Четверо южан обливались холодным потом и тряслись. Они не понимали, что происходит, но то, что видели, им явно не нравилось. Впрочем, до них быстро дошло, что помочь нам – это единственный способ выжить.

– Гоблин! – крикнул я засевшему наверху колдуну. – Еще не видишь их?

– Уже почти. Сосчитай до пятидесяти – и давай.

Я принялся считать – медленно, не давая себе ускориться. Мне было страшно ничуть не меньше, чем этим южанам.

– Есть!

Гоблин скатился вниз. Мы выбежали из трактира и рванули к сараю, где уже ждала запряженная повозка, и с криками помчались по дороге на юг, изображая команду из восьми солдат, едва не застигнутую врасплох. Преследователи остановились, быстро обсудили ситуацию и двинули за нами. Я заметил, что Хромому приходится подгонять своих. Вот и хорошо, что эти люди не торопятся выяснять отношения с бывшими приятелями.

Я занял место в хвосте кавалькады, за Гоблином и Одноглазым, который правил упряжкой. Гоблин держал свою лошадь бок о бок с телегой.

Мы достигли того изгиба дороги, где она начинала взбираться по лесистому холму к югу от трактира. Хозяин говорил, что леса тянутся на многие мили. Сам он ушел вперед вместе с Молчуном, Волом и южанами.

– Эгей! – закричал кто-то сзади.

Мимо промелькнул клочок красной материи. Одноглазый встал на телеге и, не выпуская вожжей, изготовился для прыжка. Гоблин пришпорил лошадь, та поскакала впритирку с повозкой. Одноглазый прыгнул.

На какой-то миг я испугался за него. Он едва не промахнулся. Ноги Одноглазого волоклись по дорожной пыли, но вот он подтянулся и, уже лежа на животе позади своего друга, обернулся ко мне, ожидая моей улыбки.

Я улыбнулся.

Телега налетела на заранее подготовленное бревно, подскочила, перевернулась. Лошади страшно заржали, силясь удержаться, но не смогли. С громом и треском повозка слетела с дороги, ударилась о деревья и под хрип и отчаянное ржание лошадей развалилась на куски. Люди, опрокинувшие ее, немедленно скрылись.

Я бросил своего коня вперед, обогнал Ростовщика и Гоблина с Одноглазым и закричал южанам, чтобы убирались к чертовой матери.

Через четверть мили я резко свернул на тропу, о которой говорил трактирщик, и углубился в лес, чтобы меня не могли увидеть с дороги. Здесь надо было дождаться Одноглазого. Наконец он появился, и мы быстро поскакали обратно к трактиру.

Сверху над нами Хромой и его банда прогрохотали к тому месту, где лежала развалившаяся телега. Лошади все еще ржали от боли и ужаса.

Началось.

Крики, визг, смерть. Шипение и рев колдовских заклятий. Я и не чаял, что у Молчуна есть какие-то шансы, но он вызвался сам. Телега предназначалась для того, чтобы отвлечь Хромого и дать моим товарищам возможность дружно атаковать его.

Когда мы выскочили на открытую местность, сзади все еще доносился приглушенный расстоянием шум драки.

– Все не так плохо, – прокричал я. – Иначе бы кончилось гораздо быстрее.

На самом деле я не испытывал оптимизма, который пытался изобразить. Мне не хотелось, чтобы продолжалась эта драка. Я бы предпочел, чтобы наши нанесли мощный удар и отскочили, а Хромой отошел бы к трактиру – зализывать раны.

Мы загнали лошадей в сарай и направились в свое укрытие.

– Знаешь, – пробормотал я, – нас бы тут не было сейчас, если бы Ворон его прикончил.

Давным-давно я участвовал в захвате Шепот, когда она пыталась переманить Хромого на свою сторону. Так вот, у Ворона была фантастическая возможность расправиться с ним. Ворон не смог, хоть и имел счеты с этим Взятым. А теперь по милости бывшего приятеля нам никак не отделаться от опаснейшего врага.

Ростовщик зашел в свинарник, где в соответствии с первоначальным замыслом мы установили наскоро сработанную легкую баллисту. Гоблин произнес простенькое заклинание и уподобился борову, неотличимому от прочих обитателей свинарника. Я, вообще-то, хотел, чтобы он держался от баллисты подальше. Сомневался, что она нам понадобится.

Мы с Гоблином взбежали наверх, чтобы наблюдать за дорогой и кромкой леса на востоке. По плану Молчун должен был помчаться в том же направлении, что и южане (чего он своевременно не сделал), потом лесом пробраться к опушке и посмотреть, что творится в трактире. Я надеялся, что кто-нибудь из людей Хромого повиснет на хвосте у южан. Парням на этот счет не было сказано ни слова, но я молил Бога, чтобы у них хватило здравомыслия не останавливаться ни на секунду.

– А вот и Молчун! – сказал Гоблин. – У него получилось.

Вскоре показались люди. А кто они – мне было не разглядеть.

– Только трое, – пробормотал я. Значит, четверо остались там. – Проклятье!

– Сработало, – сказал Гоблин. – Иначе бы они вообще не появились.

Это меня не успокоило. Мне нечасто приходилось командовать в бою, и я не набрался опыта в этом деле. Не научился преодолевать ощущения, которые возникают, когда погибают люди, выполняя твои приказы.

– А вот и эти.

Из леса выехали всадники. Они двигались по Колдобинскому тракту среди удлиняющихся теней.

– Шестеро, – сказал я. – Нет, семеро. Должно быть, не погнались за теми ребятами.

– Похоже, им сильно досталось.

– Эффект внезапности. Хромой с ними? Можешь сказать?

– Нет. Вон тот… Аса! Черт, да это же старина Шед, на третьей лошади, а следом – хозяин трактира.

Что ж, уже малость легче. Они потеряли половину своих, а я – только двух человек.

– А что будем делать, если Хромой не с ними? – спросил Гоблин.

– Что-нибудь придумаем.

Молчун уже исчез с дальней опушки.

– Он там, Костоправ. Рядом с хозяином трактира. И вроде без сознания.

На такое я и надеяться не смел. Хотя действительно было похоже, что Взятый в отключке.

– Спускаемся.

Через трещину в ставне я увидел, как они въехали на двор. Единственным целым и невредимым среди них был Аса: руки привязаны к седлу, а ноги – к стременам. Один из людей слез с лошади, развязал Асу и приставил к боку нож. Коротышка намек понял и помог спешиться остальным. Да, все они изрядно пострадали. Шед вообще непонятно каким чудом был еще жив. Толстый трактирщик выглядел немного лучше, его просто сильно поколотили.

Подчиняясь команде, Аса и толстяк сняли Хромого с лошади. Тут я чуть не вскрикнул. Взятый почти полностью лишился правой руки, у него было еще несколько серьезных ран. Но он, без сомнения, оклемается, если сможет отлеживаться под охраной своих людей. Взятые – народ живучий.

Аса с толстяком направились к двери. Хромой обвис, как мокрая тряпка. Человек с ножом толкнул дверь.

Хромой очнулся.

– Нет! – пискнул он. – Ловушка!

Аса с толстяком бросили Хромого на землю. Закрыв глаза, Аса метнулся в сторону. Трактирщик резко свистнул, и свора его собак с шумом выскочила из сарая.

Гоблин с Одноглазым выпрыгнули на улицу. Я рванулся к Хромому, пытавшемуся подняться на ноги.

Мой клинок вонзился в культю Взятого. В воздухе мелькнул его оставшийся кулак – и я получил удар в живот.

Из меня разом вышел весь воздух, я едва не лишился чувств. Осел на землю, держась за живот и почти не воспринимая окружающую обстановку.

Мастифы, добравшись до людей Хромого, с дикой яростью принялись их терзать. Несколько псов бросилось на Взятого. Хромой наносил кулаком удары, каждый из которых оказывался для очередной собаки смертельным.

Одноглазый с Гоблином обрушили на Хромого все, что у них было. Но тому их колдовство оказалось не страшнее летнего дождика. Взятый без труда отбил атаку и, вмазав Одноглазому, развернулся к Гоблину.

Гоблин побежал. Хромой поковылял за ним. Уцелевшие мастифы повисли у него на заднице.

Гоблин метнулся к загону для свиней, но не добрался и растянулся в грязи, поскользнувшись. Хромой навис над ним, занес убийственный кулак.

Копье Ростовщика пробило ему грудную клетку и на три фута вышло из спины. И вот он стоит, шатаясь, маленький истерзанный человек в коричневом, держится рукой за древко. Казалось, все его внимание сосредоточилось на этом копье. Гоблин откатился в сторону. А Ростик в сарае снова зарядил баллисту, и из ворот вылетел новый снаряд.

Бац! На этот раз копье пробило Хромого и полетело дальше. Удар сбил Взятого с ног. Собаки добрались до его глотки.

Мне удалось наконец вздохнуть. Я поискал глазами свой меч. И тут услышал визг, он доносился футов с двухсот, из канавы, заросшей ежевикой. Возле кустов с рычанием носилась собака.

Аса. Не нашел себе другого укрытия.

Я кое-как поднялся. Толстяк помог встать на ноги Одноглазому, потом подхватил чей-то меч, и втроем мы окружили Хромого. Он вяло корчился в грязи. Маска сбилась набок, и нашему взору открылось обезображенное лицо. Взятый не мог поверить в случившееся. Он слабо отмахивался от мастифов.

– Все напрасно, – сказал я ему. – Бумаг здесь давно нет.

– А это за моего брата, – произнес толстяк и взмахнул оружием.

Но от побоев трактирщик был еле жив, он практически не нанес вреда Взятому.

Хромой попытался ответить, но у него тоже не осталось сил. Он понимал, что умирает. После стольких веков. Тот, кто пережил Белую Розу и спасся от гнева Госпожи, преданной им в битве при Розах и в Облачном лесу.

Глаза закатились, и я догадался, что он умоляет мамочку о помощи.

– Добейте его скорее, – сказал я. – Он зовет Госпожу.

Мы рубили и кололи, собаки рычали и рвали мясо зубами. Но Хромой упорно не хотел умирать. Даже когда мы совсем выбились из сил, колдун все еще подавал признаки жизни.

– Давайте оттащим его на задний двор.

Мы так и сделали, и там я обнаружил Шеда, который лежал на земле рядом с теми, кто раньше служил в Черном Отряде. Я поднял взгляд на заходящее солнце и увидел, что к нам приближается Молчун. За ним следовали Крутой с Маслом. Эти двое выжили – все легче на душе. Сколько я помню, они были друзьями неразлейвода. Невозможно себе представить, чтобы один уцелел, а другой – нет.

– А Вол – все?

– Да, – сказал толстяк. – И Шед. Это надо было видеть. Они выскочили на дорогу и стащили колдуна с лошади. Вол оттяпал ему руку. Вдвоем уложили четверых.

– Вол?

– Кто-то развалил ему череп. Как дыню.

– Кегля?

– Затоптали до смерти. Но и он тоже постарался.

Я тяжело опустился подле Шеда. Одноглазый тоже присел рядом.

– Как же ты не уберегся? – спросил я тавернщика.

– Слишком растолстел, чтобы быстро бегать. – Он с усилием улыбнулся. – Никогда не чувствовал себя солдатом.

– Что скажешь, Одноглазый?

Одного взгляда на Шеда было достаточно, чтобы понять: я здесь бессилен.

Одноглазый покачал головой.

– Двое чужих еще живы, Костоправ, – сказал Гоблин. – Что с ними делать?

– Несите внутрь, я залатаю.

Они были нам братьями. То, что Взятые превратили их в наших врагов, еще не означало, что я не обязан им помочь.

Рядом возник силуэт Молчуна, в неверном сумеречном свете казавшийся еще выше.

– Маневр, достойный Капитана, Костоправ, – показал он знаками.

– Да уж…

Я смотрел на Шеда. Случившееся тронуло меня даже больше, чем можно было ожидать.

Передо мной лежал человек. Он опустился на самое дно, но потом пробил себе дорогу назад, к свету, и заслужил уважение. И теперь этот человек гораздо достойнее меня. Потому что, определив себе нравственные ориентиры, он держался их до конца, даже ценой собственной жизни. И часть своей вины – пусть и малую – он искупил.

Погибнув на войне, которая, в сущности, была для него чужой, он сделал еще одно доброе дело. Стал для меня своего рода священным символом, примером до конца моих дней.

Перед смертью Шед открыл глаза.

– Все получилось? – спросил он.

– Получилось, Шед. Благодаря тебе и Волу.

– Хорошо. – Улыбаясь, он смежил веки.

– Эй, Костоправ, – окликнул меня Крутой. – Что думаешь делать с этим вертлявым гаденышем?

Аса все еще торчал в кустах смородины, взывая о помощи. Вокруг рыскали собаки.

– Кинь в него пару дротиков, – проворчал Одноглазый.

– Нет, – еле слышно прошептал тавернщик. – Отпустите его. Он был моим другом. Хотел вернуться к вам, но его схватили. Отпустите.

– Будь по-твоему, Шед. Крутой! Вытащи его оттуда, и пускай катится на все четыре стороны.

– Что?

– Я все сказал. – Я снова повернулся к Шеду. – Ты доволен?

Он ничего не ответил. Уже не мог. Но старина Шед улыбался.

– По крайней мере, – сказал я, поднявшись, – хоть кто-то погиб так, как хотел. Масло, достань лопату.

– Но, Костоправ…

– Найди чертов заступ – и за работу. Молчун, Одноглазый, Гоблин – в дом. Надо решить, что делать дальше.

Снаружи почти стемнело. По прикидкам Лейтенанта, через несколько часов Госпожа будет в Опушке.