Глава 15
…На сливу похожа.
Такую черную, с седоватым налетом сливу, довольно плотную на вид.
– Сожми в кулаке, – сказал жених.
И посмотрел так, с насмешечкой. Думает, отступлюсь? Нет, в черной жиже мало приятного, но отступать я не привыкла. А потому закрыла глаза и изо всех сил стиснула подарочек.
Что-то треснуло.
Хлюпнуло.
И руке стало тепло и влажно, впрочем, вскоре тепло сменилось холодом, а черная жижа, просочившись сквозь пальцы, растеклась по тыльной стороне ладони. Плевать она хотела на законы физики.
– И дальше? Мне раздеваться?
Жених пожал плечами:
– Если есть желание. Но, в принципе, одежда для них не является преградой.
Я чувствовала, как оно расползается по телу, и с трудом сдерживалась, чтобы не завизжать. Неприятно – и все тут, будто змеиную шкуру натягивают.
– А оно в рот не полезет?
– Нет. – Он наклонился и, достав из коробки нечто круглое и плоское, протянул мне. – Это маска. Крепится…
У виска, я поняла.
Надо было лишь прижать, и треклятый диск сам прилип к коже, чтобы в следующее мгновение распуститься полупрозрачными лепестками. Я и пискнуть не успела, как оказалась внутри пузыря.
– Спокойно, – жених удержал меня за руки. – Это нужно, чтобы ты не задохнулась, если поднимется ветер.
– А ты?
– Я уже взрослый. У меня волосы в носу растут. Естественный фильтр. И роговица куда плотнее вашей.
Я только и нашлась, что кивнуть. Оказывается, и от волос в носу есть польза. Пузырь перестал быть пузырем, лепестки опали, плотно облепив лицо, но на сей раз ощущение не было неприятным. Воздух эта маска пропускала, а остальное… привыкну.
– Пояс. – Он протянул что-то, больше напоминающее сбрую.
– Спасибо.
Сама бы я с ней долго провозилась, а вот жених мой с этой упряжью разобрался за пару секунд. Что-то подтянул, что-то подправил, и вот уже я – гордая обладательница собственного пояса с парой пистолетов, а заодно двух перекрещенных на спине пулеметных лент.
Патроны, правда, были веселеньких расцветок.
– Картриджи для воды. – Нкрума коснулся бледно-голубых. – Стандартизированный паек.
– А он не испортился?
Ящик выглядел несколько запылившимся.
– Срока годности не имеет. Антисептик для первичной обработки ран. Противоаллергенное. Универсальное противоядие против ядов гемолитического типа, нейролептиков…
И чем дальше он говорил, тем яснее я осознавала, что идея и в самом деле была неудачной. И если бы не шлея… нет, не шлея, а гордость.
Признать, что была не права?
Ни за что.
Поэтому слушала. Кивала. И пыталась запомнить.
Пакет для остановки кровотечений с биоклеем. Колония кровезаменителей. Порошок от… порошок для… Боже мой, надеюсь, ничего этого мне не пригодится.
– И последнее, – Нкрума вытащил серебряную звездочку, которую ловким движением приклеил мне на лоб.
Вот тебе и Царевна Лебедь, чтоб ее… Осталось месяц под косу – и будет совсем хорошо.
– Это маячок. Если вдруг что-то случится, достаточно нажать, и пойдет сигнал спасателям. Эвакуируют в течение получаса. Понятно?
Понятно.
Дайте два… а лучше три, ибо не с моим везением… Но я промолчала и выдавила из себя улыбку.
– Идем, да?
Он тяжко вздохнул, бедолага, не повезло же ему.
Нкрума подошел к окну и, надавив на подоконник, поднял тяжелую раму. Поманил меня.
– Погоди, – я остановилась, понимая, что если сделаю шаг, то обратного пути уже не будет. И пусть мне не сильно нужен этот обратный путь, но…
Насмешливо приподнятая бровь.
Надо же, и на этой львинообразной физии возможны эмоции.
– Волосы. Подобрать надо. – Я забрала волосы в хвост. – Веревочки не найдется?
Плести косу на скорость я еще в университете научилась, и не только быстро, но и аккуратно, ибо будущий врач должен быть всецело опрятен.
Веревочка нашлась.
И Нкрума с мрачной торжественностью перевязал ею мою косу.
– Может, все-таки останешься? – спросил он, впрочем, без особой надежды на согласие. И я не стала разочаровывать, помотала головой.
Столько мучений, чтобы остаться? Нет уж, прогулка так прогулка.
Ветер принес запах песчаной бури.
Тонкий аромат, который тотчас растаял, оставив на языке непривычную сладость. И наверное, не стоило ветру верить.
Он еще тот обманщик.
Анемоны были спокойны. И пара медвяниц медленно ползала меж корней их. Поблескивали на солнце медные панцири, медвяницы были неторопливы и деловиты.
Буря, если и будет, то нескоро, к ночи, скорее всего. Успеют вернуться.
Нкрума перемахнул через подоконник и подал руку. Девушка была очаровательно неловкой. Встав на колени, она свесила голову, разглядывая что-то на земле.
– Извини, – ее голос чуть дрогнул. – У вас все иначе. Я никогда не была в пустыне. Раньше.
– У вас пустынь нет?
– Есть… и большие, но не такие, как ваша.
Анемоны замерли.
И спустя мгновенье зашевелились, закачались, меняя окрас, будто желали понравиться ей. Глупость, это лишь реакция на чужака.
– Иди рядом. – Нкрума ступал по той дорожке, которая вела к забору в обход дома. Другая была короче, но пролегала аккурат перед окнами. Ему же совершенно не хотелось быть замеченным матушкой.
Вряд ли она поверит в историю о романтической прогулке.
Невеста шла осторожно.
И старалась не шуметь, но получалось у нее плохо.
– Можешь не таиться, – сказал Нкрума, когда переступил черту сторожевых лиан. Разморенные солнцем, они были по-дневному ленивы. Темные плети побегов шевелились, но вяло, скорее прислушиваясь к происходящему, чем намереваясь остановить.
Охрана переведена в режим гостевого дня. И лианы отдыхают, как и тонкие, почти скрытые в их зарослях клубки игольников.
– Это не похоже на пустыню. – Невеста остановилась у клубка, который раскрылся, ощетинился сонмом бледно-лиловых колючек. – Красивый…
Игольник качнул редуцированными листочками.
– Здесь есть вода… в принципе есть, на глубине. Приходится прокладывать скважины, выводить на поверхность, но…
Она вновь кивнула и не стала возражать, когда Нкрума взял ее за руку. Ладошка хрупкая, как стебель того же игольника, который чуть сдави – и рассыплется.
Правда, осколки вопьются в шкуру, открывая симбионтам доступ к свежей крови, и воспаления не избежать.
– Здесь многое в замкнутой системе. Вода очищается, часть поступает наружу, поддерживая сад, остальное – возвращается в дом. Есть накопительные баки – на случай дождя.
– А дожди бывают?
– Последний шел, когда мне было тринадцать. Я хорошо его запомнил.
Она позволила увести себя, и острые шапки игольника, который уже не выглядел опасным, покачались ей вслед.
Нкрума и вправду помнил тот дождь. Темно-сизое небо. Вода, которой вдруг стало слишком много. Грохот капель по крыше. И матушкино беспокойство – как бы не смыло новую платформу, ее ведь только-только на пустоши вывели.
Дождь шел сутки, наполнив доверху не только запасающие баки, но и каверны в скалах. Песок и тот, казалось, набряк, сделавшись тяжелым, темно-лилового оттенка. И в нем, будто в смоле, вязли черви.
Один прибился к самым воротам, молодой, ошалелый, он захлебывался водой, не зная, куда деваться от ее изобилия.
Потом всю ночь рокотали жабы.
Нет, в жизни Нкрумы были и другие дожди.
Тяжелые болота Ашварры.
И зыбкие туманы третьего мира, где разумные обитали в стеклянных куполах, потому как по туманам приходило всякое.
Затяжные ливни Ульвы, когда и пластик начинал загнивать.
Да, всякое было, но…
– У нас воды много. Пресной – так не очень, а соленой – целые моря. Я на море как-то была. Однажды… – она шла рядом, уже не замечая, что сама держит его за руку, и странное дело, ощущение теплых пальцев в ладони успокаивало.
Еще не поздно вернуться.
Или все-таки… не станет он ее змеями пугать. К гнездовьям сводит, покажет молодых шейраков. Покрытые бледным сизоватым мехом, они обычно нравились женщинам.
Пустыня встретила порывом прохладного ветра, который скользнул по гриве, оставив мелкую пыль солончаков. И значит, буря придет оттуда.
Она уже почти родилась на переломе жары и холода. Еще немного – и небо треснет, выпуская новорожденный вихрь. Сначала он хрупкий, бледный и с трудом удерживается на тонкой ножке. Он зачерпывает горсть за горстью песок, выстраивая тяжелую стену, ограждаясь ею от мира. Но пройдет не так много времени, и вихрь окрепнет.
Всосав не только легкую пыль солончаков, но и тяжелые бурые глиноземы, он окрасится алым и черным и подхватит мелкие камни, украшая чудовищный наряд свой. И небо встретит его громом.
Молнией полыхнет.
А потом и вовсе выкатит армаду черных туч.
Да, далеко уйти не получится, еще час-другой, и ветер окрепнет, завьюжит, стирая дорожки. Вон и толстый шмель спешит убраться в нору, пока не замело ее песком. А на гребень ближайшего бархана выкатило пару колючих шаров бездорожника.
Верная примета.
Нкрума тряхнул гривой и обратил внимание на женщину, которая стояла тихо, очень тихо.
– Страшно?
Она вздрогнула, будто очнулась, и покачала головой.
– Нет…
И Нкрума поверил.
– Здесь очень красиво, – она сделала вдох и прижала руку к лицу. – Почти не чувствуется.
– Так и должно быть… она фильтрует довольно крупные частицы. Песок. Соль. Пыльцу вот…
– Здесь есть растения?
– Есть. – Нкрума огляделся и, отыскав то, что хотел, потянул женщину за собой. На растение, конечно, бессмертник походил слабо, этакий сухой сучок, торчащий из земли, но поутру…
Время близилось к полудню, но запас воды имелся достаточный. Бессмертнику хватило нескольких капель, чтобы серый сучок вздрогнул, потянулся, выпуская бледные дрожащие листочки. Покрытые мелкими ворсинками, они отлично аккумулировали росу, передавая ее стеблю, который скрывался глубоко под землей.
Еще пара капель – и листья дрожат от неслыханной щедрости. И спеша использовать мгновенье, бессмертник выталкивает цветочные побеги, свернутые тугими спиралями. Они лопаются, высыпая облачка пыльцы, которые ветер сметает в мгновенье ока.
И красные яркие цветы в оправе серебристых листьев дрожат на солнце.
– Удивительно. – Женщина протянула руку. – Никогда бы не подумала…
– Большую часть времени он спит, выставив наружу сторожевой побег, а вот если случается обильная роса, тогда зацветает. В тот раз, после дождя, вся пустыня была ало-золотой.
Ветер загудел.
– А мы здесь останемся? – уточнила женщина, оглядываясь на молчаливую стражу из камней. Песок подбирался к ним, но не рисковал пересечь границу.
Вернуться…
Или рано еще? Она крутила головой, щурилась, пытаясь рассмотреть хоть что-то в желто-золотом море песка. И вряд ли заметила красные тени на вершинах гряд, предвестников грядущей непогоды. И солнце для нее было непривычно ярким, но и только.
Здесь надо родиться, только тогда слишком уж яркая белизна сегодняшнего дня покажется опасной.
Или заметишь, как скользнула под ногами змея, правда, показываться не решилась – те, кого она чуяла, были слишком велики, чтобы счесть их годной добычей. А вот дальше змея, да и Нкрума слышали тихий шорох песчаного скорпиона, обустраивавшего гнездо.
– Если хочешь, можем прогуляться.
Он, честно говоря, надеялся, что она откажется. Но женщина кивнула и сама протянула руку. Она шла, неумело ставя ноги, а потому проваливалась в песок по щиколотку, а порой и глубже. И гром ее шагов разносился по окрестностям.
Он наверняка взбудоражил стаю шаганов, заставив матерого вожака, не раз водившего сеголеток на охоту, рычать, успокаивая их, жаждущих легкой добычи. Вожак был слишком стар, чтобы поверить, что такая неуклюжая особа будет одна.
Он пробудил от полудремы червя, заставив того опуститься глубже, на всякий случай уходя от острог.
И распугал пяток пауков, развесивших сбрызнутые соком сети на ветвях колючника.
А женщина прошла мимо и не заметила.
Она то и дело останавливалась.
Оглядывалась.
Вздыхала и шла дальше, спокойная и тихая.
Ее молчание было по вкусу пустыне, и потому, пожалуй, очередная сороконожка, выбравшись из песчаной складки, скользнула под ноги, но не тронула. А огромный жвалыг лишь зашипел, раскрыв полупрозрачные крылья.
– Что он делает? – Женщина предупреждению не вняла, но остановилась, разглядывая жвалыга.
Хорошо хоть, гладить не полезла.
– Защищает кладку. Видишь, чуть левее, – Нкрума на всякий случай положил руку на ее узкое плечико. – Кокон с яйцами… жвалыг охотится на ос. Не только на них, но с осами у него получается лучше всего. Он их травит, но не до смерти, и складывает в кокон, чтобы личинкам было что есть.
– И наши осы так делают. – Она отступила. – Только наши мельче и жалят больно…
Поместье отсюда было видно.
Темная черепица крыши пила солнечный свет. К вечеру все ячейки энергохранилища будут заполнены.
Это хорошо: грядущая буря затянется на несколько дней. И похоже, знакомства с родичами избежать не выйдет. Нкрума, конечно, не слишком рад, но одно дело – сбежать в пустыню, и совсем другое – погибнуть там. Самоубийцей он не был.
– Он… такой маленький, – она прижалась к нему, ища опору. – Как будто игрушечный. И кажется, что если ветер хорошенько дунет, то дом засыплет песком.
– Вполне возможно. Такое уже случалось…
Она вздрогнула.
– Дроны всякий раз раскапывали. Дом способен существовать в автономном режиме до полугода, а при некоторой экономии энергии и того больше, но обычно нас откапывали в течение пары дней.
Кажется, это ее не успокоило. И пальцы стиснули его ладонь сильнее.
– Если хочешь, можем вернуться…
В следующее мгновение произошло сразу несколько событий.
Женщина отступила и оступилась, нелепо взмахнула руками, пытаясь сохранить равновесие, и все же рухнула на спину, потянув его за собой. Нкрума пытался ее удержать. Но вместо этого рухнул сверху, едва успев выставить руки, чтобы не раздавить ее. А песок вдруг взвизгнул.
Вздрогнул.
И поднялся белесой волной, которая ударила по спине. Застучали мелкие камни, и небо вдруг полыхнуло всеми оттенками алого. По ушам ударила ультразвуковая волна, заставив сжаться, чтобы не допустить трансформации.
И горький ветер принес запах гари.
– Что это было? – тихо поинтересовалась женщина, не делая, впрочем, попыток подняться.
