Книга: Королева демонов
Назад: Глава 21 Новографство 334◦П.◦В.
Дальше: Глава 23 «Плач шарума» 334◦П.◦В.
Глава 22
На краю бездны Най
334◦П.◦В.
Татуированная кожа Терна давно зажила, но ладони еще чесались. Зуд постоянно напоминал о метках, которые скрывались под грязной одеждой.
Как будто он нуждался в напоминаниях.
Он сопротивлялся их силе, прикрывал и полагался взамен на копье. Но когда наносил удар демону, магия все равно просачивалась в руки через древко и материю. Метки пили ее жадно, а удовольствием порождалось пристрастие, гнавшее его на поиски недрил, которых иначе он избегал бы.
И, думая о татуировках, он неизменно вспоминал Стелу Тракт и ночь, которую они провели в терновнике. Стелу Тракт, обнаженную и покрытую ихором. Стелу Тракт на четвереньках и брата Франка сзади.
Он встряхнул головой. «Нужно время. Время и расстояние. В такую даль она за мной не увяжется».
Отчасти ему хотелось обратного. Чтобы она затравила его, снова им овладела. Часть Терна навечно осталась в ее власти и радовалась этому.
Чтобы не думать о грустном, Терн сосредоточился на долге. После гибели его родных от него отвернулись все, кроме Вереска, рачителя Топи. Когда пришли красийцы, капитан «Плача шарума» Делия сделала их обоих почетными членами экипажа. Приняла в семью.
Семье настало время обрести свободу. Красийцы так и не взяли Лактон, а Доктаун после разгрома войск Джайана весьма ослабел. На водах пока господствовал капитан Керан с его приватирами, но Терн знал, что у лактонцев есть в резерве суда. Если он соберет достаточно сведений, они сумеют отвоевать Доктаун.
А потому Терн приготовился разведать до возвращения как можно больше. Спеша вдоль дороги вестников, он хоронился в подлеске и нырял по пути в селение за селением. При встрече со связными расспрашивал их и прислушивался к разговорам на площадях и постоялых дворах.
Большинство деревень у дороги в Доктаун оставалось под контролем Лощины; торговцев, странников и патрулей лесорубов было не счесть. Графиня Свиток рьяно расширяла границы в ответ на рейды Волков Эверама.
Волки были конными шарумами под началом красийского полевого командира по имени Джурим. Они скакали без устали и нигде не задерживались дольше, чем требовалось для разорения населенного пункта. Если у них и имелась база, то обнаружить ее не удавалось, и столь же смутно представлялась их численность. Их могло быть и несколько человек, и двести, и больше тысячи.
Терн замечал Волков-разведчиков даже на территории Лощины. Они успели приучиться к жизни в лесу, но были – по меркам Терна – неуклюжи и слишком шумели. Он мог легко подкрасться и перебить их, но не был готов проливать кровь, когда ничто не угрожало ему напрямую.
Именно страх перед Волками понуждал хутора, что стояли на красийской стороне границы, подчиняться закону Эведжана. Лактонцы теперь превосходили числом своих красийских надсмотрщиков, которые остались ни с чем после сражения при Энджирсе. Но тех, кто без содействия Лощины пытался сбросить иго местных дама, навещали Волки, оставлявшие после себя только пепел и кровь.
На территории красийцев людской поток редел. Торговых фургонов было меньше, и дама не позволяли чинам ходить по деревням. Ко времени, когда Терн достиг развилки у Нортфорка, дорога вестников опустела.
Несколько дней Терн двигался на восток, чтобы побольше узнать перед отчетом в Лактоне. Иногда ему встречались красийские вестники и патрули, но в остальном было тихо. Теперь, когда повстанцев принца Эгара разбили в битве при Доктауне, красийцы надежнее контролировали селения восточнее Нортфорка.
Но сколько бы прочно ни придавила местных красийская пята, шарумов там было немного. И если лактонцы ударят сейчас, подкрепления не будет.
Терн повернул обратно к Доктауну. В его суме лежало черное одеяние шарума, в котором можно проскользнуть на разведку в город. Потом он двинется вдоль берега на север и будет идти, пока не доберется до любимого потайного грота капитана Делии. Если передвинуть определенный камень, она обязательно заметит и вышлет лодку.
Но едва он собрался срезать путь и пойти напрямик, как его внимание привлекла одинокая путница.
– Солнце садится, – сказала Ашия Каджи.
Разговаривать вслух было не в правилах шарум’тинг. Последние десять лет она изъяснялась в основном замысловатым языком жестов немых евнухов, которые служили дама’тинг. Ей и ее сестрам по копью не полагалось открываться слуху и зрению. Лишь осязанию.
Но теперь она стала не только шарум’тинг. Еще и матерью, а материнский долг обязывает учить ребенка говорить.
– Надо разбить лагерь, – произнесла она.
Не слышит ли ее кто-нибудь? Не слишком ли она откровенна в своих намерениях? В подлеске что-то шевельнулось. Это мог быть олень или тень, или там вовсе не было ничего. Она втянула воздух; покрывало раздулось и туго натянулось опять.
– Лагел! – крикнул Каджи.
– Правильно, сердце мое!
Болтовня, какой бы странной ни казалась, только способствовала маскировке.
«Патрульные шарумы всегда готовы наброситься на одинокую странницу, – сказала Дамаджах. – Или на стройную молодую мать, даже с младенцем. Но старая карга, идущая с внуком, превратится в невидимку».
А потому Ашия надела поверх доспехов грубое черное платье даль’тинг, в котором ее фигура стала бесформенной. Она сгорбилась, прибавив к ноше мнимый груз лет. Лицо и волосы скрывались под плотным черным покрывалом. Искусственные морщины вокруг глаз состарили гладкую кожу.
Свои копья-близнецы она разомкнула и завернула в ткань, теперь они служили подпорками для узла с Каджи. Их можно за считаные секунды изготовить к бою и выщелкнуть скрытые в полых древах меченые наконечники.
Зеркальная поверхность щита из меченого стекла скрывалась под слоем краски, уподобившись битой бронзе. Такие щиты имелись чуть ли не в каждой красийской семье – хотя бы один, оставшийся после родственника-шарума, который ушел одиноким путем. Щит был демонстративно приторочен к седлу как жалкая вещь, на какую никто не позарится.
Таким же образом ей подобрали и невзрачную кобылу. Тряпье на бабках скрывало посеребренные метки, вырезанные на копытах. Даже кличка лошади – Раса – означала «тайная сила».
Ашия выглядела заурядной женщиной из бесчисленных красиек с болот, оставшихся вдовами благодаря глупости принца Джайана. Взять с нее было нечего. С ребенком за плечами она, как правило, не привлекала внимания ни бандитов, ни патрульных шарумов.
Первые несколько ночей Дамаджах следила за ее продвижением при помощи серьги, но Ашия давно вышла из зоны связи. До Водоема Эверама осталось всего два дня пути.
Солнце приблизилось к горизонту, и Ашия нашла невдалеке от дороги глухой участок сухой земли.
– Лагел! – крикнул Каджи, когда она спешилась.
– Правильно, – согласилась Ашия. – Это наш лагерь. Что будем делать сначала?
– Ошдь! – мгновенно ответил Каджи.
Они занимались каждый вечер.
– Да, – кивнула Ашия. – Сначала я привяжу лошадь.
Без всякого молотка она вогнала колышек в землю точным движением ладони, как будто нанесла удар самой Ала.
– Что сделаем дальше?
– К’уг! – крикнул Каджи.
Ашия с улыбкой расправила переносной меченый круг. Прошлой ночью Каджи ответил «ошдь» и на второй вопрос. А до того – вообще промолчал. Он уже неплохо ее понимал, и с его крошечных губ каждый день срывалось новое слово.
Она поставила узел и разложила камни для костра.
– Лагел! – Каджи показал на хворост.
Ашия подожгла его при помощи кольца с рубином, где скрывался кусочек рога огненного демона.
– Огонь.
– Гонь, – согласился Каджи, и у нее побежали мурашки по коже. Еще одно слово. Оно пришлось кстати, ибо сегодня был особенный день.
Ашия отцепила Каджи и вынула его из узла, чтобы сменить бидо. Делом она занималась умело, а он не сводил с нее глаз.
– Сегодня день твоего рождения. – Она поднесла его ближе. – Ала один раз обернулась вокруг солнца Эверама с той ночи, как тебя принесли в этот мир.
Она распахнула платье, высвобождая грудь.
В деревьях послышался едва уловимый шорох. Ашия не шелохнулась, воркуя над сыном, который начал сосать, но целиком сосредоточилась на подозрительном месте. Острые, как у орлицы, глаза никого не заметили. Чуткие уши навострились, но не последовало ни звука.
Это могло быть что угодно. Солнце еще не зашло, и ей было ясно – там нет демона. Может быть, прошмыгнул зверек. Упал орех. Подул ветерок.
Но вновь появился запах, который она почуяла на дороге.
Мерно дыша и сосредотачиваясь, она выждала, но ничто не указывало на опасность.
– Маме везде мерещатся враги, – в итоге сказала она Каджи.
Малыш не слушал; он закрыл глаза, насыщаясь. Ашия тоже перекусила: съела черствое медовое печенье, обычный рацион шарум’тинг для поддержания сил при вынужденном посте.
Когда Каджи наелся, она положила его на одеяльце в углублении своего круглого щита. Он потянулся и заерзал, очутившись наконец на свободе, уже не стесненный узлом. Щит закачался, не давая ему выпасть, и Ашия занялась Расой – расседлала и почистила скребком.
Когда с делом покончила, небо уже потемнело. До восхода демонов осталось около четверти часа. Ашия сняла Каджи со щита и поставила на ноги. Он вцепился в рукав, но только для равновесия, силенок ему хватало. Затем он несколько минут восторженно ковылял по лагерю, таща за собою мать.
– Ошдь! – крикнул он в сторону Расы.
– Да, лошадь! – со смехом подтвердила Ашия.
– Гонь! – тявкнул он на костер.
– Да, огонь! – Ашия чуть сжала его ручонку.
– Лагел! – выкрикнул он на метки.
– Метки, – поправила Ашия, проведя пальцем по символам.
– Меки!
Снова шорох. Дыша по-прежнему ровно, она подхватила Каджи и подбросила его. Малыш весело взвизгнул, и Ашия отнесла его обратно к костру на середину круга.
Порывшись в седельной сумке, она извлекла тщательно завернутую шкатулку:
– Сынок, у меня для тебя кое-что есть. Подарок на первый день рождения. – Внутри оказался мягкий желтый кулич. – Моя Тикка пекла такие, когда я была маленькая, и я любила их больше всего на свете. А теперь она испекла такой же для тебя.
Ашия затянула старинную детскую песню, специально сложенную для таких праздников. Пению обучали всех – и ее, и сестер по копью. Ашии редко приходилось пользоваться этим умением, но никогда она не чувствовала такой близости к Эвераму, как в минуты пения сыну.
И снова звук со стороны леса. Стемнело, и меченые монеты на лбу позволили ей видеть в свете Эверама, но даже с их помощью она не различила в лесу никакой живности.
Однако живность там была, и смышленая, поскольку маскировалась, согласуя движения с голосом, который по ходу пения то возвышался, то угасал.
Кто бы это ни был, он не показывался и не спешил причинить вред. Через несколько секунд звук стал удаляться. Шпион отправился с докладом к начальству?
Лазутчик подстраивался под пение не только ее, но и птиц со сверчками, под крики летучих мышей и завывания ветра. Чуткий к гармонии ночи, он не был обычным животным. Как и заурядным демоном. Может быть, там кревах из элитных дозорных Асома?
Или бесформенный алагай? Из числа кай. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как Ашия схватилась с таким бок о бок с Асомом. Демон стремительно оправлялся от сильнейших ударов, удваивал и утраивал натиск, отращивал все больше конечностей, и она лишилась возможности как отбиться от них, так и увернуться.
В конечном счете его убил муж. Правду сказать, Ашия сомневалась, что совладала бы с ним одна. Такой же демон умертвил ее мастера Энкидо.
Не прекращая петь, Ашия вытянула из узла копья, соединила древки из меченого стекла и получила трость. Когда песня кончилась, она поставила перед Каджи кулич. Он уставился на него.
– Кулич, – сказала Ашия.
– Ули, – повторил он.
– Давай ешь. – Ашия отломила кусок. Сколько лет миновало с тех пор, как она пробовала выпечку Тикки? Без малого десять. – Тебе понравится.
Она пожевала сама. Мягкий, клейкий и сладкий, кулич отдавал детством. Счастьем и безмятежностью. Она вспомнила свои покои, полные шелков и бархата, пышный ковер, золотые чаши и витражи. Пустопорожнюю болтовню с толпой юных женщин, смысл бытия которых сводился к тому, чтобы ей угодить. Былую жизнь, которая рухнула и обернулась неволей под дворцом дама’тинг.
Каджи засмеялся, старательно повторяя ее действия. Двумя руками он сгреб губчатую массу, зажал в кулачки и больше рассыпал, чем донес до рта. Ашия снова прыснула. Она возненавидела безмозглую Кадживах за то, что та послала ее с кузинами к Инэвере, и вторично – после разлуки с сестрами ради брака с Асомом. Но все это привело к минуте нынешней – к смеху Каджи, и тот с лихвой окупал былые страдания.
Впрочем, глядя, как сын впервые в жизни пробует желтый кулич Тикки, Ашия не забывала следить за шпионом. Он отступил, но недалеко. Она чуяла его запах.
Ашия вытерла липкие ладошки Каджи и уложила малыша на одеяльце в углублении щита. Даже если подведут наружные метки, его защитят те, которые бегут по ободу, а дальше она подоспеет.
Затем она взяла измаранное бидо Каджи:
– Тебе, сынок, можно оправляться в круге, но мне, боюсь, не положено. – Она поцеловала его. – Я сейчас же вернусь.
Ашия пошла медленно – на случай, если хищник продолжает слежку, и притворилась, будто ей не подняться без палки. Шаркая, она покинула круг света и юркнула за дерево.
Как только Ашия очутилась вне поля зрения предполагаемого шпиона, она сбросила тяжелое верхнее платье и осталась в легких, словно перышко, черных шелках шарум’тинг, укрепленных пластинами меченого стекла. Затем активировала хора тишины и, бесшумно взобравшись на дерево, затерялась в ветвях.
Каджи, как с ним часто бывало, разговаривал сам с собой, в основном издавая нечленораздельные звуки. Ашия сосредоточилась, передвигаясь в унисон с ними так же, как поступал хищник. Подобно колибри среди цветов, она перепархивала с дерева на дерево и вскоре, обогнув лагерь и углубившись в лес, увидела наконец шпиона.
Терн потерял день и собрал полезные сведения, хотя в Лактоне его не ждали. Дорога была небезопасна для старухи-красийки с ребенком. Шарумы были врагами – ему пришлось в это поверить, но женщины и дети не захватывали его родину.
Женщина произвела на него сильное впечатление и возбудила некоторые подозрения. Она горбилась, якобы не в силах держаться прямо, но ехала с ребенком за плечами целый день и останавливалась, только чтобы покормить его или переодеть. А в поздний час не выказала страха, хладнокровно нашла себе место подальше от дороги и разбила лагерь.
Красийские женщины славились выдержкой. В своих общинах они выполняли бо́льшую часть работ, вели дела, возводили дома, забивали скот и растили детей.
Чего они не делали, так это не участвовали в боях. Ни с людьми, ни тем более с демонами. У этой даже не было оружия, только побитый щит, и все же она без тени тревоги готовилась встретить ночь. С заходом солнца страх охватывал даже Терна. Поэтому он и выжил.
Кто эта женщина? И кто ее малыш – сын? Внук? Или очередной сирота, как Терн? Эверам свидетель – историй о разрушенных местных семьях ходило без счета. Красийцы либо потопили, либо захватили больше половины лактонского флота и удержали селения, но понесли чудовищные потери. Может быть, эти двое идут в Доктаун искать отца?
А может, женщина служит в приюте? Своего рода вестница, которая развозит детей по семьям, готовым их принять. Красийцы всегда привечали детей шарумов, которые ушли одиноким путем. В дальнейшем они пополняли ими поредевшие ряды воинов. Какая семья откажется от здорового сына-красийца?
Но едва она распеленала младенца, Терн понял, что ошибался. Кем и чем бы она ни была, в ее материнской любви не приходилось сомневаться.
Он наблюдал, согреваясь красийскими словами, которые выкрикивал малыш, и ответами матери.
Релан внушал своим детям, что они обязаны знать, кем являются и откуда родом. Он учил их родному языку, песням и танцам. Преподавал сыновьям шарусак и мечтал подыскать дочерям хороших мужей.
В последнее время Терн часто слышал отцовский язык, но неизменно в бранной форме. А эта женщина радовалась, смеялась, и это было лучшее, что запомнилось Терну.
Тогда он понял, что человек, способный столь самозабвенно любить и веселиться, не может быть ему врагом. Они, несомненно, направлялись в Доктаун, и он решил оберегать их в пути, пусть даже ценой своего времени. Он будет охранять их сон и отгонять недрил.
Женщина уселась с ребенком и, не успел Терн осознать происходящее, обнажила грудь.
Терна бросило в жар, и он поспешно отвернулся. Поздно. Увиденное опалило его воображение. Образ не отступил даже после нескольких глубоких вздохов. Грудь молодой женщины. Грузность, прибавлявшая ей лет, сообщалась поддевкой – армированным черным одеянием шарума. Зрелище более редкое, чем женщина, несущая родовой щит, но тоже не из ряда вон выходящее. Этим отчасти объяснялось ее спокойствие на закате.
По шороху одежды Терн понял, что кормление завершилось, и осмелился глянуть на них снова в тот миг, когда малыш вцепился в рукав матери и встал. Крепко держась за нее, показывая пальцем и выкрикивая слова, он заковылял по лагерю. Терн придвинулся ближе, не желая пропустить ничего.
Но затем женщина отнесла сына обратно к костру и запела песню, которой Терн не слышал много лет. Песня в честь дня рождения – хвала Эвераму, даровавшему жизнь.
Сколько раз ее пели в семействе Терна? В доме Дамаджа их было семеро.
Голос женщины был самым прекрасным и неземным, что выпадало слышать Терну, не считая дуэта жен Восьмипалого на его похоронах. Терн затерялся в его звуке, закутавшись в него, словно в теплое одеяло.
И вспомнил на миг голоса родных. Как пели хором братья и сестры. Отцовский бас. И мать, всегда направлявшую песню.
Он проглотил комок в горле и сморгнул внезапные слезы. Попытался еще раз ухватиться за воспоминание, услышать их снова, но все растаяло дымным облачком. В груди зарождались рыдания, и он знал, что сдерживаться долго не сможет.
Задержав дыхание, Терн ретировался со всей возможной поспешностью. Отойдя достаточно далеко, он привалился к дереву, соскользнул на сырую почву и расплакался.
Ашия следила за шпионом, полнясь сомнениями.
Он точно не дама – слишком юн и одет в грязные лохмотья. У него имелись копье и щит, но Ашия в жизни не видела такого шарума. Одежда была северного покроя, запятнана соком растений, испачкана землей – все ради того, чтобы стать в подлеске невидимым даже для меточного зрения.
Но теперь, вблизи, Ашия различала в нем мощную магию, особенно в кистях. Лицо было таким чумазым, что разглядеть черты толком не удавалось. Он мог оказаться и красийцем, и темноволосым землепашцем, который пересидел на солнце.
Кто он такой? Чего хочет? И почему, во имя Эверама, плачет?
«Схвати и выясни».
Ашия сжала посох, не выпуская лезвий. Другой рукой высвободила из поясного веретена несколько дюймов шелкового шнура. На шее незнакомца была точка, где сходились линии силы. Нагнувшись и опустив голову меж колен, шпион обнажил эту точку. Верный удар обездвижит его достаточно надолго, чтобы связать шнуром по рукам и ногам. Не успеет всполошиться Каджи, как они с пленником уже вернутся в лагерь.
Бесшумно, словно пикирующий воздушный демон, она прыгнула, но лазутчик каким-то чудом заметил ее. В последний миг он кубарем перекатился вперед, и посох ударил в сырую землю.
Энкидо учил их на пальцах: «Враг не будет ждать, пока ты его поразишь».
Оттолкнувшись при приземлении, Ашия перекатилась следом, метнула петлю и поймала его за лодыжку. Дернула, но он сохранил равновесие, изловчился и пнул ее свободной ногой в лицо.
Ашия отлетела и на миг ослабила хватку. Этого оказалось достаточно, чтобы он вырвался. Соглядатай мог закрепить преимущество, но вместо этого бросился наутек.
Ашия тотчас пустилась в погоню. Шпион свернул влево, взбежал на два шага по древесному стволу, прыгнул вправо, ухватился за ветку и подтянулся.
Его маневр не обманул Ашию. С такой же легкостью она взлетела на соседнее дерево, выиграв несколько дюймов. В листве на мгновение образовалась брешь, и Ашия ударила беглеца посохом между лопатками, когда он нацелился на следующую ветвь. Его рука повисла, кисть свело, и он свалился на землю.
Ашия приземлилась рядом и перекувырнулась, одновременно разматывая шнур.
Но шпион тоже перекатился и встретил ее лицом к лицу. Он выбросил вперед ногу, и Ашия, без труда увернувшись, попыталась захватить ее петлей. Но он успел сгрести шнур, дернул и ударил.
Ашия отразила его с минимальным контактом и попробовала поймать лазутчика руками, но кожа у него была скользкой от сока. Он вывернулся, не дав поймать себя в захват.
Оба вскочили на ноги, и он двинулся в лобовую атаку. Его пинки и тычки были безукоризненны, но бесхитростны. Шарукины, которым учат детей и чи’шарумов.
Но, уступая в мастерстве, он брал свое быстротой и приспособляемостью. При очередном ответном ударе он поймал руку Ашии ее же шнуром и нырнул промеж ног. Ашия перекувырнулась, чтобы обратить хватку и применить ее против него же, но шпион выпустил шнур и, благо она на миг замешкалась, задал стрекача.
Она вновь погналась за ним, неуклонно удаляясь от лагеря. Каджи захныкал, и Ашия встревожилась. Уже совсем стемнело, и плач мог привлечь алагай.
Но этот человек был слишком опасен, чтобы его отпускать. Она припустила вовсю, подобрала в грязи камень и метнула его, целясь в подколенную ямку, где сходились линии силы. Нога беглеца подкосилась; он перекувырнулся, пытаясь сохранить равновесие, и Ашия сократила разрыв.
На этот раз она не колебалась. Вполне оценив его, она принялась наносить удары, усердно работая коленями и локтями. Если не сумеет связать, не причинив вреда, то подчинит его силой.
Шпион был силен и проворен; сперва он уворачивался и выставлял блоки, но град продолжался, и он подставился, а затем еще дважды. Теряя устойчивость, он пошатнулся. Онемевшие от ударов руки и ноги его подвели.
Он попытался что-то сказать, но она поразила его в горло, и он подавился на полуслове. Не время разговаривать. Она заломила ему руку.
Шпион, не прекращая кашлять, повернулся и плюнул ей в лицо зловонным соком. Глаза ожгло, она отпрянула, и он отшвырнул ее ударом ноги.
Когда зрение прояснилось, вопли Каджи уже раздирали ночь, а шпион скрылся. Она обнюхала липкие пальцы. От них, как от шпиона, разило травой, которую дама’тинг применяли для лечения ран, нанесенных демонами.
«Найди хаффита, – приказала Дамаджах. – И моего пропавшего кузена. Ты узнаешь его по запаху».
Но что это значит? Неужели этот бродяга – пропавший кузен Дамаджах? И если да, что дальше? У него есть ценные для нее сведения? Кто он – друг? Или враг?
Возможно ли это выяснить, если надо оберегать Каджи?
По пути в лагерь она починила посох. Крики Каджи привлекли трясинного демона. Он отирался возле круга, испытывая барьер.
Другие метки, вшитые в одеяние Ашии, сделали ее почти невидимой. Она подкралась сзади, выщелкнула наконечник копья и вонзила твари в спину. Демон заверещал и забился, но Ашия не отстала, накачиваясь магией, которая защелкала по ногтевым меткам. Это придало ей сил. Ускорило. Она в считаные секунды ликвидировала лагерь и повесила за плечи узел с Каджи. Сняла тряпье с бабок Расы, обнажив вырезанные на копытах метки. Она смазывала их ихором алагай, пока они не засияли в меточном видении.
Затем Ашия вскочила в седло, с силой пришпорила лошадь, и та галопом помчалась в ночь. На дороге встречались подземники, и нескольких она умышленно затоптала, активировав метки на копытах Расы и зарядив животное энергией. Запитала и украшения с хора. Каджи, убаюканный мерным стуком копыт, быстро заснул.
За час до рассвета она достигла Водоема Эверама и остановилась, чтобы восстановить камуфляж. Ей опять померещился запах шпиона, но, принюхавшись, она убедилась, что это игра воображения. Никакому пешему воину – и даже конному, на обычном скакуне, – не угнаться за Расой.
С восходом солнца Ашия разбила лагерь. В такой близи от Водоема Эверама на дороге царило оживление – шарумы возвращались из патрулирования, а торговцы готовились к предстоящему дню. Она же была невидимкой – всего-навсего очередной даль’тинг с ребенком.
Но шпион, если пустится за ней следом, будет выделяться. Она либо потеряет его окончательно, либо выманит из укрытия.
Терн мчался во весь опор, петляя между деревьями, одолевая преграды одну за другой и форсируя ручьи в надежде убраться подальше от жуткой женщины.
Стела Тракт напугала его, но она по крайней мере разговаривала, и он понимал ее побуждения. А эта двигалась, как дозорный из кай’шарумов. Может быть, она шарум’тинг? И путешествует с ребенком? Картинка не складывалась.
Кем бы она ни была, он не мог с ней тягаться в честном поединке. Слишком она стремительна, слишком велико ее мастерство.
Поначалу он воображал себя заступником, полный решимости защитить безобидных путников. Теперь его одолевало любопытство. Шпионка? А ребенок – для маскировки? Землепашцы славились сочувствием к красийкам и часто стремились освободить их от уз, с которыми те не желали расстаться.
При случае такая воительница может внедриться в ряды сопротивления и уничтожить вожаков.
Убедившись, что оторвался, Терн срезал путь наискосок и вернулся на дорогу вестников. Ему удалось опередить незнакомку. Вскоре послышался конский топот, и вот она появилась – копыта ее заурядной кобылы светились от меток, щедро напитанных магией.
Кем и чем бы она ни была, ему придется это выяснить. Предупредить своих, пока она не наделала бед.
Он пропустил ее и устремился следом.
Расчет оправдался: шарумы Водоема Эверама не обратили на Ашию внимания. Их не интересовали женщины, которые не несли пищу и не были доступны для утех. Она спокойно добралась до причала.
Детей и женщин в Водоеме Эверама было намного больше, чем мужчин. Воины Джайана окопались здесь давно, и многие послали за своими женами и отпрысками, чтобы осесть в захваченных домах, которые принц даровал им в качестве трофеев.
Большинство тех, кто некогда выступил с Джайаном, так и не вернулось. Асом, не желавший привлекать взоры к былой цитадели брата, не спешил присылать подкрепление. Город пришел в упадок, утратив частичку души, важную для процветания общества.
Градоначальником Водоема Эверама поставили кузена Ашии Шару, четвертого сына Избавителя. Она видела его стяг, реявший над городской ратушей. В детстве они были близки, но Ашия прошла мимо здания. К востоку от Дара Эверама Шару один из немногих, кто опознает ее, а Асом всегда помыкал меньшими братьями. Шару выдаст ее не задумываясь.
Она отметила, как поредели войска кузена. При серьезной атаке воинов не хватит даже для защиты ратуши.
Полноценное оживление царило лишь в доках. Чины и даль’тинг устойчивым потоком поднимались на суда и сходили с них – переносили продовольствие, проверяли декларации, распределяли трофеи, торговали едой и питьем. Красийский флот был так велик, что у причала зараз помещалась лишь часть судов.
«Ищи трех сестер», – велела ей Инэвера, посовещавшись с костями. Тогда, как часто бывало с прорицаниями Дамаджах, совет остался невразумительным, зато теперь Ашии хватило беглого взгляда на доки, чтобы его понять.
Длинный причал, у которого поместилось бы полдюжины судов, отвели под «Бурое копье» – флагман Водоема Эверама, и два корабля сопровождения – «Бурый щит» и «Бурый доспех».
Названия напоминали о том, что, хотя официальным правителем города был Шару, Доктаун опирался на приватиров-ха’шарумов под командованием наставника Керана. На палубах стройными рядами стояли скорпионы и пращи. Над кораблями, каждый из которых превосходил любой имевшийся во флоте, развевался флаг с эмблемой хаффита Аббана – костылем с навершием в форме верблюда. Говорили, что без них сражение за Водоем Эверама было бы проиграно.
Вся команда носила просторные бурые шаровары, многие работали, обнажившись по пояс. Ашия понимала, что это грех, но все равно пробежалась взглядом по их телам. С мужем она ложилась только дважды. Неужели касаться мужчин ей суждено лишь в бою?
Вахтенные поддерживали порядок, а остальные отрабатывали шарусак и упражнялись с копьями. Ашия не могла отказать им в мастерстве. Наставник Керан слыл легендой и обучал самого Избавителя. Даже мастер Энкидо отзывался о нем уважительно.
У Ашии было много возможностей проникнуть на «Бурое копье» незаметно, но Каджи служил идеальным прикрытием, и рисковать было незачем – не нужно ни плыть, ни карабкаться. Она направилась прямиком к стоявшему на карауле у трапа ха’шаруму. Тот посмотрел на нее – просверлил взглядом насквозь. Это был не какой-нибудь нерадивый даль’шарум, которыми полнился город. Его взгляд был пытлив и оценивал Ашию на предмет контрабанды или угрозы.
Маскировка Ашии удовлетворила его. Каджи помог лучше любого грима и наряда. Исключив опасность, воин утратил к Ашии интерес и снизил бдительность.
– Я Ханнали вах Керан, старшая дочь твоего господина, – солгала Ашия. – Отец будет рад увидеть очередного внука.
Шарум чуть поднял брови. Он подал знак гонцу, и тот быстро вернулся с разрешением взойти на борт. Прорицание Инэверы вскрыло любовь Керана к Ханнали.
Едва она шагнула в каюту, капитану Керану стало ясно, что перед ним – не любимая дочь, но он ничего не сказал и взмахнул двумя пальцами, отпуская конвой.
Бывший наставник пружинисто поднялся на ноги: одна была нормальная, мускулистая, другая представляла собой изогнутую металлическую полоску. Деревянная стоила бы ему равновесия, но Керан двигался безупречно и прекрасно пользовался искусственной ногой как толчковой.
Ашия мало кого боялась в шарусаке. Зная, что Керан обезножел, она не предполагала добавить его в список, но капитан удивил ее. Он развивал немалую прыть, пошатнуть его стало труднее, а стальная нога позволяла делать движения, недоступные для других воинов.
Керан тоже смерил ее оценивающим взглядом:
– У тебя под платьем доспехи. Если ты ассасин, то я благодарен за передышку, ты оторвала меня от бесконечной писанины. Положи ребенка, и покончим с делом.
Он произнес это буднично, но всерьез. Отослав охрану, Керан всецело приготовился сразиться в тесной каморке и умертвить убийцу.
– Я не ассасин, – ответила Ашия. – Я шарум’тинг ка Ашия вах Ашан ам’Джардир ам’Каджи и нахожусь здесь по поручению Дамаджах.
«Ничего не скрывай от Керана», – передала ей Инэвера совет костей, но Ашия все равно сжалась пружиной, готовая схватится с ним и убить, если он пригрозит ее выдать. Она быстро окинула взглядом каюту, прикидывая, как использовать тесные стены, низкий потолок и многочисленные балки.
Керан переступил с ноги на ногу, готовый атаковать, но руки скрестил на груди.
– Я знал Ашию ребенком, но не видел в лицо десять лет, с тех пор как ее забрали во дворец дама’тинг. – Он указал подбородком на узел. – Ты хочешь сказать, что это Каджи асу Асом ам’Джардир ам’Каджи? Наследник Трона черепов?
Ашия дышала ровно.
– Да.
– Докажи, – потребовал Керан.
– Какое доказательство тебя удовлетворит?
Керан улыбнулся:
– Я не знаю Ашию в лицо, но знал Энкидо. Он был моим аджин’палом.
Ашия моргнула. Ее мастер настолько сросся с дворцом дама’тинг, что она редко задумывалась о его прошлой жизни. О женах и детях, которых он бросил ради служения дамаджи’тинг Кеневах и познания тайн шарусака дама’тинг. О шарумах, которых он готовил в свою бытность наставником.
И о его братьях. Узы, соединяющие аджин’палов, прочны, как кровные.
– Великий наставник ежегодно выбирал себе в аджин’палы одного най’шарума, – сказал Керан. – За год до меня им был наставник Каваль, и с ним мы тоже через это побратались. Мне говорили, что Каваль и Энкидо погибли вместе на когтях алагай, их слава не имеет границ, а я тренировал в Даре Эверама хаффитов.
Его голос не дрогнул, но Ашия уловила в словах Керана скорбь. Боль. Он был бы рад умереть бок о бок с братьями.
Он посмотрел ей в глаза:
– Вот почему тебе придется со мной сразиться, принцесса. Если тебя готовил Энкидо, я пойму и помогу тебе чем смогу. Если же нет… – Взгляд упал на Каджи. – Даю слово, что, убив тебя, я воспитаю мальчика, как родного.
Ашию пробрал озноб, но она не колеблясь сняла узел с Каджи и поставила на скамью подальше, сколько позволила каюта. Сбросила плотное одеяние даль’тинг и осталась в черных шелках шарум’тинг, дополненных пластинами из меченого стекла. Из рукава она вынула белое шелковое покрывало и повязала его поверх камуфляжа – черных платка и покрывала даль’тинг.
Она поклонилась:
– Ты оказываешь мне честь, наставник.
Керан отвесил ответный поклон:
– Это честь для меня, если ты и правда шарум’тинг ка.
Он чуть переставил ногу, немного повысив напряжение в изогнутой полоске металла. Руки простерлись в готовности – Энкидо не сосчитать, сколько раз ставил Ашию и ее сестер по копью в эту позицию шарусака. Она плавно отзеркалила его действия.
«Ничего не скрывай от Керана».
– Начнем, – произнес Керан, и она задвигалась, но подалась не туда, куда он ждал.
Ашия быстро шагнула на стул, с него – на стену и с разворота, кувырнувшись, пнула наставника в лицо.
Но Керан отреагировал мгновенно, увернулся от пинка и на лету поймал ее под мышку. Поворотившись, он ударил Ашию в грудь, добавив к удару силу ее же инерции.
В нагрудную пластину будто врезался молот. Ашия грохнулась навзничь на палубу, дыхание перехватило, но, лежа, она успела сделать подсечку.
Керан благополучно отскочил и, неожиданно спружинив стальной ногой, прыгнул на Ашию в тот миг, когда она резко вскинула ноги, чтобы рывком подняться.
На этот раз она встретила его лицом к лицу, отвечая ударом на удар. Наставник, может быть, и не всецело владел тайнами шарусака дама’тинг, но понимал, что делает Ашия, когда она метила кулаками и пальцами рук и ног в его болевые точки. Бо́льшую часть выпадов он отразил, неизменно сопровождая блоки градом ударов. Ашия старалась почтить память мастера и действовать по его указке, отбиваясь, контратакуя и выискивая бреши.
Один удар Керан пропустил, и Ашия вообразила, что одержала верх, но, когда напряженные пальцы наткнулись на потайную пластину под его одеждой, она поняла, что ее провели. Керан тоже носил пластины из меченого стекла. Она изгнала боль на выдохе и возблагодарила Эверама за то, что не сломала пальцы.
Не сумев достаточно завладеть положением, чтобы бить по точкам схождения, Ашия сосредоточилась на мишенях, защитить которые было труднее, и начала истощаться. Она ударила, но в ответ получила коленом в живот. Подсекла здоровую ногу, и металлическая чуть не снесла ей голову.
Мало-помалу они выяснили, как расположены друг у друга пластины, и стали целиться в ослабленные участки.
Ашия врезала Керану по ребрам. Наставник успел схватить ее за ногу. Ашия попыталась вывернуться, но это обошлось дорого: она открылась и Керан получил возможность ударить в спину.
Однако наставник ее оттолкнул. Не спрашивая, за что такая щедрость, Ашия перекатилась и вскочила на ноги вне зоны досягаемости. В переборку были встроены книжные полки, и она взбежала по ним, намереваясь нанести удар сверху.
– Достаточно, принцесса.
Керан отбросил бдительность, его поза перестала нести угрозу. Ашия легко спрыгнула на пол. Оба тяжело дышали.
Наставник опустился на колени и уперся ладонями в пол.
– Каковы распоряжения Дамаджах? Будет ли подкрепление?
– Посылать некого, – ответила Ашия. – В Даре Эверама царит хаос. Маджахи покинули армию Избавителя. Они забрали рабов и трофеи и движутся обратно в Копье Пустыни.
– Собаки! – сплюнул на палубу Керан.
– У них есть причина для недовольства, – сказала Ашия. – Мои кузены воспользовались хора-камнями, чтобы получить преимущество, когда убивали дамаджи, но даже с помощью магии…
– Молодому маджаху было далеко до старого Альэверака, – докончил Керан. – Исход, которому не приходится удивляться.
– Маджахи заключали с Избавителем пакт.
– Знаю. Когда ты, принцесса, еще носила коричневое, я видел, как твой отец сражался с Альэвераком за Трон черепов.
– По-твоему, маджахи не вправе гневаться? – спросила Ашия.
Керан пожал плечами:
– Убийства – в обычаях дама. Они называют нас варварами, но шарумов повышают в чине, когда вышестоящие погибают на когтях алагай, а не от наших рук. Но это не оправдывает Альэверана – началась Шарак Ка, а он лишил армию Избавителя воинов и провианта, чтобы трусливо укрыться за стенами Копья Пустыни.
«Ничего не скрывай».
– Наставник, Асом хотел убить и меня, – сказала Ашия. – Родную жену. Мать его сына. Едва Асом взошел на трон, Асукаджи набросил мне на шею гарроту. А дама’тинг Мелан и Асави тотчас объединились, чтобы убить Дамаджах.
– С которой глупцам помельче, нежели Альэверак, уже не справиться. – Похоже было, что слова Ашии впервые за всю беседу потрясли наставника. – Тогда, наверно, к лучшему, что взор принца Асома не прикован к Водоему Эверама. А вы с Каджи намерены здесь укрыться по распоряжению Дамаджах?
Ашия покачала головой:
– Я ищу хаффита.
Керан не спросил, кого она имеет в виду:
– Тут я тебе не помощник, принцесса. Я не теряю надежды, что мой господин жив, но после сражения при Энджирсе от него нет вестей. Сын Чабина находчив. Будь у него возможность связаться со мной, он бы уже это сделал.
– Не исключено, что пытался, – ответила Ашия. – Эверам уведомил Дамаджах, что Аббан жив и находится в руках евнуха.
– Хасика. – Керан сжал кулаки. – Надо было проломить череп этому бешеному псу, когда он еще был в шарадже щенком.
– Опиши мне его укрепления.
– Его будет трудно вышибить, – признал Керан. – Монастырь Евнухов построен на высоком уступе поверх воды; с трех сторон его окружают скалы, а на воде блокируют лактонцы. Мало-мальски серьезный отряд может добраться туда только по главной дороге. Она узка, на ней есть мосты, которые защитники могут обрушить, а также укромные места для засады.
– Он контролирует территорию вокруг крепости? – спросила Ашия.
Керан снова пожал плечами:
– Его разведчики рыщут по всем заболоченным землям, но, если не планируются набеги, его люди охраняют периметр в половине дня пути и на закате возвращаются.
– В ночь не выходят?
Керан сплюнул:
– Евнухи отказались от алагай’шарак. Демоны сбиваются на их землях в огромные стаи, а эти глупцы ничего не делают. – Он вздохнул. – Ради спасения одного хаффита погибнет много хороших воинов.
– Не вам его спасать, – сказала Ашия.
Взгляд Керана похолодел.
– Не обманывайся моей сдержанностью, принцесса. Ты здесь не командир. Сам Избавитель назначил Аббана моим господином, и я поклялся его защищать. Пока я дышу, мой долг – превыше моей жизни ставить благополучное возвращение Аббана асу Чабин ам’Хаман ам’Каджи; превыше всего вообще, кроме Шарак Ка. Меня не остановишь ни ты, ни Дамаджах.
В его словах прозвучала угроза, и Ашия подобралась, готовая ответить, если он возобновит поединок.
– Ты сам сказал, что нападение на монастырь обернется для армии Избавителя бесчисленными потерями. Дамаджах предвидела и это, а потому послала меня на замену. Я внедрюсь в крепость Хасика и придумаю, как обезопасить освобождение хаффита.
Керан еще сомневался:
– Твой шарусак хорош, девочка, но я вижу дальше фасада. Ты проникнешь за монастырские стены не лучше, чем любой мой дозорный, тем более – с ребенком за плечами.
– Дамаджах наделила меня магией, – возразила Ашия. – Ни один дозорный не в силах действовать тише, чем я. Так же незримо. С той же силой. И быстротой. Каджи может надрываться во все горло, но, если я захочу, его не будет слышно и в полушаге. А голые стены – все равно что широкие ступени для моих рук и ног.
– Все равно, – не согласился Керан. – По нашим сведениям, у Хасика больше тысячи человек – замученных, искалеченных душегубов. И ты возьмешь в такое место сына, наследника Трона черепов?
– Мы должны вместе идти по краю бездны, если хотим выиграть Шарак Ка, – ответила Ашия. – Так предрекла Дамаджах. Алагай готовят новое наступление. Нам больше нельзя лить красную кровь.
– Без подкрепления из Дара Эверама красная кровь прольется в любом случае, – сказал Керан.
– Охрана у вас слабая, – согласилась Ашия. – Но разве враг явится не по воде? А водами правят твои корабли.
– Пока, – сказал Керан. – Мы разбили их флот, а мои приватиры помешали им пополнить припасы. Они ведут полуголодное существование, но шхуны у них еще есть. Они знают, что войско принца Джайна разгромлено и мы уязвимы. И нападут. В скором времени.
– Как же сюда проникают их шпионы, если вы патрулируете побережье? – спросила Ашия.
– Принцесса, береговая линия тянется сотни миль! Это не какой-нибудь оазис, который видно в ясный день. Если отплыть подальше, то в какую сторону ни смотри – земли не увидишь.
Ашия содрогнулась при мысли о таком количестве воды. Почему эта священная жидкость наполнила ее таким страхом?
– И у лактонцев есть шпион-перебежчик, – добавил Керан.
– Расскажи о нем. – Ашия уже догадалась, о ком услышит.
– Почти мальчик, – ответил Керан. – Для воина мелковат, но не настолько, чтобы привлечь внимание. Бежал, как пустынный заяц, с невероятной прытью.
– Но не быстрее тебя, – кивнула Ашия на металлическую ногу.
– Почти так же. Когда я подоспел, он ринулся в атаку как оглашенный. Его шарукины были убоги, для начинающих, зато он взял быстротой и силой. Он не прошел положенную подготовку, а потому… непредсказуем.
– Но тебя не сразил. – Ашию кольнуло сомнение.
– Можно выразиться и так, – нехотя признал Керан. – Он сражался не ради победы, а с целью отвлечь, чтобы вновь обратиться в бегство. Вода кишела демонами, но он нырнул и поплыл к лактонскому судну.
– Ты больше ничего не заметил?
– От него воняло, – сказал Керан. – Вроде как примочками, которые дама’тинг прикладывают к ранам от когтей алагай. Кожа была светлая, черты – без особых примет. В деревне к северу отсюда жил один шарум-дезертир. Релан ам’Дамадж ам’Каджи. Десять лет назад он погиб со всем семейством при пожаре, но поговаривают, что один сын выжил.
«Дамадж». По спине Ашии пробежали мурашки. Родовое имя Дамаджах.
«Он и есть пропавший кузен».
Керан подошел к столу, снял со стопки лист бумаги и протянул его Ашии. В листовке сулили сто тысяч драки за живого шпиона и десять тысяч – за голову. Ниже был изображен его примерный портрет, весьма похожий на паренька, которого она встретила в пути.
– Тем больше причин поберечь твоих людей. – Сложив бумагу, Ашия сунула ее за пазуху. – Как далеко на север находится этот монастырь?
– Почти в неделе езды по непростой местности, – ответил Керан. – Дорога просматривается, а на болотах такое месиво, что ноги сломят и всадник, и конь. В топях водятся свои алагай. Они плюются не так эффектно, как огненные, но слюна обжигает и парализует. Многие наши шпионы – даже опытные дозорные – оттуда так и не вернулись.
– Я справлюсь, – сказала Ашия. – Ты дашь карту?
– Я сделаю лучше. Мои флагманы слишком заметны, но с наступлением темноты можно посадить тебя на судно поменьше и под покровом ночи вывезти из гавани. А высадить сразу за линией патрулирования людей Хасика.
– Благодарю, наставник, это будет очень кстати.
– Ты плавала хоть раз?
– В оазисе, в Копье Пустыни. – Ашия потупилась. – Однажды.
– Праздновала Ханну Паш, – кивнул Керан. – Я присутствовал. До прошлого года мой опыт был не богаче.
Он подался вперед:
– Это озеро далеко не оазис. От волнения шхуна постоянно качается. Я видел, как мутило и шарумов, и дама: здоровые мужи перегибались через поручни и опорожняли желудки.
– Мой мастер научил меня терпеть и худшее, – ответила Ашия.
– Возможно, – кивнул Керан. – Тебе отведут капитанскую каюту. О твоем присутствии оповестим только капитана, о личности – никого. Я скажу ему, что ты шпионка. Он не усомнится. Оставайся в каюте, и команда знать про тебя не будет. Мы не можем рисковать встречей с кораблями заграждения, а потому высадим тебя немного южнее монастыря.
– Это позволит разведать местность и построить убежища, чтобы скрываться от алагай и погони, – сказала Ашия.
– Погони? – Керан еле заметно усмехнулся. – Я думал, ты ходишь по стенам бесшумно, будто тень.
– Может быть, по дороге внутрь. А на обратном пути я потащу за собой тучного калеку-хаффита.
– Знакомый груз, – хохотнул Керан.
За час до рассвета Терн увидел, как за пределами Доктауна странная женщина задержалась и восстановила камуфляж.
Любопытно. Терн полагал, что она дурит голову землепашцам, но та, похоже, обманывала и своих.
Стремясь опередить ее, он свернул с дороги и отыскал ручей, благо таких по соседству с водой было множество. Сбросил одежду, соорудил тугую скатку и сунул в суму. Снял грязные обмотки с рук и уставился на ладонные метки. Нажима. Ударные. Щиты и копья меченых шкур.
Где-то сейчас его племя? И где его место – при Элиссе и Рагене? В Лактоне? В Лощине? Среди отцовских соплеменников? Раздираемый сомнениями, Терн не понимал, кто он такой.
Но сейчас об этом можно забыть: обозначилась тайна.
Он погрузился в холодную воду и какое-то время судорожно вдыхал, пока не привыкло тело. Затем взял мыло и начал смывать липкий сок свиного корня и грязь. Закончив, он вынул из сумы чистый комплект черной одежды даль’шарума и переоделся.
Запах свиного корня не исчез и теперь. Он съел его столько, что им пропитались и дыхание, и пот, и даже слюна. Но свежий наряд был достаточно плотен, чтобы скрыть вонь.
Базар построили на околице Доктауна, и Терн хорошо его знал. Когда незнакомка показалась на дороге, он предстал заурядным шарумом, который всматривается в повозки с хлебом и прикидывает, чем бы позавтракать. Таких много.
Лазутчица замаскировалась не хуже – немолодая женщина с ребенком, идущая за покупками. Небрежно задавая наводящие вопросы, она дружески беседовала с торговками-даль’тинг и быстро узнавала все, что нужно, о городе и лактонских силах сопротивления.
Терн покачал головой. Он не умел вести такую разведку, предпочитая незаметно подкрадываться и слушать.
Женщина неторопливо направилась в город, как бы рассеянно и бессистемно заглядывая в лавки, но Терну было ясно, что она идет в доки, и он легко ее обогнал.
Терн ориентировался в доках не хуже, чем у себя в терновнике, но там кое-что изменилось. У каждого причала красовался его портрет с обещанием баснословной награды тому, кто его изловит.
В некотором роде слава – всюду видеть свое лицо. Капитан Делия оклеила похожими листовками – собственными навощенными портретами – стены личной каюты на «Плаче шарума». Она визжала от восторга всякий раз, когда при очередном набеге видела свежий, с обещанием повышенного вознаграждения.
«Я питаюсь их ненавистью, – говорила она. – Пусть рыдают, что не могут меня схватить».
Но Терна ненависть не грела. Уважить соплеменников матери означало предать отцовских. Может быть, у него есть родня в этом самом городе, которая сочтет его предателем, и гордиться тут нечем.
Однако, следуя за женщиной на дальний причал, он все же сорвал и припрятал листовку. Незнакомка устремилась к «Бурому копью». Кораблю капитана Керана.
Терн сглотнул комок в горле, испугавшись впервые с той минуты, как вошел в город. Капитан Керан наводил на него ужас и на озере, и на суше. Терн не знал человека опаснее.
Вместо ответа добавился новый вопрос. Может быть, это шпионка высшего ранга, присланная из Красии служить капитану Керану? Ее недооценят и землепашцы. Со временем она подберется достаточно близко, чтобы убить кого угодно.
Но это же мастерство она могла применить и сейчас – ликвидировать Керана и освободить место для нового вождя.
Юркнув под заброшенный причал, Терн сбросил одежду, припрятал копье, суму и щит, скользнул в воду. Он поплыл размеренными гребками и прошмыгнул под носом у охраны, которая патрулировала берег и флагманский пирс. Плавать не умели даже шарумы-матросы. Большинство из них старались и не засматриваться на воду.
Шпионка еще ждала разрешения подняться на борт, когда Терн, хоронясь в тени огромного корабля, взобрался по якорной цепи. Капитан Делия познакомила Терна со всеми видами судов и показала, как наилучшим образом использовать их недостатки.
Узкого отверстия хватило в аккурат, чтобы протиснуться в нежилой отсек с лебедкой. Оттуда он пробрался в каюту, расположенную под капитанской. В гамаке под убаюкивающий плеск волн храпел матрос – вероятно, только что сменившийся. Он не проснулся, когда Терн взобрался на бимс и прижался ухом к нужному участку потолка.
Донесся скрежет металла по палубе.
– У тебя под платьем доспехи, – произнес наверху Керан.
Назад: Глава 21 Новографство 334◦П.◦В.
Дальше: Глава 23 «Плач шарума» 334◦П.◦В.
