Пришли наконец те, кто бежал из Ржи на трусливом летучем ките. Мы выяснили, что Взятые с равнины все же выбрались и буйствуют теперь из-за того, что уцелел лишь один ковер. Атака будет отложена до той поры, пока ковры не заменят. А из всех волшебных предметов ковер – едва ли не самый сложный и дорогостоящий. Наверное, Хромой долго будет объясняться перед Госпожой.

Я привлек к разросшемуся проекту Одноглазого, Гоблина и Молчуна. Я переводил. Они выискивали подлинные имена, сводили их в таблицы. Зайти в мою комнату стало почти невозможно. А жить в ней – уж и вовсе никак, потому что Гоблин и Одноглазый здорово поцапались за пределами Душечкиной безмагии. И теперь постоянно держали друг друга за глотку.

У меня начались кошмары.

Как-то вечером я поставил перед колдунами задачу. Отчасти потому, что нового гонца так и не было, отчасти – чтобы они не свели меня с ума.

– Возможно, мне придется покинуть равнину, – сказал я. – Вы можете что-нибудь сотворить, чтобы я не привлекал особого внимания?

Меня засыпали вопросами. Я отвечал честнейшим образом. Они так хотели отправиться со мной, словно поход на запад уже был делом решенным.

– Черта с два вы со мной пойдете, – отрубил я. – Тысяча миль с этаким грузом дерьма? Да я покончу с собой, еще не выбравшись с равнины. Или кого-то из вас пришибу.

Гоблин пискнул, изображая смертельный ужас.

– Подойдешь хоть на десять футов, – предупредил Одноглазый, – в ящерицу превращу.

Я фыркнул:

– Ты еду в дерьмо едва превращаешь.

Гоблин закудахтал:

– У коров и цыплят получается лучше. Пользуйся их навозом.

– Откуда в тебе столько слов, недомерок? – рявкнул я.

– Склочным он стал к старости, – заметил Одноглазый. – Рюматизьм, наверно. Есть у тебя рюматизьм, Костоправ?

– Если он не уймется, то будет мечтать о ревматизме, – пообещал Гоблин. – Мало мне с тобой разбираться. Но ты хоть предсказуем.

– Предсказуем?

– Как времена года.

Они опять взялись за свое. Я бросил на Молчуна умоляющий взгляд. Сукин сын не обратил внимания.

На следующий день ко мне приковылял самодовольно ухмыляющийся Гоблин:

– Мы кое-что придумали, Костоправ. На случай, если ты надумаешь прогуляться.

– И что?

– Нам твои амулеты понадобятся.

Два амулета они подарили мне еще давно. Один служил, чтобы предупреждать о приближении Взятых. Работал он надежно. Второй амулет был, естественно, защитным, но он еще и позволял нашим колдунам определять на расстоянии, где я нахожусь. По нему следил за мной Молчун, когда Душелов послала нас с Вороном устроить засаду Хромому и Шепот в Облачном лесу, в то время как Хромой пытался перейти на сторону мятежников. Давно, далеко. Воспоминания юного Костоправа.

– Хотим внести несколько исправлений. Чтобы тебя нельзя было обнаружить магически. Давай сюда. Потом придется выйти наружу, проверить их.

Я прищурился.

– Ты пойдешь с нами, – объяснил он, – и мы попробуем тебя найти.

– Да? А мне кажется, это просто попытка выбраться за пределы безмагии.

– Может быть. – Он ухмыльнулся.

Душечке эта идея, однако, понравилась. На следующий вечер мы с колдунами брели вверх по ручью, обходя Праотца-Дерево.

– Что-то он выглядит встревоженным, – заметил я.

– Во время стычки его задело заклятие Взятого, – пояснил Одноглазый. – Ему очень не понравилось.

Дерево зазвенело. Я остановился, оглядел его. Должно быть, ему несколько тысяч лет. На равнине деревья растут медленно. Что за истории он мог бы поведать!

– Пошли, Костоправ! – позвал Гоблин. – Старик не разговаривает. – Он скривился в своей лягушачьей улыбке.

Слишком хорошо они меня знают. Знают: когда я вижу нечто древнее, тут же принимаюсь гадать, сколько оно повидало. Ну их всех к бесам!

В пяти милях от Норы мы свернули от ручья на запад, в пустыню, где кораллы особенно густы и опасны. Я полагаю, их там до полутысячи разновидностей, сросшихся в почти непролазные пестрые рифы. Выступы, выросты, ветви кораллов взмывали ввысь футов на тридцать. Я всегда поражался, как их ветер не ломает.

Одноглазый объявил привал на окруженном кораллами песчаном пятачке.

– Достаточно. Здесь мы будем в безопасности.

Меня он не убедил. По дороге за нами следили скаты и стервятникообразные. А этим тварям я никогда не доверюсь полностью.

Давным-давно, после битвы при Чарах, Отряд пересек равнину с запада на восток. Я видел тогда ужасные вещи. И не могу избавиться от воспоминаний.

Гоблин с Одноглазым то склочничали, то занимались делом. Мне они напоминали веселых ребятишек. Постоянно что-то ковыряют, лишь бы руки занять. Я лег на спину и принялся глядеть на облака. И вскоре заснул.

Разбудил меня Гоблин. Он вернул мне амулеты.

– Теперь поиграем в прятки, – заявил он. – Мы тебе дадим фору. Если все в порядке, то найти тебя не сможем.

– Замечательно! – возмутился я. – И долго мне тут бродить, неприкаянному? – Но я просто скандалил. Нору я найти сумею. Мелькнула идея жестоко разыграть колдунов, двинув прямиком туда.

Но мы не в игрушки играем.

Я пошел на юго-запад, к утесам, и за западной тропой спрятался в роще неподвижных бродячих деревьев. Вылез только после темноты и пошел в Нору, раздумывая, что же случилось с моими спутниками.

Придя на место, я перепугал часового:

– Гоблин и Одноглазый пришли?

– Нет. Я думал, они с тобой.

– Были. – Озабоченный, я спустился вниз, чтобы посоветоваться с Лейтенантом.

– Пойди и отыщи их, – приказал он.

– Как?

Он посмотрел на меня точно на недоумка.

– Оставь амулеты здесь, выйди за границу безмагии и жди.

– А… Ладно.

Я снова вышел и, чертыхаясь, побрел вдоль ручья. Ноги болели. Не привык к долгим прогулкам. Вот и хорошо, надо привести себя в форму, на случай если судьба заставит в Весло пешком идти.

Я добрался до окраин коралловых рифов.

– Гоблин! Одноглазый! Где вы?!

Нет ответа. Искать их я не собирался. Кораллы убьют меня.

Я двинулся на север, рассчитывая, что колдуны пошли в сторону от Норы. Каждые несколько минут опускался на колени, надеясь засечь силуэт менгира. Камни должны знать, куда эта парочка запропастилась.

В какой-то момент краем глаза я вроде заметил блеск молний, и я не раздумывая метнулся туда, решив, что это скандалят Гоблин с Одноглазым. Но, присмотревшись, понял, что это ярится буря перемен.

Я запоздало остановился, вспомнив, что ночью на равнине торопится только смерть.

Мне повезло. Через несколько шагов песок стал рыхлым, неверным. Я присел на корточки, понюхал горстку. Пахло древней смертью. Я осторожно отступил. Мало ли кто может поджидать там, в глубине.

Лучше остановиться где-нибудь и подождать рассвета – решил я, крайне слабо представляя себе, куда меня занесло.

Я нашел несколько скал, чтобы защититься от ветра, немного сушняка и развел огонь. Костер нужен был не для тепла – ночь не принесла прохлады, – а чтобы звери не приближались.

На равнине огонь имеет символическое значение.

Когда костер разгорелся, я обнаружил, что это место использовали и до меня. Скалы почернели от копоти. Вероятно, местные дикари. Они кочуют небольшими группами. Мы с ними почти не общаемся – битвы мира их не интересуют.

На втором часу меня, не защищенного безмагией и амулетами, сморил сон.

Явилась она.

Столько лет прошло. В последний раз она объявила мне об окончательном поражении своего мужа под Можжевельником.

Золотое облако – как пылинки, танцующие в солнечном луче. Кажется, что ты бодрствуешь во сне. Спокойствие и одновременно страх. Невозможность пошевелиться. Знакомые симптомы.

В облаке показалась прекрасная женщина, женщина-мечта. Та, которую надеешься встретить когда-нибудь, зная, что не встретишь. Не припомню, что было на ней надето, да и было ли хоть что-то. Мой мир сжался до ее лица и ужаса, им внушаемого.

Ее улыбка не была холодной. Давным-давно по каким-то своим причинам она заинтересовалась мной. Подозреваю, что часть этой привязанности сохранилась с течением лет, как любовь к давно сдохшей собаке.

– Лекарь.

Шепот камышей у реки вечности. Шепот ангелов. Но она ни разу не заставила меня забыть реальность, рождавшую этот голос.

И соблазнить меня – обещаниями или собой – у нее тоже не хватало дерзости. Возможно, поэтому я полагаю, что она привязана ко мне. Используя меня, Госпожа говорила об этом прямо.

Я не мог ответить.

– Ты в безопасности. Давно, по твоим меркам целую вечность назад, я обещала, что буду поддерживать с тобой связь. Но я не могла. Ты отрезал меня. Я пытаюсь уже несколько недель.

Вот и объяснение кошмарам.

– Что? – пискнул я, как Гоблин.

– Приди ко мне в Чары. Будь моим летописцем.

Как всегда при разговоре с ней, я смутился. Казалось, она воспринимает меня не только как участника борьбы, но и как стороннего наблюдателя. На Лестнице Слез, перед самой страшной колдовской битвой, которую мне только довелось наблюдать, Госпожа пришла, чтобы обещать мне безопасность. Казалось, ее занимало мое побочное ремесло хрониста. Тогда она потребовала, чтобы я записывал события в точности так, как они происходили, а не ради чьего-то одобрения. Так я и делал, с поправкой на свои предубеждения.

– Вздымается жар на перекрестке, лекарь. Твоя Белая Роза искусна. Ее атака на Хромого – сильный удар. Но незаметный в больших масштабах. Ты не согласен?

Как тут поспоришь? Я молча кивнул.

– Без сомнения, ваши шпионы сообщили, что пять армий стоят лагерем, готовые очистить равнину Страха. Эта земля необычна и непредсказуема, но моего натиска она не выдержит.

И снова я не мог спорить – я ей верил. Я мог только подчиниться многократно повторенному приказу Душечки – выигрывать время.

– Ты будешь удивлена.

– Возможно. В мой план включены и неожиданности. Выходи из своих холодных пустошей, Костоправ. Приди в Башню. Стань моим летописцем.

Большего соблазна в общении со мной она никогда еще себе не позволяла. Она обращалась к той части Костоправа, которую я и сам не понимал, к части, готовой предать давних друзей. Если я пойду, то так много узнаю. Получу столько ответов.

– Вы бежали от меня к мосту Королевы.

У меня горела шея. За время нашего многолетнего бегства войска Госпожи несколько раз настигали Отряд. У моста Королевы нам пришлось хуже всего. Там полегла сотня наших братьев. И к стыду своему, я оставил там Анналы, зарытые на речном берегу. Бросил четыре сотни лет истории Отряда.

Мы не могли унести все. Те бумаги, что лежат сейчас в Норе, были ключом к выживанию. И вместо Анналов я взял с собой их. Но я часто испытываю приступы вины. Я должен ответить перед духами давно ушедших братьев. Анналы и есть Черный Отряд. Пока существуют они, Отряд жив.

– Бежали, сбежали и будем убегать. Так предрешено.

Она улыбнулась – я позабавил ее.

– Я читала твои Анналы, Костоправ. И новые, и старые.

Я подкинул сушняка на угли костра. Не сплю…

– Они у тебя?

До сих пор я подавлял вину обещаниями когда-нибудь их вернуть.

– Их нашли после боя. Они попали в мои руки. Мне понравилось. Ты честен, как подобает историку.

– Спасибо. Я стараюсь.

– Приди в Чары. В Башне для тебя найдется место. Оттуда ты сможешь видеть всю картину мира.

– Я не приду.

– Я не сумею защитить тебя здесь. Если останешься, с тобой случится то же, что и с твоими друзьями-мятежниками. Эту кампанию ведет Хромой. Я не вмешиваюсь. Он уже не тот, что был. Ты причинил ему боль. А потом он претерпел боль снова, чтобы спастись. Он не простил тебе этого, Костоправ.

– Знаю. – Сколько раз она употребила мое прозвище? Единожды за все время нашего знакомства.

– Не дай ему схватить тебя.

В глубине моей души блеснул осколок чувства юмора.

– Ты неудачница, Госпожа моя.

Она отшатнулась.

– Я, дурак, записывал в Анналы свой романтический бред. Ты их читала. Знаешь, что я никогда не называл тебя черной, как назвал бы, наверное, твоего супруга. Подозреваю, что под этой романтической ерундой лежит неосознанно воспринятая истина.

– Вот как?

– Я не думаю, что ты зла по природе. Просто очень стараешься. Думаю, несмотря на все твои преступления, ребенок в твоей душе остался жив. Огонек теплится, и потушить его тебе не под силу.

Возражений не последовало, и я осмелел:

– Наверное, меня ты избрала, чтобы я символически поддерживал этот огонек. Я призван удовлетворить твою тайную жажду чести, подобно тому как мой друг Ворон подобрал ребенка, ставшего Белой Розой. Ты читала Анналы. Ты помнишь, до чего опустился Ворон, слив всю свою честь в одну чашу. Лучше бы он был бесчестен изначально. Возможно, уцелел бы Можжевельник. А Ворон остался бы жив.

– Можжевельник был язвой, которую давно следовало выжечь. Я пришла не для того, чтобы меня высмеивали, лекарь. Не позволю себе выглядеть слабой, даже перед аудиторией из одного человека.

Я начал было протестовать.

– Насколько я тебя знаю, этот разговор тоже останется в твоих Анналах.

Она меня знала. Впрочем, именно она провела меня перед Оком.

– Приди в Башню, Костоправ. Я не требую клятвы.

– Госпожа…

– Даже Взятые налагают на себя страшные клятвы. Ты можешь быть свободен. Лишь делай то, что делаешь. Исцеляй и записывай правду. Совершай то, что ты и так совершаешь. Ты слишком ценен, чтобы губить свои таланты здесь.

Вот с этим я готов был согласиться. Взять бы эту фразу да ткнуть в нее кое-кого носом.

– Что там?

Госпожа начала было отвечать. Я предупреждающе поднял руку. Говорил я сам с собой. Шаги? Да. Что-то большое. Медлительное и усталое.

Госпожа тоже ощутила приближение. Миг – и она исчезла, забрав что-то из моих мыслей, и я уже не был уверен, что мне не привиделась эта встреча, пусть даже каждое слово женщины осталось высеченным в камне моей памяти.

Я подкинул веток в костер, забился в трещину, выставив вперед кинжал – единственное оружие, которое догадался захватить с собой.

Он приблизился. Остановился. Снова двинулся вперед. Мое сердце заколотилось. Кто-то вышел из темноты на свет костра.

– Пес Жабодав! Эй, какого черта?! Ты что тут делаешь? Давай сюда, ложись, грейся. – Слова посыпались из меня, унося страх. – Как Следопыт-то обрадуется! Что с тобой случилось?

Пес осторожно приблизился. Был он вдвое потрепанней обычного. Лег на брюхо, положил морду на лапы и прикрыл один глаз.

– Еды у меня нет. Я, знаешь, сам вроде как потерялся. Но тебе чертовски повезло, что ты добрался сюда. Равнина – не лучшее место для прогулок в одиночестве.

Пес, казалось, был со мной согласен. Язык позы, если хотите. Он выжил, но далось ему это нелегко.

– Как солнце встанет, – сказал я ему, – пойдем домой. Гоблин с Одноглазым тоже потерялись, но это уже их проблема.

После прихода пса Жабодава я расслабился. Наверное, люди тоже помнят былую верность. Я не сомневался, что пес предупредит меня в случае опасности.

Утром мы отыскали ручей и направились к Норе. Я, как делаю нередко, подошел к Праотцу-Дереву, поболтать немного в одностороннем порядке о том, чего он навидался за годы своего дозора. Пес за мной не пошел. Странно. Ну и что? Странности на равнине в порядке вещей.

Гоблина и Одноглазого я обнаружил спящими. И храпящими. В Нору они вернулись вскоре после того, как я отправился их искать. Подонки. Я с ними еще поквитаюсь.

Я их чуть с ума не свел – ни словом не обмолвился о проведенной в пустыне ночи.

– Сработало? – осведомился я.

Внизу, в тоннеле, Следопыт шумно приветствовал свою псину.

– Почти, – ответил Гоблин без особого энтузиазма.

– Почти? Что значит – почти? Работает или нет?

– Ну, у нас небольшая сложность. Защитить тебя, чтобы Взятые не засекли, мы можем. Так сказать, платочком прикрыть.

Многословие у этого типа – верный знак неприятностей.

– Но…

– Только без «но», Гоблин.

– Если покидаешь безмагию, невозможно скрыть, что ты снаружи.

– Чудесно. Прекрасно. На кой бес вы, ребята, вообще нужны?

– Ну не настолько же все плохо, – встрял Одноглазый. – Ты не привлечешь ничьего внимания, если только они не узнают из других источников о твоем уходе. Тебя же не будут специально искать, верно? Причины нет. Так что мы получили почти все, чего желали.

– Бред! Лучше молитесь, чтобы пришло следующее письмо. Потому что, если я уйду и меня там прикончат, – угадайте с трех раз, к кому мой призрак будет являться?

– Душечка тебя не пошлет.

– Спорим? Да, она будет терзаться совестью дня три-четыре, но пошлет. Потому что последнее письмо даст нам ключ.

Внезапный страх. А не прочла ли Госпожа мои мысли?

– В чем дело, Костоправ?

От лжи меня избавил подошедший Следопыт. Он тряс и тискал мою руку как ошалелый.

– Спасибо, Костоправ! Спасибо, что вернул его! – воскликнул он и отошел.

– Что за черт? – спросил Гоблин.

– Я привел его собаку.

– Странно.

Одноглазый подавился.

– Чайник кастрюлю черной назвал.

– Да-а? Дерьмо ящериное! Рассказать тебе кое-что о странностях?

– Хватит, – приказал я. – Если меня пошлют в поход, я хочу до отбытия привести в порядок этот развал. Эх, был бы у нас человек, способный это прочесть.

– Может, я помогу? – Это вернулся Следопыт.

Здоровый безмозглый обалдуй. С мечом он сущий волшебник, но имя свое вряд ли сумеет записать.

– Как это?

– Прочитаю кое-что. Я знаю некоторые древние языки. Отец научил.

Он ухмыльнулся, будто сказал невесть что смешное. Взял документ на теллекурре и прочел вслух. Древние слова слетали с его губ естественно, так говорили на нем прежние Взятые. Потом он перевел. Это оказалась записка дворцовому повару – приготовить обед заезжим вельможам. Я с мучениями продрался через текст. Перевод был безупречен. Лучше моего. Я трети слов просто не понимал.

– Н-ну… добро пожаловать в команду. Я скажу Душечке. – Под этим предлогом я ускользнул, обменявшись за спиной Следопыта удивленным взглядом с Одноглазым.

Все загадочней и загадочней. Что он за человек? Помимо того что странный. При первой встрече он напомнил мне Ворона и вполне годился на эту роль. Когда я стал считать его могучим, медлительным и неуклюжим, он опять же соответствовал. Неужели он таков, каким мы его себе рисуем?

Но добрый боец, благослови его боги. Лучше десяти наших.