Глава 12

Когда я звоню Кэрри в номер отеля «Маккормик», она проявляет столько доброты и снисходительности, что меня охватывает желание вновь сесть в машину и мчаться к ней.

– И не думай об этом, – отвечает она, когда я делюсь с ней своими планами. – Я только что смотрела новости, на дорогах полный коллапс. Боялась, что ты попала в аварию.

– Честно говоря, я почти жалела, что этого не случилось, – вздыхаю я. – По крайней мере, у меня имелось бы веское оправдание.

Она хохочет, так же весело и простодушно, как в детстве:

– Не переживай. Я неплохо поужинала и выпила бокал отличного вина. Конечно, в твоем обществе оно было бы еще вкуснее.

– Обычно я не совершаю подобных промахов. Но понимаешь, сегодня я в первый раз вышла на новую работу и… – Я осекаюсь.

Вряд ли стоит признаваться в том, что я заболталась с психиатром, который наблюдает одного из моих учеников, и забыла, что Кэрри ждет меня в ресторане отеля.

– Прости меня. – Я перевожу дух и добавляю: – За все прости, Кэрри.

– Забудь. Расскажи лучше о своей новой работе.

Сердце мое колотится как бешеное. Но я должна это сделать.

– Знаешь, я никогда себе не прощу, что вела себя как последняя идиотка… во время той нашей встречи. Ты доверилась мне, а я обманула твое доверие. А потом не ответила на твое письмо. Знала бы ты, как я кляну себя за это.

– Бретт, ну ты даешь! – смеется Кэрри. – С тех пор прошло столько лет! Мы были глупыми девчонками!

– И все равно, стоит мне вспомнить об этом, я сгораю со стыда. Наверняка тебе не просто было сделать подобное признание. И уж конечно, ты не ожидала такой реакции.

– Честно тебе скажу, Бретт, ожидала. Я понимала, для тебя это шок. Конечно, мне было обидно. Но я это пережила. И мне даже странно слышать, что ты терзалась все эти годы.

– А письмо? Ты написала мне, а я не ответила. Я должна была ответить немедленно, попросить прощения. Господи, какой я была трусихой!

– Прекрати. Я давным-давно тебя простила. – Кэрри смеется. – А теперь, будь так добра, прости себя сама!

– Постараюсь, – киваю я. – Но ты должна знать кое-что еще.

И я рассказываю о причине, побудившей меня найти Кэрри.

– Видишь, я решила возобновить нашу дружбу лишь потому, что этого хотела мама. Но, стоило мне получить от тебя весточку, я поняла, как сильно по тебе скучаю.

Кэрри молчит. У меня замирает сердце: сейчас она пошлет меня ко всем чертям.

– Твоя мама была очень мудрой женщиной, – наконец произносит она. – Жаль, что я не могу ее поблагодарить.

Кажется, уже много лет на душе у меня не было так легко, как сейчас. До этой минуты я даже не сознавала, как сильно меня угнетало сознание собственной вины. Я моргаю, смахивая слезы, и улыбаюсь:

– Мы с тобой не виделись восемнадцать лет! Расскажи, как ты жила все это время.

Выясняется, что Кэрри встретила любовь всей своей жизни. Вот уже восемь лет она живет с женщиной по имени Стелла Майерс, у них трое приемных детей. Раньше мне казалось, что люди, подобные Кэрри, ведут сумбурное и беспорядочное существование. Теперь я с удивлением отмечаю, что жизнь моей подруги куда более соответствует общепринятым нормам, чем моя собственная.

– Я так за тебя счастлива! – говорю я. – А как поживают твои родители?

– Прекрасно! Как и прежде, обожают готовить и принимать гостей. Помнишь, какие грандиозные завтраки они закатывали на Рождество?

– Еще бы! Вкуснее, чем у вас, не кормили нигде.

– Они по-прежнему отмечают все праздники с большим размахом. Если ты свободна в какое-нибудь воскресенье перед Рождеством, было бы здорово, если бы ты к ним приехала. Со своим бойфрендом, конечно. Мэдисон всего в двух часах езды от Чикаго. Мы бы наконец увиделись.

На меня накатывают воспоминания. Отец Кэрри в сандалиях на босу ногу, в одной руке видеокамера, в другой – стакан скотча. Ее мама, перебирая струны гитары, поет рождественские песенки.

– Я много рассказывала Стелле о тебе. Уверена, Бретт, вы понравитесь друг другу. Кстати, она тоже учительница. А родители будут просто на седьмом небе от счастья, если ты приедешь. У папы столько видео, где ты еще маленькая. Он всегда тебя любил, и твою маму тоже. Пожалуйста, приезжай!

Меня пронзает такое горячее желание увидеться с Кэрри, что я готова мчаться через всю страну. Прижав телефонную трубку к плечу, я заглядываю в свой ежедневник.

– Готово, – сообщаю я. – Вписала визит к твоим родителям огромными буквами. И на этот раз, Медвежонок Кэрри, я приеду точно. Обещаю.

Закончив разговор с Кэрри, я принимаюсь составлять меню для обеда на День благодарения и засыпаю, опустив голову на кухонный стол. В этом положении меня и застает вернувшийся с работы Эндрю.

– Просыпайся, соня, – говорит он, нежно поглаживая меня по руке. – Пора перебираться в кроватку.

Я открываю глаза и потягиваюсь:

– Который час?

– Всего десять пятнадцать. Вижу, сегодня ты совсем вымоталась. Ложись быстрее.

Я поднимаюсь из-за стола и замечаю неоконченное меню:

– Знаешь, мне хочется устроить обед на День благодарения. В мамином доме. Приготовлю те блюда, которые обычно готовила она. Что ты об этом думаешь?

– Почему бы нет? Но ты ведь знаешь, что Джоада и Кэтрин не будет в городе?

– Нет, не знаю, – хмурюсь я.

– Разве я тебе не говорил? – Эндрю пожимает плечами и открывает холодильник. – Вчера Джоад прислал сообщение. Они с Кэтрин летят в Лондон. Деловая поездка, насколько я понял.

– На День благодарения? Вот еще придумали! Я позвоню Кэтрин и попрошу ее перенести поездку.

Эндрю извлекает из холодильника кусок сыра и бутылку пива «Хейнекен».

– Ты и правда думаешь, что они пожертвуют Лондоном ради жареной индейки?

Внезапно я ощущаю пронзительный укол одиночества. Мне так хотелось провести этот первый праздник без мамы в кругу семьи. Я надеялась, мы поможем друг другу пережить боль утраты. Но, судя по всему, кроме меня, никто не испытывает боли. Никто не нуждается в помощи и поддержке. Я невольно испускаю сокрушенный вздох.

– Да, ты прав, на них рассчитывать не приходится. Значит, будем только мы с тобой, Джей, Шелли и дети. – Тут в голову мне приходит неожиданная мысль. – Слушай, а давай пригласим твоих родителей? Как они к этому отнесутся?

– Ну, они наверняка не приедут. Дальние путешествия – это не для них.

– А разве Бостон так уж далеко?

– По-моему, это неудачная идея.

Эндрю захлопывает дверцу холодильника и достает из ящика стола нож.

– Но почему? – Я смотрю на него в полном недоумении. – Когда наши дети вырастут и пригласят нас на День благодарения, ты тоже скажешь, что это неудачная идея?

Эндрю отрезает ломтик сыра и отправляет себе в рот.

– Дети? – произносит он, вскинув бровь. – Мне казалось, речь шла о том, что ты должна родить одного ребенка. Одного.

– Один или несколько, какая разница. Ты ведь понял, о чем я.

Он отправляет в рот еще кусок сыра и запивает пивом:

– Если у нас будет ребенок, ты, разумеется, захочешь проводить все праздники в его обществе. Это естественно.

Во рту у меня появляется горечь. Я знаю, каким будет ответ на мой следующий вопрос, и не хочу его слышать. Несомненно, лучше не задавать этот вопрос. Но я не могу удержаться.

– А ты? У тебя не будет желания проводить праздники в кругу семьи?

– Господи боже! – Эндрю ударяет по столу бутылкой. Пиво начинает пузыриться, словно закипев. Внутри у Эндрю, судя по всему, тоже все кипит. – Я согласился на ребенка, но тебе этого мало. Ты хочешь, чтобы я строил из себя гребаного Клиффа Хакстейбла. – Эндрю встряхивает головой и замолкает, потом произносит более спокойным голосом, явно пытаясь обуздать свое раздражение. – Для того чтобы идиотская сказка, которую ты придумала в детстве, стала явью, я готов изменить всю свою жизнь. А ты еще и недовольна!

– Эндрю, не сердись. Поверь, я очень ценю твою поддержку. Правда! – У меня начинает дрожать подбородок, и я прикрываю его рукой. – Я понимаю, тебе все это не нужно. Ты вынужден исполнять чужие желания.

В комнате повисает неловкое молчание, такое тяжелое, что мне трудно дышать. Эндрю вертит в руках бутылку и внимательно изучает наклейку. Потирает лицо рукой и говорит:

– Слушай, может, обсудим все это в другой раз? Сегодня выдался чертовски тяжелый день.

Я киваю, понимая, что другой раз может наступить очень скоро. Мы с Эндрю оба эгоисты. Я хочу, чтобы он разделял мои мечты, он ждет того же от меня. Прийти к согласию нам будет не просто.

Сегодня пятница. Визит к Питеру я намеренно отложила напоследок, сознавая, что встреча с ним – это серьезная угроза моему душевному равновесию. Отомн, открыв мне дверь, указывает в сторону кухни, где за обшарпанным столом сидит мой ученик. Сегодня он покинул свою комнату без боя, тем не менее его угрюмый вид не предвещает ничего хорошего. Мамочка его тоже держится не слишком приветливо. Она сидит в гостиной, откуда долетают клубы сигаретного дыма и голос Мори Повича.

Я вытаскиваю из сумки учебник алгебры:

– Сегодня, Питер, мы с тобой займемся математикой. В большинстве школ шестиклассникам еще не преподают алгебру. Ты попал в число избранных и должен этим гордиться. – Я открываю главу, посвященную многочленам. – Так, миссис Кифер наказала нам повторить деление многочленов. Начнем с упражнения номер один. Попробуй решить сам.

Питер равнодушно глядит в учебник, сдвигает брови и чешет голову.

– Не, не могу, – цедит он и отодвигает учебник. – Покажите как.

Я догадываюсь, что он валяет дурака. Миссис Кифер заверила меня, что Питер щелкает подобные задания как орешки. Тем не менее я беру лист бумаги и ручку:

– Давненько мне не приходилось решать примеры с многочленами. – Я переписываю пример, мысленно ругая себя за то, что не удосужилась повторить материал перед уроком.

Вскоре мне приходится извлечь из сумки калькулятор. Я погружаюсь в вычисления, записывая результаты на бумаге. Питер наблюдает за мной с довольной ухмылкой на лице.

Проходит не меньше пяти минут, прежде чем мне удается решить пример. Я вытираю пот со лба и с чувством законной гордости предъявляю результат Питеру.

– Решила! Ответ: 3y больше 8x в минус четвертой степени. – Я подвигаю к нему листок. – Сейчас объясню, как я это сделала.

Питер смотрит на листок с надменным выражением профессора.

– А отрицательные числа вы преобразовали? – снисходительно осведомляется он.

Я теряю дар речи. Щеки мои заливает румянец.

– То есть… ты имеешь в виду…

Скрывать свою растерянность более не имеет смысла.

Питер тяжело вздыхает.

– Для того чтобы определить частное у многочлена, отрицательные числа необходимо превратить в положительные, – произносит он усталым голосом. – Отрицательный числитель превращается в положительный знаменатель. Вы же это знаете, верно? Правильный ответ здесь: 3y больше 8x в восьмой степени.

Все, что мне остается, – это жалобно пролепетать:

– Да, конечно. Ты совершенно прав, Питер. Молодец!

Я опускаю голову и потираю виски. Питер, буравя меня взглядом, методично чешет свою левую ногу. Наконец я решаюсь поднять глаза и посмотреть ему в лицо.

– Достала эта чесня, – бурчит он. – Достала эта фигня!

Достала ты меня, дура безграмотная, вот что говорит его взгляд.

Когда я выхожу из дома Питера, уже начинает смеркаться. Проехав несколько кварталов, я останавливаюсь напротив пустующей детской площадки и достаю из сумки телефон:

– Привет, док… то есть Гаррет. Это Бретт.

– Привет. Как раз думал о вас. Как прошел сегодняшний день?

Я откидываю голову на подголовник:

– Только что проиграла в игре «А ты умнее семиклассника»?

Гаррет смеется:

– Насколько я помню, ваш ученик – всего лишь шестиклассник. Так что вы себе льстите.

Хотя настроение у меня хуже некуда, я невольно улыбаюсь. Засовываю гордость в карман и рассказываю про урок математики, где в роли учителя выступил Питер.

– Когда он поинтересовался, преобразовала ли я отрицательные числа, я уставилась на него как баран на новые ворота и чуть было не спросила: «А что такое преобразовать?»

Гаррет покатывается со смеху:

– Ох, я словно вижу эту сцену собственными глазами. Ничего, всем учителям время от времени попадаются ученики, которые умнее их.

– Боюсь, Питер решил, что на самом деле я официантка или что-нибудь в этом роде. Подумал, меня прислали к нему, потому что школа не может себе позволить нанять настоящую учительницу.

– Знаете, что я вам скажу? Питеру страшно повезло. Насколько я могу судить, лучшей учительницы, чем вы, и желать нельзя.

Мое сердце подпрыгивает от радости.

– А насколько я могу судить, Питеру страшно повезло с психиатром. Хотите услышать вторую часть моей трагической истории?

– Еще бы!

Я рассказываю, как Питер нахально чесался, сидя напротив меня, и сообщал, что эта фигня его достала.

– Всем своим видом он показывал, что имеет в виду меня и наши занятия!

– Ну, это вряд ли. Уверен, вы не способны достать даже такого отпетого типа, как Питер!

– Вы так говорите, потому что меня не знаете!

– Очень надеюсь в самом скором времени исправить этот просчет! – говорит Гаррет. – Уверен, наша встреча оправдает мои радужные предчувствия.

День сегодня выдался вовсе не такой паршивый, как мне казалось. Очень даже неплохой получился день.

– Спасибо. Вы очень любезны.

– Вы так говорите, потому что плохо меня знаете! – парирует Гаррет, и мы оба хохочем. – Ладно, не буду больше злоупотреблять вашим временем, – говорит Гаррет, отсмеявшись. – Ведь трудовая неделя уже закончилась.

Меня охватывает грусть. Хочется сказать, что я готова до бесконечности сидеть в холодной машине и болтать с ним. Что я вовсе не спешу возвращаться в пустую квартиру. Но вместо этого я желаю Гаррету приятных выходных и прощаюсь.

Снежинки танцуют затейливый танец в холодном ноябрьском воздухе. Дубы, стоящие по обеим сторонам Форест-авеню, тянут друг к другу голые ветви, точно разлученные любовники. Ухоженные лужайки скрылись под снегом, но тротуары и подъездные дорожки абсолютно чисты. Совсем недавно кирпичные особняки в стиле Тюдоров вызывали у меня восхищение. Но теперь меня задевает контраст между здешней идиллией и убожеством Южной стороны, где живут мои ученики.

Мы с Шелли сидим за кухонным столом, потягиваем каберне, закусываем сыром бри и посматриваем в окно, наблюдая, как Джей и Тревор лепят на заднем дворе снеговика.

– Офигенный сыр! – изрекаю я, отрезая очередной кусок.

– Это органический продукт, – сообщает Шелл.

– А я думала, все сыры органические.

– Как бы не так! Натуральными считаются только сыры из молока коров, которые питаются исключительно естественными кормами, то есть травой. Это мне разъяснили мои знакомые мамашки.

– Видишь, сколько новых знаний! А ты говорила, что, сидя дома, деградируешь умственно!

Шелли подливает себе вина.

– И все же эти наседки не слишком подходящая для меня компания, – вздыхает она. – Они полностью поглощены своими детьми, это замечательно, и никто их за это не упрекнет! Но это чертовски скучно! Я тут имела глупость спросить одну из них, что она сейчас читает. И она на полном серьезе ответила – доктора Сьюза.

Я прыскаю со смеху:

– О да, «Зеленые яйца и ветчина» – на редкость захватывающее произведение.

– А каковы повороты сюжета в «Сказках про слона Хортона» – закачаешься! – ухмыляется Шелли.

Мы снова хохочем до тех пор, пока Шелли не начинает всхлипывать.

– Я люблю своих детей, – бормочет она, вытирая слезы. – Но…

Задняя дверь открывается, и в кухню вбегает Тревор:

– Снеговик узе готов, тетя Блет!

Шелли резко поворачивается к сыну.

– Бррретт! – поправляет она. – Ррр! Ну-ка повтори!

Улыбка сползает с лица Тревора, и он стремглав выбегает прочь. Я с упреком смотрю на Шелли:

– Ему же всего три года! В этом возрасте практически все дети не выговаривают «р», и ты это прекрасно знаешь. Ты же логопед.

– Я была логопедом, – вздыхает Шелли. – А сейчас я никто.

– Неправда. Ты мать и жена, хозяйка дома, и это важнее всего…

– И мать я тоже хреновая. Сама слышала, как я сейчас рявкнула на Тревора. – Шелли сжимает голову руками. – От такой жизни я с ума сойду. Я знаю, это замечательно, когда у женщины есть возможность сидеть дома с детьми. Но я не способна изо дня в день резвиться на детской площадке! Меня уже воротит от всех этих игр и забав!

– Возвращайся на работу, – говорю я вполголоса.

– В довершение ко всему твой брат потерял ко мне всякий интерес, – хнычет Шелли.

– Это еще почему? Не верю.

Шелли отрезает ломтик сыра, внимательно его разглядывает и кладет на тарелку:

– Со мной стало не о чем говорить. Я скучная, занудная особа. И хреновая мать к тому же!

– Возвращайся на работу! – повторяю я. – Это единственный разумный выход.

– Может, стоит подождать хотя бы пару месяцев? – пожимает плечами Шелли. – Вдруг я войду во вкус.

– Тогда вам с Джеем стоит съездить куда-нибудь вдвоем, без детей. Неделька на каком-нибудь экзотическом острове – это то, что вам сейчас надо! Будете жариться на солнышке и пить коктейли из бокалов с крошечными зонтиками.

Шелли потягивается и критически оглядывает себя.

– Есть одна загвоздка, – вздыхает она. – Боюсь, мне будет трудновато запихать эти пышные телеса в купальник.

Я смущенно отвожу взгляд. Бедная Шелли! Что может быть хуже, чем сознавать, что твой IQ стремительно падает, а задница столь же стремительно растет.

– Ну ладно, фиг с ними, с золотистыми океанскими пляжами! – говорю я. – А как насчет Нью-Йорка? Или, скажем, Торонто? Походите по театрам, по магазинам и всласть займетесь сексом в отеле!

На губах Шелли мелькает слабое подобие улыбки.

– Может, на мой день рождения в феврале мы и выберемся куда-нибудь. В какой-нибудь город, совсем не похожий на Чикаго. Например, в Новый Орлеан.

– Отлично! Запланируйте все заранее. Устройте себе настоящий праздник. Да, кстати, о праздниках. Я решила, что на День благодарения мы должны собраться в мамином доме. Так, словно она по-прежнему среди нас.

Шелли вскидывает бровь:

– Значит, ты больше не держишь на нее обиды?

– Как тебе сказать? Когда я вспоминаю, что она скрыла от меня правду о моем отце, у меня закипает кровь. Но она наша мама, и мы должны ощущать ее незримое присутствие. Особенно в праздники.

Шелли прикусывает губу:

– Слушай, я как раз собиралась тебе сказать. Патти пригласила нас в Даллас. – (Сердце мое сжимается, но я молчу.) – Бретт, я уже три года подряд не проводила День благодарения с родителями. Пожалуйста, не расстраивайся, а то я буду чувствовать себя виноватой.

– Ну, это совершенно ни к чему, – качаю я головой. – Конечно, поезжайте к родителям. Мне будет вас не хватать, но это не смертельно.

Шелли гладит меня по руке:

– С тобой будут Эндрю, Джоад и Кэтрин. Уверена, вы прекрасно проведете время.

– Видишь ли, Джоад и Кэтрин… – Я осекаюсь, не договорив.

Мне вовсе не хочется, чтобы Шелли чувствовала себя виноватой. Ей и так сейчас нелегко.

– Ты права. Мы прекрасно проведем время.