Книга: Афонские встречи
Назад: Зилотский флаг
Дальше: У старца

Старец Каруля

Мне уже несколько раз приходилось бывать на Каруле перед тем, как я однажды в Исторической библиотеке, раскрыв старую книгу, прочитал дивную историю, имевшую место в конце XIX столетия, очевидцем которой был один русский паломник. Кажется, кому интересны записки обыкновенного паломника — одного из тысяч, посетивших Святую Гору? Но из этих кратких описаний встреч, разговоров, просто случаев, имевших место во время паломничества, и складывается святогорская история, обильно питающая нашу духовную жизнь примерами истинного подвижничества и святости.
Он совершал паломничество со старообрядцами, которые хотели открыть свои сомнения опытным в духовной жизни скитникам. Естественно, обратиться за решением своих проблем они посчитали возможным только к афонским монахам, которые, как можно было предположить хоть с какой-то долей вероятности, были свободны от «никоновской порчи». Они особенно стремились к некоему старцу-подвижнику, жившему среди русских иноков Карули, которому, как они слышали, Господь дал особенную благодать. Здесь надо сделать отступление и повторить еще раз то, что уже неоднократно говорилось. Это удивительно, как незаметно скрывается пренебрежительное отношение к русскому Афону среди наших соотечественников за восторженно-поверхностным его почитанием. Так вот, об этом старце, слава которого вышла за пределы каменистых обрывов Карули и достигла даже далекой России, мы ровным счетом ничего не знаем. Не знаем даже его имени, так как в рассказе оно не приводится, а более никаких упоминаний о нем не имеется. Известно только по рассказу другого паломника, посетившего Карулю в 1895 году, что там настоятелем был схимонах Аркадий и подвизались с ним 12 русских монахов. Кроме того, автор воспоминаний добавляет, что ранее здесь жили великие люди, между которыми были и епископы. А нам приходится только развести руками: взяв в руки объемистый «Афонский патерик», недоумеваешь — кто посчитал его составление вредным или ненужным и лишил нас продолжения и расширения этого цветника духовной жизни? Кто посчитал, что для мира более не нужны примеры истинного христианского подвига? Или новым писателям житий просто не хватило времени или усердия, чтобы увековечить святых своих современников?
Возможно, старца звали и Аркадий, но следует отметить, что он был не схимонахом, а иеросхимонахом. Перейдем к нашей истории, достойной украсить житие святого или какой-нибудь древний патерик. Эта история очень напоминает эпизод из жития преподобного Сергия Радонежского, но богатые афонские краски делают ее еще ярче.
При входе в Карульский скит старообрядцы сразу стали спрашивать братию, где бы им найти старца-настоятеля.
А старец в это время трудился на огороде, копая заступом землю под овощи. «Подождите немного, пока он выйдет», — отвечали иноки. Нетерпеливые паломники заглянули в огород и увидели там смиренного старца в заплатанной одежде, трудившегося в поте лица. Суемудрые пришельцы не могли поверить, что этот старичок-нищий — тот самый великий и прозорливый старец, которого они желали видеть и с которым так желали побеседовать. Они снова стали спрашивать иноков, требуя, чтобы показали им старца: «Мы из России нарочно приехали и пришли сюда, чтобы видеть его, у нас есть до него важное дело». «Мы уже указали вам нашего старца, — сказали им иноки, — если не верите, что это он, то потрудитесь спросить его самого». Стали поджидать. Преподобный (так не без основания называет его рассказчик) вышел, и иноки указали на него: «Вот тот, кто вам нужен».
Но честолюбивые старообрядцы отвернулись от него в сторону и сказали: «Мы издалека прибыли посмотреть на пророка, а вы нам показываете какого-то оборванца! Но мы еще не дожили до такого безумия, чтобы принять этого старичка-нищего за того знаменитого старца Каруля (так называли паломники старца), о котором так много слышали».
Старец, этот преподобный Сергий нашего времени, взглянул на них с удивлением и проговорил: Нам, духовным, подобает исправлять такового в духе кротости (Гал. 6,1). И, не дожидаясь себе поклона от пришельцев, труженик Божий сам подошел к ним и с великим смирением поклонился до земли. Так смиренномудрый радуется своему бесчестию и уничижению столько же, сколько богатый и тщеславный приходит в восторг от почестей и похвал людских! Тогда старообрядцы, видя такое радушие убогого старичка, поведали ему печаль свою. Что им доселе не удается повидать их старца-настоятеля пустыни.
«Не скорбите, братия, — утешил их преподобный отец, — Бог так милостив к месту сему, что никто отсюда не отходит печальным. И вам Он скоро покажет, кого вы ищете». Тут ударило било, и все пошли в храм на вечерню.
По афонскому обычаю, ночью наших путников разбудили на полунощницу и утреню. На Каруле служба началась очень рано — в 12 часов. После Божественной литургии, которая закончилась лишь в 11 часов дня, все молившиеся в храме стали подходить к старцу под благословение. Смущенные старообрядцы ходили около монахов и богомольцев, окруживших старца, стараясь сквозь толпу разглядеть настоятеля. Один из них, Ляпихин, опять спросил одного из сиромахов: «Кто же этот чернец, что благословляет выходящих из храма?» Сиромах взглянул на него то ли с удивлением, то ли с презрением и сказал: «Разве вам не говорили, что это настоятель пустыни, тот, кого вы спрашивали вчера?» Не соответствовал старец ожиданию старообрядцев, они слышали о его громкой славе и ожидали увидеть человека, сразу поражающего величием и блеском. Вместо этого перед ними стоял человек в простом рубище, малого роста, худого и болезненного вида. Его истощенное подвигами лицо, которое, по-видимому, так часто орошалось слезами, носило отпечаток обычной грусти, его бедное одеяние более походило на одежду нищего, нежели на одежду иеросхимонаха и притом настоятеля более или менее многолюдной пустынной обители. И тем не менее старец скоро заставил паломников забыть все эти первые невыгодные впечатления, выполнив все и даже более того, что от него ожидали. Он отдал свою чистую душу всецело на служение Богу, и святость его кроткой смиренной жизни, как солнечный луч, пригрела всходы на засохшей почве, которые посеяны были в сердцах раскольников и раздорников Православия.
Когда старец стал выходить из храма, Ляпихин спросил его: «Ведь при такой вашей утомительной и суровой жизни можно скоро, пожалуй, умереть». — «Мы, раб Божий, каждый день умираем, но живем для Господа», — смиренно ответил ему старец. Тогда старообрядец еще спросил его: «Каким же вы делом занимаетесь здесь, кроме молитвы?» Старец сказал: «У нас идет непрестанная брань не с плотью и кровью, но со страстьми и похотьми, с духами злобы поднебесными». Старообрядец, как бы исправляя свои первые вопросы, опять спросил: «Какое же вы употребляете против них оружие?» — «Строгий пост, непрестанную молитву в сердце и слово Божие на устах. Мы, — сказал старец, — как повелел апостол, препоясали чресла наши истиною, облеклись в броню праведности (Еф. 6, 14), в устах наших меч духовный — еже есть глагол Божий; мы покрылись крепким щитом веры, о который все раскаленные стрелы лукавого притупляются, а крестом мы поражаем его на каждом шагу, во всякое время. Через эту победу мы надеемся получить от Христа Бога награду, ибо Дух Святый сказал: «Побеждающему страсти и диавола дам сесть на престоле Моем» (см. Откр. 3, 21), на престоле славы — на небесах. А вашему пугливому воображению, возлюбившему тьму, что же, стало быть, тяжек свет святыни? Жалко, что вы вышли от нас, а нашими не были!» Этим последним кратким словом старец как бы овладел их душой: они поняли свое невежество и, слыша его слова прозорливости, стали откровенны. Ляпихин тогда прямо сказал: «Вот уж справедливо зовут нас, невежд, раскольниками, как будто я ослеп и не вижу, с кем говорю!» Так горевал окутанный заблуждениями старообрядец, умоляя старца простить ему его лукавство и недоверие, и начал раскрывать перед ним свою раскольническую повесть.
Вот такую историю поведал русский паломник Черкасов. Смирение быстрее находит ключи к душам, через ереси и расколы отделившим себя от Бога, чем обличения, споры и доказательства. Еще раз приходится подивиться нашему странному равнодушию, которое не хочет видеть сокровенной истории русского монашества. Оно царствовало и раньше и теперь выдает пропуск для входа только в одни и те же хранилища, чтобы в тысячный раз переворачивать одни и те же страницы. А стоит только заглянуть в совсем недавнюю историю, и мы встречаемся со столь великими примерами подвижнической жизни! Может быть, это оттого, что мы перестали ее понимать, да и не сейчас, а уже в то время, когда жил старец Каруля? Выше мы уже приводили высказывание о Каруле некоего архимандрита Михаила, ставшего впоследствии раскольником и сектантом: «Недаром на Куруле так часты в прошлом и так нередки в настоящем случаи религиозного безумия греческих монахов. Сколько монахов, говорят, полетело в пропасть в Каруле, потому что дошло до Галактионовой мысли о своей победе над миром и над собою, до мысли о своем обожествлении и об ангельском достоинстве. Это безумие могло создаться на почве и большой религиозной экзальтации, и на почве действительного, необычного, великого подвига». Видите, ученый архимандрит, побывавший на Афоне, даже не запомнил правильного названия места, известного всему миру своими подвижниками. Более того, он почему-то решил, что там живут греки, которым, по его мнению, больше свойственно отшельничество, и посему большее количество из них прыгает в пропасть. Архимандрит был бы разочарован, если бы узнал, что Каруля прославилась в первую очередь русскими подвижниками. А прелесть и попытки прыгнуть в пропасть были, есть и, наверное, будут и у русских, и у греческих монахов. Интересно другое наблюдение этого же архимандрита. Он шел мимо, как ему казалось, заброшенной кельи, случайно заглянул в окно и увидел монаха-грека. Отшельник молился, лежа на афонском терновнике, который кучей был разложен на полу. Он простоял не менее 10 минут, и монах его не заметил. А шипы всем нам известной розы не сравнить с шипами этого афонского растения.
Многие начнут сетовать, что нет сейчас не только на Каруле, но и на всем Афоне подобных старцев. Кому-то это послужит поводом унизить Афон. Трудно утверждать, говоря про весь Афон, но, конечно, современная монашеская жизнь на Каруле не знает подобных подвигов. Нет, наверное, и таких старцев, к которым бы устремлялись верующие за тысячи километров. Но вернемся к нашему рассказу о карульском старце. На прощание он сказал Черкасову слова, которые врезались тому в память: «Сорок два года подвизаюсь я на горе сей и никогда не слыхал, чтобы люди, имеющие с нами единство веры, так безбожно и бесстыдно шли наперекор святоименному Афону, а теперь вижу: грозная туча уже собралась над головами пустынножителей его (особенно русских) и готова разразиться голодом и всяческими утеснениями — гонят их, яко жиды Христа. Пустынники, Христовы наследники, терпят ныне великие гонения от своих же единоплеменников, памятуя слова Виновника своего, говорящего: «Аще Мене изгнаша, и вас ижденут». Но благословен Бог, иже не даде внести мерзостей в нашу освященную семью, которая, при помощи Божией и заступлением Царицы сего вертограда, не знает тех злопомнений и заблуждений, коими переполнена наша благословенная Русь, а все до единого единым чистым духом и усты прославляют Распятого за ны и умоляют Его о мире всего православного мира».
Читатель удивится: о каких гонениях можно было говорить тогда? Но гонения были от либерального общества, которое задавало тон в русской жизни. Особенная ненависть обрушивалась на монашествующих. Эти настроения привели к тому, что некоторых русских афонцев, обращавшихся за помощью в Россию, стали считать жуликами и запретили отправлять им почтовые переводы. Многие келиоты, создавшие из келий маленькие монастырьки, помогали, поддерживали пищей как карульских, так и других отшельников. Становясь немощными, анахореты шли в монастыри, скиты и кельи и там оканчивали свой жизненный путь. Конечно, эта кампания не ограничилась запретами на переводы, шла также активная травля в газетах и журналах того времени.

 

Карульский монах отец Симеон. У афонских монахов особое отношение к смерти

 

Прошло столетие, но карульские отшельники гонимы и поныне. Дело в том, что они проживают в своих кельях без разрешения (омологии). Многие пришли в них, когда кельи были заброшены. Насобирав старых досок, починили они ветхие хибарки, но никто не давал и не собирается давать им разрешение на проживание в этих убогих кельях, в которых мало кто согласится жить. Такова церковная политика нынешнего времени: ведь большинство из них являются зилотами и не поминают Вселенского патриарха. Другая же часть является изгоями иного рода: это русские и молдаване, которые не имеют греческого гражданства, а значит, не имеют законных прав на пребывание на Святой Горе, являющейся ныне частью Греции. Так что большинство нынешних карульцев живут в постоянном страхе быть изгнанными из своих ветхих, но полюбившихся келий. Им уготовано подвижничество иного рода — быть гонимыми. Хотя для современного изнеженного человека подобная затворническая жизнь на скале — это уже великое подвижничество. Если карульцы и обрели некоторые современные технические средства (например, у них уже нет необходимости идти в монастырь за сухарями десятки километров по крутым скалам — теперь достаточно спуститься на пристань и сесть на комфортабельное морское судно), то подъемников, кроме карули, никто здесь еще не завел, никто не провел водопровода, не поставил кондиционера. Не нужно большой фантазии, чтобы представить, как «легка» подобная жизнь на скале в условиях здешних летних месяцев, когда камни раскаляются так, что по ним невозможно ступать босиком. И в этих условиях карульцы разрешают себе только умыть руки и лицо, тело их не знает мочалки, причем от этого они нисколько не страдают, так же, как и окружающие. Как бы то ни было, но само проживание в этих местах, даже без сугубого поста и непрестанных, почти круглосуточных молитв, само уже является подвижничеством. Это ясно выразил один из паломников в начале двадцатого века: «Вообще жизнь на Каруле и Катунаках настолько стеснена и обрезана в самых естественных человеческих нуждах и потребностях, что даже одна сама по себе, как подвиг ради Бога, она без всяких других подвигов является, думаю, уже немалою заслугою в очах Божиих».
Назад: Зилотский флаг
Дальше: У старца