…Галеон «Золотая лань» стремительно несся к берегам Англии. Как старый конь спешит в любимое стойло, зная, что его там ждет тепло и клок сена, так пятипалубный корабль длиной 170 футов и водоизмещением около тысячи тонн мчался к родным берегам, надеясь отдохнуть в своей гавани. Паруса всех четырех мачт и блинд на длинном бушприте туго надувал попутный ветер. На двух батарейных палубах располагались 80 пушек, а в галереях носовой и кормовой надстроек торчали из бойниц 60 мушкетонов, позволяющих создавать плотную огневую завесу по ходу корабля и отстреливаться от преследователей. Но сейчас орудийные порты были закрыты – у пушек, потопивших десятки испанских кораблей и приводящих в трепет испанские эскадры, наступило время недолгого отдыха. Отдыхали и полторы сотни солдат, разоривших и разграбивших десятки испанских городов и поселений в Вест-Индии. Около ста человек экипажа несли, как обычно, посменные вахты, группа из особо приближенных и доверенных охраняла в трюме носовой отсек грузовой палубы, забитый сундуками и корзинами с золотом, серебром, жемчугом и другими ценностями. Несколько десятков пассажиров в комфортабельных каютах кормовой надстройки предавались вынужденному, но от этого не менее приятному праздному безделью с ежедневными отменными обедами и игрой в карты по вечерам.

Хозяин корабля, богатый и могущественный морской волк, имя которого внушало ужас испанским армадам, стоял на палубе, вглядываясь в морскую даль. Испанцы прозвали его Драконом – может, из-за того, что он всегда появлялся неожиданно, или потому, что он первым, ухватившись за привязанный к рее канат, перелетал на палубу вражеского корабля и полы черного плаща развевались, как крылья огнедышащего чудовища… А может, оттого, что он был неуязвим и выходил невредимым из самых крутых переделок… Сейчас Дракон полной грудью вдыхал просоленный морской воздух, чувствовал, как туго надутые паруса слегка вибрируют и гудят от постоянного напряжения, и ему нравилось ощущать их внутреннюю силу. Ему было тридцать пять лет. Высокий, широкоплечий, с четким профилем, волевым взглядом и длинным прямым, как бушприт, носом, аккуратными усами и рыжеватой бородкой клинышком, он был красив и нравился женщинам, хотя в силу рода занятий не часто мог наслаждаться их обществом.

Черная шляпа куплена в Италии, черный плащ и бархатный камзол пошиты лучшими портными Франции, манжеты и воротник белой рубахи украшены дорогими голландскими кружевами, золотые пряжки ботфортов и пуговицы камзола сделаны на заказ – на них изображена застывшая в стремительном прыжке лань, ножны трофейного толедского кинжала инкрустированы драгоценными камнями, на безымянном пальце лежащей на фальшборте руки многозначительно блестит загадочный черный камень, зажатый во рту какого-то существа, на первый взгляд похожего на льва. А рядом стояла она. Стройная брюнетка с аккуратно уложенными волосами под широкополой шляпой, также облаченная в дорогое платье, с тонкими нервными пальцами, унизанными кольцами…

Мечты Френсиса Дрейка исполнились, только брюнетка не принадлежала ему – это была пассажирка из кормовой каюты первого яруса, которая сама подошла, когда он на миг остановился у борта. Причем подошла неожиданно и незаметно.

– Сэр, – услышал он за своей спиной приятное контральто. – Простите нескромность, которая не должна быть присущей моему полу и которая, уверяю, обычно мне несвойственна… Я могу к вам обратиться?

Дрейк резко обернулся. Перед ним стояла явно благородная дама, совсем молодая – даже не дама, а юная прекрасная девушка. Тонкие брови вразлет, бездонные серые глаза, маленький греческий нос, чуть припухшие губы, напоминающие лук Амура, подбородок с ямочкой… Красавица смотрела в упор, и не было в этом взгляде ни тени свойственной неопытной девушки смущения или неуверенности.

«Матерь Божья, а это еще кто? – пронеслось в голове. – Ах да! Пассажирка из Барселоны… Ее сопровождает строгая толстая матрона… Но при посадке она не привлекла внимания – наверное, оттого, что в капоре казалась невзрачной девочкой-подростком…»

– Да мисс, конечно. Могу я быть вам чем-то полезен? – он любезно улыбнулся и в ответ получил такую же улыбку.

– Я просто хотела узнать, когда мы придем в Англию.

Френсис уловил легкий иностранный акцент, скорее всего, незнакомка была испанкой. Впрочем, его ненависть к испанцам не распространялась на женщин.

– На флоте, мисс, не любят загадывать. Дурная примета. Но вам мне трудно отказать: не позднее послезавтрашнего дня мы войдем в устье Темзы. А значит, достигнем конечной цели нашего путешествия.

Он помолчал, потом поспешил спросить, боясь, что эта юная особа отойдет в сторону:

– А вы раньше бывали в Лондоне?

– Нет, к сожалению… А может быть, к счастью. Я много слышала о мрачном Тауэре, кишащем бандитами Ист-Энде…

Дрейк едва заметно улыбнулся.

– Думаю, в Барселоне не меньше мрачных замков и бандитов. Лондон большой и шумный, у него много лиц, и они вовсе не такие страшные, как вам представляется. Я не первый год брожу по его улицам, но так и не изучил до конца. Завидую – вам только предстоит его постичь…

– Не надо мне завидовать, – произнесла девушка, и глаза ее потемнели. – Ничего хорошего меня в этом городе не ждет!

Дрейк даже растерялся:

– Вот так? Мне бы не хотелось показаться бестактным, но могу ли я узнать, чем вызвано такое мрачное настроение?

– Я еду к своему жениху.

– Тогда еще более непонятно! Ведь это же замечательно!.. Я завидую своему соотечественнику, который вскоре станет мужем такой очаровательной дамы!

– Он не ваш соотечественник. Он, как и я, испанец.

– Испанец? – нахмурился Дрейк.

Девушка кивнула.

– Гм…

Дрейк убил столько испанцев, потопил столько их кораблей и сжег столько поселений, что сейчас даже не знал, как себя вести. На какое-то время он замолк, судорожно подбирая слова.

– Но почему вас не радует предстоящая встреча? Вас ждет любимый человек…

– Я не люблю его, – последовал быстрый и категоричный ответ.

– Но зачем же тогда едете?..

– Такова воля моего отца.

«Что же ей ответить в таком случае? – думал Дрейк, но мысли путались. – Святой Боже, как она хороша! И привлекает не только внешней красотой, а внутренней загадкой, откровенными флюидами, раскованностью и пренебрежением приличиями… Одновременно вызывающе решительна, раскрепощена и в то же время трогательно беспомощна… Ее жениху и в самом деле впору позавидовать. Впрочем, может, и нет… Этот блеск в глазах способен доставить немало неприятностей… Возможно, ему придется обзавестись большими рогами…»

– Простите меня, сеньорита, я не представился, – он стащил с головы шляпу. – Дрейк, Френсис Дрейк, капитан «Золотой лани». Могу ли я узнать ваше имя?..

Девушка замешкалась. В этом знакомстве нарушались все правила приличия. Но все же решилась, наверное, потому, что сильно этого хотела.

– Абигайл. Мой отец дон Карлос де Родригес. В барселонском порту его все знают, у него большие склады.

– В Барселоне был всего два или три раза… Я возвращаюсь из дальнего похода. Право, мне очень жаль, сеньорита, что ваш отец… Я все же надеюсь, будущий муж станет любить вас, добьется высокого положения…

– Куда же выше?! Это Рэйнальдо де Гальвес – посол Испании в вашей стране! Его прекрасно знает и любит наш король Филипп II, да и ваша королева часто приглашает его ко двору!

– Абигайл, Абигайл! – раздалось сзади. К ним быстро приближалась пожилая матрона, отчаянно борясь со своими многочисленными юбками. Она шла, придерживаясь одной рукой за фальшборт, а другой прикрывала платком рот. Было ясно, что она плохо переносит качку.

Подойдя ближе, матрона что-то раздраженно стала выговаривать по-испански будущей жене посла. Но та слушала ее без особого внимания и, когда раздраженная тирада была завершена, ничего не ответила в свое оправдание, а вместо этого обратилась к Френсису:

– Это моя опекунша – тетя Брунильда, ее замучила морская болезнь, но из-за моего отсутствия она была вынуждена подняться с постели и очень этим недовольна. А еще больше она недовольна, что я разговариваю с незнакомым мужчиной, не представленным ей. Я покидаю вас, капитан. Но… Но когда солнце будет садиться, непременно выйду подышать воздухом…

Последняя фраза прозвучала многозначительно и даже обещающе. Возможно, Дрейку это показалось, но бес похоти вселился в его душу! Проводив взглядом стройную фигурку Абигайл, он, как раненый зверь, начал метаться по судну. Устроил беспричинный разнос рулевому, придравшись к мелочам, наорал на боцмана, задал выволочку юнге, который недостаточно усердно драил палубу. В конце концов он поднялся на третий ярус кормовой надстройки, вломился в свою просторную двухкомнатную каюту с умывальником, гальюном и просторным балконом, прошел в спальню, упал на широкую кровать и уставился в панорамное окно на синее море и белую кильватерную струю, остающуюся за судном. Перед глазами стояла фигурка Абигайл, только без твердого лифа и раздутых колоколом юбок, а вообще без одежды… Прекрасное белое тело с волнующими изгибами, впадинами и выпуклостями… Ее каюта располагалась внизу, и он мог легко спуститься на ее балкон по канату. Впрочем, капитан «Золотой лани» мог делать у себя на судне что захочет – даже просто выбить дверь в каюту испанки…

Галеон плавно и ритмично вздымался и опускался на волнах. Ветер крепчал, но Френсис Дрейк не боялся шторма, ибо привык, что всегда выходит победителем из любых передряг. Так было в 1567 году, когда Дрейк, еще на «Посейдоне», во главе флотилии из судов, с хищными названиями «Осьминог», «Рыба-меч» и «Мурена», капитанами которых стали его старые друзья Длинный Том, Голландец и Гном, вошел в десятивымпеловую эскадру под командованием Ролингса. Они прибыли к берегам Гвинеи и принимали самое активное участие в сражениях на суше и море. Победа всегда была на их стороне, и им удалось захватить около полутысячи рабов, которых выгодно продали на островах Карибского бассейна.

Страшный шторм, нередкий в этих широтах, вынудил участников экспедиции в течение нескольких дней бороться со стихией и разбросал суда так, что судьба четырех кораблей осталась неизвестной. В их числе оказалась и вся «хищная флотилия» Дрейка: «Осьминог», «Рыба-меч» и «Мурена» пропали бесследно!

– Ребята поторопились, не следовало уходить из-под крыла нашего капитана, – прозорливо заметил по этому поводу Боб Акула. – Ведь именно его удача спасает всех нас!

Они с Джимом Мореходом не захотели отделяться и остались на «Посейдоне». На «Золотой лани» Мореход стал первым помощником капитана, а Акула вначале командовал абордажным отрядом, но, получив несколько ранений, стал командиром бортовой артиллерии и начальником его личной охраны.

Карибский шторм нанес существенный ущерб эскадре Ролингса, но ему все же удалось сохранить и большую часть флотилии, и людей. А когда стихия успокоилась и они, найдя подходящую бухту вблизи испанского форта, кое-как подлатали свои суда и чуть-чуть отдохнули, появилась испанская эскадра из тринадцати кораблей!

Конечно, если бы не потери, они приняли бы бой, но теперь, при двукратном перевесе, силы были настолько неравны, что пришлось вступить в переговоры. И англичане, и испанцы вели дипломатические игры, обещая, уступая и приходя к компромиссам. Дрейк зарекомендовал себя весьма искусным переговорщиком, и ему удалось договориться с адмиралом доном Диего Флоресом де Вальдесом о мирном расхождении…

Но договор оказался хитрой уловкой: испанцы атаковали англичан вероломно и внезапно – тринадцать боевых кораблей полукругом принялись теснить их к берегу, а с берега ударили все стянутые туда орудия форта. Бой должен был закончиться полным разгромом, но «Посейдону» и «Русалке» каким-то чудом удалось пройти между вражескими кораблями и вырваться из окружения. Однако все равно произошедшее трудно назвать чем-нибудь иным, а не разгромом: из шести оставшихся судов в Англию вернулось лишь два, из пятисот подготовленных моряков на родную землю ступили менее сотни! Слезы ярости душили молодого, но быстро возмужавшего капитана, когда они приближались к туманному Альбиону.

– Я никогда не прощу этого подлого предательства! – шептал он, кусая обветренные губы. – Клянусь, что отомщу, и месть моя будет страшной!

С этого момента он возненавидел испанцев и неукоснительно выполнял свою клятву.

Но Абигайл – совсем другое дело! Сейчас он безумно хотел эту юную особу с загадочным взглядом. И животная страсть превращала его в зверя, нетерпеливо ждущего заката. Все-таки хорошо, что они взяли пассажиров!

Сделано это было не для заработка, а для маскировки. Пиратские разборки закончились десять дней назад, на траверсе Канарских островов, когда решали вопрос о разделе добычи и капитан всех удивил – многих неприятно, а одного – до смерти.

Вначале ничто не сулило неожиданностей: как всегда в конце плавания, Дрейк с верными Бобом Акулой и Мореходом Джимом отправились к корабельному казначею Томасу Честняге. Прозвище действительно отражало репутацию казначея. Иногда его еще звали Пять Долей. И это тоже было правдой – он получал не одну долю добычи, как простой палубный матрос, и даже не две, как повар, и не три, как опытные пушкари, даже не четыре, как доктор, который зашивал рваные раны и ампутировал конечности тем, кому не повезло в схватках с противником. Честняга Томас получал целых пять долей, как бойцы абордажного отряда, первыми бросающиеся в пекло. Нынешний командир абордажников Великан Джон, который выпрыгивал на вражеские корабли и опрокидывал первую линию обороны, смеялся: «У нас руки в крови, а у Честняги – в чернилах, зато получаем одинаково!»

Но это была неправда: во-первых, Томас был очень аккуратен – одежда и руки у него были всегда чистыми, а во-вторых, Великан получал семь долей, хотя ему никто не завидовал – в каждой атаке жизнь Джона висела на волоске. А в-третьих, казначей – очень важная фигура на корабле: от его точности и справедливости зависит, чтобы все были довольны, не завидовали друг другу, не бросали ненавидящих взглядов, от которых до удара ножом из-за угла – один шаг! Он даже обедал за одним столом с капитаном и его ближайшими помощниками и жил в отдельной, пусть и неказистой каюте – это была роскошь при корабельной скученности…

Когда капитан с помощниками пришел в каморку к Томасу, тот, как всегда, работал с толстой амбарной книгой, в которую аккуратно вписывал захваченную в каждом походе добычу, а потом постоянно проверял и уточнял записи, многократно сверяя их с сокровищами, хранившимися под замком, от которого только у него и были ключи. Увлеченный расчетами, он даже не обратил внимания на вошедших. Дрейк заглянул через острое плечо и прочел: «Серебряный кувшин высотой полфута, золотой слоник весом один фунт, золотая цепочка витая длиной полтора фута, сабля в золотых ножнах с рубинами и изумрудами…» – все это было написано аккуратным почерком, со старательно выведенными каллиграфическими буквами. Пять Долей действительно был честным, педантичным и аккуратным, да и как иначе: отсутствие или недостаточность этих качеств легко принять за своекорыстный умысел или мошеннический расчет, а такие подозрения способны привести пиратского казначея на эшафот быстрее, чем свирепый ирландец приводит к алтарю соблазнителя своей дочери.

Томас отличался от других матросов и внешним видом, и манерами, и одеждой: худощавый, со сдержанными манерами, он был одет так же, как и много лет назад, когда служил счетоводом в страховой компании Ллойда: длинный коричневый сюртук, белая рубашка со стоячим воротником и широкополая шляпа, которую он никогда не снимал. Под рукой у него всегда была надежно закрывающаяся, прикрепленная к столу бронзовая чернильница и тщательно заточенные гусиные перья. Оружия он не носил, по крайней мере на виду. Но жизнь изменила привычки счетовода, и Дрейк знал, что он не расстается со спрятанным под сюртуком маленьким двуствольным пистолетом.

Подбив итоги, Томас поднял голову и едва заметно скривил губы, что должно было изображать улыбку.

– Очень хорошая добыча вышла, – сообщил он. – Одна доля – почти полведра золота!

– Дай мне книгу! – Дрейк развернул к себе толстый фолиант.

Перечень добычи занимал не меньше двадцати листов. Капитан взял перо и провел черту на шестой странице.

– Пересчитай доли до сих пор! – приказал он. – Это и пойдет в общий котел!

– Только досюда?! – удивился Томас.

Мореход непонимающе поднял брови.

– А остальное? – спросил менее сдержанный Акула.

Дрейк нарисовал на полях корону.

– Остальное отправится сюда, в королевскую казну!

– С чего это вдруг?! – оскалился Акула. – Разве мы работаем на корону? Разве она нам помогает? Зачем отдавать наше богатство?

– Затем, что мне надоело стоять под английской петлей! – раздраженно ответил Дрейк. – Будет очень противно, если нас повесят соотечественники!

– Повешение противно независимо от того, кто накинет веревку на шею! – философски сказал Джим.

Акула усмехнулся и похлопал первого помощника по плечу. Вспышка гнева у него прошла.

– Мореход говорит дело! И потом, ты уверен, что взнос в казну избавит нас от петли?

– Думаю, хороший подарок может привлечь к нам внимание королевы… Хотя гарантий у меня нет…

Первый помощник и командир артиллерии переглянулись.

– Дрейк никогда не ошибается, и я ему верю, – сказал Мореход. – За вниманием следует благосклонность!

– Я тоже верю капитану! – подтвердил Акула. – Только что скажут ребята?

– Им надо все объяснить, – кивнул Дрейк. – Чтобы поняли: нынешняя жертва стократ окупится!

– Ну-ну, – сказал Боб. – Посмотрим, как ты объяснишь, что добытое потом и кровью богатство надо отдать в королевские закрома!

– Увидишь, – кивнул капитан. – Только не надо торопиться. Придем в Англию и там разберемся.

Однако слухи распространяются по судну так же быстро, как забравшиеся на борт портовые крысы. Матросы стали собираться кучками, перешептываться, и лица их не выражали ничего хорошего. Дело шло к тому, что Дрейку вручат черную метку – знак недоверия капитану, за которым обычно следует его свержение и убийство. Но Френсис всегда действовал на опережение и, когда «Золотая лань» проходила мимо Канарских островов, объявил большой сбор.

– Почти два года мы болтались по морям и океанам, неоднократно вступали в битвы с врагами, но почти все остались живы, и мы взяли невиданно большую добычу, с которой возвращаемся домой, – начал он уверенным, спокойным голосом. – Но что нас ждет в Англии? Почет и уважение? Нет! В лучшем случае безразличие, а если наша пиратская слава докатилась до родных берегов, то возможен арест, конфискация корабля и всей добычи и каторга, а может быть, и виселица!

Матросы, понурившись, молчали. Такой вариант был вполне вероятен.

– И я решил отдать часть наших трофеев в государственную казну! – продолжил он. – Доля каждого из вас не уменьшится по сравнению с прошлыми походами, она даже вырастет: ведь такую богатую добычу мы еще никогда не собирали! Да я и не слышал, чтобы хоть кому-нибудь это удавалось! Разве не так?

– Так, так! – матросы приободрились: ходили слухи о том, что их совсем лишат вознаграждения…

– Зато мы станем уважаемыми слугами короны, нам не надо будет бояться кораблей под английским флагом, и мы еще не раз и не два соберем богатые урожаи!

Матросы оживленно переговаривались, было видно, что их настроение резко изменилось к лучшему.

Но не у всех.

– С каких это пор джентльмены удачи превратились в чьих-то слуг?! – выкрикнул скрипучим голосом Лысый Попугай. – И почему мы должны чего-то ждать?!

Его и еще четверых морских разбойников выловили на месте взрыва шхуны «Черный кальмар» после того, как вражеское ядро угодило ей в крюйт-камеру. Дрейк обычно не принимал в команду чужаков – высаживал в ближайшем порту или на каком-нибудь пиратском острове, чтобы те нашли себе подходящий корабль, на который их согласятся принять. Но на этот раз плавание было долгим, подходящие острова на пути не попадались, новички задержались, и к ним постепенно привыкли. Вели они себя нормально, не выделяясь среди остальных, правда, держались особняком и даже на корабле не расставались с оружием, а Лысый Попугай был у них за главного. Сейчас Дрейк понял, что напрасно нарушил собственные правила.

– Чем ты недоволен? – спросил Дрейк, в упор рассматривая крикуна. Тот и в самом деле был похож на толстого лысого попугая с большим загнутым клювом. – Разве ты получал когда-нибудь на «Черном кальмаре» такие доли? Насколько я знаю, капитан Рябой Ричард был не очень везучим и вам еле-еле хватало на еду!

– Неважно, что я получал на «Кальмаре», он утонул! – проскрипел Попугай. – И Рябой утонул вместе с ним. Это вчерашний день, а я не собираюсь вечно ждать манны небесной и хочу получить то, что мне причитается сейчас и здесь, на «Золотой лани»! И я не желаю быть чьим-то слугой! Отдай нашу долю полностью, и мы в Лондоне найдем другой корабль!

У команды «Черного кальмара» была дурная слава, и сейчас Дрейк понял почему: они не понимали ничего, кроме своей выгоды. Даже его взгляд, не сулящий ничего хорошего, не остудил их пыла. Так быки несутся на красную тряпку, не глядя по сторонам и не разбирая дороги. Но Дрейк знал лекарство от этой болезни.

– Значит, хочешь свою долю полностью? – криво улыбнулся Френсис. – И вы тоже?

Четверка с «Кальмара» поддержала своего вожака требовательными возгласами:

– Таков закон джентльменов удачи! И если ты его нарушишь, об этом узнает все морское братство!

– Я никогда не нарушаю наши законы! – спокойно произнес Дрейк. – Но и другим не позволяю. Скажи, Попугай, почему ты не высадился вовремя со своей абордажной группой на «Северную звезду»? Из-за твоей задержки погибли двое наших!

– Это верно, черт побери! – взревел Джон Великан.

Попугай растерялся.

– Просто так вышло… Абордажный крюк соскользнул, борта разошлись, и мы потеряли несколько минут…

– Врешь! Ты решил не лезть в самое пекло и выждал, пока наши парни сломят сопротивление португальцев! Чертополох и Колченогий сделали это ценой своих жизней! Кстати, ты сам из Порту, хотя выдавал себя за англичанина! Может, не хотел идти против своих земляков?!

– Похоже на то! – снова рявкнул Великан.

Лысый Попугай попятился, указывая дрожащим пальцем на капитана.

– Не зря болтают – он действительно дьявол! Он читает мысли!

– Нельзя прочесть того, чего нет в голове, – удовлетворенно кивнул Дрейк. – Ты сам признался в трусости и измене! Что положено за это по нашему закону?

– Смерть! Петля! – заорал командир абордажного отряда.

– Вздернуть его на фок-мачте! – заревели матросы «Золотой лани».

– Да, таков закон, – сказал капитан. И, не поворачивая головы, приказал: – Повесить изменника на рее!

– Есть повесить на рее! – Боб Акула и двое его подручных бросились вперед.

Попугай пытался схватиться за оружие, но не успел – Великан сбил его на палубу, матросы сноровисто связали веревкой руки и потащили к мачте. Четверо сотоварищей если и хотели помочь главарю, то под дулами десятка пистолетов отказались от этой мысли и не двинулись с места: численный перевес команды «Золотой лани» был слишком очевиден. Впрочем, их занимали совсем другие мысли:

– Тогда его долю отдайте нам!

– Справедливое требование, – кивнул Дрейк. – Томас, приготовь им все сполна!

Через несколько минут тело Лысого Попугая билось в петле, а несколько матросов под руководством Честняги Томаса вынесли на палубу два деревянных ведра, доверху наполненных золотыми монетами.

– Ну что, все по справедливости? – спросил Дрейк.

– Да, конечно, – четверка чужаков завороженно не сводила загоревшихся глаз с золота, двое, не удержавшись, принялись набирать в горсти тяжелые желтые кружочки и высыпать их обратно…

– Тогда разбирайте свои деньги. Ведра я вам отдавать не собираюсь…

– Мы разложим по мешкам и вернем ведра…

Дрейк покачал головой.

– Нет, забирайте свою долю сейчас. Времени у вас нет: мы прощаемся.

– Как прощаемся?!

– Очень просто. Мы в расчете, как требует закон. Но закон не обязывает меня возить неблагодарных ослов на моем корабле. Я взял вас в воде и сейчас верну вас туда, откуда взял!

– Как?! Ты что, шутишь?! – возмутилась дикая четверка. – В порту мы сами уйдем!

– Нет, шутки кончились! – Дрейк презрительно улыбнулся. – Ребята, отдайте им деньги и бросьте за борт!

Пираты с «Кальмара» схватились за кортики и пистолеты, но на них навалились, отобрали оружие и принялись насыпать золотые монеты куда удавалось: за пазухи, в карманы, в ботфорты, в разодранные яростным криком рты…

– Ну, дайте хотя бы шлюпку! – орали чужаки, безуспешно пытаясь освободиться. Золото сыпалось за пазуху, монеты раскатывались вокруг, но это их уже не интересовало.

– Шлюпку! Дайте шлюпку!

– А разве у вас была шлюпка, когда мы вас нашли? – невозмутимо спросил Дрейк. – Нет. Так что и сейчас она вам не положена!

Несмотря на сопротивление и крики, всех четверых раскачали и швырнули за борт. Рассыпая золотые монеты, они плюхнулись в воду, на радость акулам, следовавшим за «Золотой ланью» в поисках легкой поживы. Большая часть вознаграждения смутьянов осталась на палубе, здесь же стоял соскочивший с чьей-то ноги набитый монетами сапог.

– Убрать этот мусор! – небрежно махнул рукой капитан и ушел к себе, уверенный, что приказание будет точно выполнено. Джим Мореход и Акула остались. Под их хмурыми взглядами матросы быстро разошлись, тогда и Джим с Бобом отправились восвояси.

Чернокожий юнга Джим сноровисто подмел палубу. Может, у него в душе и шевелился соблазн присвоить одну-две монеты, но Лысый Попугай смотрел вытаращенными глазами с высоты, как назидание всем, кто решится выступать против приказа капитана. Поэтому Джим бестрепетно смел все золото сквозь шпигаты в неспокойные волны. Потом бросил следом драгоценный сапог. И плюнул вслед.

А Попугай провисел на рее до вечера; когда смеркалось, его отправили вслед за сотоварищами: акулы уже успели проголодаться.

После этого пиратское судно стало преображаться. Когда прошли остров Мадейра, Веселый Роджер сняли с мачты и запрятали в дальний угол трюма, а его место занял государственный флаг Британской империи. В Гибралтарский пролив они зашли уже респектабельным торгово-пассажирским судном, мирный вид и купеческое занятие которого должны были развеять те темные слухи, которые просачивались с далеких морей и окружали «Золотую лань». Но слухи есть всего-навсего слухи, они остаются пустой болтовней до тех пор, пока им не находится подтверждение. А как их подтвердить, если «Золотая лань» в Барселонском порту продала китайские шелка и индийские специи, загрузилась водой, птицей, свиньями и телятами, чтобы скрасить питание свежим мясом вместо надоевшей солонины? И взяла на борт пассажиров до Франции и Британии, то есть сделала именно то, что делают все торговые суда, возвращаясь из далеких рейсов!