Глава 16
Загадка двенадцати ступеней

Представитель общества анонимных алкоголиков, вселивший в меня надежду, что программа мне поможет, оказался врачом. Он занимался производством нелегальных абортов до решения суда по делу Рея против Уэйда в 1973 году – и это привлекло мое внимание своей необычностью. Он упомянул об этом в самом начале своей вступительной беседы, принятой у анонимных алкоголиков. В ней они должны представить себя как бывших алкоголиков. Эти беседы часто бывают очень скучными, во всяком случае меня они угнетали, но этот парень был, по крайней мере, не вполне обычен.

Джон был приблизительно в два раза старше меня. Внешность его была неброской, и едва ли он мог воспламенить воображение двадцатитрехлетней женщины, посидевшей на героине и кокаине. Но он очень живо общался, рассказывая не только о своем пьянстве, но и о других делишках – торговле наркотиками и былом восхищении красивой жизнью. Его тон и теплое обхождение заставили меня внимательно его слушать. Он сказал, что находится в завязке уже много лет и приходит в центр реабилитации, чтобы проводить в жизнь практику двенадцати ступеней и передавать страждущим «послание». Это было, насколько я помню, в первую неделю моего пребывания в реабилитационном центре.

Занятия по 12-ступенчатой программе и их риторика не были чем-то дополнительным в центре. Это, наоборот, была основа лечения, до сих пор принятая в большинстве американских программ лечения наркотической зависимости. Если бы я не участвовала в ежедневных часовых сеансах анонимных алкоголиков или анонимных наркоманов, проводившихся такими же пациентами или приходящими активистами, то мне пришлось бы посещать групповые занятия, на которых бы нас учили работать «по программе» или слушать лекции врача, либо смотреть видео с аналогичными призывами (зависимость – это болезнь, и лечить ее надо в рамках 12-ступенчатых программ, другое лечение не помогает…).

Джон позаботился о двух вещах, которыми пренебрегли предыдущие представители анонимных алкоголиков. Во-первых, он не стал притворяться, что весь его алкогольный и наркотический опыт представлял собой цепь несчастий. Предыдущие зазывалы слишком буквально поняли правило, согласно которому любое позитивное упоминание о наркотиках может разбудить патологическую тягу к ним. Персонал называл это «эйфорическим воспоминанием». Как следствие, все представители говорили только о негативе. Однако вместо того, чтобы отвлечь меня от желания колоться наркотиками, о которых я, между прочим, думала все время, их рассказы убеждали меня в том, что они имеют совершенно отличный от моего опыт употребления наркотических веществ и не испытывали, в отличие от меня, головокружительных приходов. В конце концов, если бы употребление наркотиков было начисто лишено приятностей, то я не стала бы принимать их до тех пор, пока не оказалась на крючке. Мне поэтому казалось, что представителям либо не хватает изобретательности, либо у них нет со мной ничего общего. Джон, однако, не скрывал, что ему очень нравились ощущения, производимые наркотиками.

Во-вторых, Джон отличался от других тем, что говорил о том, что он приобрел в результате выздоровления, а не о том, чего лишился. Он рассказал о том, как влюбился и женился. В его глазах светилось неподдельное счастье и радость, которые доставляли ему жена и дети. С удовольствием рассказывал он и о своей карьере и работе активиста, которая приносила ему удовлетворение от сознания своей нужности и полезности. Его представление было очаровательным и оригинальным – совсем не похожим на уловки прежних вербовщиков. Наверное, самым важным для меня было то, что Джон был на самом деле счастлив без алкоголя и наркотиков, а не просто пытался заполучить очередного клиента.

Другие представители всегда упирали на лишение и воздержание. В их глазах не было искренней радости – иногда, наоборот, в них читалась печаль. После иссушающей и скучной вступительной речи о своем грустном наркотическом опыте они принимались рассказывать, что «однажды приняли наркотик», но при этом не упоминали о «людях, местах и окружении», связанных с наркотиками. Из-за всего этого мне никогда не хотелось подписываться на программу. Главная идея всех этих проповедников заключалась в том, что я должна отказаться от своих друзей, перестать слушать «наркотическую» музыку, которая мне нравилась, и вообще избегать всего, что может доставить радость и удовольствие.

Мне, например, говорили, что я должна бросить друга, если он употребляет и продает наркотики. Даже в самые худшие моменты я могла согласиться, что в этом был определенный смысл, но, когда начался процесс моего выздоровления, консультанты сказали мне, что не стоит искать нового друга по меньшей мере в течение первого года. В двадцать лет один год – это целая вечность. Значит, секс и любовь тоже исключались. Концерты, вечеринки, ночные клубы в этом отношении считались «триггерами», которых тоже следует избегать, как будто это не альтернативные источники простых радостей. То же самое касалось людей, с которыми мы в прошлом вместе получали кайф, то есть практически всех моих друзей и подруг. Консультанты хмурились, говоря даже о сахаре и кофеине; в центре они были под запретом, и тайное наслаждение я получала, когда мы с одной девушкой тайком проводили время в комнате каких-то ребят, где объедались конфетами и слушали радио (неудивительно, что это не причинило нам никакого вреда).

Вообще, представители 12-ступенчатых программ, которых я до этого слышала, призывали отказаться от всего, что могло понравиться, – не только от алкоголя и наркотиков, но и от секса, вкусной еды и рок-н-ролла. Единственный порок, который нам разрешали, – это курить сигареты, но я, к несчастью, не курила. Мы вели абсолютно пуританскую жизнь, пробавляясь безвкусными овощами и принудительными занятиями ритмической гимнастики. Беседы, подчеркивавшие такого рода аскетизм, были выдержаны в духе, ненавистном всем студентам, – они были подчеркнуто дидактическими и сосредотачивались на том, что казалось важным учителю, а не на том, что студенты действительно хотели знать и что могли использовать.

Мне и без того было тяжело, когда я представляла себе жизнь без психоактивных веществ, а программа предписывала именно это. В Миннесотской модели предполагается, что всякий, кто страдает наркотической зависимостью, имеет проблемы и с алкоголем. Поэтому все мы посещали программы анонимных наркоманов и одновременно анонимных алкоголиков, независимо от наших конкретных болезненных пристрастий. Сама мысль о том, что мне придется отказаться от друга, подруг, музыки, алкоголя (который никогда не был для меня проблемой) и даже от десертов, внушала мне полную безнадежность.

Джон зашел в этом деле с другой стороны. Он сосредоточился на приобретениях, а не на потерях. Он сказал, что по условиям общества анонимных алкоголиков, если я хочу иметь то, что есть у него, то единственное, что от меня требуется, – это перестать употреблять алкоголь и наркотики и ходить на встречи. Это звучало слишком просто. Но, поскольку консультанты без устали твердили нам, что единственной альтернативой была «тюрьма, психушка или смерть», я решила посещать встречи анонимных алкоголиков. Пример Джона убеждал в том, что все, наверное, не так плохо, как кажется.

Именно тогда начались мои сложные отношения с 12-ступенчатыми программами. Сначала я от души их приняла. Но в конце концов я обнаружила тревожные для меня стороны этого подхода, такие как вредное принуждение пациентов достичь дна и склонность путать морализаторство с медициной. Но без понимания этой системы, являющейся основой американского подхода к реабилитации, эту систему невозможно улучшить. Сторонники 12-ступенчатых программ заявляют, что это способ лечения заболевания. Но на практике самые лучшие их методики опираются на тот факт, что зависимость есть результат нарушенного обучения.

В 1935 году, когда Билл Уилсон и Роберт «доктор Боб» Смит создали общество анонимных алкоголиков, они оба были членами популярного тогда движения Христианского возрождения, известного под названием Оксфордской группы. Ступени были основаны на принципах подчинения Богу, исповеди, возмещении причиненного вреда, молитвах и служении другим в форме прозелитизма. Однако вскоре анонимные алкоголики откололись от Оксфордской группы, которую в свое время основал весьма неординарный проповедник по имени Фрэнк Бухман. (Незадолго до раскола Бухман несколько подмочил свою репутацию, вознося хвалы Гитлеру и призывая нацистскую верхушку обратиться в его истинную веру и стать его последователями.) Общество анонимных алкоголиков должно было стать более экуменической организацией, а Оксфордская группа не пожелала заниматься обращением в истинную веру жалких пьяниц. Таким образом, разрыв состоялся по обоюдному согласию.

Общество анонимных наркоманов, общество анонимных кокаинистов и все другие общества, работающие по 12-ступенчатым программам, просто переписали программу анонимных алкоголиков, поставив на место слова «алкоголь» названия соответствующих веществ, но сами по себе программы практически ничем не отличаются друг от друга. Тем не менее культура каждого отдельного филиала общества может отличаться от культуры остальных филиалов, даже если они работают с зависимыми от одной и той же субстанции.

Так каким же образом еврейская девушка из Манхэттена приняла, а потом начала оспаривать то, что, как я теперь понимаю, было задумано как христианский способ выздоровления? Почему я не отстаиваю 12-ступенчатую программу, несмотря на то что она сильно помогла мне выдержать самые трудные пять лет выздоровления от наркотической зависимости? Ответ сложен, как и все, что касается наркотиков и алкоголя.

У меня все началось в реабилитационном центре, когда я слушала Джона. Я тогда была погружена в среду, где каждый авторитет высказывался в пользу 12-ступенчатой программы как моей единственной надежды. Так как профессиональные медики – от врачей детоксикационной клиники, медсестер реабилитационного центра до одного акушера-гинеколога из общества анонимных алкоголиков – принимали то, что казалось религией, за истинную медицину, я думала, что за этим методом стоит серьезная наука. Так как эти, с виду серьезные, специалисты говорили, что зависимость – это болезнь и что ее лечением является посещение встреч, исповеди и молитвы, я тогда не заметила в этом никакого противоречия, которое теперь является для меня очевидным.

Тогда же я испытала невероятное облегчение, рассматривая зависимость как болезнь и зная, что хотя я и несу ответственность за свое выздоровление, но все же сам факт, что я попала на крючок, не делает меня плохим и недостойным человеком. На встречах я слушала, как другие рассказывали о том, как они ненавидели и обвиняли себя и как продвижение по ступеням позволило им исправить прошлые прегрешения. Я понимала, что мне надо найти какой-то способ преодолеть ощущение неполноценности, вызванное катастрофой, случившейся в моей жизни. Оставив колледж, я знала, что жизнь моя будет невыносимой без наркотиков.

Посещая программу, я узнала, что, если перестану ненавидеть себя за то, что я ненавижу себя, мне станет легче. Формально ступени не имели отношения к этому вопросу, но на встречах я слышала, как люди рассказывали о своих колебаниях между манией величия до ощущения своего полного ничтожества. На приземленном языке анонимных алкоголиков это звучало так: «чувствовал себя куском дерьма в центре вселенной» или «ощущал себя великой личностью с комплексом неполноценности». Я прекрасно понимала, что они имеют в виду, и чувствовала, что и люди меня понимают. Другим лозунгом, который здорово мне помог, был такой: «Никогда не сравнивай то, что у тебя внутри, с тем, что у другого снаружи». Имеется в виду, что всякий человек стремится выставить напоказ все лучшее, что в нем есть, но не может скрыть негатив от самого себя. Эта концепция особенно полезна в наш век вездесущих СМИ.

Я могла вынести ненависть к себе, хотя она и была мне неприятна; но невыносима была ненависть к тому, что я делала. Слушая друзей, которых я знала как добрых и порядочных людей, слушая, как они расписываются в ненависти и презрении к самим себе, я начинала понимать, насколько неверно может человек оценивать себя. Это позволило мне начать относиться к себе более снисходительно, а это ослабило потребность в эскапизме. Навык исцеления начался у меня с сочувствия к себе.

Важной частью того, что дала мне программа, стала надежда – то, что анонимные алкоголики называют «силой примера». Видя, как становится лучше похожим на меня людям, и сама становилась другой – и я до сих пор считаю, что это очень важный элемент выздоровления. Несмотря на то что ученые считают, будто на исход лечения не влияет то обстоятельство, был или не был консультант зависимым или алкоголиком, я все же думаю, что в выздоровлении большую роль играют контакты с людьми, которые, как и ты, побывали «там».

На самом деле, исследования показывают, что поддерживающее сообщество 12-ступенчатых программ – это главная составляющая их успеха. Есть убедительные данные о том, что социальная поддержка улучшает состояние как психического, так и физического здоровья, а люди, пользующиеся крепким здоровьем, имеют больше шансов выздороветь от зависимости. Социальная поддержка – это лишь один из наиболее важных факторов, смягчающих последствия тяжелого стресса и травмы, но без него невозможно излечить психологические травмы и расстройства обучения. Все мы учимся намного лучше, когда чувствуем себя в безопасности, проявляем любопытство и хотим завоевать уважение и расположение учителя.

Я также нашла массу положительного в структуре 12-ступенчатых программ и в их литературе, помимо дружного и дружелюбного сообщества. Во-первых, если вы ежедневно посещаете встречи, то имеете возможность услышать тысячи историй и комментариев к ним. Редко можно получить возможность слышать, как люди откровенно обсуждают свои беды и тревожащие их мысли, порой весьма обыденные. В общении с друзьями, мужьями, женами и членами семьи мы часто стараемся скрыть весь этот негатив, чтобы не расстраивать их и не докучать своими проблемами. Иногда же мы просто не желаем выказывать слабость, чтобы не дать нашим противникам оружие, которое они смогут обратить против нас.

Однако на встречах с незнакомыми или малознакомыми людьми это давление, вынуждающее к скрытности, ослабевает. Когда я слушала, как известная модель рассказывала о том, что всегда считала себя безобразной, или как прославленный журналист говорил о том, что считал себя полным неудачником, я начинала думать, что, видимо, у меня все не так уж и плохо и все мои негативные мысли – не более чем досадное наваждение. Очень помогает, когда слушаешь, как другие люди признаются в своих тревогах, страхах и надеждах.

Некоторые клише, которые всегда внушали мне недоверие, как оказалось, содержали очень важные истины. «Пусть твои отношения будут пронизаны благодарностью» – это высказывание до сих пор заставляет меня скрипеть зубами. Но я признаю, что должна быть благодарной за это программе, за то, что мобилизация психической энергии помогает отгонять отрицательные мысли и улучшает самочувствие. Точно так же банальная истина: «никогда не будь голодным, злым, одиноким или уставшим» помогла мне определить, о каких физических и эмоциональных нуждах надо позаботиться, когда на меня вдруг, откуда ни возьмись, наваливается тяга к наркотикам. Действительно, я почти всегда убеждалась, что на самом деле я просто голодна, раздражена, хочу спать или мне не хватает общения. Со всем этим можно справиться, не прибегая к героину.

Позже я поняла, что лозунги 12-ступенчатых программ являются выражением групповой коллективной мудрости о том, как справляться со стрессом, тревогой и другими неприятностями, которые могут привести к рецидиву. На самом деле, многие из этих идей мы обнаруживаем в кажущихся банальными и старомодными высказываниях, составляющих становой хребет когнитивной поведенческой терапии для страдающих наркотической зависимостью. Этот тип психотерапии основан на взгляде на зависимость как на результат нарушенного обучения и является в настоящее время одним из наиболее эффективных методов лечения зависимости. К сожалению, очень трудно найти реабилитационные центры, в которых бы по-настоящему практиковали когнитивную поведенческую терапию. КПТ имеет более упорядоченную структуру, чем программы анонимных алкоголиков, и не осложняет суть морализаторством. Однако если вы будете регулярно посещать встречи и найдете хорошего наставника, то со временем больше узнаете о КПТ.

Как ни парадоксально это звучит, я нашла полезными для себя даже моральные и духовные аспекты программы – да, это те самые аспекты, против которых я возражаю, точнее, против того, чтобы их выдавали за медицинские рекомендации. Тем не менее в первые месяцы и годы моего выздоровления идея Высшей Силы вселила в меня надежду.

Когда я пришла в реабилитационный центр, я попала в группу американцев, называвших себя «духовными, но не религиозными». Культурно я отношу себя к евреям: я пять лет проучилась в еврейской школе, в 13 лет я прошла бат-мицву и очень гордилась стремлением к образованию, интеллектуальному развитию, социальной справедливости и деловым спорам, столь характерным для наших традиций. Но я, кроме того, отчаянно хотела верить в загробную жизнь, потому что мысль о смерти продолжала повергать меня в неописуемый ужас. Увлечение психоделическими средствами в сочетании с буддизмом породило у меня духовные идеи, которые можно кратко сформулировать так: все мы являемся частью одного великого сознания; мы находимся здесь, в этом мире, для того, чтобы учить и поддерживать друг друга; в смерти мы, тем или иным путем, воссоединяемся с этой жизненной силой.

Как следствие, я не испытывала никакого отвращения к идее Высшей Силы. Скорее, я была удивлена тем, что ее привлекают для медицинского лечения физического недуга. Однако иного выбора у меня не было, поэтому я попыталась. Первая ступень – «Признать, что мы оказались бессильными перед [алкоголем/наркотиками] и от этого жизнь вышла из-под нашего контроля» – была для меня очевидной. Я не могла контролировать употребление наркотиков, и это разрушало мою жизнь. Если бы я продолжала попытки взять наркотики под контроль, вместо того, чтобы полностью отказаться от их употребления, то мне не стало бы лучше. Естественно, мне нужно было полное воздержание, потому что я не смогла бы «просто принимать кокаин и героин по выходным дням», что было бы для меня предпочтительнее. Хотя я не могла смириться с идеей о полном бессилии, которую пропагандировали некоторые сторонники 12 ступеней, я все же понимала, что любые мои дальнейшие попытки умеренно употреблять кокаин и героин станут полнейшим безумием.

Усвоить вторую ступень, девиз которой гласил: «Прийти к вере в то, что только превосходящая нас всех Сила способна восстановить наше душевное здоровье», мне было намного труднее. Очевидно, что есть масса душевнобольных людей, которые остаются таковыми, несмотря на искренние молитвы. Но тем не менее мне всегда хотелось верить в заботливого Бога или высшую силу, пекущуюся о людях, поэтому я на время согласилась и с этим. После этого я без труда приняла и третью ступень: «Принять решение предать нашу волю и наши жизни попечению Бога, каким мы Его понимаем». Я понимала, что мне нужна помощь и поддержка, и решила, что буду молить Бога о них.

Вскоре я начала убеждаться в истинности того, что я тогда толковала как вмешательство Бога в мою жизнь. Во-первых, я преобразилась физически: к концу курса реабилитации я уже не выглядела как ходячий скелет. Для меня это было настоящим благословением. Шли месяцы. Я старалась молиться и медитировать, и это уменьшало тягу к наркотикам. Это казалось мне божьим промыслом. Мне казалось, что Бог слышит мои молитвы и отвечает на них. Мой бывший бойфренд Мэтт тоже стал лечиться после того, как я вознесла за него молитву святому Иуде вместе с девушкой-католичкой, с которой мы жили в одной комнате.

Когда в метро поезд приходил вовремя, я начала считать это проявлением божественной любви, а если он опаздывал, то это было уроком человеческого терпения. Когда люди проявляли ко мне доброту, я явственно ощущала присутствие Бога, если же люди были злы, то это было сигналом к уходу. Программа побуждала нас смотреть на мир, как на любимое творение Бога, который хочет, чтобы мы выздоровели, а так как я изо всех сил хотела выздороветь, то я приняла это. Я избегала мыслей о солипсизме, которые могли запятнать мои новые взгляды. Я отмела прочь все вопросы теодицеи, которые всегда мучили меня, как ребенка человека, пережившего холокост.

И, честно говоря, переход от жизни, в которой я сорок раз в день вводила себе кокаин, к жизни в полной трезвости часто казался мне просто чудом. Это было похоже на вознесение из черно-белого Канзаса в чудесную страну Оз, из скучного, сырого, серого ада в мятежные небеса, на превращение лягушки в принцессу. В контексте того, что говорили мне сотни людей на ежедневных встречах, и поддержки, которую я ощущала благодаря их заботе и пониманию, мне было трудно смотреть на вещи иначе.

Более того, я поняла, что употребление наркотиков связано с моим мировоззрением. Когда я начинала думать, что мир дружелюбен и приветлив, что боль может привести к озарению или по меньшей мере к чему-то осмысленному, я понимала, что ее вполне можно терпеть. Если же я думала, что «жизнь утекает, а потом ты умрешь», то для анестезии мне требовался наркотик, и я не видела ничего зазорного в том, чтобы его искать. Как говорил по этому поводу Ницше: «Тот, у кого есть зачем жить, может вынести почти всякое как». Мне нужно было разумное обоснование страдания; другими словами, почему бы не испытать кайф? В героине я нашла защиту от жизненных взлетов и падений; для того чтобы бросить наркотики, мне нужен был весомый повод противостоять искушению. Программа предложила мне то, что я всегда искала, – способ видеть мир дарящим общность, идентичность и смысл всех бед и горестей.

Тотальное проникновение анонимных алкоголиков в народную культуру того времени помогло мне не замечать присущих их программе противоречий. В 1995 году журнал New York Times Magazine опубликовал статью, где было написано, что встречи анонимных алкоголиков – превосходное место для любовных знакомств. В 1992 году в хитовом фильме «Игрок» главный герой, не алкоголик, ходил на встречи общества, чтобы заключать там сделки. В конце восьмидесятых и в начале девяностых посещение встреч Общества анонимных алкоголиков превратилось в высокую моду. Такие знаменитости, как Кэрри Фишер, Робин Уильямс, Эрик Клэптон и дюжины других звезд, публично рассказывали о своем выздоровлении в группах поддержки, причем все понимали, что речь идет об анонимных алкоголиках. Телевизионное шоу, в котором комедийный актер Джон Ларокетт вел репортажи с встреч анонимных алкоголиков, шло с 1993 по 1996 год.

На телевидении и в других СМИ редко выступали эксперты, поддерживавшие какой-либо иной подход к лечению наркотической зависимости. Если же кто-то осмеливался это сделать, то возмездие не заставляло себя ждать. Я столкнулась с этим на собственном горьком опыте, когда начала писать о противоречивых данных. Но до тех пор, пока я сама не ознакомилась с результатами исследований, я не представляла, насколько позитивные отзывы СМИ о 12-ступенчатых программах не соответствуют современным научным данным.

Однако, поднявшись на три ступени, я преодолела и остальные и нашла их очень полезными. Четвертая ступень, если продолжать по порядку, требует честного и бесстрашного составления морально-нравственного инвентаря. На практике это выглядит так: вы составляете список людей, которым, как вам думается, вы причинили вред, включая сюда людей, на которых вы обижались или сердились. Пятая ступень – это предъявление списка на всеобщее обозрение во время очередной встречи.

Своим исповедником я выбрала женщину, которой искренне восхищалась. Джеральдина бросила пить за пять лет до этого. Это была спокойная, мудрая, жизнерадостная и добрая женщина. У нее были короткие рыжеватые волосы и орехового оттенка глаза. Жила она в просторной солнечной двуспальной квартире в Ист-Виллидж. К двери квартиры вела винтовая лестница. Когда я приехала к ней, Джеральдина налила мне чашку травяного чая.

С характерной для меня въедливостью я напечатала свой список на двадцати двух страницах с одинарным интервалом между строчками. Список содержал короткие описания каждого инцидента, характеристику человека и нанесенную обиду. Среди моих жертв были члены моей семьи, друзья, любовники, клиенты и т. д. Не разделяя страницы, напечатанные на матричном принтере, я положила их на мраморный стол и принялась читать. Джеральдина не выказала ни тени недовольства по поводу предстоявшего долгого чтения. Она слушала меня с искренним сочувствием, сопереживанием и терпением, не проявляя ни удивления, ни скуки. Потом она сказала мне, что выслушала множество подобных историй, но мне мой список казался уникальным в своей позорности.

В квартиру Джеральдины я вошла, не испытывая ничего, кроме презрения к себе и морального отвращения. Но, уходя, я чувствовала, что примирилась со своим стыдом, я приняла его и поняла, что и другие примут меня. Поделившись с Джеральдиной своими грехами и слабостями, я поняла, что все время чувствовала себя недочеловеком, потому что установила себе сверхчеловеческую планку. Вызванная этим ненависть к себе и депрессия, возникшая вследствие невозможности соответствовать своим собственным стандартам, стали пусковыми механизмами моей наркотической зависимости. Что еще хуже, я усугубила проблему, создав петлю метадистресса. Теперь же я была просто человеком – не слишком плохим и не слишком хорошим – и это было прекрасно. Мне не надо было теперь быть исключительной, чтобы хорошо себя чувствовать. Четвертая и пятая ступень тоже преподали мне полезные уроки.

Мой морально-нравственный инвентарь не был упражнением в самоунижении, как это может показаться стороннему наблюдателю и как раньше казалось мне самой. Это не было унижением или травмой, как это часто бывает на курсах реабилитации, когда этим занимаются по принуждению. Этот список нельзя было использовать против меня, как это часто делают консультанты, когда заставляют людей рассказывать о неблаговидных поступках в присутствии других людей на групповых занятиях. Я не чувствовала себя пристыженной, наоборот, меня охватило чувство освобождения. Это ритуальное действие помогло мне оставить позади мое прошлое, а остальные ступени предусматривали исправление тех совершенных ошибок и проступков, которые еще можно было исправить.

Я чувствовала, что продвигаюсь в нужном направлении, преодоление ступеней предлагало выход из порочного круга вечного поиска виноватых, позволяло видеть собственный характер и поведение не как нечто статичное и раз навсегда данное, но подверженное изменениям; податливое, а не фиксированное. Если хочешь высоко себя ценить, говорили мне, совершай поступки, за которые можно ценить. Изменив поведение, я поняла, что смогу изменить и себя: я отчетливо видела, насколько улучшилась моя жизнь после того, как я перестала употреблять наркотики. Оказывается, на самом деле очень трудно считать себя ужасной личностью, если большую часть свободного времени посвящаешь помощи другим. Присоединившись к 12-ступенчатой программе общества анонимных алкоголиков, я научилась новому и более адекватному способу смотреть на себя и на окружающий мир.

Хотя выслушивание чьих-то признаний четвертой ступени может показаться невероятно скучным и тягомотным занятием, особенно если такие признания занимают двадцать две страницы, я, когда позже выслушивала исповеди других людей, ощущала лишь гордость за предоставленную мне привилегию. Забота о новичках доставляла мне большую радость, так же как председательствование на встречах и другие формы «служения». То, что раньше казалось скучным, оказалось на деле большой радостью.

Итак, что мы можем сделать, чтобы примирить мораль и медицину? Правда ли зависимость – это явление, подобное свету и обладающее двойственностью – ни волна, ни частица, или, по очереди, то грех, то болезнь, в зависимости от контекста? Является ли зависимость, в отличие от других психиатрических, неврологических или соматических заболеваний, особым случаем, не является ли зависимость по сути своей состоянием, требующим, помимо всего прочего, морального и духовного решения? Или тот способ, каким мы сегодня лечим зависимость, является безнадежно устаревшим реликтом прошлого, и скоро настанет день, когда на него будут смотреть так же, как сегодня смотрят на ледяные ванны, инсулиновые шоки и переднюю лоботомию?

Наблюдая проблемы, связанные с 12-ступенчатым лечением, я пришла к выводу, что духовность и медицину надо разделять и что современные методы лечения зависимостей нуждаются в кардинальном пересмотре. Но я также убеждена в том, что в 12-ступенчатых программах отнюдь не все плохо и неправильно. Просто методы этих программ используются не по назначению, а самим программам навязывают роль, какую они ни в коем случае не должны играть в профессиональном оказании помощи больным людям.

Несмотря на то что зависимые люди не отличаются повышенной потребностью в духовности и не особенно склонны к греху, все же социальная поддержка, осмысление жизни и осознание цели играют большую роль в выздоровлении. И да, мы можем сгладить конфликт между моралью и медициной без объявления зависимости заклейменным «особым случаем» и единственным заболеванием, в лечение которого необходимо включать молитвы и исповедь. Все дело в том, что надо разделить самопомощь и профессиональное медицинское лечение и признать сильные и слабые стороны того и другого подхода. Наша система здравоохранения плохо приспособлена для лечения таких расстройств обучения, как наркотическая зависимость, или таких болезней регуляции, как сахарный диабет 2-го типа, где надо обучать больных новым формам поведения и закреплять их на уровне подсознания. В таких случаях решением может стать самопомощь, но очень важно не подавать ее под видом медицинского лечения и не полагаться на любителей, как на дипломированных специалистов, и не рекламировать какую-то одну группу или идеологию помощи как единственно верную.

Лично мне не дано знать, были ли занятия в группах по 12-ступенчатым программам единственным способом, который мог избавить меня от наркотической зависимости. Я не могу сказать, не был бы какой-нибудь другой способ таким же эффективным. На самом деле, если кто-то говорит мне, что 12 ступеней или любой другой метод лечения – это единственный метод, который мог бы помочь, то я иногда спрашиваю, нет ли у такого человека зависимого идентичного близнеца, который для контроля безуспешно перепробовал все альтернативные способы лечения. Проблема заключается в отсутствии доказательств такого типа, конечно, полученных на куда больших контингентах испытуемых, а не на одном случае.

Действительно, реальность заключается в том, что отдельные сообщения просто не могут служить доказательством эффективности. Исследования, оперирующие доказательными данными, полученными в ходе рандомизированных контролируемых исследований, – вот что дало научной медицине преимущество перед знахарями и шаманами. Причина того, что мы теперь способны предотвращать или лечить такие потенциально опасные или смертельные болезни, как полиомиелит или СПИД, заключается в том, что научный метод позволяет определить, что вызывает ту или иную болезнь, а затем быстро протестировать и отбросить все неэффективные способы лечения. Отдельные сообщения, напротив, могут демонстрировать мнимую эффективность шарлатанского лечения и задерживать появление эффективных методов лечения на годы, а иногда и на столетия. По существу, причина того, что лечение наркотической зависимости так сильно отстало от лечения других заболеваний, заключается отчасти в том, что это лечение не доведено до стандартов, требующих научного доказательства. Это лечение не соответствует даже первой заповеди клятвы Гиппократа: «Не навреди».

Если же приложить стандарты научной медицины к 12-ступенчатому лечению, то станет ясно, что то, что мне говорили о нем на курсе реабилитации, не соответствует действительности. Программы общества анонимных алкоголиков не являются единственным эффективным методом лечения, как не являются они единственной альтернативой «тюрьме, психушке и смерти», как гласит манифест общества. Программы анонимных алкоголиков, как и иные методы, подобные 12-ступенчатой системе помощи, не являются единственными эффективными подходами к лечению. Они даже не превосходят другие способы, как было показано в прямых сравнениях. В вышедшем в 2006 году «Кокрейновском обзоре», использующем самые высокие стандарты оценки медицинских данных и применяющемся в странах, где национальной системе здравоохранения надо оценить те или иные методы лечения, чтобы решить, на какой из них целесообразно выделить деньги, данные об этих программах подытожены весьма кратко и прямолинейно: «Экспериментальные данные не подтвердили эффективность программ общества анонимных алкоголиков».

Более того, исследования, в которых была продемонстрирована эффективность 12-ступенчатых программ, грешат тем, что называют «предвзятостью выбора». В основном это означает, что метод в проведенном исследовании выглядит лучше, чем он есть на самом деле, потому что в них учитывают только тех, кто прошел ступени, и исключают выбывших. На самом деле, если принудить человека присоединиться к программе общества анонимных алкоголиков насильно, то ему не станет лучше, а некоторым даже становится хуже. В этой ситуации, согласно упомянутому исследованию, исход бывает лучше при предоставлении альтернатив или даже при полном отсутствии лечения. Например, в одном исследовании изучали эффективность лечения от алкоголизма 200 рабочих, которых направили на лечение работодатели. Эти рабочие были случайным образом разделены на три группы. Первая присоединилась к программе анонимных алкоголиков, вторая проходила лечение в обычном госпитале, а члены третьей группы сами выбирали метод лечения. Наихудшие показатели отмечены в первой группе – в 63 процентах случаев пациентам потребовалось дополнительное лечение. Для сравнения: в третьей группе этот показатель был равен 38 процентам, а во второй – 23 процента.

Тем не менее я не хочу сказать, что программы общества анонимных алкоголиков абсолютно бесполезны. Если вы посмотрите на людей, которые продолжают добровольно посещать встречи, то увидите, что для них результат оказался просто превосходным. Проблема, правда, заключается в том, что нельзя с уверенностью сказать, сохраняют ли эти люди трезвость, потому что прошли курс лечения, или они вступили в общество, потому что уже отличались высокой мотивацией и имели большие шансы на выздоровление. Предвзятость выбора – это очень мягкий термин для обозначения того, что случается, когда сравнивают фундаментально различающиеся группы, а затем делают некорректный вывод о том, что именно лечение, а не предрасполагающие факторы, определило разницу.

В ходе одного исследования наблюдали в течение 16 лет 628 алкоголиков – половина из них женщины, в возрасте между 30 и 40 годами, по преимуществу белые безработные. До начала исследования никто из них не получал лечение и не посещал встречи анонимных алкоголиков. Этих людей включали в исследование, когда они находились на курсе детоксикации или обращались в реабилитационные центры за направлением на лечение. Для того чтобы понять, насколько серьезно страдали эти люди, надо принять во внимание, что за 16 лет из них умерло 19 процентов.

В конце исследования выяснилось, что 67 процентов тех, кто посещал встречи анонимных алкоголиков в течение 27 недель или больше, вели трезвый образ жизни в течение первого года. Среди тех, кто посещал встречи в течение 52 недель, трезвый образ жизни в течение 4–8 лет вели вдвое больше людей, чем среди тех, кто посещал встречи нерегулярно, – 71 и 39 процентов соответственно. На первый взгляд, это очень хороший показатель успеха, но такое впечатление сохраняется только до тех пор, пока вы не примете в расчет умерших и то обстоятельство, что только 28 процентов из числа всех больных посещали встречи в течение 27 недель или больше. Было проведено еще несколько исследований с таким же неутешительным результатом. В среднем около 70 процентов больных бросают лечение у анонимных алкоголиков в течение 6 месяцев после его начала, утверждает Скотт Тониган, ученый из университета штата Нью-Мексико, десятилетиями изучавший эффективность 12-ступенчатых программ.

Однако у того меньшинства, которое находит эти программы подходящими для себя, шансы на выздоровление очень велики. Активное участие в рекомендуемой деятельности, помощь новичкам и возможность опереться на наставников еще сильнее повышает шансы на устойчивое выздоровление. Это означает, что все равно трудно сказать, смогли бы эти люди поправиться без участия в программах анонимных алкоголиков. Однако, учитывая, что 12-ступенчатые программы действительно обеспечивают активную социальную поддержку и используют другие мотивирующие психологические факторы, которые на самом деле способствуют выздоровлению, можно говорить о том, что такие программы помогают некоторым людям. Более того, учитывая, что эти программы бесплатны и доступны во всем мире круглосуточно семь дней в неделю, они в обозримом будущем останутся важной опорой для тех, кто не может получить действенной помощи от официального здравоохранения, для которого борьба с зависимостью является побочной и недостаточно финансируемой деятельностью.

При этом остается верным и то, что большой вред был причинен попытками насильно внедрить моральные принципы 12-ступенчатых программ в здравоохранение и уголовное законодательство. Некоторые концепции этих программ, в частности идея необходимости достичь дна, которая обсуждалась в главе 14, используются для оправдания криминализации употребления наркотиков и карательных методов лечения, несмотря на полную неэффективность и вред таких подходов. Другие концепции, такие как идея бессилия и убеждение в том, что прохождение всех ступеней есть единственный путь к выздоровлению, могут замедлить выздоровление, если человек примет их слишком близко к сердцу. Соединение одобренных государством 12-ступенчатых программ и неограниченной власти над жизнью пациентов может привести и не раз приводило к возникновению разрушительных культов, выдававших себя за лечебные учреждения. Таких случаев в истории Америки было не меньше дюжины. Возникали огромные организации, искалечившие и подвергшие травмирующему стрессу десятки тысяч людей, часто подростков. К числу таких спрутов можно отнести Synanon, Straight, Incorporated и World Wide Association of Specialty Programs and Schools (WWASP).

Несомненно и то, что такая странная мораль, как отношение к зависимым одновременно как к больным и преступникам, делает еще более несмываемым поставленное на них клеймо. Проведенные статистические исследования подтверждают, что две трети американцев поддерживают дискриминацию при приеме на работу людей с зависимостью в анамнезе, в сравнении с четвертью, которая поддерживают дискриминацию в отношении больных с другими душевными расстройствами. Этим можно объяснить и то сопротивление, которое оказывает общество признанию зависимости чисто медицинской проблемой. Сочетание утверждений о том, что зависимость – это болезнь, с утверждениями, что лечить ее надо тюремным заключением, молитвой и исповедью, не приводит к мысли о том, что зависимость – не грех. Как раз наоборот. Когда Американское общество медицинских проблем зависимости определяет ее в своей литературе как заболевание с «биологическими, психологическими, социальными и духовными проявлениями», она подрывает взгляд на зависимость как на болезнь более эффективно, чем все откровенные противники такого взгляда. Ни в одной медицинской специальности такая терминология не используется.

Далее, идея 12-ступенчатых программ о бессилии действительно лишает больных энергии и сил. Исследования показывают, что чем больше пациент верит в то, что зависимость – это болезнь, против которой он бессилен, тем хуже исход и тем чаще случаются рецидивы. Конечно, некоторые люди правильно понимают утверждения о бессилии, но многие решают, что они не могут контролировать не только употребление наркотиков, но и другие сферы своей жизни, включая политическую деятельность. Особенно разрушительна эта идея для женщин и национальных меньшинств, которые и без того слишком часто сталкиваются со своим бессилием. Для них это понятие лишено того призыва взять судьбу в свои руки, какой доходит до сознания белого человека, для которого эти понятия и были придуманы.

Убеждение женщин в том, что их единственной надеждой являются 12-ступенчатые программы, делает их уязвимыми перед лицом сексуальных маньяков. К сожалению, в таких программах маньяков слишком много, потому что, во-первых, среди зависимых много людей с расстройствами личности, а во-вторых, из-за того, что на лечение часто принудительно отправляют по решению суда. Одно исследование показало, что в обществе анонимных алкоголиков около 50 процентов женщин подверглись тому, что уклончиво называют «тринадцатой ступенью», – мужчины пытаются соблазнить или принудить к сексу женщин, пришедших на лечение. Лично меня едва не изнасиловал один давний участник программы; я доверяла ему отчасти потому, что участникам встреч исподволь внушают восхищение людьми, долгие годы ведущими трезвый образ жизни. Я сама знаю двух женщин, которым повезло меньше, чем мне.

Молодые люди, которых принудительно направляют на лечение, тоже могут пасть его жертвами. Юные курильщики марихуаны и пьяницы знакомятся с потребителями тяжелых наркотиков, которые не только рассказывают завлекательные истории о кокаине, героине и амфетамине, но и знают, где все это достать. При лечении зависимостей нельзя слепо доверять утверждению о том, что лучше делать хоть что-то, чем совсем ничего, – это утверждение может оказаться неверным. Неправильный подход к проблеме может сделать состояние зависимого хуже, чем оно было до этого. Из-за этого никогда нельзя направлять подростков на лечение по 12-ступенчатым программам. Если же такой подход рекомендуют как дополнение к основному лечению, то он должен сопровождаться четкими инструкциями и предупреждениями, не говоря уже о том, что использовать его можно только в исключительно тяжелых случаях.

К счастью, есть способы уменьшить риск от использования 12-ступенчатых программ при одновременном сохранении их преимуществ. Это возможно при условии понимания природы каждой конкретной зависимости в контексте других расстройств и в свете нормального человеческого поведения. Во-первых, наркотическая зависимость отнюдь не уникальна в смысле нарушения способов, какими мозг определяет ценность мотиваций в отношении специфических раздражителей, таких как еда, отношения с людьми, наркотики и любовные отношения. Аморальное поведение характерно не только для страдающих наркотической зависимостью. Все люди могут вести себя плохо, и усугубить эти наклонности могут многие соматические и психиатрические заболевания. Всякий, кто мошенничал с диетами, знает, как трудно изменить привычные образцы приспособительного поведения, и наркотическая зависимость поражает системы ценностей во многом так же, как и чрезмерное голодание. Все это делает очень трудным сопротивление искушениям.

Расстройства развития нервной системы, такие как депрессия, также могут нарушить отношение мозга к устоявшимся ценностям, лишить больного всех удовольствий, когда все на свете теряет для человека всякую привлекательность. Для шизофрении тоже характерны симптомы безразличия и равнодушия, нарушающие формирование мотиваций. Аутизм делает социально значимые переживания менее привлекательными и приятными; страх и тревожность тоже могут приводить к вредоносному поведению. Антисоциальное расстройство личности – что неудивительно – глубоко поражает систему ценностей и в своих крайних проявлениях толкает некоторых людей на совершение самых тяжких преступлений в истории.

В самом деле, очень многие соматические, неврологические или психиатрические заболевания нарушают ценностные системы мозга, а следовательно, и мораль: ожирение предрасполагает к представлению о первоочередной ценности еды, а страсть к накопительству заставляет людей создавать залежи абсолютно ненужных предметов, которые кажутся больным важнее, чем люди. Даже обычный грипп или простуда могут, по крайней мере временно, снижать мотивации и амбиции, заставляя людей ложиться в постель и спать, потому что иммунные цитокины вызывают ощущение утомления и сильную сонливость. Наш мозг является неотъемлемой частью тела – и главная проблема со спорами относительно наркотической зависимости и психиатрических расстройств вообще заключается в неумении и нежелании принять этот факт и рассматривать «телесное», «неврологическое» и «психиатрическое» как совершенно не связанные между собой феномены.

Несмотря на это, мы не реагируем на моральные следствия других, связанных с расстройствами телесных функций, душевного состояния и обучения, заболеваний требованием исповедей или возмещения ущерба. Ни одному врачу-неврологу не придет в голову заставлять больного депрессией писать «список моральных нарушений», и тем не менее во многих реабилитационных центрах этого требуют в обязательном порядке. Ни один метод лечения биполярного расстройства или синдрома навязчивых состояний не требует от больного подчинения Высшей Силе, не рекомендуют этого и при шизофрении, не говоря уже о гриппе, инсульте или деменции. Симптомами многих телесных и психиатрических заболеваний являются раздражительность, непредсказуемость, эгоизм, нечестность и даже склонность к насилию, но лечение при этом не предусматривает исповеди, молитвы или исправления. Такой подход считался бы грубейшим нарушением врачебной этики.

Объединение 12-ступенчатых программ и методов научной медицины – это взрывоопасная смесь. Группы общества анонимных алкоголиков никогда не были и не являются сейчас лечебными группами. На самом деле такие организации, как общество анонимных алкоголиков и им подобные, являются организациями взаимной помощи и не предназначены для квалифицированного оказания помощи медицинской. Это такие же группы, как религиозные группы, выступающие против разводов, как организации прихожан для посещения больных собратьев по вере, как организации оказания духовной помощи онкологическим больным. Таким образом, 12-ступенчатые программы предназначены для групп взаимопомощи для страдающих от определенных зависимостей больных. Точно так же как никому не придет в голову считать нейрохирургом человека, которому удалили опухоль мозга, мы не можем считать специалистом по лечению алкоголизма человека, которому удалось бросить пить.

Следовательно, вовлечение в идеологию 12-ступенчатых программ не должно быть главным в деятельности реабилитационных центров, и вообще оно не должно быть частью какого бы то ни было медицинского подхода. Ни один суд не должен направлять людей в такие группы, нельзя также принуждать людей к участию в них под любым предлогом, в особенности молодых людей, представителей меньшинств и женщин. Я не хочу сказать, что социальная поддержка не имеет никакого значения, но больной должен иметь более широкий выбор. Такая поддержка тоже должна быть выбрана человеком свободно – или отвергнута им, и только тогда она будет эффективной и полезной.

Далее, несмотря на тот факт, что идею Высшей Силы могут, при желании, принять некоторые атеисты, любой американский суд признает принудительное направление на такое лечение нарушением закона об отделении церкви от государства. Да, конечно, каждый человек волен признать Высшей Силой хоть 12-ступенчатую программу, хоть дверную ручку – сделать это, при желании, может любой иудей, мусульманин или буддист, но это все равно не означает, что вся программа не опирается на христианскую теологию. Даже несмотря на то, что общество анонимных алкоголиков можно считать «духовной, но не религиозной» организацией, это не означает, что имеет смысл, в ее рамках, требовать от людей той или ной разновидности веры и делать основанное на этой вере нравственное воспитание частью лечения. Кроме того, очень велик риск, связанный с разрешением использовать наказания, унижения и эмоциональные нападки в попытках создать ощущение беспомощности или принудить больного опуститься на дно. Злоупотребления в таких учреждениях широко распространены, и с ними трудно бороться даже там, где карательные методы прямо запрещены. Злоупотребления и жестокое обращение неизбежны, если сотрудникам говорят, что их подопечные лжецы и мошенники, и при этом тех же сотрудников призывают заставлять больных чувствовать себя беспомощными и бессильными.

И, наконец, правила общества анонимных алкоголиков гласят, что его члены не должны взимать плату за передачу послания программы другим. Но есть нарушения Восьмой Традиции, согласно которой анонимные алкоголики не должны быть платными наемными профессионалами, им нельзя платить за работу на 12-й ступени. Привлечение новых членов является, по замыслу, добровольным служением и не может оправдывать своего духовного предназначения, если за нее начнут платить деньги. Но из-за того, что стандарты штатов слабы, а национальных стандартов лечения не существует вовсе, тысячи консультантов, которые умеют работать только в рамках 12-ступенчатых программ, регулярно получают за это деньги.

В этом контексте представляется совершенным безумием – учитывая ограниченность выделяемых на борьбу с наркотической зависимостью ресурсов – то, что правительство и страховые компании платят огромные деньги за то, что должно предоставляться бесплатно в любой церкви. Центры реабилитации берут за день пребывания больше тысячи долларов, а длительность пребывания в среднем составляет тридцать дней, при этом много часов ежедневно тратится на лекции, посвященные 12-ступенчатым программам, или на сами встречи. Другие виды лечения, такие же, а иногда и более эффективные, такие как укрепляющая мотивации психотерапия, лекарственное лечение и когнитивная поведенческая терапия, требуют работы квалифицированных психотерапевтов и врачей. Почему бы не использовать все время, потраченное на лечение, на те его виды, которые недоступны бесплатно? Обучение таким практикам, как смирение перед Богом или составление списков моральных проступков, во время пребывания в реабилитационных центрах является не только пустой тратой времени и денег, но еще и усиливает стигматизацию и подрывает идею о том, что наркотическая зависимость – это медицинская проблема, а точнее, расстройство развития.

Отношения между 12-ступенчатыми программами и лечением должны быть такими: программы можно рекомендовать, возможно, они даже должны быть доступными на месте во время прохождения реабилитации, но к участию в них ни в коем случае нельзя принуждать и нельзя объявлять их частью официальной процедуры реабилитации. Должны быть предоставлены равные права таким альтернативным видам терапии, как «Умное выздоровление», «Светское лечение Кольцо Жизни», «Женщины за трезвость», а для тех, кто хочет научиться пить умеренно, «Умеренное потребление алкоголя». Если предпочтение все же отдается 12-ступенчатым программам, то делать это надо открыто, при том, что эти организации пока доступны по всему миру и являются совершенно бесплатными. В то время как людей, выздоровевших от зависимости, надо поощрять и предоставлять им возможности работать по найму в сфере лечения зависимостей, делать это можно только в тех случаях, когда их квалификация выходит за пределы их личного опыта, и они хорошо понимают, что разные больные требуют разного лечебного подхода.

Далее, если 12-ступенчатую программу рекомендуют врачи или представители законодательной власти, то они должны подробно объяснить больному все за и против данного вида вмешательства. Женщин и молодых людей надо предупредить, что не у всех участников таких программ добрые намерения: независимо от того, сколько времени человек участвует в программе, он может все равно остаться хищником. На самом деле, если в программе представлена вся популяция зависимых, то один из пяти участников программы будет страдать расстройствами личности, проявляющимися склонностью к манипулированию и нечестному поведению. Потенциальному участнику следует внятно объяснить суть таких понятий, как «бессилие» и «достижение дна».

Для меня самым важным лозунгом анонимных алкоголиков стал следующий: «Возьми то, что тебе нравится, и оставь остальное». Этот призыв надо донести до каждого, кто собирается присоединиться к 12-ступенчатой программе. Лично для меня моральные и духовные аспекты программы оказались полезными, но я знаю, что они же оказались вредными для многих других пациентов, и я не могу сказать, что то, что помогло мне, помогает именно при зависимостях.

Более того, зависимые – это не единственная категория людей, чье аномальное поведение может причинить вред ткани социальных отношений. Обучение восстановлению порванных отношений, гуманному отношению к себе и другим, пониманию целебного воздействия добровольного участия в программе и активного служения идее, а также вовлечение в такие практики, как медитация и молитва, которые выводят человека за пределы его «я», могут быть полезными для многих людей независимо от того, страдают они зависимостью или нет. 12 ступеней – это одна из систем избавления от зависимости, но не единственно верная.

Ошибка нашей системы обращения с зависимыми заключается в том, что она представляет дело так, будто эти учения и методы лечения являются единственным средством излечения морально стигматизированных жертв наркотической зависимости.