В пределы равнины мы с Госпожой вступили через двенадцать дней после воздушного сражения над Лошадью. Ехали верхом на полудохлых клячах по старой тропе, право свободного прохода по которой обитатели равнины обычно уважают. В обтрепанной дорожной одежде Госпожа уже не была красавицей. Не старая карга, конечно, но и внимания особого она не привлекала.

Мы двигались по равнине. По самой пессимистической оценке, Великая Скорбь подмоет Великий курган через три месяца.

Менгиры обнаружили наше присутствие. Я ощутил их взгляды почти сразу же, а Госпожа ничего не замечала, пришлось показывать ей камни. Ради этой поездки она решилась отключить все области своего восприятия, кроме чисто физических. За время путешествия ей предстоит вспомнить, как живут смертные. Это нужно, чтобы не наделать ошибок в Норе.

Смелая женщина.

Надо быть смелым, чтобы сыграть с Властелином на его собственном поле.

Маячащих в отдалении менгиров я игнорировал, сосредоточившись на обычной жизни равнины, вскрывая тысячи крохотных ловушек, которые могли бы выдать Госпожу в женщине, что ехала рядом со мной. Так всегда делают, когда на равнину приходит посторонний. Ничего необычного.

На третий день нас едва не застала буря перемен. Госпожу буря потрясла.

– Что это? – спросила она.

Я, как мог, объяснил. Приплел теории, какие только слышал. Она, разумеется, знала все это и без меня, но… лучше один раз увидеть.

Вскоре после этого мы наткнулись на первый коралловый риф. Это значило, что мы забрались в самое сердце равнины, в гущу кошмаров.

– Каким именем ты воспользуешься? – спросил я. – Мне бы к нему привыкнуть.

– Думаю, Ардат. – Она усмехнулась.

– У тебя жестокое чувство юмора.

– Возможно.

Казалось, изображать обычную женщину доставляет ей удовольствие. Точно любовница вельможи, гуляющая по кабакам. Мы даже готовили с ней по очереди – к вящей скорби моего желудка.

Интересно, что думали о наших отношениях менгиры? Несмотря на все усилия, холод формальности растопить было не так-то легко. Самое большее, что мы могли изобразить, – товарищество, и уж этому менгиры точно удивлялись. С каких это пор мужчина и женщина путешествуют вместе, а спят врозь?

Вопрос о том, чтобы довести достоверность роли до такой степени, пока не вставал – к счастью. При одной мысли об этом меня охватывал такой ужас, что встать мог разве что вопрос.

Вскарабкавшись на гребень холма в десяти милях от Норы, мы наткнулись на очередного менгира. Тот стоял себе у дороги и ничего не делал – двадцать футов ненормальной горной породы.

– Это и есть говорящий камень? – спросила Госпожа тоном усталой туристки.

– Ага. Эй, валун, я вернулся.

Менгир промолчал. Мы прошли мимо. Когда я оглянулся, камня уже не было.

Изменилось не многое. Однако, перевалив через гребень последнего холма, я обнаружил у ручья лес бродячих деревьев. Брод охраняла толпа менгиров, как живых, так и мертвых; среди них носились вывернутые верблюдокентавры. Праотец-Дерево стоял в гордом одиночестве и звенел, хотя был полнейший штиль. Под клочковатыми облачками одиноко парила сарычеобразная птаха – возможно, та самая, что уже несколько дней следила за нами. Но человеческого присутствия – ни следа. Куда Душечка дела свою армию? Не в Нору же запихнула?

На мгновение меня охватил страх, что крепость оставлена. Но когда мы переехали через ручей, из кораллов вышли Эльмо и Молчун.

Я ласточкой слетел с коня и сграбастал их обоих в охапку. Обнимались молча. Ни единого вопроса – в лучших традициях Черного Отряда.

– Проклятье! – прошептал я. – Проклятье, как же хорошо снова видеть ваши рожи. Я слыхал, что вас на западе в порошок стерли.

Эльмо с легким любопытством глянул на Госпожу.

– Ох… Эльмо, Молчун, – это Ардат.

Она улыбнулась:

– Очень приятно познакомиться. Костоправ так много о вас рассказывал.

На самом деле я ни слова не промолвил. Правда, она-то читала мои Анналы. Спешившись, она протянула руку, и мои товарищи обалдело пожали ее, – по их понятиям, обращаться на равных можно было только с Душечкой.

– Ну, пошли вниз, – сказал я. – Мне тысячу новостей надо сообщить.

– Да-а? – произнес Эльмо.

В сочетании со взглядом на дорогу за моей спиной это подразумевало многое. Кое-кто из ушедших со мной не вернулся.

– За нами гналась половина Взятых. Нас разметало, я так и не смог никого отыскать. Но об их поимке тоже не слыхал. Пошли вниз. Надо доложить Душечке. Новости невероятные. И дайте пожрать чего-нибудь. Приходилось есть стряпню друг друга, а из моей спутницы повар еще хуже, чем из меня.

– Брр. – Эльмо вздрогнул и огрел меня по спине. – И ты жив?

– Да, я крепкий старый стервятник, Эльмо. Пора бы запомнить. Черт, я… – Я понял, что несу уже полный бред, и ухмыльнулся.

– Добро пожаловать домой, Костоправ, – прожестикулировал Молчун.

– Давай, – подбодрил я Госпожу, когда мы достигли входа в Нору, и взял ее за руку. – Пока глаза не привыкнут; темно тут, как в могиле. И приготовься к вони.

О боги, какая мерзость! Тут и навозный червь задохнется.

Внизу бурлила жизнь. Когда мы проходили мимо, наступала внимательная тишина, за нашими спинами шум возобновлялся. Молчун вел нас прямо в зал совещаний. Эльмо откололся по дороге – пошел добывать нам обед.

Когда мы входили, я заметил, что все еще цепляюсь за руку Госпожи. Та улыбнулась мне, но в улыбке было больше нервного ожидания. Говорите мне теперь про поход в логово дракона. Я слегка пожал ей руку – такой уж я смелый.

Душечка выглядела измотанной. Как и Лейтенант. Было там еще с дюжину человек, почти все незнакомые. Видимо, они явились после того, как имперцы эвакуировали войска с периметра равнины.

Душечка надолго припала ко мне. Так надолго, что я покраснел. Мы с ней, вообще-то, к излияниям чувств не склонны. Наконец она отпустила меня и глянула на Госпожу с некоторой ревностью.

– Это Ардат, – показал я. – Она поможет мне переводить. Хорошо знает древние языки.

Душечка кивнула, не задавая вопросов. Уж настолько мне тут доверяют.

Принесли еду. Эльмо приволок стол и табуреты, выгнал всех, кроме меня, Лейтенанта, Молчуна и Госпожи, – да еще сам остался. Госпожу он тоже хотел отослать, но не решился.

Пока мы ели, я урывками, когда рот и руки были свободны, рассказывал свою историю. Было несколько трудных моментов, особенно когда я сообщил Душечке, что Ворон еще жив. Теперь, задним числом, я полагаю, что для меня это было тяжелее, чем для нее. Я ожидал, что она разволнуется или сорвется в истерику. Ничего подобного не случилось.

Вначале она просто отказалась мне верить. Я понимал – Ворон до своего исчезновения был центром ее мира. Она не могла представить, чтобы он включил ее в величайший спектакль своей жизни ради того, чтобы пошарить вокруг Курганья. Это казалось бессмысленным – Ворон никогда не лгал ей.

Я тоже не видел тут смысла. Но, как я уже отмечал, у меня возникало подозрение, что в этой истории есть двойное дно. Я догадывался, что Ворон бежал не к чему-то, а от чего-то.

Спорила Душечка недолго. Она не из тех, кто неспособен признать неприятную истину. С этой болью она справилась лучше, чем я ожидал, – возможно, худшее уже отболело много лет назад.

Однако нынешнее состояние Ворона ничуть Душечку не успокаивало, а она и без того находилась в расстроенных чувствах после поражения под Лошадью – предвестника поражений более серьезных. Она уже подозревала, что ей придется сражаться против имперцев без помощи тех сведений, за которыми меня посылали.

Всеобщее уныние я вызвал, объявив о провале миссии и добавив:

– Из достоверных источников мне известно: того, что мы искали, в бумагах просто нет. Хотя я не могу быть уверен, пока мы с Ардат не закончим наше дело.

Зато я кратко пересказал то, что вычитал в бумагах Ворона перед тем, как потерять их.

Прямой лжи я не допускал. Потом, когда правда раскроется – а она раскроется, – обмана мне не простят. Я только опустил некоторые детали. Даже рассказал о плене, допросе и заключении.

– Так какого дьявола ты делаешь здесь? – осведомился Эльмо. – Почему ты вообще жив?

– Нас отпустили. Меня и Ардат. После той заварушки под Лошадью. Это было сообщение. Со мной передали другое.

– И какое?

– Если только вы не глупы и не слепы, то должны были заметить, что вас не атакуют. Госпожа приказала прекратить все боевые действия против мятежников.

– Почему?

– Не хочет тратить силы. Властелин снова зашевелился.

– Кончай, Костоправ. Мы с ним разделались еще под Можжевельником.

– Я был в Курганье. Видел сам. Лейтенант, эта тварь скоро вырвется. Одно из ее созданий уже на свободе и, возможно, гоняется сейчас за Одноглазым с товарищами. Меня Госпожа убедила. Властелин вот-вот сорвется с цепи – и это будет пострашнее Можжевельника. – Я повернулся к Госпоже. – Ардат, как мы там считали? Я сбился со счета на равнине. Когда мы выезжали, оставалось девяносто дней.

– Сюда вы добирались восемь, – подсказал Эльмо.

Я поднял бровь.

– Менгиры.

– Ну да, конечно. Восемь дней. Из девяноста – это в худшем случае. Через восемьдесят два дня Великий курган отворится. – И я подробно рассказал, как разливается река Великая Скорбь.

Лейтенанта я не убедил. Эльмо – тоже. И я не винил их. Госпожа коварна, и замыслы ее хитроумны. А наши поганцы всех судят по себе. Я не входил в миссионерский раж – я и сам не до конца верил в грядущую катастрофу.

Верят мне эти двое или нет – не важно. Решения принимает Душечка.

Она потребовала, чтобы вышли все, кроме меня. Я попросил Эльмо показать Ардат подземелье и подыскать ей комнату. Он глянул на меня искоса, – как и все остальные, он подумал, что я подружку домой приволок.

Мне с трудом удалось удержаться от улыбки. Столько лет меня изводили из-за романтической чепухи, что я кропал, когда мы только-только поступили к Госпоже на службу. А теперь я привел Госпожу в свой дом.

Мне казалось, что Душечка захочет поговорить о Вороне. Я не ошибся, но меня здорово удивило, когда пальцы ее показали:

Сообразительная чертовка.

Я постарался описать все подробности, как известные, так и домысленные. Язык знаков – очень медленное дело, но Душечка оставалась спокойна и терпелива – то, что творилось в ее душе, никак не проявлялось внешне. Мы перешли к ценности вороха бумаг, лежащего в моей комнате. Вернее, к отсутствию таковой. О Вороне она не сказала ни слова. Как и об Ардат, хотя моя спутница явно не выходила у нее из головы.

– Госпожа права в том, – показала Душечка, – что, когда Властелин готов восстать, старые свары отступают. Меня беспокоит другое: реальна ли угроза? Или это всего лишь хитроумная интрига, на которую, как мы знаем, Госпожа способна?

– Реальна, – ответил я. – Меня убедил Ворон. Он был уверен в этом задолго до того, как у слуг Госпожи появились первые подозрения. Насколько я знаю, их убедили именно собранные им свидетельства.

– Гоблин и Одноглазый – они живы?

– Так я и думала. – Душечка кивнула.

– Но я убежден – она искренна. Властелин представляет опасность более грозную и близкую. А предусмотреть, каким способом она может предать нас, несложно.

Я понял: меня отсылают еще до того, как мы добрались до причины этой приватной беседы. Лицо у Душечки было каменное. Что творится за камнем – не разберешь. Я медленно двинулся к дверям.

– Костоправ, постой, – показала она.

Я остановился. Начинается.

Проклятье! Опять меня обошли. Холодок по спине. Чувство вины. Я не хотел врать Душечке в лицо.

– Просто женщина.

Я снова поднялся, молча кивая. Она не задерживала меня, пока я не начал открывать дверь.

Она приказала сесть – я подчинился. Душечка осталась на ногах.

– Ты думаешь, что я холодно отношусь к новостям, – показала она, расхаживая по комнате. – Тебе неприятно, что я встретила весть о том, что Ворон жив, без особенной радости.

Я изумленно смотрел, как она мечется.

– Наш Ворон. Он так и не вырос. Неколебим как скала. Лишен малейших следов обезволивающей совести. Силен. Хитер. Жёсток. Жесток. Все это, и сверх того. Так? Так. И трус.

Душечка кипела. Она раскрывала тайны, выплескивая наружу то, что я знал прежде лишь по смутным, расплывчатым намекам.

– Не защищай его, – говорила она. – Я не преминула выяснить. Он бежал из Черного Отряда. Ради меня? Это был повод, а не причина. Он боялся привязанности. Почему он подобрал меня в той деревне? Чувствовал себя виноватым оттого, что бросил собственных детей. Я была безопасным ребенком. И, оставаясь ребенком, я оставалась безопасной – вклад капитала чувств. Но я выросла, Костоправ. И все эти годы для меня не существовало другого мужчины.

Я вспомнил Госпожу, вспомнил ее судьбу и кивнул. Ответить было нечего.

Искать Молчуна не понадобилось – он ждал в зале совещаний. Я посмотрел заходящему в ее комнату колдуну в спину, раздумывая, мерещится мне или это предвидение.

Душечка дала мне немало поводов для размышлений.