Глава восемнадцатая
Трудный путь к Таймуре
Ох, и сложная ты нравом, речка Батоби!
Через каждую пару километров меняешься… Теперь мне стало понятно, почему Ильяс Сарсембаев не хотел добираться к отъезжей избе по ней, следуя против течения. Сплавляться с вырубленным мотором вполне можно, сберегая винты на мелях, пусть они почти у всех поселковых и защищены решётчатыми кожухами. Двигаясь вверх, подвесник не выключишь.
Стояла жаркая безветренная погода. Повылазило много мошкары, комарья и даже оводов-паутов, пик активности которых уже прошёл. Хорошо, что запаслись репеллентами.
А ещё здесь очень много амиканов.
В самом начале пути мы увидели медведицу с пестуном, переплывающую реку. Первой вышла на берег мамаша, дождалась своё чадо, и уже вместе они вломились в лес.
Через пару часов после того, как лодки вышли из старицы основного русла, течение Батоби совсем ослабло, река стала шире, появились мелкие песчаные перекаты и множество островов. На одном из длинных мелких перекатов моторы пришлось заглушить, флотилия медленно пошла сплавом. Путь новый, а направились мы по нему по настоянию Димы Новикова. Признаться, мне тоже не хотелось возвращаться прежним путём. Одна лишь мысль о том, что опять придётся корячиться на волоке, заставляла вздрагивать. По Батоби путь длиннее, но зато без экстрима и подвигов первых мангазейских казаков. Выскочим на Таймуру немного выше, и вниз по течению, к Глухарям.
Здесь настоящий медвежий край, кругом большие и маленькие следы, они видны на каждом плёсе. За очередным поворотом взору открылась необыкновенная картина. На зеленой пойменной террасе острова, густо поросшей сочным диким луком, спиной к проплывающим сидел здоровенный медведь. Зверь спокойно и очень аппетитно лакомился лучком, срывая его, тщательно отряхивая от земли и большими пучками отправляя в пасть.
Я почти шепотом произнес «пятый», показывая рукой на медведя, и на всякий случай подтянул автомат поближе. Все притихли. Сарсембаев достал маленький фотоаппарат. Караван медленно несло течением к хозяину тайги, который пока не замечал приближающиеся в тишине лодки.
И когда до зверя осталось метров тридцать, Гумоз вдруг громко его окликнул:
— Эй, мужик, ты чего здесь делаешь, а?!
Огромный хищник медленно обернулся, зажав в правой лапе целый сноп дикого лука, затем отвернулся, как ни в чём не бывало, машинально сунув пучок в пасть. И снова обернулся, но уже резко, необычайно легко для его размера и веса, вскочил и, как подорванный, бросился наутек в сторону коренного берега. Там он поскользнулся на мокрой илистой гальке, грохнулся всей тушей, поднялся и, наконец, скрылся в береговых зарослях. Фотоавтомат Ильяса беспрерывно сверкал фотовспышкой. Экипажи веселились вовсю, подгоняя мишку улюлюканьем.
Пока что никаких серьёзных эксцессов. Спокойное тихое плавание с попутными зрелищами и театральными представлениями. Это из хорошего. А из плохого вот что: петляет Батоби страшно, не русло, а сплошные складки, плотные, как спрессованные кишки.
Демьян Везунчик, будь он неладен, угодил в гвардейский экипаж илимки, и это тоже из плохого — достал он нас с Гумозом до самой крайности… Спасённый моторист промприбора постоянно ныл, жаловался на жизнь-судьбу, подорванное на прииске здоровье и гестаповцев-охраников, которых он парадоксальным образом почему-то называл жидами.
— А этот ваш поселковый участковый сильно лютует? Что за мент, законник или договорной?
— Да кому ты сейчас нужен, обормот, — какое-то время успокаивал его Сомов.
— Им лишь бы палку в отчёт поставить… Заметут меня!
— Здесь ныряй и дуй пешком на Красноярск. Ребята рассказывали, что если через сопки, то полдня ходу, — ржал Мишка.
— Шуткуешь? Может, вы меня укроете? Отработаю…
И далее в том же духе. Он то замолкал, то начинал снова, и не только с просьбами, но и с угрозами, с упоминанием каких-то лютых авторитетов из группировок, которые, естественно, спят и видят, как бы за него вписаться.
Недавно этот идиот потерял Мишкину пальму, которую тот ему дал для защиты, устав выслушивать стоны о своей полной беззащитности. Усевшись на носу, Демьян принялся тыкать ножевидным клинком в воду, стараясь подцепить водоросль или рыбину. Вот и доигрался.
Я сразу остановил илимку, впереди по радиокоманде встала и «Обь».
— Доставай, — коротко приказал Гумоз, нехорошо улыбаясь.
— Я тебе что, Ихтиандр из кино, чтобы по приказу жемчуга со дна тягать! Там холодильник, а я чихаю!
— Ах ты падла!
Мне подумалось, что Гумоз просто набьёт ему морду, но идейный бич-философ превзошёл все ожидания! Сомов тут же по-комиссарски выхватил из кобуры наган и выпалил у Везунчика над ухом!
Тот уже традиционно завыл голодным волком, а мне опять пришлось хватать радиостанцию и докладывать промысловикам, что здесь идёт не война, а нормальный воспитательный процесс. Утерянная пальма была найдена и доставлена на борт с четвёртой попытки. На том скандалы не закончились и, хотя температура воды в реке на самом деле была вполне нормальная, а день тёплым, Демьян начал трястись и скулить с обещаниями в кратчайший срок помереть от лютого холода.
Чуть не присоединившись к избиению младенцев, я сообщил о скандальном происшествии мужикам, и мы вынужденно встали лагерем на каменистом островном пляже — чего теперь делать, надо сушить идиота. Стояли, впрочем, недолго, надежда до наступления ночи успеть подобраться хотя бы к Глухарям ещё сохранялась. Пока этот недотёпа сушил одежду на костре из наскоро собранного плавника, Ильяс, имеющий интерес к этому занятию, побродил по бережку, обошёл весь островок и насобирал полведра яшмы, халцедонов и агатов! Богатый край — Эвенкия, чего тут только нет.
После привала отправились дальше — начинался новый участок реки, и здесь не узнать Батоби! Берега красивейшие, высокие. Попадались очень причудливые скалы, похожие на древние развалины рыцарских замков, с ними чередовались пологие, покрытые хвойным лесом. И над всем этим нависало невероятно красивое северное небо. Эти низкие облака, подсвеченные уже опускающимся солнцем и отраженные в зеленоватой воде, буквально завораживали.
Погода продолжала радовать. Но что-то в ней всё-таки тревожило Мишку Сомова. Поглядывая на появившиеся перистые облака, блестящие под солнцем, он после прохождения очередного переката сказал:
— Пора бы, однако, ночной причал искать, скоро накроет.
Я передал прогноз на «обушку», и опытные мужики с этим выводом согласились.
День уже начал клониться к вечеру, когда ещё недавно сонная Батоби начала втягиваться в трубу — горловину порога. Моторки подхватило течением и втянуло в узкую струю, зажатую между крутыми каменистыми берегами такой ширины, что лодки с трудом помещались. Шкиперам приходилось быть предельно внимательными, чтобы успеть перевести моторы на нейтраль, вырубить или вообще поднять сапог. Матросы держали в руках длинные шесты, в опасных местах отталкиваясь ими от берега. Это стремительное движение было похоже на затяжной плевок. Мы мгновенно пролетели по пенистому каналу метров сто, и вдруг он неожиданно закончился широким разливом реки, где успокоившаяся Батоби распадалась в рукава и протоки.
Лодки каравана встали рядом в затоне, а промысловики опять достали навигаторы.
— Хрен тут чего поймёшь, — вяло ругался Сарсембаев. — Космоснимки этого участка у американцев старые. Здесь три протока, смотри, а на самом деле, — он показал рукой вперёд, — не менее пяти!
Путаница была очевидна. В сильный паводок, скорей всего прошлогодний, который, по рассказам местных, таковым и был, река пробила себе дополнительные рукава. Течение в них есть, но там очень мелко, самоходом не пройти, придётся толкать.
— Да уж, у нас не стратегический район, — согласился Новиков, пялясь в экран своего прибора. — Поэтому и прииска на спутниковых снимках нет.
— Уже стратегический, — хмыкнул я.
— Ну, так-то да, скоро новых нащёлкают, — согласился Димка.
— Нащёлкают, вот только в свободной выкладки их не будет.
— Почему, Никита?
— Начнётся работа разведслужб.
— Ого! Это что же, нам скоро ещё и шпионов ловить придётся? — оценил новые перспективы Новиков.
— А то!
И опять начался совет ветеранов. Мужики сверяли карты, немного разные, что-то там прикидывали и уточняли. Мы с Гумозом в обсуждение не встревали, а туповатый Демьян, только что в очередной раз получив от Сомова в грудину за нытьё, помалкивал тем более.
— По идее, надо бы вправо, к скале. Глубина будет больше, — рассуждал Димка.
Они ещё немного посовещались, и караван было двинулся в путь, как возникло новое обстоятельство.
Громко залаял Шайтан, сделав уже характерную стойку.
Началось, появились… На берегу одной из дальних проток показались два прыгуна, как же далеко у этого пса добивает чуйка! Оценив расстояние, я даже автомат не взял, а промысловики, устроившись поудобней, открыли прицельную стрельбу, как на соревнованиях по варминту.
К слову, я заметил, что твари располагаются и мигрируют по тайге какими-то полосами. Своими тропами они ходят, часто не совпадающими со звериными, в чём есть опасность — не ожидаешь встречи. Зверь в тайге передвигается по кратчайшему пути, стараясь не набирать и не терять высоту. Твари же идут без правил… Где-то монстров больше, а где-то нет вообще. Но в одиночку они не мигрируют. Появилась одна тварюга — ищи поблизости других. Если же их долго не видно, значит, этот сектор относительно чист. Условно так: или медведи, или нечисть.
Через минуту один прыгун был убит, а второй, хорошо подраненный, уполз в заросли.
Перед входом в очередную трубу пришлось остановиться для перегруппировки.
— Никита, вставай в головные, — предложил Сарсембаев. — Илимка поуже, на ней проще на ходу проход искать, меньше вероятность закупорки.
Пожав плечами, я медленно вырулил к стремнине, поставил лодку на струю и почти сразу заглушил двигатель, слишком уж много камней, убью винт.
Гумоз и Демьян орудовали впереди шестами, отталкивая корпус от валунов и дна, я же с более коротким и толстым шестом работал, извините, тормозом. Крутые скалы с внимательно следившими за нами каменными останцами-жандармами нависали справа. Канал тянулся вдоль левого берега, при общей ширине протока не более пятнадцати метров. Илимка неслась вплотную к береговой террасе. Ветки кустов то и дело норовили ударить по лицу, приходилось быть очень внимательным, часто пригибаться. А вот хватать ветки на скорости нельзя, можно кисть обжечь.
Михаил старался заводить лодку туда, где шире, чтобы обеспечить проход следующей за нами почти вплотную «обушки». Демьян же, радуясь, что руки напарника заняты шестом, и в рыло он врезать не может, вообще не старался, действуя исключительно по громким окрикам Сомова.
До выхода из трубы оставалось совсем немного, впереди уже был виден затон, в котором соединялись все протоки, как произошло невероятное!
Раздался громкий треск, стук и какое-то чмяканье, илимка содрогнулась от сильного удара. Слева из взломанных зарослей ивняка с шумом выскочило что-то очень большое и страшное. Я, как и Сомов, машинально пригнулся, а когда поднял голову, то увидел, что Демьяна на борту нет.
Илимку начало разворачивать, вода напирала, и длинная лодка, зловеще проскрежетав по камням и песку, метров через пятнадцать встала боком. Идущая позади «Обь» целила носом прямо в корму илимки. Я вцепился руками в борт, но мужики успели отработать шестами, и «обушку» вынесло правее меня — прямо на берег, где она носом врезалась в густые заросли. Сидевший ближе к носу Новиков вылетел в воду.
Гумоз что-то надрывно кричал, срывая плеча «кедр», а я, выпучив глаза, смотрел на огромную тушу чудовища, приземлившегося после длинного и сильного прыжка через лодку на каменистой отмели.
Более всего оно было похоже на невообразимо огромную жабу тёмно-горчичного цвета с коричневыми пятнами огромных пупырей на броневой коже. Мощные задние лапы твари, развернувшись к зарослям, упиралась в камни, хотя прыгать ещё раз жаба не собиралась — добыча уже была в её пасти! Можно не прыгать, охота из засады удалась.
Только сейчас я смог понять, что кричит стоящий по колено в бурлящей воде Мишка.
— Куда стрелять, сука?!
Что делать? Выскочил на камни и отбежал в сторону, пытаясь увидеть как можно больше и ответить на этот вопрос.
— Куда, Никитос?!
Длины в ней метров пять. Когтей не заметил. Короткий треугольный хвост ритмично колотил по камням, голову из этой позиции я толком рассмотреть не мог, а огромную пасть не видел вообще.
— Куда?!
Зато хорошо видел ноги. Две скрюченные шевелящиеся ноги наполовину проглоченного человека.
— Твою мать! — отхаркнул я своеобразный боевой клич.
Монстр взял Демьяна с лодки, со спины, так же и заглотил, лицом вверх. И теперь моторист промприбора пытался зацепиться за грунт подошвами дешевых китайских сапог из зелёной резины и выбраться из живого капкана… Да что ж такое-то! Что за воплощённый кошмар?!
— Где башка? — орал Мишка.
Сделав ещё один шаг влево, я прикинул, где может находиться голова Везунчика, прицелился и почти в упор выпустил первую очередь из пяти-шести патронов. Тварь это почувствовала, однако эффект от попаданий, к нашему полному шоку, получился обратный ожидаемому. Жаба сильно вздрогнула, сжалась, а потом рывком выпрямилась, заталкивая добычу ещё глубже! Автомат добивал магазин. Щелчок, я быстро поставил новый, уронив пустой на камни.
Не знаю, мог ли Везунчик что-либо делать внутри руками. Вряд ли, ядовитая слюна твари и выброшенный навстречу порции еды желудочный сок уже сжигали голову, плечи и руки несчастного…
Теперь наружу торчали только дёргающиеся сапоги.
«Хорошо, что не впервой, — мелькнула мысль, — парализовало бы от ужаса».
— Ещё бей, мочи! — крикнул Сомов, возникая перед мордой твари с невесть откуда взявшейся в его руках пальмой.
Над отмелью звучал сочный мат.
Та-да-да! — простучал автомат. И ещё раз.
Хрясь! — клинок пальмы на две трети погрузился в правый глаз мерзкой твари! После чего Мишка воткнул пальму в край пасти и попытался сделать длинный надрез.
Правый глаз жабы щелисто глядел на меня, а из левого, располосованного пальмой, вытекала грязная жижа. Справа на бережок отмели с громкой матерной руганью выбирался вылезший из воды Новиков с ТТ в левой руке и вытаскивающий из ножен ещё и большой охотничий нож.
Я уже безнадёжно выпустил три коротких очереди по корпусу, когда Гумоз хрипло произнёс:
— Всё, пацаны, бесполезно.
С берега, в который врезалась «обушка», через шум в ушах возле кораллового пятна что-то раз за разом пробивались крики Сарсембаева.
— Не стой там! — рявкнул я. — Уходи! Сбрасывайся в воду и отойди ниже!
Новиков подошёл к туше, болезненно застонав, присел на корточки и, зажав ладонью нижнюю часть лица, начал в полном потрясении что-то шептать, медленно покачивая головой. Гумоз не отыскав, чем можно протереть клинок пальмы, собственные штанины благоразумно пожалел и направился к воде отмывать железо от чужеродной биологии.
— Сперва надо бы лодку на воду нормально поставить, — с трудом произнёс я пересохшим ртом.
Мишка и Димой заносили нос, а я с помощью шеста удерживал на месте корму. Через две минуты мы забрались в илимку, молча спустились через выход из трубы на полсотни метров ниже и встали на песчаном островке возле «Оби».
— Вот тебе и Везунчик, — молвил Новиков, надевая сухую тельняшку с длинными рукавами.
— Что теперь делать-то? — растерянно спросил Ильяс.
— Можно эту жабу вскрыть, тело вытащить… — неуверенно предложил Гумоз.
— Ноги по колено и полупереваренную кашу. Под слюной этой жабы камни чуть ли не шипели, — добавил я, поморщившись.
— В условиях боевых действий заниматься похоронами не получится, парни. Тем более что уже и дружки лезут, — с этими словами, сказанными усталым голосом, Димка совершенно спокойно поднял к плечу СКС.
Почти в том же самом месте из ивняка выглянула ещё одна омерзительная харя. Мы ударили по ней из четырёх стволов с неочевидным результатом — тварь спряталась, а что там с ней дальше произошло, неясно.
— Не жги патроны, хватит, — остановил меня Ильяс. — Я так думаю, что тут с Михаилом не поспоришь, в окружении чертей лопатой над могилами не машут. Сам в неё и угодишь.
В голове было пусто. И не только у меня. На кого ни посмотри — тут же потупит взор. Мне, как и друзьям, тоже было шибко не по себе. Найденные на разгромленном прииске трупы тоже остались незахороненными, выходит так, что мы постоянно убегаем. Хорошо, конечно, что успеваем сделать это вовремя, но… Здесь другой случай: Демьян, при всех его личностных особенностях, уже стал членом команды. Делал общее дело, уж как мог. Тупой, дурной, но свой.
— Да успокойтесь вы, девицы! Что сопли пустили? — не выдержал Гумоз. — Не сможем его вытащить и похоронить, негде и нечем. Даже брезента нет, чтобы всё пережёванное собрать! Есть у нас два часа на разделку, сбор фрагментов и похороны под огневым прикрытием? Ночь скоро, пора искать схрон!
С этими словами Мишка достал непочатую пачку сигарет, открыл, выщелкнул одну щелчком и смачно прикурил. Народ тягостно вздохнул аккордом — все когда-то бросили, но всем внезапно захотелось. Нервы, нервы…
— Дай и мне, пожалуй… — попросил я. Сбоку возникли друзья. Четыре сигаретных дыма, причудливо переплетаясь в почти полном безветрии, поплыли над рекой.
Солнце дотянулось до висящих на горизонте облаков, начинались серые сумерки, и все в этих сумерках казалось призрачным, неясным и страшноватым.
— По-моему, пора двигаться в сторону цивилизации, — согласился с Сомовым Новиков, классически затушив бычок об подошву. И никто не усмотрел чего-то странного или неверного в этом «цивилизации». Хотя возвращаться предстояло не к красноярскому мегамоллу «Планета», а в осаждённый тварями посёлок Каменные Кресты, притулившийся над яром в ожидании решения своей судьбы.
Через пару километров мы увидели на берегу семейство лосей. Гусей и уток на воде стало больше. Настроение не улучшалось, но появилось некое спокойствие, караван явно входил в очередную «живую зону». Вот только вечер уже вовсю играл красками, до темноты осталось совсем немного.
Еще через пару километров ожила рация.
— Тут такое дело, ребята, — затрещал в динамике голос Новикова. — Изба скоро будет, надеюсь. Я чего ждал да молчал? По карте проверял, не мог точно вспомнить место… Изба отъезжая, стоит неподалёку от места впадения в Таймуру, принадлежит одному охотнику из Туры. Знакомому. Соболя здесь, считай, что нет, а вот крупного тайменя много, за ним он сюда и приезжает. Редко. Я был в этой избушке четыре года назад, так что за её сохранность не поручусь. Здесь очень редко бывают люди, неинтересные места… В общем, выглядывайте тоже, нам она в самый раз будет.
Время шло, километры пустых берегов оставались за кормой, начало темнеть. А тут и погода начала портиться, быстро. Небо затянуло обложными тучами, из-за чего стало ещё темней. По реке застучали первые капля долгого предосеннего дождя. Нахохлившиеся экипажи напряженно всматривались в берега. И вот наконец-то на правом живописном берегу Батоби мы увидели несколько небольших бревенчатых строений, одинокая избушка превратилась в небольшое хозяйство. Здесь, всего в пяти километрах от Таймуры, на высоком яру обнаружился главный домик с пристроенным сараем, чуть в стороне балаган из жердей с железной трубой и коптильня в виде эвенкийского чума, крытого берёзовой корой. Дождь уже молотил вовсю, когда мы забрались в помещение.
А что, тут вполне комфортно! Расположились, рассупонили рюкзаки.
— Посмотрю, что тут у него припасено из съестного, — предупредил Новиков, поднимаясь к полкам.
Я остался растапливать печку, а Ильяс с Мишкой побежали к лодкам, торопясь набрать в вёдра воды и забрать то, что может понадобиться в доме. Хитрый Шайтан, застряв в дверях, идти за ними под дождь категорически не хотел, но Сарсембаев рявкнул, и пёс, с тоской посмотрев на мрачные небеса и уже появившиеся лужи, потрусил к берегу.
Из продуктов в избе нашлось немного: две бутылки безымянного подсолнечного масла, непочатый пакет рожек серого цвета, примерно с килограмм сушёной картошки, полбарабана яичного порошка, пшеничной муки на два замеса для лепешек, старый затхлый чай в целлофановом пакете, карамельные конфеты и соль.
Собственные пищевые запасы группы тоже были минимальны, по крайней мере, именно это со вздохами поочерёдно декларировали владельцы рюкзаков. Несмотря на все охи-вздохи, на большом столе коллективными усилиями последовательно возникли и выстроились в аккуратную стеночку пять банок абаканской тушёнки, банка свинины пряной, полпакета риса, сахар, пачка молотого кофе, красивые и очень аппетитно выглядевшие ржаные сухари и большая плитка горького шоколада.
Обязанности по готовке были быстро распределены, всем смертельно хотелось жрать. Ильяс взялся очень быстро пожарить походные лепёшки, Гумоз принялся разводить яичницу. Работали кулинары споро, регулярно обращаясь к теме полного отсутствия на столе рыбы. Целый день на реке, и без улова!
Дверь была цела. Окна проверили и укрепили, внутренний засов восстановили. На баню плюнули — не до неё сейчас. Вскоре в прогретой избе тускло, но очень уютно горели две керосиновые лампы, стол ломился от простого и вкусного, а Гумоз порадовал коллектив, вытащив из рюкзака флягу спирта.
— Ну, что, братишки, давайте помянем, что ли, раба божьего Демьяна непутёвого… Зря я его, болезного, лупцевал, грешно это. И земле Везунчика не предали. Придётся нам в Крестах в часовенку наведаться, свечку поставить, отмолить.
— Добраться бы, я дюжину свечек поставлю, — горячо пообещал Ильяс.
Выпили, не чокаясь, молча закусили лепёшками. Печка, излучая живительное тепло, приятно потрескивала, пищали мыши, заставляя пригревшегося на полу Шайтана смешно шевелить ушами.
— И свидетеля теперь нет, одни слова про незаконный прииск, — может, и не к месту вспомнил я, привстав, чтобы посмотреть в окно. Тревожно всё-таки, мне постоянно хотелось контролировать подходы.
— Я фотографий нащёлкал, даже успел снять пару роликов.
— Железный ты человек, Илюха, — покачал я головой. — В такой ситуации…
Лепёшки оказались просто отменными, как и порошковая яичница с тушёнкой, эта ушла в момент. На стол легла пачка сигарет. После третьей дозы мы начали помаленьку оживать. Завязались разговоры на отвлечённые темы, которые быстро иссякли. В мире, где ты вынужден каждый день и час ждать нападения монстров, трудно долго не думать об этом.
В ход пошли разные версии и предположения, ведь каждый из нас регулярно пытался из имеющихся фактов и домыслов составить логически понятную конструкцию, какую-то модель происходящего вокруг. Что-то уже обсуждалось раньше, что-то всплывало после получения нового опыта. Всем было понятно, что именно метеорит стал триггером возникновения феномена. Но никто из нас, готовых поверить в мистическое, всё-таки не мог безоговорочно принять языческую версию Петра об оживших духах… Это было бы слишком просто, спихнул всё на метафизику, и думать не надо. Да и нет здесь полного совпадения с пантеоном духов. Эта страшная жаба, например, там не зафиксирована.
— Давайте-ка я вас вместо телевизора развлеку, расскажу одну старинную тунгусскую легенду, — предложил Сомов.
— Ты ещё и этнограф? — делано восхитился Димка.
— Учёный! Наверное, в научных экспедициях целые тетрадки исписал? — подколол Ильяс.
И только я не выказал удивления, потому что в ходе долгих бесед давно понял: Сомов действительно может рассказать много интересного, причём из самых неожиданных для собеседника отраслей знаний.
— Рассказывай, Миша, — подбодрил я друга.
Легенда звучала так:
«Когда были созданы горы и реки, Хэвэки начал создавать растительность, деревья и травы. Он хотел создать только всё хорошее и полезное для человека, поэтому создал лиственницу, самое главное дерево эвенков. А Харги всё подсматривал за братом и завидовал. Подражая брату, он тоже решил сотворить лиственницу, но так как душа его, нутро его было тёмным и чёрным, у него вместо лиственницы получилась сосна. Дым сосны вреден, потому что её создал не Хэвэки, а Харги.
Хэвэки создал берёзу, и Харги, подражая брату, тоже хотел создать берёзу, но у него опять ничего не вышло путного — получилась вместо берёзы ольха. Всё у него выходило не так, как нужно, потому что он был злым и завистливым. Тогда Харги и вовсе разозлился и сказал:
— Я буду создавать только то, что вредно и опасно для человека-эвенка.
Так Хэвэки создавал всё нужное и полезное, а его младший брат Харги всё бесполезное и вредное. Хэвэки создал таких животных и птиц, которых эвенки употребляют в пищу, а Харги тех, кого есть нельзя. Например, Хэвэки создал рябчика, а Харги дятла»…
— Вот так. Пришёл вредный Харги и создал дятла, сучара, — задумчиво произнёс Сарсембаев, когда Сомов закончил.
— Дятлов! Много дятлов! — поправил его Гумоз, подливая в кружки из кастрюли, в которой был разведён спирт.
— Поймать бы этого Харги, да промять бы ему грудину, — мечтательно сказал Новиков. — Надо бы найти его штаб.
— Считаешь, что это дело рук военных? — понял я.
— А чьих же ещё, зачем им была нужна лаборатория в подземелье?
— Ну, брат, хватил. Разработки секретного вооружения допускаю. Но организацию такого кошмара… И зачем им был нужен метеорит? Что, без него испытания по созданию нечисти провести было нельзя?
— Чёрт их знает, Никитос, но больше-то некому.
— Если бы к этому делу были причастны вояки, то стояли бы они в центре заповедника, где сейчас всё и булькает, — покачал головой Сомов. — Хотя я тоже думаю, что они как-то причастны.
— Нет, ребята, этот Харги не в погонах безобразничает. Во всяком случае, не в земных погонах. Он вообще не из наших, — возразил я. — Он из космоса.
Мужики уставились на меня.
— Поясни! — потребовал Сарсембаев.
— Да! Что, прям на метеорите прилетел? — хмыкнул Димка.
— Не знаю, — пожал я плечами. — После такого взрыва вряд ли бы кто-то из прилетевших выжил. Но триггер пришёл из космоса в виде какой-то команды. Не с Земли. Собственно, Пётр об этом и говорил. Правда, дальше у него мутные духи начинались. Даже самый мощный ядерный взрыв не порождал на Земле подобного феномена. Никто не лез из преисподней на Северной Земле, а взрывов на тамошних полигонах было много. Ни слухов, ни утечек, ни наблюдений. Дядька у меня на этом полигоне служил, много чего рассказывал. Но не это… Команда прошла, и они полезли из земли.
— Подземные полости! Огромные. Я читал в книге какого-то американского чёрта! — удачно вспомнил Ильяс. — Неизвестный доселе мир с подземными жителями! Значит, это инопланетяне, ждавшие от начальства команды к началу вторжения!
— Бред! — фыркнул Новиков, откидываясь спиной к стене. — Ты только геологам и нефтяникам этого не скажи! Они уже всю Сибирь нашпиговали своими трубами, но никакого подземного мира не обнаружили.
— Значит, хорошо маскируются! Ты видел толщинку этой трубы у буровиков? Ну, прошла она через какую-то полость на глубине в километр, и что буровики на поверхности поняли? — не сдавался Ильяс, на ходу корректируя свою версию. — Падла, я понял! Это не подземные инопланетяне, а бывшая земная цивилизация! То-то я и смотрю…
Я ничего не сказал, потому что больше никакой приличной версии не имел.
— А как же Синильга? — вспомнив ожившую на прииске мифологическую шаманку из шишковской «Угрюм-реки». — А домовёнок-сволочуга? Что-то не похожи они на подземных чудовищ.
— Мимикрия, — коротко отрезал было Ильяс, но желание развернуть идею победило. — Попытки внедрения в наш мир. Те, кто гонят их из эпицентра, как-то осознают, что облик тварей уж очень страшен. Вот они и пытаются создать таких, которым проще будет проникнуть в мир людей.
Вот это, я понимаю, диспут!
— Сверхзадачи это не отменяет, — громко стукнув по столу ладонью, решил Сомов после долгой паузы, во время которой мы всё ещё пытались найти хоть что-то, похожее на разумное объяснение. — Этого гада-зачинателя надо изыскать и кастрировать, предварительно расстреляв в задницу холостыми патронами. А потом сдать учёным, для экспериментов.
Разговор сам собой схлопнулся.
За окном царила кромешная тьма, пронизанная струями воды, дождь летел водопадом. Все смертельно устали. Быстро распределив дежурные смены, личный состав экспедиции, коллективно сбегав с ружьями наперевес по малой нужде, завалился на нары, оставив у керосиновой лампы хмурого Новикова.
Что день грядущий нам готовит? Один Харги знает.
