знали обо всем лучше, чем страны или правительства. Они думали, что начинается война, которая уничтожит весь мир. И «Рыцари» стали бы той единственной силой, которая бы смогла выжить и построить новую цивилизацию на пепле старой.
– Так Эдгар Сноу стал первым современным Паладином, – резюмировал Аджай. – Это оправдало все их ошибки.
– А раз он смог выжить, они надеялись, что и ты сможешь, – произнес Уилл.
– Да, поэтому меня там и держали, – согласился Непстед.
– А главным все еще был Абельсон? – задал вопрос Ник.
– Нет, через несколько месяцев после начала финальной стадии он перестал появляться в госпитале. Больше я его никогда не видел.
– Когда примерно это было? – спросил Уилл.
– В начале весны 1939 года. С тех пор я видел только Эдгара и пришел к выводу, что он и стал главным. Он сказал, что Томас Гринвуд уволил доктора Абельсона тогда же, когда запретил «Рыцарей». Через несколько месяцев после того, как спас своего сына. Я не знаю, что случилось с Абельсоном.
– Как много Гринвуду было известно? – спросил Уилл. – Должно быть, он каким-то образом прознал о госпитале.
– Мне никто не докладывал, что знал директор, а что не знал, – заметил Непстед, болезненно усмехнувшись. – Я оставался там заключенным еще четырнадцать лет.
– Боже, – выдохнул Аджай.
– Все эти годы я не менялся. Ни в какую сторону. Я ничем не болел, даже простудой. И не состарился ни на один день.
Уилл вспомнил первое, что услышал от Непстеда: «Я намного старше, чем выгляжу».
«Похоже на то, что происходит с нами», – подумал Уилл.
– Так что, вы понимаете, их процедуры сработали. Просто не так, как они ожидали. Единственное, что изменилось, это мое желание сотрудничать. Как только я увидел первые мутации, то тут же отказался участвовать в этом, даже если бы пришлось провести в камере всю жизнь.
– А они рассказали тебе еще что-нибудь? Например о древнем городе, который они нашли? – жадно спросил Аджай. – Или о древней расе, которая здесь жила?
– Нет. Я знал только о том, что прочитал в журналах и газетах, которые мне давали, – сказал Непстед. – Но в 1956 году Эдгар сказал мне, что мои тюремщики в благородном порыве согласны меня отпустить. С несколькими условиями.
– Какими? – спросил Уилл.
– Я начну другую жизнь под другим именем в отдаленном городе Флагстафф, Аризона.
– Почему они вдруг решили отпустить тебя после всего? – удивился Ник.
– Думаю, я знаю почему, – произнес Уилл. – Это было в 1956?
– Да.
– Франклин стал директором Центра. Возможно, это он помог тебе.
Из жидкости выскользнуло одно из щупалец и направилось вдоль борта ванны, что-то ища, затем зарылось в кучи книг и вытащило оттуда старый блокнот.
– Похоже, что ты прав, Уилл, – сказал Непстед. – Я думаю, Фрэнку стало жаль меня. Может, он даже почувствовал угрызения совести из-за всего, что случилось с нами, или из-за своей роли в этом.
– Что Эдгар тогда сказал тебе?
– Он рассказал, как быстро начал новую жизнь под именем Хоббс, и предложил мне тоже начать с чистого листа. Он даже извинился за то, что произошло со всеми нами, и пообещал, что госпиталь со всеми записями будет уничтожен. Он сказал, я буду свободен и смогу жить спокойно, если буду молчать о произошедшем.
– И ты поверил ему? – спросил Ник.
– А что мне оставалось? Я столько времени был в одиночестве, я не знал ни одной души на воле… Хоббс сам отвез меня во Флагстафф и состряпал для меня новую личность. Он оставил мне машину, на которой мы приехали, и достаточно денег, чтобы начать все заново. Через неделю у меня уже была работа в скобяной лавке, это единственное, что я умею. И за прошедшее время это ремесло не сильно изменилось.
За первым щупальцем потянулись еще несколько, они подняли блокнот, открыли и поднесли к ребятам так, чтобы им было видно. Это был альбом потускневших фотоснимков, вдетых в пластиковые уголки альбома.
Взгляд Уилла упал на желтый снимок, на котором Непстед стоял перед залитой солнцем скобяной лавкой. Машины на улице можно было отнести к шестидесятым.
– Мне было тридцать семь, а выглядел я на восемнадцать, – продолжил рассказ Непстед. – Я никогда не жил один. Я не видел мира почти двадцать лет. Эдгар всегда был добр ко мне, но он ясно сказал, что «Рыцари» будут все время присматривать за мной. Если я попытаюсь сбежать, или связаться со своей семьей, или сказать кому-то лишнее, меня посадят назад навсегда. Я даже не знал, живы ли еще мои родители. Но я так сильно хотел свободы, что согласился на все.
Непстед прерывисто вздохнул, было видно, что ему тяжело сдерживать эмоции. Аджай тоже едва не плакал. Уилл забрал у Непстеда альбом и медленно пролистал застывшие мгновения его новой жизни.
– И я поверил ему. Поверил, что они узнают, если я кому-нибудь расскажу о том, что произошло. Поверил, что они прекратили программу. Словом, я выполнил все их условия и девять лет ни с кем не сближался. Эдгар больше не приезжал, так что со временем я прекратил думать об этих условиях.
Уилл перевернул страницу и увидел фотографию Непстеда в парке, он держал руку на талии симпатичной стройной шатенки с длинными волосами.
– К тому времени, как я влюбился в Джули, я почти не сомневался в словах Эдгара. Я полностью вжился в свою новую биографию и ни словом не обмолвился о том, что произошло. И даже не считал это ложью. Я действительно осознавал себя Стивеном Непстедом, тогда-то и началась моя жизнь. В скобяной лавке меня в шутку стали звать Весельчаком, ведь я всегда выглядел таким серьезным… Но ненадолго я почувствовал себя действительно счастливым и веселым, тогда, когда встретил Джули.
На другой странице Уилл увидел фотографии скромной свадьбы в небольшой часовне, Рэймонд и Джули в простой одежде стояли между священником и свидетелем.
– Мужик, да ты женился? – присвистнул Ник.
– Мы встречались два года, нам никто не мешал. Эдгар ни разу не появлялся, так что, когда мне исполнилось сорок один, мы поехали в Вегас и заскочили в одну из тамошних веселых часовенок.
Одно из щупалец мягко перелистнуло страницы до фотографии, где Непстед стоял рядом с улыбающейся невестой. Девушка держала в руках небольшой букет.
– Джули было двадцать три, но разница в возрасте меня никогда не беспокоила. По большому счету я был не старше, чем выглядел, даже несмотря на то что не старел и во Флагстаффе.
Парни столпились, рассматривая фотографии. В комнате было тихо, только булькала жидкость в ванне. На последнем снимке Джули позировала в маленькой спальне, которую превратили в детскую.
– Я солгал Джули, сказав, что у меня в семье плохая наследственность и что нам надо быть осторожными. Но она все-таки забеременела, а я старался сделать вид… так сильно хотел верить, что все будет нормально…
Непстед замолчал, не в силах говорить.
– И тогда-то это и случилось? – осторожно спросил Уилл.
Непстед кивнул.
– Думаю, это из-за стресса… все эти жуткие страхи вернулись… все, что они сделали со мной, все эти годы дремало во мне… и тут я начал превращаться… в это…
Уилл перевернул страницу. Дальше было пусто.
– Вначале я старался скрыть это ото всех… и первое время у меня получалось… но потом, понемногу, это начало… случаться на публике. Я контролировал мутации, как мог, но скоро мое «нормальное» тело стало тоже меняться. Я не мог больше оставаться на работе и не знал, как содержать семью, когда родится ребенок. И однажды, в конце рабочего дня, я увидел Эдгара в моей машине. Он не угрожал мне, он знал, что я не нарушил соглашений. Он просто сказал, что хочет помочь. Но помочь он мог, только вернув меня назад, туда, где обо мне смогут позаботиться.
Слезы покатились по щекам Непстеда. Уилл заметил, что Ник тоже вытер глаза.
– Эдгар пообещал, что и о моей семье тоже позаботится… но они должны будут поверить в то, что я мертв. Я не знал, что делать. В некотором роде он был прав. Если бы люди узнали, кем я являюсь на самом деле, какое будущее было бы у моей жены и сына? Выбора не было, понимаете?
– Думаю, да, Рэймонд, – негромко произнес Уилл.
– Эдгар застраховал мою жизнь, так что у Джули и Генри было все, что им нужно, – сказал Непстед.
– Кроме отца и мужа, – почти неслышно проговорил Ник.
Уилл шикнул на него.
– Я поставил одно условие, сказал, что ни за что не вернусь в тот госпиталь, – Непстед медленно покачал головой. – Мне нужно было место в настоящем мире, настоящая работа, которая имела бы смысл, и общение с детьми, чтобы я мог… понимать, чем живет мой сын.
– Ты его никогда не видел, да? – спросил Ник.
– Я покинул Флагстафф за месяц до рождения Генри. Они устроили автокатастрофу, даже страховая компания поверила.
– Да, это они умеют, – фыркнул Уилл.
– Эдгар привез меня сюда ночью, на частном самолете. Дал мне эту комнату. В 1974. С тех пор я живу здесь и заведую инвентарем в мужской раздевалке.
– Ты по-прежнему пленник? – спросил Аджай.
– Этот замок был моей идеей, – потряс головой Непстед. – Я не хотел, чтобы у меня был соблазн сбежать. Если бы я не смог себя контролировать, и дети это увидели… если бы они начали подозревать, что я не просто калека за стеклом, который выдает им кроссовки, у меня забрали бы даже то немногое, что у меня есть.
– Тогда зачем ты попросил нас найти ключ? – озадаченно спросил Ник.
– Рэймонд, что изменилось? – спросил Уилл.
Непстед понизил голос.
– До меня дошли слухи. Иногда люди что-то говорят мне, а иногда я случайно их подслушиваю. Иногда я даже слышу их мысли. Когда они смотрят на кладовку, они не знают, как внимательно я смотрю и слушаю. А двадцать лет назад я понял, что «Рыцари Карла Великого» вернулись в Центр.
Уилл почувствовал холодок на затылке.
– Скорее всего они никуда не уходили. Я думал, что Эдгар всегда был во главе, но я ошибся. Ему приказывает кто-то еще.
– Франклин? – предположил Уилл.
– Нет, из того, что я узнал, он теперь тоже против «Рыцарей», – сказал Непстед. – К тому же, Франклин умер в 1995 году. Но кто бы ни был во главе ордена, у него могущественные союзники.
«Хэксли», – подумал Уилл.
– В мир вышли три поколения бывших «Рыцарей», – продолжил Непстед, – тайная сеть выдающихся людей, занявших влиятельные должности. Эдгар намекнул, что в воздухе носится что-то новое, что-то невообразимое.
– Новая программа, основанная на идеях Абельсона, – Уилл глянул на остальных. – Генетические манипуляции. Она называется «Пророчество Паладина».
– Господи Боже, – удивился Непстед. – Что еще ты узнал, Уилл?
– Программа щедро финансируется, хорошо организована и в этот раз может проводиться над большим числом людей. Рэймонд, могло ли получиться так, что Франклин узнал о перезапуске программы и попытался остановить ее?
Непстед прочел мысли Уилла по глазам.
– Ты хочешь сказать, поэтому его убили?
– Да.
– Возможно. Но вы должны понимать, если еще не поняли, что эти люди сметут любое препятствие на своем пути. Это та же самая программа, в которой участвовали мы? – спросил Рэймонд дрожащим голосом.
– Хуже, – Уилл решил ничего не утаивать. – В этот раз под угрозой будущее всей планеты. Орден работает на древнюю расу, может быть, ту, которая построила город под землей. Представители этой расы были изгнаны много лет назад в другое измерение, но пытаются вернуться и восстановить контроль над Землей. На подходе война, но не между людьми… Хотя некоторые, вроде «Рыцарей», помогают им в обмен на богатство, власть, технологии… и покровительство, когда древняя раса победит.
– Ха, да мы их остановим, – проговорил Ник без особой убежденности.
– Трое мальчишек? – уточнил Непстед.
– Пятеро, вообще-то, с нами две девочки, – ответил Уилл.
– Ну, это совсем другое дело, – прошептал Непстед.
– И мы, конечно, надеемся, – сказал Уилл, – что ты нам поможешь.
– Значит, цель программы не изменилась, – произнес Непстед дрожащим голосом. – Они пытаются создать расу идеальных существ. Паладинов.
– Но теперь их философию воплотит наука, – добавил Уилл.
– Теперь на их стороне не только знания, но и богатство, технологии и воля, – Рэймонд по очереди заглянул каждому в глаза. – Нам нужно что-то сделать, как-то остановить их.
– Почему ты ничего не предпринимал раньше, если что-то подозревал? Почему ты столько ждал? – спросил Аджай.
Непстед посмотрел прямо на Уилла.
– Я ждал тебя, – ответил он.
Краем глаза Уилл уловил движение на небольшом экране, который держал в руке. На экран поступал сигнал от видеокамеры над стойкой в кладовке.
– Там кто-то есть, – сказал Уилл.