Глава 22

Февраль – самый короткий месяц в году, но мне кажется, он тянется бесконечно. Дни стоят серые, ненастные, и это настроения не улучшает. Каждый день посылаю Зои открытки, цветы и воздушные шарики. В прошлую пятницу ее выписали из больницы, а в понедельник увезли туда вновь. Похоже, у бедной девочки не хватает сил справиться с болезнью. Мне, отделенной от нее расстоянием в две тысячи миль, остается лишь изнывать от сознания собственной беспомощности.

Сегодня – тринадцатый день, как я живу в мамином доме. Если, конечно, исходить из того, что после каждой ночевки в Джошуа-Хаусе отсчет времени начинается вновь. Внутри у меня все сжимается, когда я вспоминаю слова Джоада: «Мне просто казалось, именно ты намерена неукоснительно соблюдать волю мамы». Неужели он прав и мама не хотела, чтобы я поселилась в ее доме? Учитывая все мои потери, оставить меня без крова было бы жестоко. А маму никто и никогда не мог обвинить в жестокости.

И все же упрек Джоада постоянно звучит у меня в ушах. Утром в субботу я решаю продолжить поиски жилья. Надо съездить в Пилсен, посмотреть, какие квартиры там предлагаются, а после сообщить Джоаду и Брэду, что мне вновь не удалось подобрать ничего подходящего. И все мы со спокойной совестью будем жить дальше.

В Пилсене царит оживление. Мне говорили, что здесь расположены лучшие в городе мексиканские рестораны. Проезжая по улицам, я отмечаю, что атмосфера действительно проникнута латиноамериканским духом. На одном углу – мексиканская булочная, на другом – мексиканская бакалея. Повсюду продаются мексиканские сувениры и поделки. Да, этот этнический заповедник выглядит очень привлекательно. И, судя по всему, здесь полно людей, занятых поисками новой жизни… В точности как я.

Я поворачиваю направо и оказываюсь на тихой улице. Асфальт здесь покрыт бесчисленными выбоинами, дома, как и во всем Пилсене, по большей части довоенной постройки, невысокие, обшитые деревом. Почти все отчаянно нуждаются в ремонте. Проехав мимо пустыря, усеянного бутылками и жестяными банками, я решаю, что видела достаточно.

Что ж, я выполнила свой долг и теперь с чистой совестью могу сказать, что потратила субботнее утро на поиски квартиры. Но прежде, чем я успеваю развернуться и умчаться прочь, взгляд мой привлекает вывеска «Сдается квартира». Я подъезжаю ближе и вижу симпатичный дом из красного кирпича… Тот самый дом, на который я положила глаз в Интернете месяца полтора назад! Поверить не могу, что до сих пор не нашлось людей, желающих здесь поселиться. Это может означать только одно: внутри царит полный отстой. Но снаружи дом выглядит очень привлекательно.

Двор огорожен железной решеткой, каждое из пяти окон украшено декоративными ярко-желтыми карнизами. Десяток бетонных ступенек ведет к двойным дверям, по обеим сторонам крыльца – вазы с пластиковыми цветами. Сразу видно, владелец, кто бы он ни был, гордится своим домом.

Я задумчиво барабаню пальцами по рулю. Несомненно, дом выглядит очень мило, но разве я хочу покинуть мамин великолепный особняк и перебраться сюда? На Астор-стрит мне так комфортно и уютно. Уверена, это вполне отвечает желаниям мамы.

Я уже собираюсь уехать, но тут из дома выходит юная девушка. Я с интересом разглядываю ее. Высота ее каблуков не менее четырех дюймов. Она спускается по ступенькам, и я невольно жмурюсь, опасаясь, что она сейчас подвернет ногу и свалится. Пышная задница затянута в узкие черные джинсы, легкая ярко-желтая куртка явно не подходит для такого холодного дня.

Благополучно спустившись по лестнице, девушка выходит за ворота и замечает, что я, сидя в машине, наблюдаю за ней. Не успеваю я придать лицу равнодушное выражение и отвернуться, как она расплывается в улыбке и машет мне рукой. Этот жест, приветливый и дружелюбный, внушает мне такое доверие, что я опускаю переднее окно и делаю ей знак подойти.

Когда девушка приближается, я вижу на кармане куртки надпись: «Школьный Оркестр СШБХ». СШБХ – это, скорее всего, средняя школа Бенито Хуарес.

– Добрый день, – говорю я. – Простите, что беспокою, но мне хотелось бы узнать, этот дом все еще сдается?

Девушка вытаскивает изо рта жвачку, бросает ее в сугроб и наклоняется к открытому окну. В каждом ее ухе – с полдюжины серег разных форм и размеров.

– Конечно сдается, – кивает она. – Но почему вы сказали «все еще»?

– Я видела фото этого дома в Интернете больше месяца назад.

– Вы, похоже, ошиблись. – Моя собеседница качает головой. – Это объявление висит всего пару часов. И поверьте, моя мама понятия не имеет, как пользоваться Интернетом.

Не сомневаюсь, что ошибается именно она, но спорить бессмысленно.

– Дом принадлежит вашей маме?

– Кому же еще? – улыбается девушка. – Она впервые решилась пустить жильцов. На прошлой неделе мы закончили ремонт в комнатах на втором этаже и решили, зачем им зря пустовать.

Энергия и жизнерадостность, исходящие от этой юной особы, передаются мне.

– Ну, долго пустовать они не будут, – говорю я с улыбкой. – Дом очень красивый, и вы без труда найдете жильцов.

– А вы ищете квартиру?

– Да, – говорю я не слишком уверенно и поспешно добавляю: – Но у меня собака.

Девушка хлопает в ладоши так громко, что я с опаской кошусь, не треснули ли ее оранжевые ногти.

– Мы с мамой обожаем собак! Конечно, если они не злые и не кусачие! У нас йоркширский терьер. Невероятный милашка. Помещается у меня на ладони, в точности как чихуахуа Перис Хилтон. Идемте. Мама сейчас дома, так что вы сможете обо всем договориться. Квартира вам понравится, сто процентов! Стоит вам ее увидеть, не захотите больше искать.

Она тараторит так быстро, что я не успеваю ничего возразить. Бросаю взгляд на часы. Еще нет двенадцати. Впереди целый день, и заняться мне все равно нечем.

– Хорошо, пожалуй, я взгляну на квартиру. Если вы уверены, что ваша мама не будет возражать.

– Возражать? Да она будет страшно рада! Есть только одна проблема… Она неважно говорит по-английски.

Бланка и Селина Руис больше похожи на сестер, чем на мать и дочь. Я пожимаю мягкую смуглую руку Бланки и вслед за ней поднимаюсь по лестнице, отделанной ореховыми панелями. Она распахивает дверь, отступает в сторону и делает широкий приглашающий жест.

Крохотная квартирка напоминает кукольный домик, но в такой холодный серый день, как сегодня, она кажется скорее уютной, чем тесной. Одна из двух комнат служит гостиной и кухней одновременно, у стены красуется мраморный камин. Вторая – спальня, размером чуть больше маминого стенного шкафа. К спальне примыкает ванная, где стены выложены розовой и черной плиткой. Ванна стоит на подставках в виде когтистых лап, раковина водружена на высокий пьедестал. Вся квартира с легкостью разместилась бы в гостиной маминого дома. Как и у мамы, полы здесь покрывает наборный паркет, стены обшиты панелями.

– Шкаф для ванной мы недавно купили в «Икеа», – с гордостью сообщает Селина. – У них там классные вещи.

Я открываю шкаф и заглядываю внутрь, словно его достоинства могут повлиять на мое решение. Хотя на самом деле до шкафа мне нет никакого дела. Я уже все решила.

– Вам нравится, как мы здесь все устроили? – щебечет Селина. – Я сказала маме, в ванной не надо никаких медных кранов под старину.

– Все просто чудесно! – восклицаю я с несколько преувеличенным энтузиазмом.

Бланка хлопает в ладоши, уловив смысл моих слов, и по-испански говорит что-то дочери.

– Мама говорит, вы ей нравитесь, – поворачивается ко мне Селина. – Она просит узнать, хотите ли вы у нас жить.

– Хочу! – улыбаюсь я. – Sí! Sí!

Пока я подписываю договор аренды, Селина болтает без умолку. Сообщает, что родилась уже в Америке. Что касается ее матери, она выросла в деревне неподалеку от Мехико и переехала в США с родителями, двумя сестрами и братом, когда ей было семнадцать лет.

– Но еще до того, как маму записали в школу, выяснилось, что она беременна мной. Вся семья – мы с мамой, бабушка, дедушка, дядя, две тети – жила тут неподалеку, в доме за углом. Mis abuelos – мои бабушка и дедушка – живут там по-прежнему.

– А когда вы с мамой перебрались сюда? – спрашиваю я.

– Примерно год назад. Мама работает поваром в ресторане «Эль тапатио», это в квартале отсюда. Она всегда говорила, что настанет день и у нас с ней будет собственный дом. Год назад, когда этот дом выставили на продажу, выяснилось, что мама скопила достаточно денег для первого взноса. Она поверить не могла в такую удачу! Семь месяцев ушло, чтобы привести его в порядок! Но мы это сделали, да, мама?

Она обнимает мать, и Бланка сияет от гордости, словно понимает все, что сказала дочь.

Ее жизненная история чем-то напоминает мамину. Я уже собираюсь сказать им об этом, но вовремя останавливаюсь. Честно говоря, различий между двумя судьбами куда больше, чем совпадений. Вновь с чувством острого стыда я сознаю, что в этой жизни мне незаслуженно повезло.

Выходные я провожу, пакуя свои вещи и перевозя их в Пилсен. Утром в понедельник те же самые грузчики, которые в ноябре помогали мне опустошить квартиру Эндрю, перевозят кое-какую мебель из особняка на Астор-стрит в мое новое пристанище. Мне очень хочется взять мамину железную кровать, но она не влезет в крошечную спальню. К тому же ее место здесь, в этом доме. Кровать будет ждать, когда я приду сюда в гости, в точности так, как ждала меня мама.

Я беру с собой кровать из своей бывшей детской и платяной шкаф красного дерева. Прошу грузчиков поставить у камина глубокое мягкое кресло и по обеим сторонам от него пару разрозненных кофейных столиков. Еще один столик, который я отыскала на чердаке маминого дома, занимает место перед диваном. Терракотовая лампа семидесятых годов прошлого столетия, которую я купила в комиссионке, смотрится на нем очень стильно.

Из картонной коробки я достаю четыре миски и тарелки, которые позаимствовала у мамы, и ставлю их в кухонный шкаф рядом с парой кастрюлек и сковородок. В ванной расставляю на полочках замечательного шкафа из «Икеа» свою косметику и вешаю три полотенца.

Распаковав последнюю коробку и разложив вещи по своим местам, я зажигаю с полдесятка свечей и открываю бутылку вина. Комнату заливает мягкий янтарный свет. Я залезаю на диван с книгой в руках, Руди сворачивается калачиком рядом.

Из ноутбука льется негромкая музыка. Через несколько минут я, вполне довольная своим новым жилищем, забываюсь в сладкой дреме.

Приближается март, и меня охватывает паника. Прошла уже половина отпущенного мне срока, а я достигла всего лишь пяти целей. Надеюсь, что отношения с отцом все же удастся наладить, но как быть с оставшимися четырьмя, не имею понятия. В ближайшие полгода я должна влюбиться, родить ребенка, завести лошадь и купить красивый дом. Если не считать дурацкой лошади, все эти цели связаны с обстоятельствами, которые мне неподвластны.

В воскресенье, ощущая настоятельную потребность развеяться, еду в Эванстон. Все еще слегка подмораживает, но ослепительно-яркое солнце обещает скорый приход весны. Приоткрыв окно машины, я глубоко вдыхаю свежий прохладный воздух и внезапно ощущаю приступ острой тоски по маме. Весна – ее любимое время года. Пора любви и надежды, так она говорила. Как жаль, что она больше не увидит весны.

Шелли встречает меня в дверях дома с Эммой на руках. На ней белоснежная блузка и узкие брюки. Замечаю, что губы у нее подкрашены, а непокорные вьющиеся волосы аккуратно уложены.

– Отлично выглядишь! – говорю я, забирая у нее из рук свою спящую племянницу.

– Тревор тут опять меня насмешил! – говорит она, когда мы устраиваемся за столом в залитой солнцем кухне. – Мы с ним тут разучивали песенку «Пять маленьких кроликов», и сегодня утром я попросила его спеть. Просто со смеху каталась, слушая, как он лепечет про «пять коликов».

С удивлением отмечаю про себя, что картавость Тревора перестала быть для нее болезненным вопросом.

– Вы не начали учить его китайскому? – осторожно спрашиваю я.

– Теперь это ни к чему! – хохочет Шелли. – Я больше не собираюсь водить компанию с чокнутыми мамашами и их продвинутыми отпрысками. Сегодня я разговаривала с главным врачом своей клиники. В мае возвращаюсь на работу!

– Шелли, я так за тебя рада! И что же стало последней каплей, переполнившей чашу твоего терпения?

Шелли ставит на стол чашки:

– Думаю, поездка в Новый Орлеан, в которую мы отправились по твоему совету. Мы с Джеем снова стали влюбленной парой, а не мамочкой и папочкой. А когда пришло время собираться домой, я расплакалась. – Шелли пристально смотрит на меня. – Я никогда никому в этом не призна́юсь, кроме тебя и Джея. Ты знаешь, я очень люблю своих детей. Но мысль о том, что я снова буду целыми днями торчать дома, читать «Кот в шляпе» и «Дора-исследователь», показалась мне просто убийственной. В общем, я сказала Джею, что роль домашней мамочки не для меня. Он ответил просто: «Тогда возвращайся на работу». Никаких упреков, никаких уговоров. На прошлой неделе он переговорил с деканом своего факультета. Ему обещали дать длительный отпуск. Поработает до конца семестра и уйдет на год. А потом посмотрим.

– Значит, Джей собирается стать домашним папочкой?

– По крайней мере, он не прочь попробовать, – пожимает плечами Шелли. – И знаешь что? Мне кажется, он в этой роли будет совершенно счастлив. Ты знаешь сама, терпения у него куда больше, чем у меня.

Мы пьем чай, болтаем и смеемся, когда в кухню врывается Джей в спортивных штанах и куртке. Лицо его разгорелось от бега. Увидев меня, он расплывается в улыбке.

– Привет! Счастлив видеть свою обожаемую сестричку! – Джей оборачивается к жене. – Милая, а ты уже сказала Бретт, что мы задумали в следующую субботу?

– Как раз собиралась. – Шелли пристально смотрит на меня. – У нас к тебе предложение. На кафедре Джея появился новый препод, доктор Герберт Мойер. Какой-то крутой профессор, которого переманили из Пенсильванского университета.

Джей залпом выпивает стакан воды и вытирает рот.

– Один из лучших в мире специалистов по византийскому завоеванию Болгарии, – добавляет он.

Взгляд Шелли красноречиво говорит: «Что это за хрень?» Она пожимает плечами:

– Он недавно перебрался в Чикаго и еще не успел завести здесь друзей.

– Бедняга! – сочувственно вздыхаю я.

– Мы решили, было бы неплохо вас познакомить. – Джей, похоже, не замечает моего сарказма. – Скажем, устроить в субботу обед и пригласить вас обоих.

Свидание вслепую с каким-то византийским занудой кажется мне таким же привлекательным, как Шелли – тусовка с местными вундеркиндами и их гордыми мамашами.

– Спасибо за заботу, – роняю я, – но мне эта идея кажется не слишком удачной.

Шелли бросает на меня любопытный взгляд:

– А ты что, уже с кем-нибудь встречаешься?

Я приглаживаю мягкие волосики Эммы и мысленно анализирую ситуацию на своем любовном фронте. Если не считать мимолетного эпизода с Брэдом, там царит полное затишье. Ни единого свидания! Воистину, я достойна жалости. Потягиваюсь на стуле, пытаясь придать лицу загадочное и многозначительное выражение. Тут на ум мне приходит доктор Тейлор. Очень кстати!

– Есть один человек, с которым я постоянно разговариваю по телефону. Он психиатр, который наблюдает одного моего ученика. Пару раз мы с ним пытались встретиться, но всегда возникали какие-то препятствия.

– Это тот старый вдовец, о котором ты рассказывала? – хмурится Шелли. – Ну, это не серьезно.

– Уверена, он замечательный человек, – заявляю я, вскинув подбородок.

– Жаль только, стар, как Реджис Филбин! – усмехается Джей и гладит меня по голове. – Послушай, если ты познакомишься с Гербертом, это тебя ни чему не обяжет. Обещаю, он тебя не укусит. К тому же время идет!

– Не напоминай мне об этом! – шумно вздыхаю я. – Пять оставшихся целей меня доконают. Найти свою любовь и родить ребенка – это два главных события в жизни любого человека. От наших желаний здесь мало что зависит. Нельзя сказать: «Сегодня я, пожалуй, влюблюсь» – выйти на улицу и – бац! – встретить мужчину своей мечты. Сердцу, как говорится, не прикажешь. Да и родить ребенка несколько сложнее, чем сходить в супермаркет и купить там пачку спагетти.

– Кто же с этим спорит, – говорит Шелли. – Именно поэтому ты должна использовать каждый шанс. Не упускать ни одной возможности познакомиться с мужчиной. Чем больше у тебя знакомых мужчин, тем выше вероятность найти того, кто тебе нужен.

– Боюсь, подобный расчет не работает, – усмехаюсь я, целуя макушку Эммы. – Ладно, расскажите, что он за тип, этот Герберт? И откуда у него такое дурацкое имя?

– Известно откуда – родители назвали, – смеется Джей. – Родители его, кстати, состоятельные люди. У отца более тридцати патентов на изобретения. У них несколько домов на Восточном побережье и к тому же собственный остров в Карибском море. И Герберт – их единственный сын.

– Ну, такой выдающийся кадр вряд ли заинтересуется скромной школьной учительницей, живущей в Пилсене, – пожимаю я плечами.

Шелли сердито машет рукой:

– Но это же временно. Джей рассказал ему про тебя и про то, что ты получишь наследство на определенных условиях.

У меня отвисает челюсть.

– Это еще зачем?! – рычу я, прожигая Джея взглядом. – Не знала, что ты страдаешь недержанием речи!

– Но он же должен знать, что вы люди одного круга, – оправдывается Джей.

Я замолкаю, охваченная чувством внезапной неловкости. Разве сама я не была такой совсем недавно? Разве мое отношение к людям не определяли деньги, которые они зарабатывают, дома, в которых они живут? Стыдно признаться, но это так. Разве, познакомившись с человеком, я не стремилась немедленно выяснить, чем он занимается? Или мы с Эндрю водили компанию исключительно с богатыми и преуспевающими людьми благодаря игре случая? Нет, вряд ли. Именно поэтому мама хотела, чтобы я сменила колею, свернула со скоростного шоссе, по которому мчалась неведомо куда. Теперь еду я медленнее и на дороге встречаются ухабы и рытвины, но путешествие доставляет мне истинное удовольствие.

– Так или иначе, сейчас я обычная учительница и живу в крохотной квартирке. Если он не хочет знакомиться с такой женщиной, пусть катится к чертям! – заявляю я.

– Бретт, ты во власти предубеждения! – качает головой Шелли. – Не будь такой суровой. Если ты пообедаешь в его обществе, от тебя не убудет. Думаю, в следующую субботу…

К счастью, у меня звонит мобильный, прерывая тягостный разговор.

– Это Джонни. Я должна ответить.

Джей забирает у меня Эмму, Шелли подходит к раковине и наполняет водой чайник.

– Привет, Джон. Как себя чувствует Зои?

– Привет, Бретт. У меня хорошая новость. Кажется, Зои окончательно пошла на поправку. Скоро ее выпишут домой.

– Как я рада! – восклицаю я, поворачиваюсь к Шелли и поднимаю большой палец. – У тебя, наверное, камень с души свалился!

– Еще бы. Мы оба ждем не дождемся, когда ты к нам приедешь.

Несколько мгновений я молчу, потом неуверенно переспрашиваю:

– Правда?

– Да, если ты не против, будет лучше, если ты приедешь в Сиэтл. Я пришлю тебе билет на самолет.

– Нет! Нет, что ты! Я куплю билет сама.

– Послушай, об этом не может быть и речи. Так мы можем надеяться, что ты приедешь?

Я прикусываю губу, чтобы сдержать идиотскую блаженную улыбку.

– Думаю, я смогу взять отпуск на пару дней. Постараюсь приехать в марте. К тому времени Зои уже полностью выздоровеет.

– Ловлю тебя на слове! Мы умираем от нетерпения тебя увидеть. Бретт, сейчас я должен вернуться к Зои. Ее доктор с минуты на минуту принесет документы на выписку. Посмотри расписание авиарейсов и выбери что-нибудь подходящее.

Я нажимаю кнопку отбоя. В голове у меня так легко и пусто, словно я вот-вот потеряю сознание.

– Ну, как там у них дела? – спрашивает Джей.

– Зои поправилась, и я наконец-то встречусь с отцом! И с сестрой, конечно.

– Ох, Бретт! – Шелли сжимает меня в объятиях. – Я так за тебя рада!

– Похоже, твоя жизнь налаживается, – изрекает Джей. – Для полного счастья тебе осталось только познакомиться с Гербертом.