Книга: Королева демонов
Назад: Глава 26 Подземная тьма 334◦П.◦В.
Дальше: Глава 28 Рассказ Арейн 334◦П.◦В.
Глава 27
Компаньоны
334◦П.◦В.
– Они прибыли, госпожа, – доложил Артер.
Лиша неловко поерзала на троне Тамоса. Она ненавидела это чудище и пользовалась им, только когда требовал протокол. Она казалась себе девочкой, усевшейся в отцовское кресло.
Средь жителей Свободных городов средний энджирец был самым низкорослым, и знать компенсировала досадный недостаток внушительной мебелью. Монолитная глыба из полированного златодрева была такой тяжелой, что даже Гаред не мог ее сдвинуть, не крякнув. Ее украшал резной плющ – герб семейства Райнбек. Орнамент стоил целого состояния и не имел в себе, будь он проклят, ни одной метки. Трон создали с единственной целью – подавлять.
Но Лиша не могла отрицать, что со своей задачей он превосходно справлялся, и нынешним вечером была за это благодарна. Она нацепила милостивую улыбку и придала ей прочность фарфора:
– Пусть войдут.
Уонда подала знак страже, и та распахнула двери, впуская красийцев. Делегация прибыла в полдень, а сейчас уже давно пали сумерки. Мариновать их дольше нельзя.
Привычка томить гостей в ожидании аудиенции – еще одна игра аристократии. Лише ее не любила, но все равно сыграла и отправила Гареда, чтобы он сопроводил посольство в Лощину. Красийцы любили Гареда. Прославленный воин – тип мужчины, который был им знаком и понятен.
Как и условились заранее, прибывших привели в особняк, который построила для Рожера Аманвах. Слугами в нем были красийцы, и они не стали возражать, когда воины-даль’шарумы выстроились вдоль стен и спустили жонглерский флаг с изображением скрипки. Взамен они подняли красийский – с копьями, скрещенными над заходящим солнцем, и тем обозначили территорию как свою.
Этот жест обеспокоил многих беженцев с юга, но остался без последствий. Если земляки попытаются принудить Лишу к разрыву связей, ради которых она стольким пожертвовала, то получат не меньший отпор, чем Юкор или трон плюща.
Отложив свидание до вечера, она дала красийцам время освоиться и изучить обстановку. Этого было достаточно, чтобы продемонстрировать власть, но не оскорбить. «В ночи все люди – братья», – гласила красийская мантра. Свидание в темноте было знаком перемирия, напоминанием об общем враге.
К тому же это позволило красийцам полюбоваться великими метками Лощины из окон своих паланкинов по пути ко дворцу Лиши. Очередная демонстрация силы.
В делегации было пять человек, не считая даль’шарумов. Три дама’тинг, одна кай’тинг и, самое неприятное, – дама. Когда Гаред ввел их в почти безлюдный зал, Лиша вперила взгляд в ауры.
Справа от трона стояли Уонда и Дарси, слева – Джона и Хейс. Артер остался за троном у круга напольных меток. Любого, кто вступит туда, услышит только Лиша.
С обеих сторон ауры были готовы вспыхнуть от малейшей искры.
По красийскому обычаю, разговор полагалось начать мужчине, и Лиша удивилась, когда тот остановился со всеми, а шаг вперед сделала престарелая дама’тинг.
Карга напомнила Лише Бруну. Время не пощадило красийку, оставив от нее морщинистую жилистую плоть, натянутую на торчащие кости. Но осанка была горделивой, а взор прожигал. Такой древней, но мощной ауры Лиша не видела никогда. Возраст ничуть не отразился на силе этой женщины.
– Приветствую тебя, Лиша вах Эрни ам’Свиток ам’Лощина, госпожа племени Лощина. – дама’тинг поклонилась вежливо, но без почтения. Так кланяется властная особа в доме низшей. – Я дама’тинг Фавах. Дамаджах была моей ученицей.
– Ты оказываешь нам честь своим присутствием, досточтимая дама’тинг Фавах. – Ответный поклон Лиши был глубок ровно настолько, чтобы не оскорбить.
Она не искала вражды, но и не собиралась терпеть высокомерие.
– Это дама’тинг Шазелль и Джайя и кай’тинг Мича. – Фавах простерла руку в сторону женщин. – Как обещала дамаджи’тинг Аманвах, они направлены в помощь твоим травницам и домочадцам.
Представление было лаконичным, даже небрежным, но в ауре дама проступило немалое раздражение. Мало того что женщина заговорила вперед него – она еще и представила первыми женщин!
Лиша улыбнулась и поспешила встрять, пока Фавах не назвала и его:
– Мы в высшей степени рады вашей делегации. Я надеюсь, что постоянное представительство поспособствует миру и сотрудничеству наших… племен.
Терпение дама кончилось, и он шагнул вперед. Его поклон был еле заметен.
– Я дама Халван. Обучался в Шарик Хора с шар’дама ка.
– Ахман ни разу не говорил о тебе, – ответила Лиша, – но я полагаю, что у него было много однокашников.
Дама моргнул. Лиша не только осадила его, но и, по-родственному назвав Джардира по имени, напомнила, что перед ним не простая чинка и его близость к Ахману не произвела на нее впечатления.
«Подслащивай пилюлю», – любила говорить Бруна.
– Прими мои соболезнования в связи с кончиной андраха. До того как дамаджи Ашан взошел на Трон черепов, он воевал против алагай бок о бок с моими людьми, а с пастырем Джоной, – Лиша повела рукой в сторону Джоны, – разделял благословение, преломляя с ним хлеб за моим столом. Я опечалилась, узнав о его смерти.
– Это так. – На сей раз Халван поклонился почтительнее.
– Дама Халван будет проводить богослужения для Эведжанов графства Лощина, – сказала Фавах. – Он также станет переводчиком и преподавателем шарусака для лучших даль’шарумов, претендующих на белое покрывало.
– Добро пожаловать, дама. – Лиша видела краем глаза, как кипят ауры Джоны и Хейса, но оставила их без внимания. – Большинство шарумов, прибывших в Лощину за минувший год, погибли в Ущерб, когда хамелеон отправил одиноким путем наставников Каваля и Энкидо.
Халван нарисовал в воздухе метки, и на миг все склонили голову.
– Остальные влились в ряды лесорубов под командованием генерала Гареда. – Лиша кивнула на барона. – Прижились и многие вдовы, дети. Некоторые посещают службы пастыря Джоны, нашего… дамаджи, и его заместителя – инквизитора Хейса.
Оба поочередно поклонились.
Кивок, которым удостоил священнослужителей дама Халван, едва ли говорил о терпимости.
– Я верну их Эвераму, если они отбились. – Его аура дала понять, что выбор у них будет невелик.
– Теперь это племя Лощина, дама, – напомнила Лиша, добавив в тон стали. – Свободные люди. Их выбор вероисповедания будет уважен.
– Свобода обретается лишь в подчинении воле Эверама! – прорычал Халван.
– Не в Лощине, – возразила она. – Нашим гражданам мы веру не навязываем. Если ты не согласен, то волен вернуться в Дар Эверама.
Халван открыл рот, но не нашелся с ответом, и ауры Джоны и Хейса окрасились злорадством. Лиша повернулась к обоим:
– Точно так же и вы, рачители, будете уважать выбор тех, кто захочет стать Эведжаном.
Настала их очередь задохнуться, а Халван подавил улыбку:
– Я вижу, ты возводишь новый храм, графиня. Для проведения служб мне придется освятить землю и строения.
Пастырь Джона шагнул вперед:
– Минуточку, будь я проклят! Если ты думаешь…
Джона был другом детства и наперсником Лиши, но она вскинула руку, и он мгновенно умолк.
Инквизитор Хейс был не настолько вышколен:
– Если язычников не устраивает наш собор, пусть возвращаются в свой.
Глаза Лиши метнули молнию и встретились с каменным взглядом Хейса.
– Рачитель, я, видно, забылась на пару минут – и графом стал ты?
– Разумеется, нет… – начал Хейс.
– Создатель останется Создателем, как бы его ни называли – Эверамом или другим именем, – перебила его Лиша. – Собор графства Лощина станет Праведным домом и для красийцев, и для тесийцев.
Она повернулась к Халвану:
– Земля освящена по закону Эведжана – кровью наших людей, пролитой в ночи. Она неспроста зовется Кладбищем Подземников. Сам Ахман объявил ее святой. Тебе этого достаточно?
Халван поклонился:
– Если землю назвал священной шар’дама ка, значит так оно и есть. Однако храм…
– Что нужно для твоего освящения? – вздохнула Лиша.
– Молитвы, благовония, – перечислил Халван, – кости героев.
– Это тоже сделано, – сказала Лиша. – Дамаджи’тинг Аманвах благословила храм костями ее достопочтенного мужа, Рожера асу Джессум ам’Тракт ам’Лощина.
Халван отвесил очередной поклон:
– Начало положено, госпожа, но этого мало. Святость храма возрастает с костями каждого героя.
– Варварство! – прохрипел Хейс. – Чтобы мы осквернили и досточтимых мертвецов, и наш храм изуверской выставкой…
– Да оно не так уж и дурно.
Все обернулись на голос Гареда, и тот вспыхнул, очутившись в центре внимания.
Хейс заморгал:
– Ты, верно, шутишь, барон.
– Почему бы и нет? – пожал плечами Гаред. – У нас же есть кладбища на территории Праведного дома, да и сам он стоит на склепах. Я побывал в Шарик Хора, когда мы ездили в Дар Эверама. И, стоя там среди костей таких же ребят, как я, которые тоже мочили подземников, я ощутил себя частью чего-то большего. Нам же того и надобно?
Лиша моргнула. Гаред Лесоруб был тугодумом, но барон Лесоруб удивлял ее ежедневно.
– Графиня, в костях есть магия, – заметила Фавах. – И у людей, и у демонов. Неужели ты думаешь, что мы только ради красоты воздвигли храм из костей героев? Хора Втягивают и прикрепляют магию к верованиям отлетевших душ, которые их населяли. И если герои пали, защищая народ от демонов…
– …то здание будет Втягивать магию и направлять ее на достижение той же цели, – договорила Лиша, лихорадочно оценивая открывшиеся перспективы.
Она повернулась к Артеру:
– Это лорд Артер, мой первый министр. Дама Халван и рачители сядут с ним и договорятся об освящении земли и пользовании собором на взаимоприемлемых условиях.
– Да как же мы!.. – взвился Хейс.
Лиша, не глядя на него, обратилась к Джоне:
– Разберись. Мне все равно, как ты поступишь – разделишь часы или оспоришь писание и найдешь общую почву для совместных служб. Уладь это дело. При следующем разговоре на эту тему я хочу, чтобы все были довольны. Ты понял?
Джона отвесил низкий поклон:
– Вполне, графиня. Не думайте больше об этом.
Облегченно вздохнув, Лиша вновь повернулась к Фавах:
– Не угодно ли выпить чая, пока мужчины спорят?
Ауру Фавах было трудно прочесть, а лицо пряталось за покрывалом, но поклон стал глубже.
– Благодарю, графиня. Это приемлемо в высшей степени.
Сердце у Лиши замерло, когда она, свернув за угол, обнаружила, что у дверей кабинета ее ждет Элона, обремененная внушительным животом. Другие женщины шли сзади, сопровождаемые Уондой с Дарси, и отставали всего на несколько ступенек.
Подскочив к Элоне, Лиша прошипела:
– Матушка, что ты тут делаешь?
– Честное слово? – отозвалась Элона. – Ты правда думала, что я буду сидеть у себя и все пропущу?
Лиша заклинала ее поступить именно так и даже выставила стражу и отрядила слуг, чтобы ее придержали, но могла бы сообразить, что мать не остановит ничто. Элона всегда пугала больше, чем могла сама испугаться.
– Поторапливайся, – подмигнула Элона. – Не надо устраивать сцены перед гостями.
Лише пришлось подыграть ей и кивнуть страже, чтобы впустила их. Едва за ними захлопнулась дверь кабинета, она схватила Элону за руку и крепко сжала:
– Клянусь Создателем, матушка, если ты подведешь меня на этой встрече – переселишься обратно в свое жилище у папочкиной бумажной фабрики.
Элона и ухом не повела:
– Не угрожай мне, девонька. Я одна из немногих, кому ты доверяешь менять пеленки своему чаду. Ты не такая дура, чтобы потерять меня из виду.
Краем глаза Лиша заметила Тарису, которая, расставив сервиз, бесшумно сновала по кабинету. Ее аура была само безмолвие, но она, без сомнения, услышала спор.
Тариса услышала все.
Через секунду вошла Уонда, изучая помещение взглядом, как поле брани. На миг задержав его на Элоне, она промолчала и встала между любимым креслом Лиши и входом в детскую.
Вошедшая следом Фавах задержалась у ее двери, рассматривая защитные символы. Они ярко светились в меточном зрении, питаясь и от великой метки, и от разложенных по тайникам мощных хора.
– Внушительно, хотя и небрежно, – признала Фавах. – Приятно видеть, что принцессу Олив так хорошо охраняют, но, чтобы убедиться в ее добром здравии, я бы взглянула на нее воочию.
– Возможно, – ответила Лиша. – Когда я удостоверюсь в вашей надежности.
Фавах посмотрела искоса:
– Что же тебя убедит?
– Лица можно и открыть, – вмешалась Элона. – Как я понимаю, здесь только женщины?
Лиша скрипнула зубами:
– Фавах, это моя мать…
– Элона вах Эрни ам’Свиток ам’Лощина. – Фавах поклонилась той ниже, чем Лише. – Твое имя известно во дворцах Красии.
– Неужели? – Элона положила руки на бедра, изображая скромницу, тогда как аура вскипела от удовольствия. – Оно далеко не громкое.
– И да, ты права. Если мы намерены доверять друг другу, то опустить покрывала – неплохое начало. – Фавах расчетливо дернула за платок, и белое шелковое покрывало упало на шею, как дымовое кольцо. Лицо старой карги являло собой сплошные кожу и кости. – Ведь иначе и чая не выпить?
Остальные красийки расслабились и тоже опустили покрывала, а Лиша подошла к старому креслу-качалке Бруны и села. Оно, по-прежнему накрытое изношенной шалью старухи, было единственным предметом обстановки, который Лиша взяла с собой, когда переселилась во дворец и отдала домик Бруны Дарси. Вот в кресле ничего энджирского не было и в помине – простое дерево, отшлифованное не полировкой, а многолетним использованием. Подушек тоже не предусматривалось, и оно заскрипело, едва Лиша качнулась.
В минуты одиночества этот звук иногда успокаивал Лишу, напоминая о наставнице. И о том, что скрипу можно придать устойчивый ритм, который расслабит – или встревожит – и пациента, и просителя. Скрип мог нарушить затянувшееся молчание или перебить говорящих и не дать им пуститься в пустопорожние разглагольствования.
– Добро пожаловать.
Она развела руки, начиная чайную церемонию дама’тинг, которая, правду сказать, не так уж сильно отличалась от энджирской. Решающее значение имела рассадка. Лиша и Дарси репетировали ее снова и снова. Дарси должна была сесть справа от нее, а следом – Фавах со спутницами, слева. Это обозначит высокое положение Дарси в представлении Лиши и в то же время отдаст должное красийкам, которые не сочтут себя оскорбленными.
Но не успела Лиша рта открыть, как одесную уселась Элона. Тем самым она открыто заявила красийкам, что занимает во власти второе место.
Помедлив, Лиша встретилась взглядом с Дарси. Если она усадит слишком многих своих людей вперед гостей, это станет серьезным оскорблением. Она повела рукой влево:
– Фавах.
Престарелая дама’тинг заняла место рядом с Лишей и щелкнула пальцами. Шазелль и Джайя порхнули к дивану, стоявшему подле кресла Фавах. Там поместились бы трое, но они уселись, захватив все пространство.
Когда Дарси наконец устроилась на диване за Элоной, на ногах осталась только Мича. Огромная травница заняла бо́льшую часть дивана, нависнув над дама’тинг.
Но Мича не шелохнулась. С потупленным взором, она была сама кротость, но спокойная и сосредоточенная аура выдавала другое.
Непосредственно сейчас внимание Мичи было приковано к Уонде. Лиша не понимала, уступает ли она ей право сесть первой или изучает, как мишень. Уонда, похоже, это почувствовала и переступила на месте, словно готовясь к схватке.
– Довольно, – хлопнула в ладоши Лиша. – Я не допущу, чтобы принцесса племени Каджи стояла, когда все мы сидим. Придвинь кресло, девочка. И ты, Уонда. Если мы хотим поладить, нам придется отбросить не только покрывала.
Тариса наполнила ее чашку, и Лиша подала еле заметный знак. Камеристке хватило этого, чтобы плавно перейти к Фавах. Элона хотела взвиться, но сумела сдержаться. Налив чай ей и другим представительницам Лощины, Тариса занялась остальными красийками. Она поставила молоко и сахар, но за ними потянулись только местные. Красийки наблюдали за Лишей. Она предпочла черный чай, и они – тоже.
– Этим вечером мы друг для друга чужие, – сказала Лиша. – Но у меня есть трепетная надежда, что, когда эти чашки опустеют, мы станем друзьями. Ущерб на пороге.
Фавах подняла чашку:
– В тот проклятый вечер нам будет мало дружбы. Мы должны стать как сестры.
Лиша ровно настолько же воздела свою:
– Да, сестры.
Молчание чаепития чуть затянулось, и Лиша скрипнула креслом. Перехватив взгляд Фавах, она заглянула в ауру старухи.
– Намерена ли ты или кто-нибудь из твоих спутниц причинить моему ребенку вред?
– Зависит от обстоятельств. – Если Фавах и удивилась внезапному и острому вопросу, она не выдала этого ни аурой, ни лицом. – Намерена ли ты воспользоваться его происхождением, чтобы посягнуть на Трон черепов и свергнуть Дамаджах?
– Разумеется, нет! – ужаснулась Лиша.
Фавах прищурилась, и стало ясно, что старуха тоже вчитывается в ее ауру.
– Тогда твоему ребенку незачем бояться дама’тинг.
Она сказала правду, но Лиша уцепилась за оговорку:
– А дама?
– Халван спесив, но любил Ахмана Джардира, как брата, – ответила Фавах. – Кости говорят, что он не тронет ребенка товарища.
– Шарумы? – не унималась Лиша.
Фавах пожала плечами:
– Я не могу снизойти до каждого красийца. Скажу только, что дама’тинг будут охранять… твою дочь, как родную.
Лиша качнулась назад. Опять оговорка.
– По-моему, пора представиться, как положено. Аманвах пообещала прислать себе на замену одну дама’тинг. Вместо этого мы видим трех.
– Да, это так, дамаджи’тинг Аманвах посоветовала Дамаджах направить как минимум одну, – не стала спорить Фавах. – Дамаджах в своей мудрости решила, что три послужат племени Лощина лучше.
Старуха указала костлявым пальцем на сидевшую рядом юную дама’тинг:
– Дама’тинг Шазелль обучалась в подземном дворце дама’тинг вместе с Дамаджах.
«Тогда она не юная», – подумала Лиша. Инэвера была старше Ахмана – годами как минимум за сорок. В свое время Лиша считала, что кожа Дамаджах оставалась гладкой благодаря притираниям. Теперь она поняла, что молодость дама’тинг даровали хора.
Ее взгляд скользнул к морщинистой Фавах. Сколько же ей лет?
– Шазелль будет преподавать в твоей Школе травниц, – сообщила Фавах. – Ей дадут титул, подобающий ее положению и важности материала, и только она будет решать, кого наставлять. Секреты дама’тинг – не ботаника для даль’тинг, передающаяся из уст в уста.
Ноздри Лиши раздулись, она сделала глубокий вдох:
– Я назначу ее госпожой красийских наук. Она получит посох священнослужителя и подмастерьев, которых начала готовить Аманвах.
Фавах кивнула.
– Кроме того, она составит учебный план для общеобразовательных классов, где будут изучать красийскую медицину, меточное дело и шарусак, – добавила Лиша.
– О шарусаке речи не шло, – возразила Фавах. – Секреты…
Лиша качнулась вперед и скрипом перебила старуху. В ауре Фавах вскипел гнев, но Лиша принялась раскачиваться взад и вперед в ритме умиротворяющем, не позволяя обвинить себя в оскорблении.
– Меня не интересуют чудовищные приемы, которые вы придумали, чтобы калечить и убивать людей, – пояснила она. – Я испытала их на себе. Мне нужно, чтобы мои травницы не пострадали, если придется оказывать помощь раненым на поле боя.
Фавах надолго уставилась ей в глаза. Ее аура постепенно успокаивалась.
– Прекрасно. Шазелль этим займется.
Лиша кивнула:
– Она будет подчиняться только мне и директору Дарси.
– Меня раньше Най заберет, чем я подчинюсь неграмотной корове, – прошипела Шазелль по-красийски, обращаясь к Фавах.
Она произнесла это слишком быстро, а потому непонятно для Дарси, Элоны и Уонды, но Фавах, не сводившая глаз с Лиши, увидела, что она все поняла.
– Неприемле…
Лиша вновь закачалась и перебила старуху скрипом. Она повернулась к Шазелль, встретилась с ней взглядом и тоже заговорила по-красийски, но слова предназначались для Фавах:
– Она подчинится директору Дарси или уволочет свою шелковую корму в Красию и доложит Аманвах, что слишком высоко себя ценит и не выполнит того, что мне пообещала дамаджи’тинг.
Открытое лицо Шазелль исказилось от негодования, но аура побледнела от страха.
Лиша плавно переключилась на всем понятный тесийский:
– Ты можешь подать мне петицию, если что-то не устроит, но снисхождения получишь не больше, чем удостоились мужчины. До новолуния меньше недели. Шарак Ка превыше всего.
По своему обычаю, все красийки склонили голову. Тесийки, даже Элона, сделали то же самое и повторили:
– Шарак Ка превыше всего.
Фавах простерла руку в сторону самой юной жрицы:
– Дама’тинг Джайя.
Та поклонилась:
– Дамаджи’тинг Аманвах и я вместе носили бидо в подземном дворце дама’тинг. Она часто говорила, как глубоко любит и уважает твой народ.
«Значит, лет двадцать», – предположила Лиша. Лицо Джайи дышало нежностью от подлинной молодости, а не кукольного тридцатилетия Шазелль с Инэверой. Ее аура была, как у Аманвах, невозмутимой – ровной. Женщина, лишенная детства.
– Джайя, как дама Халван, прибыла, чтобы заботиться о красийских женщинах, проживающих в Лощине. Она будет подчиняться только мне.
– Придется потрудиться, – фыркнула Элона.
Лиша пригвоздила ее взглядом, но вред был нанесен.
Фавах кивнула:
– Насколько я понимаю, имели место некие… трения?
«Знать бы, кто ей об этом доложил – кости или слуги из особняка Рожера?»
– В новолуние многие вдовы узрели, как Арлен Тюк вознесся в небо и молниями разил князей демонов. Обездоленные после потери мужей, многие начали звать его Избавителем. Они отвели своих детей в… анклав единомышленников.
– К так называемым меченым детям, – подхватила Фавах. – Твой вопиющий провал, результат бездумных опытов с магией.
– Возможно, – признала Лиша. – Но я навряд ли поступила бы иначе, если бы вернулась в прошлое. Меченые дети сильны и поклялись защищать нас в Ущерб. Шарак Ка превыше всего.
Она ждала, что женщины поклонятся и повторят, но трюк, похоже, удался только один раз. Фавах повела бровью:
– Может быть.
Лише было нечем возразить. Ренна сказала, что в новолуние на детей можно будет положиться, но она помнила бешеные глаза Стелы и все еще сомневалась.
– Красийки Лощины равняются на Шамавах, – сказала она Джайе. – Большинство трудятся на ее красийском базаре и в гостинице.
– Нам известно о жене хаффита и ее интересах, – пренебрежительно отмахнулась Фавах и наставила палец на Мичу. Для красийки та была низкоросла, с широкими бедрами. По-настоящему молода. – Мича вах Ахман вах Таладжа – сводная сестра твоей дочери. Она будет присматривать за ребенком.
Звякнул фарфор: Тариса занималась чаем. Поскольку обычно ее не было слышно, слабый звук был равносилен звону бьющейся посуды. При упоминании Олив тесийские женщины насторожились.
Лиша повернулась, чтобы взглянуть Миче в глаза, но девушка уклонилась, соскользнула с места, упала на колени и уперлась лбом и ладонями в пол.
Лиша не стала скрывать раздражения при виде столь показной покорности.
– Сколько тебе лет, дитя?
– Достаточно для замужества, если найдется достойная партия, – ответила Фавах.
– Если хочешь кого-то сосватать и не продешевить, обратись к моей матери. – Не сводя с Мичи глаз, Лиша перешла на красийский и резко скомандовала: – Сядь, где сидела, девочка. Смотри мне в глаза и отвечай сама.
Мича немедленно вернулась на место и уставилась на Лишу. Покорность исчезла, сменившись пустым взглядом, который сделал бы честь домашней кошке.
– Шестнадцать, графиня.
– Называй меня госпожой. Ты когда-нибудь ухаживала за детьми?
Уверенности в ауре Мичи чуть поубавилось.
– Нет, госпожа, но я быстро учусь.
– Ты шарум’тинг? – спросила Лиша.
Мича замялась и глянула на Фавах, но Лиша пресекла ее порыв скрипом кресла и снова заговорила по-красийски:
– Не смотри на нее. Смотри на меня. Если ты будешь допущена к ребенку, то госпожа твоя отныне – я, Мича. Не Фавах. Не Инэвера. Я. Это понятно?
Мича вновь опустилась на пол, но теперь в ее послушании не было лукавства.
– Понятно, госпожа. Клянусь Эверамом и упованием на Небеса. Я кай’шарум’тинг.
– И обучалась у Энкидо с Сиквах, – догадалась Лиша.
Мича кивнула:
– Моя кузина теперь шарум’тинг ка и лично выбрала меня для этого задания. Моей сводной сестре ничто не грозит.
– Охренеть как верно! – буркнула Уонда. – Это мое дело, а не твое.
Мича подняла взгляд, снова сосредоточившись на великанше. Она поклонилась:
– Даже тебе не под силу денно и нощно охранять нашу госпожу и ее дитя, Уонда вах Флинн ам’Лесоруб ам’Лощина, первая из шарум’тинг. Для меня будет честью помочь тебе в этом.
Уонда уже хищно подалась вперед, но услышанное смягчило ее, как Лишу – искренность, отразившаяся в ауре Мичи.
Лиша кивнула:
– В мое отсутствие ты будешь переходить в распоряжение Уонды и Тарисы.
– Рабыни?! – не сдержалась Фавах.
Тариса расправила плечи, и в ее взгляде сверкнула сталь.
– Прошу прощения?
– В Тесе нет рабов, – сказала Элона. – Прежде чем этой девоньке позволят приблизиться к моей внучке, пускай научится одной рукой менять пеленки, а другой – держать рожок, да петь при этом и качать колыбель.
– Тариса управляет моим домом, – добавила Лиша. – Если ты ее не устроишь, я попрошу Сиквах прислать другую сестру по копью.
Мича коснулась лбом пола:
– Да, госпожа.
– О том, что происходит в моих покоях, ты никому не скажешь, – продолжила Лиша. – Ни дама’тинг, ни самой Дамаджах. Если я узнаю о чем-то подобном, сразу же уволю тебя со службы.
Мича не стала маскировать ауру. Условия ей не понравились, но она была готова смириться.
– Да, госпожа, – поклонилась она снова. – Мне также поручено найти Кендалл Заклинательницу.
Это явилось неожиданностью.
– Ты поешь, как Сиквах?
– Мы называли Сиквах певчей пташкой, – улыбнулась Мича. – Но никто не думал, что в один прекрасный день ее пение станет образцом для сестер Эверама по копью.
– То есть ответ утвердительный, – сказала Лиша. – Кендалл – мой герольд, ты будешь часто с нею видеться. Если твое пение хотя бы сравнимо с похвальбой, ты увидишь в ночи, что песня сильнее любого оружия.
Она обратилась к Фавах:
– Итак, остаешься ты, а значит, будешь учить меня пользоваться алагай хора.
Все красийки были приучены скрывать свои чувства, но ауры младших похолодели. Об этом им Фавах не говорила.
– Я наставляла в Палате Теней Дамаджах, – ответила она. – Никто во всей Красии не размышлял столько лет над загадками костей.
– Замечательно, – кивнула Лиша. – Мы начнем немедленно – с того места, на котором остановились с Аманвах. Я прочла пророческие свитки, и у меня есть вопросы о…
– Я возражала против твоего обучения, – продолжила Фавах. – Аманвах надавила своей властью.
Пальцы Лиши, державшие чашку, побелели от напряжения.
– И все же мы с твоей дамаджи’тинг заключили пакт.
– Пакт, который вправе оспорить Дамаджах, – заметила Фавах. – Алагай хора не головоломка для бездельниц, они позволяют заглянуть в бесконечность. Дама’тинг упражняются всю жизнь, чтобы лишь прикоснуться к их божественному могуществу.
Лиша поставила чашку, сопротивляясь желанию скрестить руки.
– В своей мудрости Дамаджах решила уважить дочерний обет, а потому я буду тебя учить, – сказала Фавах, – но мы начнем с того, с чего начинают все най’дама’тинг. Ты должна уничтожить свои кости и приступить к изготовлению набора из глины.
– А потом из дерева? – улыбнулась Лиша. – Затем – из слоновой кости? А дальше месяцами, во тьме, вырезать настоящие?
– Вижу, мы поняли друг друга, – кивнула Фавах.
– Боюсь, что нет. – Отодвинув чашку и блюдце, Лиша расстелила на столе белоснежную салфетку. Затем достала из кармана платья семь узорных осколков демоновой кости.
Она извлекла скальпель, сделала на кисти небольшой, аккуратный надрез и покатала кости в крови.
– Создатель, дарующий жизнь и свет, твоим детям нужны ответы. – Она посмотрела на Фавах. – Будет ли дама’тинг Фавах ам’Каджи чтить дух и букву моего договора с Аманвах или завтра же на рассвете увезет свою блистательную делегацию обратно в Дар Эверама?
Кости зажглись, и, когда магия запылала вовсю, Лиша метнула их. Три дама’тинг оторопело уставились на ритуал в исполнении чужачки, но ни одна не удержалась от порыва податься вперед, когда кости замерли под причудливыми углами.
– Думаю, мне ясен ответ, достопочтенная дама’тинг, – проговорила Лиша. – Но умоляю – скажи, что видишь ты в своей многоуважаемой мудрости?
Фавах скрипнула зубами и глянула на младших жриц:
– Прекрасно… госпожа. Мы начнем обучение, когда я повидаю ребенка.
Всмотревшись в ауру старухи, Лиша кивнула.
Лиша объявила остановку, и ее брюки для верховой езды скрипнули о седло. Она знала, что многие лесорубки от них в восторге, но сама была безразлична и к ним, и даже к юбкам-штанам, которые вошли в моду у многих жительниц Лощины.
Но внешние границы великих меток находились слишком далеко, чтобы тратить время на ходьбу пешком, тем более в обществе древней Фавах. Пестик – один из многих даров, которые в знак дружбы прислала ей с делегацией Аманвах, – был стройным, чистокровным красийским скакуном. Боевой конь не понимал юбок, но если ехать в брюках – он отзывался на легчайшее сжатие ног, готовый мгновенно прыгнуть или помчаться вскачь.
Длинный голубой плащ Лиши укреплялся тонкими пластинами меченого стекла. От высокого ворота до зауженной талии он сидел идеально по фигуре, а ниже широко расходился и прикрывал конский круп. Многочисленные карманы тоже были прослоены небьющимся стеклом, полные хора и трав. Жезл висел на поясе под рукой.
Сзади, подобно могучим деревьям, возвышались на Заруке и Обломе Уонда и Гаред. Дарси ехала рядом с нею на Ступке, подруге Пестика. Кобыла была на пол-ладони ниже коня, но Дарси Лесоруб оставалась на голову выше госпожи.
И все же ее беспокоили шествующие слева красийцы. На Фавах не наденешь брюки и не усадишь в седло. Она пересекала Лощину в паланкине, который несли шесть дюжих евнухов в черных одеждах шарумов и золотых кандалах на запястьях и щиколотках. Мужчины бежали слаженно и без труда держались вровень с лошадьми. Никто из них не запыхался к минуте, когда они опустили паланкин и отвели занавески.
Шестерка рабов была вызовом со стороны Фавах, напоминавшей, что ее не запугать, пусть даже она согласилась на условия Лиши.
Лиша не заглотила наживку. Искалеченные и обработанные дама’тинг мужчины не желали свободы. Напротив, их ауры пели от гордости. Они несли не только хозяйку, но также копья со щитами из меченого стекла, и одному Создателю ведомо, какое еще оружие. Попытка Лиши или кого-то еще освободить их приведет к кровопролитию.
Выдохнув, она отпустила оскорбление по ветру и выпорхнула из седла. Группа мастеров впереди занималась новым вооружением – скорпионами и катапультами красийского образца.
– Твой народ быстро приспосабливается, – заметила Фавах. – В Даре Эверама не было скорпионов, и он быстро пал.
– Как и войско принца Джайана, у которого не оказалось огненосного оружия, – напомнила Лиша. – У войн есть свойство выпячивать наши худшие качества.
Эрни, работавший с инженерами, увидел их, помахал рукой и направился к ним, вытирая чернильные пальцы.
– Отец, это дама’тинг Фавах ам’Каджи, – сообщила Лиша.
Эрни поклонился плавно и почтительно низко:
– Добро пожаловать, дама’тинг. Такое знакомство честь для меня. – Его красийский стремительно улучшался.
– Это честь для меня, – ответила Фавах, вновь поклонившись ниже, чем Лише. – В Красии твое имя произносят с почтением, Эрни ам’Свиток ам’Лощина.
Эрни раздулся от лести, и Лиша дала ему насладиться ею – пусть дружески поболтает с дама’тинг по-красийски.
– Твоя достопочтенная дочь говорит, что мы увидим некое усовершенствование твоей замечательной великой метки, – сказала Фавах.
– Ах это? – Эрни переминался с ноги на ногу. – Основная заслуга принадлежит моей Лише и Арлену Тюку, которые первыми построили сеть из меток.
– Отец скромничает, – встряла Лиша. – Сегодня ночью мы полюбуемся делом его, и только его рук.
– Объясни, – потребовала Фавах.
– Когда демоны напали в Ущерб, они принялись швыряться огромными камнями и деревьями, чтобы смять сопротивление и нарушить форму великой метки – ослабить ее и пересечь барьер.
– Поэтому стены надежнее вашей великой метки, – кивнула Фавах.
– Были, – поправил ее Эрни посуровевшим тоном. Он легко переносил высокомерие по отношению к себе, благо был закален многолетней жизнью с Элоной, но не терпел подобного, когда речь заходила о его трудах. – Теперь мы выдержим почти любой обстрел.
– Почти? – спросила Лиша.
Повернувшись, Эрни подал знак расчету, стоявшему снаружи от укреплений. Отряд лесорубов окружил их, обратив взгляды к лесу и высматривая демонов, которым хватит дурости подойти поближе.
Инженеры отсигналили в ответ и отпустили противовес. Праща послала в полет валун величиной с сарай. Он устремился по высокой дуге к площадке, расчищенной за великой меткой.
Но та полыхнула, и камень разбился вдребезги.
Фавах моргнула:
– Ты добавил ударные метки. – Старуха прищурилась. – А люди проходят запросто. Как выглядит уравнение?
Теперь глазами захлопал Эрни. Он привык к тому, что приходится долго и нудно объяснять даже самые азы меточного ремесла. Оправившись от удивления, он извлек табличку и написал уравнение, которое подгоняло и расставляло ударные метки так, чтобы они поражали только крупные цели, двигающиеся с определенной скоростью.
– Против жал бесполезно, – заметила Фавах.
– Мы не думаем, что демоны воспользуются скорпионами даже в новолуние, – ответил Эрни. – Сложнее с мусором. – Он показал на облако пыли от разлетевшегося камня. Большие осколки лежали на расчищенной за меткой площадке.
– Он не залетит за наружные границы барьера, – сказала Лиша. – Оттуда можно всех вывести.
Эрни кивнул:
– Дежурные бригады метчиков и мастеров будут убирать весь мусор, который ослабляет метки.
Фавах изучала уравнение.
– Это колоссальный расход энергии.
– Да, – вздохнул Эрни. – Великая метка способна регулировать отток. В основном.
– Опять оговорка, – сказала Лиша.
Эрни забрал дощечку и ниже первого уравнения написал второе:
– Это расчет количества камней, которое нужно, чтобы полностью истощить метку за час.
Лиша почувствовала, как в левой глазнице запульсировала боль.
– А если они наберут столько камней?
Эрни развел руками:
– В Лощине померкнет вся магия. На секунду, минуту или дольше, если подземники продолжат атаку.
– Создатель!.. – проговорила Лиша.
– Лиш, этому не бывать, – подал голос Гаред. – Пожарные бригады пометили и жала, и камни. У нас есть солдаты Лощины – они завалят любого скального или лесного демона, которому хватит сил швырнуть бочонок.
Лесорубы покатили машину обратно на метку, а он воздел топор, и к нему подтянулся отряд под командованием Дага и Меррем Мясников.
– Хочу показать тебе новобранцев, один здоровее меня. Вылитый скальный демон.
Лесорубы выстроились в линию, стуча кулаками по деревянным нагрудникам, а Лиша и ее свита двинулись вдоль строя. Кого здесь только не было – коротышки-энджирцы, долговязые райзонцы, кривоногие лактонцы и…
При виде великана-лесоруба, который держал огромную киркомотыгу, словно соломинку, Лиша остановилась как вкопанная. У нее сжалось сердце.
Гаред ничего не заметил.
– Вот он, – объявил он. – Джонн Молчун неразговорчив, но перебил гадов больше, чем любая пятерка из его отряда.
Великан смотрел прямо, но при звуке своего имени повернулся и встретился взглядом с Лишей.
Она узнала его сразу, это лицо навеки впечаталось в память. Здесь, в Лощине, ошивался немой великан, который изнасиловал Лишу в пути, – тот самый, что оседлал и придержал Рожера, пока его дружки занимались тем же.
Внезапно обуянная страхом, Лиша застыла. Абсурд. Она, переглядевшая мозгового демона, чувствовала себя беспомощной перед этим человеком. И все же…
Остальные насильники мертвы – подземники растерзали их, после того как Арлен с Рожером отобрали у них похищенный переносной круг. Но немого не оказалось среди трупов. Лише чудилось, что с той поры она видела его сотню раз – то в рощице, то в тени, то в отблеске огня на оконном стекле.
На его лице тоже расцвело узнавание, сменившееся ужасом. Он повернулся и бросился наутек.
– Уонда, задержи его! – завизжала Лиша. Вопль вышел отчаянным и перепуганным, но ей было все равно.
Уонда, превратившись в размытую тень, настигла беглеца в два огромных прыжка. Она вывернула ему руку, и киркомотыга выпала из сведенных судорогой пальцев. Великан взревел и отпихнул Уонду другой рукой, но та уже обвила его ноги своими и повергла на землю.
Гаред и лесорубы бросились на подмогу, но Уонда в ней не нуждалась. Она последовательно произвела захват, удерживая великана на месте и не давая ему ударить в ответ; затем принялась сдавливать шею, медленно перекрывая мозговой кровоток. Лицо гиганта побагровело, и, когда он ослабил сопротивление, готовый отключиться, Уонда чуть ослабила хватку, позволив ему глотнуть воздуха.
– Ночь, – пробормотал Гаред, – что он натворил?
Лиша осознала, что задерживает дыхание. Она выдохнула, вдохнула, и сердце, возобновившее ход, отозвалось тяжкими ударами.
– Он из тех разбойников, которые… – У Лиши пересохло в горле, и она с трудом облизала губы. – Ограбили нас с Рожером на дороге, до того как мы вернулись с Арленом.
– Я не забижал! – выкрикнул великан.
Слова были смазаны, напоминали мычание, и Лиша поняла, что он не немой, а просто… недоумок.
– Я только порскнул! – блажил тот. – Дом сказал – они затем и нарождаются. – Он всхлипнул. – Затем и нарождаются они…
Он стал раскачиваться и твердил одно и то же, пока Уонда не сдавила его крепче.
Лиша вновь обмерла. Она скрывала подробности покушения, хотя в Лощине хватало сплетников, которые неприятно приближались к истине. Теперь все открылось и Фавах, и ее шарумам, не говоря о ближайшем окружении Лиши, мастерах, метчиках и новобранцах.
Когда смысл сказанного дошел до всех, глаза и ауры потемнели; в последних заиграли краски, каких Лише видеть не приходилось.
Уонда обнажила длинный нож и вскинула взгляд на Лишу:
– Убить его, госпожа?
Она настроилась серьезно. Оглядевшись, Лиша увидела, что и другие – тоже. Дарси, Фавах, Мясники, шарумы, лесорубы и мастера. Даже в ауре Эрни не осталось милосердия. Убивать за нее, и не только демонов, были готовы все.
От этой мысли ее замутило, хотя доля крови была и на ее руках. Она отравила шарумов, сопровождавших ее в пути, и обрушила петарды на войско Джайана, когда оно штурмовало ворота Энджирса. Она еще помнила, как прогнулся и переломился под ее пятой хребет дама Горджи.
Но все это были случаи, когда речь шла о жизни и смерти. Она разила насмерть, напрямую защищая других, и не убивала беспомощных простаков, очутившихся в железных лапах Уонды.
Лиша вернулась взглядом к великану, восстанавливая в памяти его деяние. Как он небрежно пригвоздил ее к земле, сломив сопротивление. Его неистовство, перед тем как разрядиться в нее.
Были ли после нее другие, пережившие тот же кошмар? Будут ли в дальнейшем, если она оставит его в живых? Простак или нет, великан был хорошо для этого оснащен, и даже крупные уроженки Лощины уподобятся детям под напором этакой силищи. Желудок бунтовал, во рту стоял привкус желчи, а глазницу уже разрывало от боли.
Уонда сделает свое дело. Она убьет его здесь и сейчас, и никто в Лощине их не осудит. Уонду не будут мучить кошмары, и Лиша не могла отрицать, что и ее – тоже, так как утешится мыслью, что мир избавился от последнего из тех негодяев.
Руке было больно; Лиша глянула вниз и увидела, что мертвой хваткой вцепилась в свой хора-жезл.
– Пусть он встанет.
Лиша ждала от Уонды протестов, но та, не успел Джонн Молчун очухаться, отвела руку, вскочила и отошла. Гигант мог схватить киркомотыгу, но остался на четвереньках, дрожа и заливаясь слезами, которые чертили борозды в покрывшей лицо грязи.
Она наставила на него жезл:
– Жаль, что и ты не достался подземникам.
Услышав это, Эрни поднял взгляд, и в его ауре что-то изменилось. Намекнуло на жалость. Лиша помнила отцовский ответ, когда она годы назад пожелала, чтобы подземники забрали ее мать: «Никогда так не говори. Ни о ком».
– Давай же. – Гаред держал наготове топор. – Или позволь мне.
По сравнению с Гаредом Лесорубом Джонн Молчун был не так уж велик. И барон был более чем готов с ним расправиться. Он хотел этого – жаждал убить любого, кто осмелится ее тронуть.
Лиша простерла жезл дальше, но рука у нее тряслась.
– На этом человеке долг крови, – сказала Фавах. – Ударивший дама’тинг повинен смерти.
Ее слова всколыхнули другое воспоминание – о дне, когда Арлен схватился с Кавалем и Коливом, которые намеревались его убить. «Да, мы кровники, но долг лежит на вас. Я мог бы взыскать его нынче, но убиваю только алагай».
Сколько раз Арлен повторял ей это, когда они целовались в ночи? «Лиш, мы воюем с подземниками. Все прочее – верный проигрыш».
Но ради нее даже он нарушил слово.
– Нет. – Лиша уронила руку, и жезл повис. – Здесь не плаха, а мы не палачи.
– Я принесу цепи, – сказала Уонда. – Брошу его в камеру.
Мысль о том, что человек, на нее напавший, будет голосить под ее опочивальней в темнице, не принесла утешения. Лиша чуть вскинула жезл и подошла ближе, исследуя ауру великана. Тот отпрянул.
– Хочешь прощения? – спросила она.
– Да! – простонал он.
– Близится новолуние! – крикнула Лиша, быстро нарисовав метку, и ее голос загремел в ночи. – Клянешься ли ты отстаивать Лощину, когда падет тьма и на нас двинутся демоны?
– Да! – проревел великан. – Да! Да! Да!
Его аура была бесхитростна, как он сам, – ясна и читаема. Он не лукавил.
Она повернулась к лесорубам – ветеранам и новичкам:
– Подземникам безразличны наши дела. Они нахлынут, сплоченные желанием нас уничтожить. Мы обязаны ответить им тем же!
– Да!!! – грянули лесорубы, потрясая оружием и кулаками. Даже евнухи Фавах, лишенные языка и ствола, ударили копьями по щитам.
Лиша вновь посмотрела на Джонна Молчуна, дрожащего от страха. Она понизила голос и усилила его магией:
– Трижды в неделю ты будешь являться к директору Дарси обсудить… зачем нарождаются женщины.
Джонн усердно закивал, а Дарси, поддернув рукава платья, уперла руки в боки:
– И лапы держи подальше, пока я не удостоверюсь в твоей благонадежности.
– Да, – бесцветным тоном повторил Джонн.
Лиша вернула жезл на пояс и нагнулась за тяжелой киркомотыгой великана.
– Теперь возвращайся в строй.
Помявшись, верзила схватил оружие и поспешил занять место, с которого бежал. Новобранцы посторонились, но никто не возразил.
«Мы воюем с подземниками. Все прочее – верный проигрыш».
Сделав глубокий вдох и расправив плечи, Лиша пошла к лошадям с грацией самой герцогини Арейн.
Фавах внимательно изучила кости. Лиша понимала: старая дама’тинг придерется к малейшему изъяну, может и вовсе потребовать все уничтожить и вырезать заново.
В итоге Фавах только хрюкнула, вернула их и выбрала из колоды три карты, которые положила рубашкой вверх:
– Сделай расклад и скажи, что увидишь.
Лиша рассекла кисть, смочила кости и, встряхивая, согрела в руках. Потом, когда они засияли, метнула. Ее пробрал озноб при виде того, как прервалось их естественное движение.
Фавах впечатлилась меньше, она наблюдала этот трюк не сосчитать сколько раз.
– Итак? Что ты видишь?
Много времени Лише не понадобилось.
– Тройка воды, пятерка копий, шарум щитов.
Она ответила уверенно, начертания были ясны. Это считалось азами. Она читала по картам свое будущее, и оно застывало, едва они ложились на стол.
Фавах перевернула их и не сказала ничего по поводу правильного ответа. Перетасовав колоду, она положила ее перед собой на пол:
– Теперь скажи, какие три я возьму.
Это было сложнее. Невозможно узнать, откуда достанут карты – сверху или снизу, подряд или как придется. Лиша бросила кости, чтобы рассмотреть свыше ста тысяч вариантов.
После долгой паузы она произнесла:
– Дамаджи’тинг черепов. Семерка копий. Хаффит.
Фавах скосила глаза, изучила кости сама и, действуя наугад, вытянула предсказанные Лишей карты. Она невразумительно буркнула:
– Карточных сочетаний – тысячи. Варианты будущего живых – неисчислимы.
Лиша кивнула:
– Хотела бы я иметь роскошь провести годы в Палате Теней, но Шарак Ка на пороге.
Фавах убрала карты:
– Теперь задай настоящий вопрос.
Лиша взяла крошечный пузырек с кровью Элиссы и смочила кости:
– Создатель, дарующий жизнь и свет, твоим детям нужны ответы. Открой мне судьбу Элиссы вах Раген ам’Вестник ам’Милн.
Из горного города уже несколько недель не поступало вестей. Регулярное сообщение с Милном прекратилось, и ни один вестник не осмеливался отъезжать от возвращенного Ривербриджа дальше чем на день пути.
Лиша бросила кости, и Фавах на сей раз пристально всмотрелась, когда они резко замерли. Обе склонились, изучая результат. Метки, обозначавшие скалы и ветер, пересеклись, и Лиша указала на них:
– Гора.
Фавах взглянула под новым углом:
– Они развернуты на север. Долина.
– Город Милн лежит в долине между двух гор, – сказала Лиша.
– Ты изучаешь узор или выискиваешь подтверждение? – осведомилась Фавах.
Лиша свела брови и снова сосредоточилась на раскладе:
– Значит, ты не придерживаешься учения дама’тинг Корелвах, которое гласит, что кости следует читать с севера на юг, и соглашаешься с дама’тинг Вахкорел, считавшей, что нужно читать от середины к краям?
– Ты судишь по одному-единственному слову? – Фавах издала звук, будто плюнула, хотя с сухих губ не сорвалось ни капли. – Дамаджах не преувеличила, сказав, что твоя самоуверенность не имеет границ.
– Я не хотела тебя оскорбить, – отступила Лиша.
Своим тоном старуха напомнила ей Бруну.
– Корелвах была моей бабкой, – сказала Фавах. – Вахкорел – ее сестра. Ребенком я наслушалась, как они орали друг на друга.
«Ночь, сколько же тебе лет?» – поразилась Лиша. Она опять подумала о Бруне и грузе мудрости, наслоившейся на ее годы.
– Обе не сомневались, что разгадали тайну вселенной, – продолжила Фавах. – И были уверены, что только с ними и говорит Эверам. А почему бы и нет? Никто не станет отрицать, что у обеих имелось Видение. Моя двоюродная бабка за сотню лет предсказала день и час своей смерти, а родная расстроила планы заговорщика-маджаха, просто встретив его на улице. Она с детства знала, что окажется там в нужную минуту. У обеих были преданные сторонницы. Глупые фанатички, не желавшие даже знать мнение противной стороны. Но обе школы породили провидиц, которые одной стопой стояли на Ала, а другой – попирали вечность.
Фавах воздела колючий палец:
– Ты полагаешь, что тайны вселенной суть уравнение и его можно решить. Но будущее не уравнение. Это история. А рассказать историю можно по-разному.
Лиша поклонилась ниже, чем позволяла себе прилюдно:
– Ты права, дама’тинг. Я приношу извинения. Я просто… жадна до знаний.
Фавах шмыгнула носом и указала на кости:
– Читай, девочка.
– Воздух над водой, – проговорила Лиша. – Облако… нет, там молния. Грозовая туча.
– Грозовые тучи сбираются, как туман, над городом… в горной долине. – Фавах подмигнула так резво, что Лиша подумала – показалось. Старуха простерла руку, и костлявая кисть зависла над скоплением символов, которые означали демонов. – У стен собрались полчища алагай. Но северяне… – Она указала на другой знак.
– Самонадеянны, – перевела Лиша. Она прикрыла ладонями рот. – Они не понимают, что вот-вот начнется! Мы должны…
– Скорее всего, мы ничего не сможем сделать. – Фавах наставила палец еще на один символ.
– Остров, – сказала Лиша. – Они одни? Отрезаны?
– Почти во всех вариантах будущего. Столп в реке времени.
– Нельзя же не высылать помощь только потому, что островной символ указывает на горную долину! Зачем заглядывать в будущее, если нечем помочь?
– Что за!.. – Фавах выкатила глаза. – Самоуверенная дура! Ты потратила на головоломку пять минут, кое-что угадала и сделала выводы? Неужели ты думаешь, что моя бабка прорицала с первого взгляда? Она зачастую по неделе медитировала над важным раскладом, не ела и не спала – все рассматривала варианты!
– У меня нет недели, чтобы голодать и пялиться на кости, – ответила Лиша. – Завтра новолуние, а я правлю графством.
– То есть – либо неделя, либо пять минут, а в промежутке – ничего? – осведомилась Фавах. – Не сомневаюсь, что даже великая графиня Свиток может выделить час между помилованием шарумов-насильников и кормлением голодного младенца.
Лиша сверкнула глазами, но аура старухи была безмятежна. Фавах провела над костями рукой:
– Шарак Ка близко, а в этом раскладе, Лиша вах Эрни, содержится тысяча историй крови. Они заслуживают большего, чем мимолетный взгляд.
– Госпожа! Может быть, вам все-таки лучше вернуться в столицу? – в тысячный раз спросил Артер. Первый министр ловчее управлялся с пером, чем с копьем, и выглядел неуклюже в деревянных доспехах.
Потратив часы на изучение заключительного расклада, Лиша и Фавах пришли к единому варианту: «С наступлением ночи алагай нанесут удар севернее Лощины». Призвали Шазелль и Джайю; взглянув, они пришли к тому же выводу без всяких подсказок Лиши с Фавах.
Лиша погладила притороченный к поясу хора-жезл, ощущая пульсацию магии:
– Я нужна здесь.
Пестик стоял обсидиановой статуей, но Лиша чувствовала, как напрягался могучий скакун, готовый немедля сорваться с места. Его серебряные подковы укрепляли кости демона и мощные метки. Он будет стремителен. Неутомим. Сумеет одним ударом расколоть череп лесного демона.
Точно так же были оснащены лошади ее командиров и улан Лощины – помесь огромных энджирских мустангов и стройных, быстрых рысаков. Они били копытами, разделяя возбуждение наездников.
Лиша находилась на Конном Ранчо – самой северной великой метке графства Лощина. Будучи весьма малонаселенным округом, Конное Ранчо раскинулось широко и служило пастбищем и тренировочным полем для могучих мустангов и быстрых рысаков, на которых держалась местная кавалерия.
Но при своих немалых размерах конная великая метка была в числе самых слабых; ее образовывали в основном деревянные изгороди и несколько зданий в центре. У барона Жеребца трудились уже сотни рук, однако работники по-прежнему трапезничали сообща в городском зале собраний, представляя собой скорее семью, нежели баронство.
То, что демоны нанесут удар именно здесь, казалось правдоподобным. Достаточно удачно швырнуть несколько камней да махануть древесными стволами, которые скальные демоны превращали в дубинки, – и все. Появится столько брешей – за всеми не углядишь. С потерей Ранчо Лощина лишится важнейших ресурсов.
Лиша приказала эвакуировать мирных людей во внутренние округа и увести туда же лошадей, которые были слишком молоды или дики, чтобы ходить под седлом. Когда солнце садилось, остальные люди Жона либо патрулировали границы метки верхом, либо скрывались с луками в высокой траве.
Рядом с Лишей на выбранном ею для обзора холме ждал Гаред. Лучшие лесорубы и уланы Лощины собрались у подножия, готовые по его команде прикрывать бреши.
– Ваше присутствие, госпожа, дорогого стоит, – сказал Жон Жеребец, восседавший подле нее на крупном буром мустанге. – Надеюсь, вы зря потратите время.
«Ночью кровь хлынет рекой», – предсказали кости.
Лиша снова дотронулась до жезла:
– Я тоже на это надеюсь.
После заката напряжение возросло. Лиша водила Пестика кругами по вершине холма и всматривалась в ночь через меченые очки, но не видела ни собирающихся демонов, ни вообще чего-либо необычного. Патрульные спокойно объезжали периметр, а разведчики регулярно возвращались из-за барьера с докладом.
– Что-то не так, – пробормотал Гаред.
Лиша согласилась. В то новолуние, когда началось наступление, демоны принялись строить великие метки, похожие на осадные машины. Это не та задача, которую можно выполнить тихо и незаметно.
Но стояло безмолвие, нарушавшееся только криками птиц и трескотней насекомых. Не было видно даже привычного снования демонов.
Лиша повернула одну сережку. Дальше великой метки они почти не срабатывали, но в пределах графства Лощина связь устанавливалась мгновенно.
– Госпожа, – послышался голос Дарси.
– Докладывай, – велела Лиша. – У Конного Ранчо демонов нет.
– В Лесу травниц тихо, – ответила Дарси. – Капитан только что проверял. Нигде ни звука.
В остальных округах, которые Лиша проверила один за другим, была та же картина.
Она и ее спутники продолжили нести дозор – расхаживали, чуть ли не ссорились, но наступил рассвет, и ничего не случилось.
«С наступлением ночи алагай нанесут удар севернее Лощины» – все они в этом сошлись. Что же пошло не так? Может быть, у Лиши и правда никудышные кости?
Она мысленно вернулась к узору, который прочно врезался в память после многочасового изучения. Действительно ли было сказано то, что она прочитала? Или они сами решили, что целью демонов станет Лощина?
«С наступлением ночи алагай нанесут удар севернее Лощины».
Ночь!..
– Артер. – В глазнице проснулась боль. – Будь добр, пошли на север капитана Гамона и улан Лощины.
Тот вскинул брови:
– Госпожа?
– Уонда, отправляйся с ними. Возьми с собой Кендалл.
– Госпожа? – задохнулась Уонда.
Лиша сжала кулак, кляня себя за самонадеянность, но ответила бесстрастно:
– Боюсь, что атаковали Энджирс.
