Глава пятьдесят седьмая

Боль я ощутила не сразу. Сперва краем глаза увидела каменные плиты, картинка расплывалась. Я поняла, что лежу на полу, прижимаясь щекой к камню, почувствовала кислый запах пролитого эля. Потом я услышала крик Комизара, который приказывал мне встать.

Было позднее утро, я завтракала в зале Санктума – завтрак получился поздним из-за последних утренних приготовлений. Со мною были Каланта и два стражника. Вдруг в южном коридоре раздались торопливые шаги, в зал ворвался Комизар и разразился бранью, требуя, чтобы все, кроме меня, убирались вон.

Я постаралась собраться и поднялась, хотя зал качался и пол уплывал из-под ног.

– Встать! Живее! – орал мой жених.

Я приподнялась было, и тут меня пронзила острая боль. Голова пульсировала и болела так, как будто ее расколол надвое гигантский кулак. Кое-как я сумела встать и, пошатнувшись, ухватилась за стол. Комизар улыбался. Он подошел, погладил щеку, по которой только что бил, и тут же нанес новый удар. На этот раз он не застал меня врасплох, я лишь покачнулась, но устояла на ногах, но в шее что-то хрустнуло и будто надломилось. Я расправила плечи и, чувствуя на щеке теплую струйку, повернулась к своему мучителю.

– И вам доброго утра, sher Комизар.

– Ты что же, вообразила, будто я ничего не узнаю?

Прекрасно понимая, о чем он говорит, я изобразила полное неведение.

– Я в точности указал тебе, о чем говорить, а ты снова принялась за свои байки о братьях и сестрах и просыпающихся драконах?

– Людям нравится слушать легенды о той, чье имя носит их страна. Они хотят слушать именно об этом, – ответила я недоуменно.

Комизар грубо дернул меня за руку и уставился гневно горящими глазами.

– Да мне плевать, что они хотят! Мне важно, что они должны услышать! Мне важно, чтобы мои приказы исполнялись! И мне дела нет, даже если это сами боги из золотых кубков изливают на тебя свои словеса! Вся эта твоя околесица насчет слушанья без ушей и виденья без глаз – все это никому не нужно. Стражники мне пересказали каждое твое слово. Ты их изрядно повеселила – но никто из них не услышал ни единого слова про сражения и победу! Вот что важно, принцесса! Это – единственное, что сейчас имеет значение.

– Я молю о прощении и снисхождении, Комизар. Меня захлестнули чувства, до того я была растрогана добротой ваших подданных и их искренним желанием послушать легенду. Я непременно расскажу им вашу историю в следующий раз.

Он смотрел на меня исподлобья, грудь все еще тяжело вздымалась, но приступ гнева прошел. Он провел по моей скуле, стирая кровь, задумчиво поглядел на пальцы.

– Кадену скажешь, что упала с лестницы. Повтори.

– Я упала с лестницы.

– Вот так-то лучше, птичка моя, – он обтер окровавленный палец о мою нижнюю губу, затем наклонился и поцеловал меня. На языке у меня остался солоноватый вкус собственной крови.

Каланта и стражники отвели меня в мою комнату. По дороге никто из них не заговорил со мной, но у самой двери женщина остановилась и внимательно всмотрелась в мое лицо. Немного погодя ко мне постучала служанка с целым тазом теплой воды, в которой плавали травы. Девушка протянула мне какой-то мясистый, сочный корешок.

– Это для лица, – пояснила она, стыдливо потупившись, и поспешно убежала, так что я не успела спросить, кто ее прислал. Но я почти не сомневалась, что обо мне позаботилась Каланта. Уж слишком живо происшедшее должно было напомнить ей о собственных обидах.

Смочив полотенце в воде, я приложила его к щеке, чтобы промыть рану, – и поморщилась, так сильно ее защипало. Я не могла увидеть себя без зеркала, но и так знала, что там – и кровоподтек от удара, и ссадина от падения на каменный пол. Дело того стоило. Каждое сказанное мной слово того стоило. Я не могла оставить этих людей в неведении об их прошлом, об их роде. Я читала по их лицам, взвешивала свои слова и обдумывала их значение. Я решилась зайти так далеко, как только смогла, но не пошла до конца, так как не каждый стоящий на площади был готов услышать то, что я хотела бы сказать. К тому же там были и доносчики. От меня не укрылось, что стражники Санктума и наместники рассматривают не только меня, но и тех, кто пришел меня слушать.

Я поднесла к лицу корешок, принесенный служанкой и вдохнула запах. Таннис. Есть ли на свете что-то, неподвластное этому скромному сорному растению? Я прижала его к ране, и боль почти сразу стала стихать.

В другом конце комнаты на сундуке Кадена лежало свадебное платье. Мой взгляд упал на него. Мастерицы едва успели закончить работу к сроку. Луна Охотников уже завтра. Свадьба должна начаться при первых сумерках, как только над вершинами гор появится луна. Пышной процессии не будет. Не будет ни цветов, ни жрецов, ни застолья, ни фанфар, как принято в Морригане. Традиции венданской свадьбы были простыми и скромными, а единственное условие для заключения брака – это наличие свидетелей. Все должно было происходить у восточной стены, выходящей на Сокольничий павильон. Кто-нибудь – его определит Комизар – свяжет нам руки красной лентой. Затем мы поднимем связанные руки, показывая всем собравшимся, что союз заключен, и свидетель провозгласит благословение – «связаны на земле, связаны и на небе», – вот и вся церемония. Самая большая роскошь – свадебный торт с сушеными фруктами, которым в заключение угостят всех собравшихся. Но, несмотря на такую простоту, эту свадьбу с нетерпением ожидали, ее предвкушали. Луна Охотников и мое необычное алое платье клана Меурази еще сильнее будоражили умы любопытных. Я подошла и потрогала платье, так тщательно собранное из кусков, платье от многих рук и разных родов. Платье приветственное, а не прощальное. Платье для остающейся, а не покидающей.

Что если это мой конец? Вечная заложница одной страны, презираемая другими? Я задумалась о том, отправлены ли уже венданские гонцы в Морриган с вестью о моем чудовищном предательстве. Я представила тех, кто скоро будет меня проклинать – министров, королевских гвардейцев, моих родителей, – и закрыла глаза, сдерживая горькие слезы. Но уж точно не мои братья и не Паулина. К горлу подступили рыдания.

Не такую историю я написала бы для себя. То была бы история про Терравин, соленые морские ветры и счастливую любовь. Я сжала кулак, смяв материю, и поднесла платье к лицу, окрасив шов более темным красным цветом – цветом собственной крови. Милый облик Паулины еще стоял у меня перед глазами, когда в голову вдруг пришла еще более ужасная мысль – недолго морриганцы будут клеймить меня за предательство, потому что скоро все они либо будут умерщвлены, либо примут адские муки и, опустившись до животного состояния, станут пресмыкаться, пытаясь поймать и съесть хоть таракана.

Успех армии Комизара, кажется, предрешен – если только я не изыщу какой-нибудь способ предупредить соотечественников. Каден поклялся защищать Берди, Гвинет и Паулину, но этого мало. Спасти весь Терравин – тоже недостаточно. В Морригане живет неизмеримо больше людей, и никто из них не заслуживает такого страшного конца. Комизар что-то упоминал об одной, последней зиме. Значит ли это, что раньше окончания зимы войны не будет? А когда они собираются напасть? Весной? Летом? Сколько времени есть у Морригана? Не намного больше, чем у меня самой.

Когда вдруг постучали, я вздрогнула от неожиданности. Не желая больше никаких сюрпризов, я опасливо приоткрыла дверь.

Это была Каланта.

– Принесла вам еще полотенце, – она бочком протиснулась в комнату. – И еще кое-что.

В дверях появился Рейф.

У меня захолонуло сердце. Что если это ловушка?

– Может, у меня и один глаз, – заговорила Каланта, – но вижу я им больше, чем иные видят двумя. Я отправила караульных из коридора, нашла им другое дело, а Совет все еще заседает. У вас есть четверть часа – не больше. Потом вернутся стражники. Я приду раньше их. – Она положила на койку полотенце и удалилась.

Рейф тут же заметил мою разбитую щеку, и его синие глаза полыхнули холодной яростью.

– Это не Каден. Он меня и пальцем не тронул. Все в порядке, – взмолилась я, – у нас всего несколько минут.

Я не хотела тратить драгоценное время на обвинения и гневные излияния. Нам с Рейфом уже так давно не удавалось остаться наедине.

Я запечатала его губы пальцем. Поняв меня без слов, он проглотил слова, готовые сорваться с языка.

– Поцелуй меня, – попросила я. – Потом ты все мне скажешь, но сначала поцелуй и обними и скажи, что ты ни о чем не жалеешь, чем бы все это ни кончилось.

Рейф ласково убрал волосы с моего лица.

– Я обещал, что вытащу нас отсюда, и выполню обещание. Мы будем вместе и проживем долгую жизнь, Лия.

Он обхватил меня обеими руками и привлек к себе, так что между нами ничто не могло бы вклиниться. А потом его губы прижались к моим, нежные, голодные, невообразимо сладкие на вкус, и от этого короткого поцелуя все мои надежды и мечты вновь ожили.

Неохотно мы разжали объятия, времени было слишком мало. Рейф быстро заговорил.

– Утром надень свой костюм для верховой езды. Произнеси свои поминовения с террасы Черного камня. Знаешь, где это?

Я кивнула. Терраса Черного камня была одной из многих, окружающих площадь, попасть на нее было довольно сложно, так что пользовались ею редко.

– Хорошо, – продолжал Рейф. – Начинай говорить после первого колокола. К тому времени Совет с головой уйдет в свои дела. Делай все, как обычно, чтобы не вызвать подозрений у стражников. Когда закончишь, спустись по внешней лестнице до второго уровня и оттуда выйдешь к воротам. Это полузаброшенный путь, им пользуются только некоторые слуги. Там я буду ждать тебя с Джебом.

– Но как…

– Ты умеешь плавать, Лия?

– Плавать? Ты хочешь сказать, по реке?

– Не волнуйся. Нас будет ждать плот. Плыть тебе не придется.

– Но река…

Рейф объяснил мне, что это единственный путь, что мост невозможно поднять столь малыми силами, а расстояние до другого притока реки слишком велико.

– Тавиш продумал все. Я ему доверяю.

– Я умею плавать, – рассеянно сказала я, пытаясь унять бешено бьющееся сердце. Плот. Завтра утром. Безумный план? Пусть хоть самый безумный в мире, меня это не волновало. Мы уберемся отсюда прежде, чем я должна буду выйти за Комизара. Рейф спросил, хочу ли я взять с собой какие-то вещи – он заберет их и передаст Джебу, а завтра на это может не быть времени. Я схватила седельный вьюк, сунула в него какие-то вещи, не забыв о книгах Древних.

– Но, Рейф, если что-то пойдет не так, как было задумано, если тебе придется уходить без меня, обещай, что сделаешь это.

Я видела, что он возмутился, хотел возразить, но сдержался и закусил губу.

– Хорошо, – ответил он медленно, – обещаю, если и ты обещаешь сделать так же.

– Ты ужасный обманщик!

Он нахмурился.

– Ты меня раскусила. А я так ловко умел обманывать. И все же, обещай мне.

Я никогда не ушла бы отсюда без него. Лишившись меня как заложницы, Комизар отправит его домой в Дальбрек по кускам. Конечно, от прекрасно понимает, что сейчас я солгу.

– Обещаю, – опустила я голову.

Рейф вздохнул, и его губы снова прижались к моим.

– Ну что ж, тогда нам лучше выбираться отсюда вместе.

– И выберемся, – шепнула я в ответ.

Мы обнялись и забыли о времени. Я мечтала только о том, чтобы как можно дольше быть вот так, с ним рядом. Его губы коснулись моей шеи.

– Я ни о чем не жалею, Лия, – сказал он. – Ни об одном дне, ни об одной миле. Я бы пошел на это снова. Я поскакал бы и через три континента, чтобы только быть рядом с тобой.

Рейф еле слышно вздохнул и отстранился от меня.

– В нашем плане есть одна загвоздка, – сказал он. – Гриз.

– Гриз? Вот уж о ком нам не следует волноваться. Один раз он нам уже помог.

Морщинка у Рейфа на лбу обозначилась четче, как будто мысль о Гризе доставляла ему физическую боль.

– Ему известно, кто я. И он хорошо знаком с одним из моих людей. Когда Гриз его увидел, то сразу сообразил, что у нас на уме, и дал понять, что не хочет тебя отпускать. Он принадлежит к одному из кланов и считает, что ты должна остаться здесь. Мой человек успокоил его, сказав, что они хотят выручить из плена только одного меня, но Гриз пристально следит за каждым нашим шагом.

Я мотнула головой, не веря своим ушам.

– Погоди, дай разобраться. Его не волнует, что воины Дальбрека оказались по эту сторону реки, ему нет дела до возможных заговоров и планов побега, и ему важно только оставить меня здесь?

– Именно так. Мы планируем без шума перехватить его и посадить под домашний арест, если понадобится, но, как ты, наверное, заметила, это такой здоровый медведь – возможно, с ним не так просто будет справиться.

Я вскипела. Оставить меня. Как будто лягушку в кармане у мальчишки.

– Нет, – решительно заявила я, – Гриза я беру на себя.

– Лия, он слишком…

– Я доверяюсь тебе, Рейф. Ты должен поверить мне. Я справлюсь с Гризом.

Он открыл рот, чтобы возразить.

– Рейф, – твердо сказала я.

Он только вздохнул и недовольно склонил голову.

– Сегодня вечером в зале Санктума постарайся говорить о планах на будущее. О чем-то, что случится через неделю, через месяц. Расспрашивай о погоде, о том, чего тебе ожидать от здешней зимы. Что угодно, чтобы было ясно, что ты намереваешься остаться здесь. Не только Комизар не упускает мелочей. Рахтаны, чивдары, и особенно Гриз, ловят каждое слово.

Снова раздался тихий стук в дверь. Наше время истекло.

– Твое плечо, – спохватилась я. – Как оно заживает?

– Всего лишь царапина. Кухарка пользовала меня вонючим настоем. – Рейф нагнулся и поцеловал ссадину у меня на скуле. – Только посмотри на нас. Хороша парочка, верно?

А за одним поцелуем последовал другой, будто Рейф забыл, что ему пора уходить.

– Зато никто нас не узнает, – улыбнулась я. – Меньше всего мы с тобой сейчас похожи на добропорядочных принца и принцессу.

Он рассмеялся, оторвался от меня

– А ты никогда не была добропорядочной принцессой. – Он погладил меня по лицу и вдруг стал серьезным. – Но мне только такая и нужна. Запомни это. Я полюбил тебя, Лия. Тебя, а не титул. И не потому, что клочок бумаги велит мне тебя любить. А потому что я так хочу.

У нас не оставалось ни минуты ни на слова, ни на поцелуи. Подхватив с пола мой седельный вьюк, Рейф шагнул за порог.

– Подожди! – окликнула я. – Хочу дать тебе еще кое-что.

Я подошла к сундуку и вынула склянку с прозрачной жидкостью.

– Эту штучку я позаимствовала во время одного из своих походов. Она поможет нам выиграть немного времени.

И я подробно объяснила, что нужно делать. Рейф широко улыбнулся.

– Ну совсем не добропорядочная принцесса, – он бережно уложил склянку в мой вьюк и ушел.