21
Равнина Страха
Я потребовал встречи с Душечкой и аудиенцию получил немедленно. Она ожидала, что я подниму хай насчет плохо спланированных военных действий в условиях, когда потери недопустимы. Она ожидала наставлений о важности работы с кадрами и дисциплины. Я удивил ее – воздержался и от того и от другого. Она была готова вынести худшие упреки, перетерпеть и вернуться к делу; я обманул ее ожидания.
Я подал ей письма из Весла, содержанием которых не делился еще ни с кем. Душечка показала:
– Любопытно.
– Прочти, – предложил я.
Времени на чтение ушло немало. В комнату заглядывал Лейтенант, раз от разу все нетерпеливее. Душечка закончила, посмотрела на меня:
– Ну?
– Эта история – самое сердце тех документов, которых мне не хватает. Именно за этой историей я охочусь и еще кое за чем. Душелов дала мне понять, что секрет оружия, которое мы ищем, скрыт в этом рассказе.
– Рассказ не закончен.
– Да. Но разве подумать над ним не стоит?
– У тебя есть какие-нибудь мысли насчет того, кто писал их?
– Нет. И никакого способа выяснить. Разве что отправиться на поиски этого писателя. Или писательницы. – На самом деле у меня имелись кое-какие подозрения, но… одно невероятнее другого.
– Письма поступают регулярно и быстро, – заметила Душечка. – После стольких лет.
Мне показалось, что одно из моих подозрений пришло в голову и ей – «после стольких лет».
– Гонцы полагают, что писались эти послания в течение долгого времени, а отправлялись одно за другим.
– Интересно, но не слишком полезно. Пока мы не получили остальных писем.
– Но поразмыслить над ними не мешает. Особенно над концовкой последнего. Не могу ничего разобрать. А понять надо. Это может оказаться важным. Если только эта белиберда предназначена не для того, чтобы сбить с толку тех, кому письмо может попасть в руки.
Душечка вытащила последний лист, глянула на него. Лицо внезапно озарилось.
– Это язык жестов, Костоправ, – объяснила она. – Буквы. Видишь? Говорящая рука показывает буквы.
Я глянул через ее плечо. Теперь я увидел – и ощутил себя неимоверным идиотом, что не догадался сам. Как только появился ключ, слова прочитались легко.
Это мое письмо может оказаться последним, Костоправ. Я должен сделать кое-что, и риск очень велик. Шансы против меня, но я обязан попытаться. Если вы не получите завершающего письма, о последних днях Боманца, вам придется забрать его самим. Один экземпляр я спрячу в доме колдуна, как написано здесь. Второй – вы найдете в Весле, у кузнеца по имени Песок.
Пожелайте мне удачи. К нынешнему времени вы, должно быть, нашли уже безопасное убежище. Я не пытался бы выгнать вас оттуда, если бы от этого не зависела судьба всего мира!
Подписи опять не было.
Мы с Душечкой воззрились друг на друга.
– Какие мысли? – спросил я. – Что мне делать?
– Ждать.
– А если следующих писем не будет?
– Идти и искать.
– Гм…
Ужас. Весь мир ополчился против нас. Налет на Ржу привел Взятых в состояние мстительной ярости.
– Это великая надежда, Костоправ.
– Курганье, Душечка. Только Башня может быть опаснее.
– Отправимся вместе?
– Нет! Тобой мы рисковать не можем. Ни при каких обстоятельствах. Восстание переживет потерю одного старого лекаришки. Без Белой Розы ему кранты!
Душечка крепко обняла меня, отстранилась, вздохнула:
– Я не Белая Роза, Костоправ. Та уже четыре века мертва. Я Душечка.
– Наши враги зовут тебя Белой Розой. Наши друзья зовут тебя Белой Розой. В имени есть сила. – Я изобразил несколько букв. – В этом все дело. В имени. Ты должна быть тем, кем тебя зовут.
– Я Душечка, – настаивала она.
– Для меня – может быть. Для Молчуна. Еще для нескольких наших. Но для всего мира ты Белая Роза, надежда и спасение.
Мне пришло в голову, что имени-то у нее и нет. Того, что носила Душечка, прежде чем прибилась к Отряду. Для нас она осталась Душечкой, потому что так ее звал Ворон. Знает ли она свое истинное имя? Если и так, это уже не важно. Она в безопасности. Она последняя из живущих, кто его помнит. В разграбленной войсками Хромого деревушке, где мы нашли ее, вряд ли велись записи рождений.
– Иди, – велела она. – Смотри. Думай. И надейся. Скоро ты где-нибудь отыщешь нить.
