Глава 23

В следующую субботу я отправляюсь в центр города. Поездка – сначала на автобусе, потом на поезде – занимает сорок минут. Но мне необходимо купить бутылку хорошего вина для обеда с Джеем и Шелли… и неведомым Гербертом, пропади он пропадом! Всякий раз, когда я думаю об этом дурацком свидании, у меня внутри все болезненно сжимается. Я уже не в том возрасте, чтобы бегать на свидания вслепую. Да и когда была моложе, подобные приключения меня не слишком привлекали. В рейтинге свиданий свидания вслепую занимают самую нижнюю строку. Если можно так выразиться, подобное свидание – это урок смирения. Приходишь на него и понимаешь, чего ты заслуживаешь, по мнению других людей.

В час дня добираюсь до «Фокс энд Обель» и покупаю бутылку аргентинского «Мальбека» 2007 года. С драгоценной добычей, упакованной в коричневый бумажный пакет, я отправляюсь на станцию.

Сегодня там полно народу. Толпа несет меня к турникетам. И тут я вижу его! Мистер Барберри! Человек, посадивший мне на куртку кофейное пятно. В последний раз мы с ним встретились утром в День благодарения. Он совершал пробежку вдоль берега озера Мичиган в сопровождении черного лабрадора. Он уже прошел через турникет и спускается по ступенькам на платформу.

Раздвигая толпу локтями, я пробираюсь к турникету, прохожу и несусь к эскалатору, налетая на бесчисленных туристов. Отчаянно вытягиваю шею, надеясь увидеть мистера Барберри. Сердце мое колотится где-то в горле. Куда он запропастился? Оказавшись на эскалаторе, я бегу по ступенькам вниз, бесцеремонно толкая тех, кто предпочитает спокойно ехать. Мистера Барберри нигде не видно. Я на полпути вниз, когда до меня доносится грохот подъезжающего поезда. Человеческое стадо на левой стороне платформы приходит в движение. Люди подхватывают сумки, засовывают в карманы телефоны и начинают метаться туда-сюда.

Вот он! Спокойно стоит на платформе, ждет поезда, идущего в северном направлении. Прижимает к уху телефон и улыбается. Мое сердце делает рискованный пируэт. Может, я успею на этот поезд. Плевать, что мне нужно в другую сторону. Главное, я наконец-то познакомлюсь с мистером Барберри!

– Простите, – бормочу я, пытаясь обойти девушку, преградившую мне путь.

Она слушает свой айпод и не обращает на окружающий мир ни малейшего внимания. Я толкаю ее без всяких церемоний, она огрызается, но я даже не оборачиваюсь. Несусь по ступенькам вниз, расталкивая бездельников, желающих спокойно ехать на эскалаторе. Я уже почти в самом низу, когда двери поезда открываются. Поток пассажиров устремляется на выход, и на несколько мгновений я теряю мистера Барберри из виду. Меня охватывает паника. Но в следующую секунду я снова вижу его. Благодаря своему росту он возвышается над толпой, да и темные волнистые волосы делают его приметным. Он стоит чуть в стороне от дверей, пропустив вперед пожилую женщину. Я мчусь по платформе, едва касаясь ее ногами. Последние пассажиры уже вошли. От дверей вагона меня отделяет еще несколько футов.

Раздается двойной звонок, и мелодичный голос произносит: «Двери закрываются». Я прибавляю скорость, хотя, казалось, это уже невозможно.

Проклятая дверь закрывается перед самым моим носом. Я отчаянно стучу по стеклу.

– Подождите!

Поезд как ни в чем не бывало трогается. В окно я вижу мистера Барберри. По-моему, он тоже видит меня. Да-да, конечно! Он поднимает руку и машет.

Интересно, что он хочет сказать: «привет» или «прощай»? Узнать это мне не суждено, остается только помахать в ответ.

Мысли о загадочном мистере Барберри не оставляют меня по дороге к Джею и Шелли. А что, если сейчас вдруг выяснится, что герой моих сладких грез – не кто иной, как Герберт Мойер? В этом мире возможно все. Разве не удивительно, что через пару недель я встречусь с отцом и сестрой, о существовании которых еще недавно не подозревала? Вдруг сегодня произойдет еще одно чудо? Размечталась, дурочка, одергиваю я себя. И все же, подъезжая к дому, я чувствую, что в животе у меня порхают бабочки. Я так давно не была на свидании. О чем мы с ним будем говорить? Вдруг я его разочарую?

Сердце мое колотится так сильно, что даже пальто на груди начинает трепетать. И зачем я только на это согласилась? Впрочем, ответ мне прекрасно известен. Я согласилась познакомиться с этим Гербертом, потому что в ближайшие полгода мне необходимо влюбиться и завести детей. Тяжело вздохнув, я звоню в колокольчик.

– Есть кто-нибудь дома? – кричу я, открывая дверь.

– Привет! – Джей выбегает в коридор и окидывает меня взглядом. – Вау! Классно выглядишь! Не будь ты моей сестрой, я бы в тебя влюбился.

На мне узкая черная юбка, черные колготки, джемпер в обтяжку и черные лодочки, в которых я чувствую себя настоящей мазохисткой. Целую Джея в щеку и шепчу:

– И все эти усилия ради неведомого Герберта. Надеюсь, он того стоит.

До меня доносятся шаги. Я поворачиваюсь, и предо мной предстает сошедший с Олимпа греческий бог.

– Доктор Мойер, познакомьтесь с моей сестрой Бретт, – говорит Джей.

Герберт подходит и протягивает руку. Крупную мужскую руку, сильную и нежную одновременно. Его ясные голубые глаза устремлены прямо на меня. Все мысли о мистере Барберри улетучиваются без остатка.

– Добрый вечер, Бретт! – Он улыбается, его безупречно правильные черты полны приветливости и симпатии.

– Добрый вечер, Герберт! – бормочу я и таращусь на него, позабыв о приличиях.

Неужели мой брат считает, что я достойна подобного экземпляра? Чувствую себя польщенной.

Манеры доктора Мойера столь же безупречны, как и его спортивный пиджак от «Армани». Я с восхищением наблюдаю, как после обеда он потягивает бренди, изящно зажав ножку хрустального бокала между средним и указательным пальцем. Каждое его движение дышит благородством и изысканностью. Да, это, конечно, породистый грейхаунд, а не дворняжка вроде моего Руди.

Не пытаясь даже вникнуть в разговор о Древней Греции, я попиваю бренди и размышляю о том, до какой степени вульгарное имя Герберт не подходит этому греческому богу.

– Герберт, – забывшись, бормочу я вслух.

Три пары глаз устремляются на меня.

Два бокала вина и бренди сделали свое дело, позволив мне отбросить застенчивость.

– Почему вас назвали Гербертом? – неожиданно для самой себя спрашиваю я.

У Джея глаза лезут на лоб. Он никак не ожидал, что я способна на подобную бестактность. Шелли делает вид, что читает наклейку на бутылке бренди. Один Герберт ничуть не смущен.

– Это имя передается в нашей семье из поколения в поколение, – отвечает он со смехом. – Меня назвали в честь дедушки. Время от времени я пытался пользоваться уменьшительными именами, но Герб звучит как-то слишком ботанически, а вариант Берт тоже не вызвал у меня энтузиазма. К тому же моим лучшим другом все школьные годы был парень по имени Эрнст Уокер, и, честно призна́юсь, мы с ним не были самыми крутыми ребятами в классе. Страшно подумать, какая лавина шуток насчет Берта и Эрни обрушилась бы на наши бедные головы, вздумай я только называться Бертом.

Я покатываюсь со смеху. Кто бы мог подумать? Греческие боги тоже обладают чувством юмора.

– Значит, вы называли себя только полными именами, и ни одному идиоту не пришло в голову, что вы тезки героев «Улицы Сезам»? – спрашивает Джей.

– Ни одному, на наше счастье. – Герберт поднимает указательный палец, словно стоит на профессорской кафедре. – Хотя, если быть справедливым, наши одноклассники были не идиотами, а обыкновенными придурками. Тут есть некоторая разница. По умственному развитию идиот соответствует трехлетнему ребенку, а придурки застревают между семью и двенадцатью годами.

Все мы таращимся на него, на несколько мгновений лишившись дара речи. Наконец Джей разражается смехом и хлопает Герберта по плечу:

– Сразу видно матерого препода! – Он протягивает руку к бутылке бренди. – Еще по одной, старый зануда?

После полуночи мы прощаемся с Джеем и Шелли. Герберт провожает меня до машины. Мы стоим под небом, усеянным звездами, я прячу замерзшие руки в карманы пальто.

– Приятный получился вечер, – говорю я.

– Да, очень. Мне бы хотелось увидеться с вами снова. На следующей неделе у вас будет свободный вечер?

Я жду, что сердце мое вновь начнет вытворять акробатические прыжки, но оно, как ни странно, продолжает биться спокойно и ровно.

– Да, в среду вечером я свободна.

– Что, если мы встретимся часов в семь и поужинаем вместе?

– Звучит заманчиво.

Он целует меня в щеку и открывает дверцу моей машины:

– В понедельник непременно позвоню вам, и мы обо всем договоримся. Будьте осторожны за рулем.

Я киваю и трогаюсь с места. Любопытно, какое впечатление Герберт произвел бы на маму? Сочла бы она, что он достоин стать моим мужем и отцом моих детей? Думаю, да. И в том, что мы с Гербертом встретились, есть немалая мамина заслуга. На перекрестке я озираюсь по сторонам и замечаю на пассажирском сиденье бутылку «Мальбека», за которой сегодня ездила в город. Поездка оказалась совершенно бессмысленной, если не считать того, что я снова встретила мистера Барберри.

Следующие три недели тают так же быстро, как последние островки снега. В среду вечером мы с Гербертом выполняем свое намерение и ужинаем вместе. За этим ужином следует десяток телефонных звонков и пять-шесть свиданий, причем каждое оказывается чуточку увлекательнее предыдущего. У Герберта бездна качеств, которые приводят меня в восторг. Когда я рассказываю что-нибудь смешное, он начинает улыбаться прежде, чем дело доходит до кульминации, и я нахожу это страшно милым. Вечером, разговаривая со мной по телефону, он сообщает, что больше никому звонить не будет, так как хочет отойти ко сну с моим голосом, звучащим в ушах. Это тоже невероятно трогательно.

Но есть кое-какие вещи – мелкие, незначительные, ерундовые, – которые меня слегка коробят. Например, он абсолютно всем представляется доктором Мойером, словно официантки и метрдотели обязаны знать, что перед ними не простой смертный. Все они, разумеется, воображают, что перед ними врач, а не обладатель докторской степени по истории, но он предпочитает оставить их в этом заблуждении.

Но разве я сама не разъясняла Меган и Шелли, что совершенство и реальная жизнь – две вещи несовместные? Что, проходя свой жизненный путь, мы неизбежно должны идти на компромиссы? К тому же понятие «компромисс» вряд ли можно применить к Герберту. Если быть объективной, мне с ним крупно повезло.

Вчера мы отмечали День Святого Патрика, который в Чикаго празднуется особенно бурно. С Эндрю мы обычно накачивались зеленым пивом на берегу реки, а с Гербертом ужинали при свечах, причем ели ирландское фондю, которое он приготовил собственноручно. Это было невероятно изысканно и аристократично. Покончив с едой, мы смотрели «Однажды», романтический музыкальный фильм, действие которого происходит в Дублине. Потом вышли на балкон его дома и любовались залитым лунным светом озером Мичиган. С озера дул прохладный ветерок, и Герберт набросил мне на плечи свой пиджак. Прижав меня к груди, он указал на звезды:

– Большой Ковш обычно считают созвездием, но на самом деле это астеризм, который входит в состав крупного созвездия Большая Медведица.

– Угу, – пробормотала я, глядя на звездную россыпь. – Подумать только, в следующий четверг я буду лететь по небу, направляясь в Сиэтл.

– Я буду по тебе скучать, – сказал он, касаясь щекой моих волос. – С каждым днем я привязываюсь к тебе все сильнее.

Выражение показалось мне настолько идиотским, что я не сумела сдержать ухмылку.

– Привязываешься все сильнее? Хорошо сказано! Так и вижу бедного козлика, накрепко привязанного к колышку!

У него глаза полезли на лоб, и я поняла, что зашла слишком далеко. Но мгновение спустя лицо его просияло, и он расплылся в ослепительной белозубой улыбке:

– Согласен, моя милая насмешница, я выражаюсь несколько старомодно. Ты уж прости меня, замшелого ботаника. Впрочем, у нас, ботаников, есть бездна всяких достоинств.

– Каких же? – с улыбкой спросила я.

– Ну, во-первых, мы редко бываем остолопами и знаем, как добиться успеха. Во-вторых, мы не привыкли бросать слов на ветер. Мы надежны и ценим хорошее отношение. – Он устремил взгляд вдаль. – В общем, лучших кандидатов в законные мужья трудно отыскать.

Четыре года я ждала, когда Эндрю пожелает стать моим законным мужем, но так и не дождалась. А Герберт выразил это желание после шести свиданий.

Я теснее прижалась к нему.

– Вижу, что ботаники – это настоящий клад, – прошептала я, ничуть не кривя душой.

Яркие лучи утреннего солнца проникают в окно моего офиса, и я тихонько напеваю себе под нос, складывая в портфель книги и бумаги. Ищу коробку с акварельными красками, предназначенными для моего нового ученика, когда раздается телефонный звонок. Это Гаррет.

– Как я рад, что застал вас. Вчера вечером у Питера был очередной приступ буйства. Отомн, его мать, не могла с ним справиться. К счастью, соседи услышали шум и прибежали на помощь. Боюсь даже думать о том, что вытворял Питер.

– Бедная Отомн! – вздыхаю я, воображая кошмарную сцену.

– Я только что разговаривал по телефону с сотрудником Медицинского центра Кук-каунти, который занимается программой «Новый путь». Они согласны принять Питера. На следующей неделе он поступит в больницу. Что касается ваших занятий, их придется прекратить.

Как ни странно, это известие повергает меня в печаль. Несмотря ни на что, я надеялась на счастливый поворот событий. Надеялась, что Питер бросит свои закидоны, вернется в нормальную школу, где дети не нуждаются в помощи профессиональных психиатров.

– Но я даже не попрощалась с Питером.

– Я передам ему привет от вас.

– А еще скажите, что я восхищаюсь его интеллектом и желаю ему удачи.

– Непременно. – Несколько мгновений Гаррет молчит, а когда заговаривает вновь, голос его звучит особенно ясно. – Есть случаи, Бретт, в которых вы неспособны помочь, и с этим нужно смириться. Я понимаю, что для вас, молодой идеалистки, это суровый урок. Когда я только начинал работать в этой сфере, мне пришлось вынести несколько подобных уроков.

– У меня такое чувство, словно я предала его, – вздыхаю я. – Возможно, будь у меня побольше времени…

– Это ничего бы не изменило, – перебивает он непререкаемым тоном. – Бретт, я не позволю вам попусту терзаться. Вы сделали все, что было в ваших силах. И оказали мне неоценимую помощь. Работать с вами было огромным удовольствием.

– И с вами тоже, – говорю я дрогнувшим голосом. Мысль о том, что теперь наши телефонные разговоры прекратятся, повергает меня в отчаяние. Я успела проникнуться доверием к этому человеку. Мне будет страшно его не хватать. – Хочу поблагодарить вас, Гаррет, – лепечу я. – Вы очень много сделали не только для Питера, но и для меня. В последнее время жизнь меня не баловала, и если мне удалось сохранить душевное равновесие, то во многом благодаря вам.

– Рад, если это так, – отвечает он; в трубке вновь повисает молчание, а потом он произносит более беззаботным тоном: – Бретт, вы помните, что обещали выпить со мной?

Вопрос застает меня врасплох. Разговор о возможной встрече мы не заводили давным-давно. Много воды утекло с того унылого январского дня, когда мне показалось, что Гаррет – именно тот мужчина, в которого я смогу влюбиться. Теперь я встречаюсь с человеком, который может бороться за звание самого привлекательного мужчины в Чикаго. И все же доктор Тейлор по-прежнему дразнит мое воображение. Задумчиво потираю виски и бормочу:

– Да, конечно… помню…

– Не слышу энтузиазма, – смеется Гаррет.

Я шумно выдыхаю. Черт возьми, он же психиатр, его не проведешь! Я всегда была с ним откровенна, и сейчас не стоит кривить душой.

– Гаррет, я была бы очень рада встретиться с вами. Но дело в том, что недавно я познакомилась с одним человеком и…

– О, значит, я опоздал, – перебивает Гаррет.

В его голосе нет ни малейшего намека на упрек или обиду. Я чувствую себя полной идиоткой. Скорее всего, он не имел ровным счетом никаких романтических намерений на мой счет. Я сама сдуру приписала ему подобные намерения.

– Надеюсь, Бретт, у вас все сложится удачно.

– Да… спасибо…

– Ну что ж, не буду вас больше задерживать. Давайте постараемся не терять друг друга из виду.

– Давайте, – шепчу я, уверенная в том, что это наш последний разговор.

И этот разговор уже закончен. Меня охватывает чувство сладкой горечи, сходное с тем, что испытываешь, прочтя последнюю страницу интересной книги. Теперь мне придется обходиться без поддержки Гаррета, без его советов, без его сочувствия. Наш роман не состоялся и не состоится никогда. В глубине души я понимаю, что это к лучшему. У меня теперь есть Герберт, человек, идеально подходящий для роли мужа и отца. А доктор Тейлор… Что ж, он тоже сыграл свою роль в пьесе, которую поставила для меня мама… Появился на сцене в нужный момент, оказал мне необходимую помощь и, сделав свое дело, покинул подмостки.

Я нахожу коробку с красками, бросаю в портфель, надеваю пальто. Выключаю свет, выхожу в коридор и закрываю дверь офиса.