Глава 22. Побег в китайский рай

В этот раз Майло очнулся не у реки. И даже не в пустыне. Он сидел на дне глубокого колодца. Похоже на тюремную камеру, но без раковины или унитаза.

– Отлично, – пробормотал он.

Не требовалось большого ума понять, что после убийства Будды попадешь как раз в такое место.

– Эй? – позвал он.

Никто не ответил. Неужто про него просто позабыли? Настолько они подлые? Проклятье, у него же осталась еще одна жизнь! Ради Бога, кто-то ведь должен его выслушать. Он стал оглядываться в поисках камня или палки – чего-то, чем можно пошуметь. Он покажет им, если они решили, что могут просто бросить его в этой дыре… Сверху что-то промелькнуло в лучах света и полетело вниз. Веревочная лестница. Она развернулась до конца и теперь болталась прямо у него перед носом.

– Вылезай давай, – послышался знакомый голос. – Хочу, чтобы ты кое-что увидел.

Майло крякнул от разочарования. В этот раз он действительно собирался им показать. Он вскарабкался по лестнице и вылез на чей-то двор, где в компании пары котов поджидала Няня. Двор был целиком заполнен людьми, стоящими, сидящими на подстилках или в шезлонгах. Взгляды всех были обращены в одну сторону, и Майло никто не заметил. Даже Няня не обращала на него внимания. Вместе со всеми она что-то высматривала. Дом был построен на склоне холма, который спускался к реке. Практически все пространство до реки заполняла невиданная толпа, растянувшаяся на несколько миль.

Собравшиеся пришли праздновать, это не вызывало сомнений. Все были ярко одеты, с флагами и нарисованными от руки транспарантами. Попадались пьяные, голые по пояс, с разрисованным торсом. Со всех сторон гремела музыка самого разного толка – тысяч восемнадцать мелодий. В общем, нечто среднее между Вудстоком и финалом Национальной Футбольной Лиги.

Майло встал рядом с Няней.

– Что… – начал он.

– Молчи и смотри, – рявкнула Няня. – Может, за несколько часов, которые тебе остались, успеешь что-то уяснить.

Сердце его ушло в пятки. Они постановили отправить его в никуда. «Стереть» его, или как там у них называется. Господи… как же Сюзи? Тогда, на поезде, она почти рассеялась, как дым. А теперь? Она все еще там? Или, опередив его, уже отправилась в Никуда? Толпа зашумела. Они пели, переполненные радостью и восторгом. Источник радости и восторга появился неподалеку на холме. Это был Будда, сошедший в Загробный мир. Смиренно, неспешно продвигался он через толпу. Он вновь был молод, Князь Сиддхартха, блестящие черные волосы спадали на одно плечо. Узнает ли его Учитель? (Поможет ли?) Майло замахал обеими руками и завопил:

– Эй! Сюда!

Няня двинула его локтем в живот, прошипев:

– Тихо, ты. Там величайший из когда-либо живших людей. А ты лишь мерзавец, который его убил.

Зардевшись, Майло развернулся к ней.

– Я так и знал, что тебе не понять! – воскликнул он. – Я совершил труднейшее из всего, что можно представить, на благо Учителя и всех…

Няня заехала ему снова.

– Ты все сделал не так, – буркнула она. – У тебя нет чувства меры.

Внизу Учитель спустился к реке, и воздух над водой задрожал и начал светиться. Потоки золотистых лучей переросли в идеальный космический рассвет, окрасивший все вокруг. И все стало простым и прекрасным. Как воздух и свет после сильного дождя. Ну, подумал Майло, сам-то Будда наверняка понимает, что он совершил. В последний момент он должен про него вспомнить. Вот сейчас он остановится и скажет:

– Друзья, мы кое о ком забыли! Без Майло Учитель остался бы лишь историей о старом слюнявом болване, позабывшем собственное имя. Майло, спускайся!

Но Будда ничего такого не сказал.

Он зашел в воду с безмятежной улыбкой.

– Пожалуйста, – взмолился Майло. Больше у него ни на что не осталось сил. Время и пространство ввинтили в него штопор и выдернули все содержимое. С ним было покончено. И как же такой мудрый и хороший, в общем, человек оказался в итоге один против целой вселенной? Учитель превратился в силуэт на фоне струящегося света. Затем Солнечная Дверь охватила его и втянула в себя.

Яркий свет погас.

– Там, куда отправишься ты, все будет совсем иначе, – сказала Няня. Но Майло едва слушал, ведь внутри уже забубнили его собственные голоса, и тон их был весьма недружелюбным.

У тебя был предпоследний шанс прожить достойно, говорили они, а ты убил Будду. Да-а-а-а. Вы что! – думал Майло. Ведь вы были там! Ты. Убил. Будду. Я хотел, как лучше, для его же блага, оправдывался Майло. Пытался, по крайней мере. Внутри он внезапно почувствовал какое-то трепыхание. Такое ненавязчивое давление.

Собственная душа Майло пыталась, на метафизический лад, задать ему трепку. Свет сменился на обычный вечерний закат над рекой, городом, мостом и прочим. Но всеобщее возбуждение еще сохранялось, и великий день требовал завершения.

Поглазев, толпа развернулась, зажужжала, словно высматривая кого-то. Постепенно, следуя указующим перстам, каждый сообразил, куда смотреть, и обратил глаза на холм, двор, а там и на самого Майло.

И все указали на него.

– Вот он, – сказали они.

– Ох, мать твою, – сказал Майло. – Неужели?

Поп! Рядом с ним материализовалась Мама.

– Извините за опоздание, – сказала она. – Не хотелось пропускать прибытие на ту сторону.

– Ма! – вскричал Майло. Надежда!

– Слава Богу! – продолжил он. – А то я…

– Тише, – сказала Мама, поворачиваясь. – Пожалуйста, тише.

Майло почувствовал, что все внутри рушится. И упал бы, но его подхватили. Только не Мама с Няней, а люди во дворе, толпа. Его подняли и понесли на руках, как толпа иногда несет святых на крест или королев на плаху. Вниз и вдоль реки. Майло закрыл глаза – будь что будет. Они миновали мост, направляясь к центру города. Он слышал имена, которыми его награждали. Изобретательностью тут и не пахло. «Убийца». «Отравитель». «Иуда». То и дело кто-нибудь пытался ткнуть его или чем-то в него бросить. Что-то мокрое расплющилось о его плечо. Следом удар в колено. Майло молча терпел. Он не хотел, чтобы напоследок ему приписали отчаянные безумства, но в этот момент кто-то ткнул его палкой прямо в локоть.

– В Господа душу мать! – взревел он.

Все, кто мог слышать, выпучили глаза.

– Видите? – закудахтали они. – Видите? Могу поклясться, он всегда был таким. Все десять тысяч жизней выжидал, как часовая бомба.

Ну ладно, подумал Майло. Раз вы так, я вам устрою. Опыта у меня побольше, чем у этих козлов. И он стал извиваться, пытаясь развернуться лицом вниз, раскрывая челюсти пошире. Для начала откусим чьи-нибудь пальцы. А там и лица обглодаем. Терять уже нечего. В следующий миг он летел. Все случилось мгновенно. Ураган из листьев и пыли выхватил его из рук толпы и понес. Вверх, в Никуда, в Ничто. Ветер, казалось, оплел его ногами, смотрел бездонными глазами, прикасался языком.

– Любимый, – сказали тьма, ветер и пустота.

Когда блужданию во тьме пришел конец, они оказались очень-очень далеко.

Сумерки. Легкий бриз и дымоходы. Повсюду раскрашенные фонарики. Бухта со старыми лодками, которые поднимались и опускались в такт дыханию моря. В такой лодке они теперь и очутились. Длинный просторный сампан, похожий на большое каноэ с крышей.

Китайский Рай, подумал Майло. Супер.

Он огляделся.

– Сюзи?

Что-то вроде всхлипа донеслось из сумрака на дальнем конце лодки.

Он не мог разглядеть ее, пока из-за облаков не вышла луна. Ковриком свисала она с планшира, клубясь наподобие густого тумана.

– Черт, – воскликнул он, устремляясь, чтобы помочь. Вот только бы найти, за что ухватиться.

– Подержи меня, – выдохнула она. – Я полностью истощена. Придется забрать часть тебя.

Он держал ее, дрожа от ярости и страха. Сколько же времени осталось, пока она не растворится совсем? И где, черт возьми, взяла она силы, чтобы вытащить его из толпы и улететь?

– Я знаю, – шепнула она. – Помолчи.

Ей даже голоса не хватало.

Господи, подумал он, если любишь кого-то, каждый день состоит из противоречий. Ты слабый и одновременно сильный. Тебе хочется смеяться и плакать. Одеваться и раздеваться. Тебе хочется остаться с возлюбленной навечно и в то же время съесть ее, как порцию картошки с сырным соусом.

– Я убил Будду, – сообщил он.

– Он понял, что ты сделал, – сказала Сюзи. – И знал, что это мудрый выход.

Майло топнул от огорчения.

– Я знал! – воскликнул он. – Знал! Проклятье, Сюз, что же он ничего не сказал? Всего-то нужно было обратиться к этим окаянным частицам вселенной: «Эй, оставьте Майло, бездушные жополизы, – он старался во имя будущего мира и добра», так не-е-еет…

– Он был занят трансформацией в чистый свет вечности, – спокойно пояснила она. – Кстати, я скучала по тебе.

Ах, да.

– И я по тебе скучал. Последнее время редко доводилось видеться.

– Может, опять встретились ненадолго. Зависит от того, насколько сильно им хочется тебя достать. И еще…

Она взмахнула рукой перед фонариком, и рука сделалась невидимой. Но в глазах ее он мог прочитать любовь. Вот, подумал Майло. Вот Совершенство.

– Знаешь, если нам суждено вместе уйти в чистый свет вечности, – сказал он, – мы растворимся там и все равно будем вместе.

Сюзи кивнула.

– Ожидания мои, возможно, поубавились, – сказала она. – Но мне это вполне подходит.

Майло сел, откинувшись на планшир. Сюзи устроилась, положив голову ему на колени, стараясь дышать с ним в такт.

– Будда позволил мне увидеть в Совершенстве то, чего я не мог видеть раньше, – сказал он.

– Лучше, чем забвение?

– Смысл в развитии. Он все время развивался. Даже когда стал терять рассудок – казалось бы, жди смерти. Но он все равно поднимался утром, чем-то занимался, чему-то учился. И когда пришла смерть, он был готов. Он продолжал совершенствоваться, переходил на следующую ступень. И должно быть именно так. Для меня, если смогу заслужить, это будет Солнечная Дверь.

Сюзи вздохнула.

– Мы еще выясним, что тебе предстоит, – сказала она. – Нужно только суметь держаться от них подальше.

Спустилась настоящая ночь, освещенная звездами. Бумажные фонарики с зажженными внутри свечками танцевали над городом и бухтой, как рой мотыльков.

– Жаль, что мы сделали это только сейчас, – сказала Сюзи.

Звезды и фонарики отражались в воде. Как если бы они сбежали в открытый космос. Прошло время. Они оставались на сампане, то в знакомой бухте, то перемещаясь вдоль побережья. Дни и ночи, неделя за неделей. Раз или два Майло казалось, что в их сторону обращен чей-то враждебный взгляд. Кто-то, похоже, замышлял против них недоброе и подбирался все ближе. Когда такое случалось, они немедленно отплывали. И бросали якорь в реках, под громадными цветущими деревьями. Влюбленные беглецы. Самое прекрасное, что может быть во все времена. Но и будучи беглецами, они не забывали, что жизнь – в ежедневных занятиях. Они вместе читали. Ели и пили на празднествах. Раз даже сделали бумажного дракона таких размеров, что могли бы легко уместиться там вдвоем, и носились в толпе с криками и звоном колокольчиков. Счастливые дети бежали за ними вслед. Занятия любовью происходили так неторопливо – собственно, чего еще ждать от тумана, – что они начинали дремать, как случается, если лежишь в теплой траве. Она струилась по нему, как тень или теплая вода. Но занятия любовью есть занятия любовью, даже если ты тень от себя былого. Занятия любовью сильная штука.

Однажды утром, когда Майло расположился на корме, стирая в тазике носки под аккомпанемент шоу по крошечному телевизору на батарейках, он увидел на пирсе шеренгу вселенских служителей, спешащих к их сампану с дубинами в руках.

– Нам пора, – крикнул он в сторону камбуза, где Сюзи занималась готовкой.

Дальнейших объяснений не требовалось. Она устало вздохнула, но исполнила, что следует. Свист веревок. Хлопанье парусов. Вух! И все. Они поселились на склоне горы. Ненадолго. У Майло было предчувствие, что их время, как и их удача, на исходе. Обитающие на горе души ежедневно собирали чай, и Майло с Сюзи к ним присоединились. Чай рос в виде узких живых изгородей на обрывистых террасах по всему склону. Иногда туман, приходивший с моря, накрывал гору, оставляя их отрезанными над облаками, как нарисованное подобие Рая.

Они пасли коз, которые ели траву, но не трогали чайные кусты, и удобряли чай их пометом. Жить приходилось в круглом деревянном доме вместе с тремя сотнями других постояльцев. Дом походил на воронку из стен, окон и свисающего гроздьями стираного белья. Они ели все вместе, по ночам вместе зажигали китайские фонарики и могли слышать через тонкие стены и открытые окна, как каждый из них разговаривает, поет или занимается любовью. Дому было шесть тысяч лет, и каждый, кто жил в нем когда-либо, нацарапал свое имя на стене, лестнице, крыше или где-то еще. Дом был настоящей библиотекой имен. Свои имена Майло и Сюзи написали на деревянных мостках у родника. Майло написал «Майло». А Сюзи – свое настоящее имя, которое есть у каждой из частиц вселенной или сил природы. Имя представляло собой головоломку из семи переплетающихся символов бесконечности, составленных из потоков цифр, сложенных в буквы. Если до надписи дотронуться, та загоралась и начинала двигаться. Снизу она приписала: «Она же Сюзи».

Однажды другой клочок вселенной в ветхом балахоне из мешковины поднялся к ним на гору. Майло в первый момент принял его за Маму и сильно напрягся.

Но это была не она. Не сказав никому ни слова, пришедший стал вместе со всеми собирать чай. На всякий случай Майло и Сюзи укрылись за стеклами солнцезащитных очков. Пришедший зажег бумажные фонарики и поужинал вместе со всеми. Он назвался Мохенжодаро Бо-Ти Харайи Нандаро, Пятый Путь Пятого Света Пятого Знака Первой Ночи, тот, кто Рядом и Вдалеке, Олицетворение Труда. Свое имя он записал на большой деревянной миске для салата. На это ушло пятнадцать минут. За все время Мохенжодаро ни разу не прокололся. Он перемыл всю посуду, переночевал в сарае для инструментов и еще с утра исчез.

– Так о чем ты думаешь? – спросил Майло у Сюзи после завтрака. В этот раз они решили поваляться дома в постели, поскольку Сюзи чувствовала себя особенно беззащитной и уставшей.

– Надоело прятаться, – ответила она. – Устала я бегать и смотреть, как тает горка песка в нашей стеклянной колбе. Я хочу оказаться дома. Хочу свою свечную лавку. Хочу, чтобы мы…

– Жили своей жизнью, – докончил Майло, стоя у окна и рассматривая вырастающую из моря тумана зеленую гору.

– Да, – дрогнувшим голосом сказала Сюзи. – Но они нам этого не позволят. Боа не позволит. Как волна докатывается до берега, нас рано или поздно настигнут.

Молчание. Вот каково терять надежду, подумал Майло. Далеко внизу туман на мгновение расступился, открывая берег моря и петляющую вдаль реку. У Майло захватило дух. В глазах появился особый блеск.

– Я знаю, что делать, – прошептал он.

Она посмотрела с сомнением, но все же предложила:

– Тогда поделись.

– Идем со мной, – сказал он, и, взявшись за руки, они вышли из дома-воронки.

Вниз, через укутанные туманом чайные кусты, к берегу реки.

Сюзи поняла.

– Отправляешься проживать свою последнюю жизнь, – сказала она. Глаза ее заволокла печаль, но она взяла себя в руки. – Все верно. Пока есть шанс, иди, и…

– Мы идем вместе, – сказал он.

Ее голова повернулась. С недоумением и любопытством.

– Вместе все будет как надо, – сказал Майло.

– Нет, – возразила Сюзи. – Я, по-твоему, должна прожить, как… стать человеком?

– Только одну жизнь. Что бы там ни было, мы победим или проиграем вместе. Либо все, либо… ничего. Тропинка и обрыв.

– Малыш, я так не смогу, – мягко произнесла она.

– Сюзи, – сказал Майло. – Дорогая. Любовь моя всех восьми тысяч лет. Я так тебя люблю, но не будь ты упрямой задницей. Что ты теряешь? Что мы теряем?

Глаза Сюзи опасно сверкнули.

– Я самый мудрый человек во вселенной, – напомнил он. – Хоть раз ты можешь мне довериться?

Она промолчала, и они пересекли узкий каменистый берег. Дальше, в серой воде, ожидали тысячи жизней. Сюзи подняла руку.

– Гляди. Вот эта.

Майло взглянул.

– Ты прикалываешься, – сказал он. Но, вглядевшись, стал понимать, что выбор не столь уж абсурден.

– Мир, – произнес он. Учитель одобрил бы.

– Мир, – повторила Сюзи.

И вошла в воду.

– Интересно, на что это будет похоже, – сказала она громко.

– Примерно как быть богом, – ответил Майло. – Только без всякой божественной херни.

– Ты, похоже, от всего этого не в восторге.

– Терпеть не могу рождаться. Это тяжело.

Стоя по пояс в воде, она подпрыгнула и поцеловала его в губы.

– Все или ничего! – воскликнула она и нырнула.

Майло последовал за ней, в последний раз.