Август дышал зноем. В городе пахло жарой; каждый раз, выходя на балкон, Келси чувствовала смрад нечистот и не столько едкий, но все равно малоприятный запах трупов животных, брошенных разлагаться на солнцепеке. Оставшись без пастбищ, скотина, прихваченная беженцами, начала погибать от голода. Переговорив с Булавой, Келси распорядилась немедленно забить весь скот в городе и окрестностях, кроме дойных коров и коз, а мясо завялить на случай осады. Указ не прибавил ей популярности среди фермеров Алмонта, но их ворчание было предпочтительнее эпидемии, которую вызвали бы трупы, валяющиеся по берегам Кадделла, заражая единственный источник воды в городе.

Жавель, Дайер и Гален выехали в Демин второго августа, отправившись туда под покровом ночи, быстро и незаметно. Так незаметно, что сама Келси узнала об отъезде отряда, когда его уже и след простыл. Она пришла в ярость, но Булава напомнил, в своей немногословной манере, что именно Королева и именно его назначила командовать операцией. Возразить было нечего.

Четвертого августа, обнаружив Андали в одиночестве, Келси зашла в ее комнату и закрыла дверь, оставив Пэна снаружи. Она уже несколько дней безмолвно собиралась с духом, но под вопросительным взглядом Андали едва не потеряла остатки самообладания. Они с Пэном спали вместе еще трижды, и, хотя дело явно шло лучше, каждый раз неприятная правда все более и более тяжким грузом ложилась на сердце Келси.

– Андали, можно попросить тебя об одолжении?

– Да, госпожа.

– Когда пойдешь на рынок, не могла бы… не слышала ли ты про кое-какие товары с черного рынка?

Взгляд Андали стал пристальнее.

– А что вы ищете, госпожа?

– Мне нужны… – Келси кинула вороватый взгляд в сторону двери, проверяя, не прокрался ли Пэн в комнату. – Мне нужны противозачаточные. Я слышала, их можно достать.

Если Андали и удивилась, то виду не подала.

– Достать-то можно, госпожа. Вопрос в том, как отличить настоящие от поддельных. И настоящие всегда жутко дорогие.

– Деньги у меня есть. Сможешь? Я бы не хотела, чтобы знал кто-то еще.

– Смогу, госпожа. Но мне интересно, продумали ли вы все последствия.

Кесли нахмурилась:

– Тебя беспокоят моральные принципы?

– Боже упаси! – рассмеялась Андали. – Я бы и сама принимала зелье, да денег вечно не хватало. Все, что было, уходило на то, чтобы дети могли поесть дважды в день. Я не осуждаю вас, Ваше Величество, просто хочу сказать, что слышала толки в городе. Народ хочет наследника. Ума не приложу, что случится, если выплывет, что вы принимаете противозачаточные.

– Общественное мнение – последнее, что меня сейчас заботит. Мне девятнадцать. Я не принадлежу этому королевству вся, без остатка.

– В этом народ с вами не согласится. Но, так или иначе, я могу достать настой, если это то, чего вы хотите.

– Хочу, – твердо ответили Келси. – Когда ты пойдешь на рынок?

– В четверг.

– Я дам тебе золота. И я очень тебе признательна.

– Будьте осторожны, госпожа, – предупредила Андали. – Мне хорошо знакома необузданность юности, уж поверьте. Но у сожаления есть ужасная привычка преследовать вас, даже тогда, когда от юности и следа не останется.

– Да, хорошо, – Келси не отрывала глаз от своих ног, но теперь внезапно посмотрела на Андали почти умоляющим взглядом. – Я просто хочу жизни, вот и все. Жизни, как у любой другой девушки моего возраста. Неужели это так ужасно?

– Нисколечки не ужасно, Ваше Величество, – отозвалась Андали. – Вот только мечтать об обычной жизни вы можете сколько угодно, а жить ею – увы. Вы – королева Тирлинга, есть вещи, которые вы не в силах выбирать.

Несколько дней спустя Келси наконец собралась с духом и заставила себя заняться тем, что откладывала почти целый месяц. Собрав Булаву, Пэна и Корина, она вышла из Королевского Крыла, поднялась на три лестничных пролета, повернула налево, затем направо и снова налево и вошла в большой зал без окон на двенадцатом этаже Цитадели.

Элстон вскочил с кресла прямо у двери. В кои-то веки с ним не было Кибба. Хотя физически Кибб, как казалось, полностью исцелился, Булаву не отпускало беспокойство, и он продолжал проверять, остался ли он прежним.

– Наслаждаешься, Элстон?

– Вы себе даже представить не можете, как, госпожа!

В центре зала, освещенного множеством факелов, стояла стальная клетка высотой почти до потолка. Прутья выглядели тонкими, но были невероятно крепкими. В середине клетки на простом деревянном стуле, составлявшем всю мебель узника, сидел, запрокинув голову и уставившись в потолок, Арлен Торн.

– Ему даже койки не дали? – еле слышно спросила Келси Булаву.

– Он прекрасно спит на полу.

– А одеяло?

Булава нахмурил брови.

– Откуда такое внезапное сочувствие к Торну, госпожа?

– Не сочувствие, но справедливость. Даже худшим преступникам выдают одеяла.

– Вы пришли позлорадствовать, Ваше Величество? – выкрикнул Торн из клетки в центре зала. – Или так и пробормочете друг с другом целый день?

– А, Арлен. Как низко падают сильнейшие. – Келси подошла на десять футов к прутьям, а Пэн забежал вперед и встал между нею и клеткой. На мгновение она дала себя отвлечь гибкой фигуре фехтовальщика, которую теперь видела в новом свете, – в постели с каждым разом получалось все лучше, и теперь стало трудно не представлять его нагим. Но они договорились держать свою любовь в тени, и пусть в тени она и остается. – Корин, не найдешь ли, на что мне сесть, пожалуйста?

– Госпожа.

– Как идет война, Ваше Величество? – поинтересовался Торн.

– Так себе, – призналась Келси. – Морт напирает с границ, моя армия долго не продержится.

Торн пожал плечами:

– Неизбежный финал.

– За что вас можно уважать, Арлен, так это за то, что вы не пытаетсь изображать раскаяние.

– А в чем мне раскаиваться? Я играл по тем правилам, какие были. Неудача есть неудача. – Торн наклонился вперед, пронзая мрачный зал своими ярко-голубыми глазами. – Но как вы узнали о моей особой поставке, госпожа? Ума не приложу. Неужели разболтал кто?

– Нет.

– Тогда как же?

– Волшебством.

– Ясно, – Торн снова сел. – Видал я волшебство в деле, пару раз.

– Вы о чем-нибудь переживаете, Арлен?

– Переживания делают уязвимым, Ваше Величество.

Вернулся Корин со стулом, и Келси села перед клеткой.

– А Бренна? Уверена: за нее вы переживаете. Или меня ввели в заблуждение?

– Бренна – полезное орудие и любит, когда ее используют.

Губы Келси скривились от отвращения, но потом она вспомнила плюющуюся и шипящую от ярости женщину в подземелье. Возможно, в словах Торна что-то было.

– Как Бренна стала такой?

– Среда, Ваше Величество. Мы с Бренной выросли в таком аду, хуже которого и представить-то трудно. – Торн повернул в сторону Булавы перекошенное ненавистью лицо. – Ты знаешь, о чем я, мы там встречались.

– Ошибаешься, – бесстрастно ответил Булава.

Торн улыбнулся:

– Э нет, Капитан Стражи. Это был ты, я уверен.

В то же мгновение на прутья клетки с оглушительным грохотом обрушилась тяжелая булава.

– Поговоришь еще, Торн, – тихо предупредил Булава, – и я тебя прикончу.

– Да мне-то что, Капитан? Ты или веревка – какая мне разница?

– А если я отошлю твою зверушку в Мортмин, к Лафиту? – Булава прижался к клетке, стискивая прутья руками, и Келси внезапно обрадовалась, что не видит его лица. Булаву никогда еще не удавалось довести до бешенства так легко; должно быть, Торн попал в какой-то глубоко скрытый нерв. – Альбинос – это диковинка, знаешь ли. Подобные женщины всегда будут пользоваться спросом у клиентов.

– Тебе не за что причинять зло Бренне.

– Но я сделаю это, Торн, если ты доведешь меня. Так что помалкивай.

Торн вскинул брови:

– И вы это поддерживаете, Ваше Величество?

Келси не нравился ход беседы, но она твердо кивнула:

– Я поддерживаю все решения Лазаря.

– О да, я так и знал. Келси Добродетельная. Келси Бескорыстная, – Торн затрясся от смеха. – Эти бедные, сбитые с толку бастарды дошли в своем обожании вас, Ваше Величество, до безумия. Думают, вы спасете их от Мортмина. Ловко придумано – с вашей стороны, но я всегда знал, что вы ничуть не лучше нас.

– Я никогда не называла себя добродетельной или бескорыстной, – огрызнулась Келси. – И понять не могу, как такой человек, как вы, смеет говорить о столь высоких материях.

– А и не скрываю, кто я есть, Келси Рэйли, – или теперь вы Глинн, надо полагать? Все эти иллюзии, которыми вы себя мучаете… столько труда и изобретательности – и все лишь бы убедить самих себя, будто вы лучше, чище. Мы все знаем, чего хотим, и на многое готовы, чтобы добиться этого. Называйте себя, как хотите, Королева Келси, но вы Рэйли до мозга костей. А в этой семье альтруистов не водилось.

– Я не хочу умирать, Арлен, но я бы отдала жизнь за любого из этих людей, как и они – за меня. Самопожертвование – это нечто настоящее, но вам не понять.

– О, я прекрасно понимаю. У меня есть сведения, которые Ваше Величество сочло бы весьма ценными. Настолько ценными, что мне много раз приходило в голову, не выторговать ли за них свою жизнь. Но я не стану.

– Что за сведения?

– Не гоните коней, Королева. Сперва моя цена: жизнь и благополучие Бренны.

Булава хотел было рявкнуть на него, но Келси остановила его.

– Что значит «благополучие»?

– Все знают, что Бренна – моя правая рука. Когда меня не станет, многие будут искать ее, чтобы излить свою ярость на нее. Ей нужна защита.

– Не старайтесь представить свою альбиноску невинной овечкой, Торн. Она – опасное существо.

– У нее несчастная судьба, Ваше Величество. Нас с нею растили, как зверьков. Однако при толике везения и ваш Булава мог бы стать таким, как мы.

Булава бросился к клетке, пытаясь сквозь прутья схватить Торна руками. Но тот даже не шелохнулся: до середины клетки было не дотянуться даже длинным рукам Булавы.

– Что? – изобразил удивление Торн. – Не хочешь повспоминать былые деньки? Даже про ринг?

– Элстон, – прорычал Булава, оборачиваясь. – Ключи!

– Элстон, не смей.

– Отдайте его нам, госпожа! – с жадностью отозвался Элстон, бросаясь вперед, вытаскивая ключи из-за пояса. – Ну пожалуйста!

– Ни с места, Элстон! И ты, Лазарь. Довольно. Этот человек умрет на глазах у людей, которым причинил столько зла. Но не здесь.

Булава, снова дернувшийся вперед, резко остановился.

– Вы казните его?

– Да. Я приняла решение. В следующее воскресенье, на Круглой площади.

– Торн и мне причинил зло, госпожа, – тихо заметил Элстон. – Мое горе не меньше горя любого другого в Тирлинге. Позвольте мне.

– Во имя Господа, да повзрослей уже! – бросил Торн. – Это была случайность, я понятия не имел, кто ты. Двадцать лет прошло, а ты все никак не можешь начать жить дальше!

– Ты, гнусный работорговец…

– Довольно! – крикнула Келси, теряя терпение. – Вышли отсюда! Все, кроме Пэна.

– Госпожа…

– За дверь, Лазарь!

К чести Булавы, он выглядел слегка пристыженным, уводя с собой Элстона и Корина. Но дверью хлопнул.

– Пустячок, а приятно, – пробормотал Торн. Осев на стуле, он откинул голову назад и закрыл глаза.

Келси было не по себе. Она ступила на неизвестную ей территорию. По рассказам Булавы, альбиноска была странным осколком прошлого Торна, игрушкой, которую тот таскал с собой, будто талисман. Но если Торн не играл сейчас в какую-то более изощренную игру – а Келси не могла вообразить, что это за игра, – то увиденное ею было ничем иным, как всецело альтруистическим поступком, совершенно не вязавшимся с Арленом Торном.

– Где вы выросли, Арлен?

– Вы собираетесь казнить меня в следующее воскресенье, Ваше Величество. Я не обязан рассказывать вам свою жизнь.

– Возможно, не обязаны. Но если с вами в детстве действительно сделали что-то ужасное, я могла бы не допустить подобного с другими.

– Что будет с другими – их забота. Меня волнует только, что будет с Бренной.

Келси вздохнула. Альтруизм, если это вообще был он, явно заканчивался недалеко от начала.

– Допустим, мне понравится то, что вы предлагаете. Что вы хотите, чтобы я с нею сделала?

– Хочу, чтобы Бренне нашлось место здесь.

– В Цитадели? – удивилась Келси.

– Нигде больше она не будет в безопасности, Ваше Величество. Ее не спрячешь – слишком уж характерная внешность. Я хочу видеть ее в убежище, накормленной и одетой, под защитой верного стражника, которого не подкупишь взяткой.

– Переманить можно даже самого верного стражника, Арлен. Одного из моих вы сломали.

– Мерна сломал морфий, как и множество других дурачков, пытавшихся скрыться от реальности. Я лишь нашел труп, отряхнул от пыли и сделал из него то чучело, какое сумел.

– Какой же вы циник, Арлен.

– Да, мне говорили. Но факт остается фактом, Ваше Величество: только дурак во всем винит продавца.

Келси глубоко вздохнула и выбросила Мерна из головы.

– Почему вы думаете, что Бренна согласится находиться под моей защитой? Она не выглядит расположенной ко мне.

– Это еще мягко сказано, госпожа. Но она согласится.

– Так что вы предлагаете взамен?

– Козырь против Красной Королевы.

Келси уставилась на него с сомнением.

– Мы давно знакомы, Ваше Величество. Никто не может хорошо знать Красную Королеву, но я беру на себя смелость утверждать, что знаю ее лучше большинства выживших после знакомства с нею.

– И ваш козырь защитит нас от нее, прогонит ее армию домой?

– Нет, Ваше Величество. Будь так, в цену включалась бы и моя жизнь, не только Бренны.

– Если ваши сведения не спасут Тирлинг, то на что они мне?

– Как хотите, Ваше Величество, – пожал плечами Торн. – Но я никогда не жалел о приобретении дополнительных рычагов воздействия. Такие вещи частенько пригождаются, когда мы совершенно этого не ожидаем.

Келси поморщилась, чувствуя, что ею манипулируют. Перед нею сидел лжец, один из лучших в Тире… и все же она ему верила. Он выглядел смирившимся со своей участью и, по большому счету, просил всего ничего.

– Я держу свое слово, Ваше Величество, и слышал о вас то же самое. – Голубые глаза Торна стрельнули между прутьями клетки. – Я не пытаюсь надуть вас. Честная сделка: безопасность и разумный достаток моей Бренне в обмен на сведения. Принимаете?

«Сделка с дьяволом», – подумала Келси. Позвать бы Булаву, спросить его мнение. Но почему-то она чувствовала, что это решение должна принять сама. Подумав еще мгновение, королева кивнула с тяжелым вздохом:

– Принимаю, Арлен.

Торн протянул руку сквозь прутья, но Келси покачала головой.

– Ну уж нет. Каковы ваши сведения?

– Два ваших сапфира, Ваше Величество. Она хочет их сильнее, чем вы можете себе представить.

– Эти? – Келси опустила взгляд, но рука уже машинально сжала камни, пряча их от чужих глаз. – Но почему она просто не потребовала их у моей матери как часть Сделки? Могла бы.

– Полагаю, в те дни она не столь отчаянно в них нуждалась, Ваше Величество. В любом случае, рабов ей хотелось больше. Но наше с нею деловое сотрудничество выдалось долгим и плодотворным, и, пока вы скрывались, я видел, как тяга к драгоценным камням овладевает ею, словно лихорадка. Она ждала новостей о них с той же отчаянной страстью, с какой жаждала вашей крови. Ваш дядя не мог предоставить ей ни того, ни другого, и с каждым годом она проникалась к нему все большим презрением.

– А для чего они ей?

– Она никогда мне не говорила, Ваше Величество.

– Но предположения у вас есть?

Торн пожал плечами:

– Она страшится смерти, перехода в небытие. Я нередко замечал это в ней, хотя она отчаянно это скрывала. Возможно, ваши побрякушки могут помочь.

Перед глазами Келси тут же возник Кибб, лежащий на смертном одре, истекая потом. Она подумала о предложении Роу Финна, о способе уничтожить Красную Королеву. Булава говорил, уже многие годы никто даже не покушался на нее – все считали, что убить ее невозможно. Неужели Красная Королева все-таки уязвима? Но даже если Роу Финн знает про эту уязвимость, что толку теперь Келси в его знании? Между Новым Лондоном и Демином стоит армия из, по меньшей мере, пятнадцати тысяч солдат.

– Это всего лишь догадка, Ваше Величество, – продолжил Торн. – В Мортмине ее называют un maniaque. Мы бы сказали «безумец, помешанный на желании все контролировать». Вы и ваши сапфиры очень непостоянные переменные, а Красная Королева – не та женщина, которую такая изменчивость устраивает.

Келси воззрилась на него, завороженная и чувствующая отвращение одновременно.

– Вы спали с нею, Арлен?

– Она хотела этого. Она спит с мужчиной, а потом начинает считать его предметом своей коллекции. Но я ни в чьей коллекции состоять не собираюсь.

Торн встал и потянулся. Его длинные руки чуть не доставали до верха клетки.

– Зачем откладывать мою казнь до воскресенья, Ваше Величество? Я устал ждать, и особенно устал от общества Элстона. Почему бы не сделать это прямо сейчас?

– Потому что даже в смерти, Арлен, вы будете полезны. Ваша казнь станет общественным событием, весть о ней дойдет до самых удаленных уголков королевства. Народ жаждет этой казни, и я дам ему то, что он хочет.

– Ах, смерть на миру… Мудрый ход, признаю.

– Вы не боитесь смерти?

Торн пожал плечами.

– Вы играете в шахматы, Ваше Величество?

– Да, но не очень хорошо.

– А я играл много, и хорошо играл. Проигрывал нечасто, но доводилось. И в игре всегда есть момент, когда ты понимаешь, что противник тебя обставил, что мат в четырех, или десяти, или двенадцати ходах. Одна школа мыслителей утверждает, что и в этих условиях ты должен показать лучший эндшпиль, на какой только способен, что должен сражаться до конца. Но я никогда не видел в этом смысла. Я просчитал на много ходов вперед и увидел мат, едва ваши люди схватили мою Бренну. Все ходы после этого были лишь бессмысленной возней пешек.

– Кто для вас Бренна? – спросила Келси. – Почему она так много для вас значит, когда все остальные не значат ничего?

– О-о… эта история будет стоить вам моей жизни, Ваше Величество. Поторгуемся?

– Не пойдет. Но я приведу сюда Бренну и позволю вам попрощаться.

– Маловато будет.

– Тогда все. – Келси встала. – Если передумаете, дайте Элстону знать.

Она уже прошла полпути к двери, как Торн подал голос:

– Королева Глинн?

– Да?

– Ни я, ни Бренна не расскажем вам своей истории. Но ее может рассказать Булава, если вы его заставите.

Обернувшись, Келси несколько мгновений изучающе рассматривала его, потом заметила:

– Я вижу вас насквозь, Арлен. Вы просто хотите вбить между нами клин.

Губы Торна растянулись в ухмылке.

– Проницательно, Ваше Величество. Но любопытство – вещь ужасная. Думаю, мой клин со временем будет уходить все глубже.

– А мне казалось, вы сдаетесь.

– Даже в эндшпиле есть свое удовольствие. – Торн сел на стул, слабо махнув рукой на прощанье. – Хорошего дня, королева Глинн.

– Увеличить дозировку!

– Что?

– Увеличить дозировку! – рявкнула Королева, напрягая голос, чтобы докричаться через толстое стекло. Медир кивнул и поспешно посеменил вокруг операционного стола, на котором лежала привязанная рабыня из Калле. Невольница еще не знала этого, но уже была мертва. Единственным вопросом оставалось, как долго она протянет. Тонкая полоска красноватой пены уже потянулась от уголка ее рта, и она хватала ртом воздух, сжимая и разжимая пальцы на вытянутых вдоль тела руках. «Интересно, кричит ли женщина?» – подумала Королева; стеклянная панель была совершенно звуконепроницаема – одно из чудеснейших изобретений Кадара. Взглянув на часы в руке, она отметила, что прошло почти семьдесят секунд.

Женщина в последний раз схватила ртом воздух, округлив рот, словно рыба. Затем ее глаза неподвижно уставились в потолок, и она застыла. Медир взял ее запястье, проверив пульс, и кивнул Королеве, снова отметившей время.

– Семьдесят четыре секунды, – объявила она Эммену, стоявшему за нею с пером и бумагой.

– Лучше, чем в прошлый раз.

– Намного лучше. Но нужно очистить его еще как можно глубже.

Как ни странно, новейшим открытием Королева была обязана Тирлингу. От укусов змей на озере Карчмар погибло более одиннадцати сотен солдат, и тела тех, кого удалось вытащить, доставили в Демин раздувшимися и почерневшими, накачанными ядом. Собрать токсин оказалось нелегким делом, несколько солдат погибли, получая образцы, но дело того стоило. Яд не только убивал, попадая и через кровь, и через пищу, но и был сладким на вкус, так что его оказалось легко спрятать в вине или медовухе. Очень многие яды горчили, и этот стал ценным пополнением королевской коллекции.

– Ваше Величество.

Берилл неслышно подошел сзади. Он редко спускался в лабораторию; будучи одним из самых эффективных людей из всех, кого королева знала, выносить ее эксперименты он все-таки не мог. И сейчас старательно отводил глаза от стеклянной перегородки.

– Что там?

– Гонец от генерала Дукарте. Армия прорвала оборону Тира в Алмонте и движется к Крите. Тирцы отступают.

Королева улыбнулась, самой искренней улыбкой за несколько недель. Последнее время хорошие новости приходили нечасто.

– Пошлите герольдов раструбить новости, здесь и в Сите-Марше. Чтоб перестали там мутить воду.

– По оценкам генерала, он сможет продвигаться по меньшей мере на три мили в день.

– Оценки Дукарте всегда точны. Передайте ему мои поздравления.

Берилл сверился с письмом в руке.

– Он также сообщает, что деревни в Восточном Алмонте были загодя эвакуированы. Грабить нечего, все, что армия нашла, – это несколько брошенных больных животных. Остальная часть Алмонта может также оказаться пустой.

– И?

– Среди солдат Дукарте зреет недовольство, Ваше Величество. Трофеи – традиционная часть их вознаграждения.

– Меня не заботят трофеи, – раздраженно бросила Королева. Золото, рабы, скот, древесина – все это могло иметь большое значение для армии, но совершенно перестало интересовать ее. То, чего она хотела, находилось в Новом Лондоне.

И все же новость прибыла как нельзя вовремя. Во всех отраслях мортийской экономики наблюдался спад, но особенно сильный удар пришелся на горное дело с его высоким травматизмом среди рабов. Предложение Королевы о том, чтобы десятники относились к рабам чуть бережнее, было встречено едва замаскированной насмешкой. Добыча руды в Мортмине велась экстенсивно, людей там не считали, учитывая суровые условия и быструю «текучку». Мельница требовала новых порций зерна, и каждый день из шахт на севере тек все новый поток жалоб.

По стеклу за спиной забарабанили пальцы. Медир, подняв брови, указал в сторону женщины, интересуясь, закончили ли они. Королева кивнула и отвернулась, не глядя, как он накидывает на труп тряпку. Берилл по-прежнему терпеливо ждал.

– Что?

– Есть сообщение от лейтенанта Мартина с севера. Еще три нападения в Сите-Марше. Его разведка полагает, что бунтовщики планируют распространить беспорядки и в другие города, включая Демин.

– А про Левье ничего?

– В записке ни слова, Ваше Величество.

– Прелестно.

Королева задумалась, не совершила ли она ошибки, отправив Дукарте на фронт. Уж он-то бы добился результата. Но теперь уже поздно: Дукарте движется по Алмонту, и ему не понравится, что его дергают то туда, то сюда.

– Что у меня сегодня?

Берилл закрыл глаза, сверяясь с памятью. Ему уже перевалило за девяносто, его одолевали всевозможные немочи, но ум советника оставался крепким и организованным.

– У вас обед с Беллами, но они появятся не раньше шести. Времени достаточно.

– Пойду вздремну.

– Вы спите слишком часто, Ваше Величество, – пробормотал Берилл с выражением крайнего неодобрения.

– А что мне еще делать? Ночами я теперь совсем не могу заснуть.

Это было правдой. Последнее время ее преследовал один и тот же сон: адское пламя, мужчина в сером, девушка. Королеве никак не удавалось стряхнуть с себя ощущение надвигающегося краха.

– Почему бы вам не принять что-нибудь из отваров Медира? – поинтересовался Берилл.

– Потому что придется принимать их постоянно, Рилл. Не хочу попадать в зависимость.

– Но вы зависите от меня, Ваше Величество.

Королева прыснула. Остальные ее слуги выдерживали формальную дистанцию, необходимую, но часто утомительную. Однако Берилл был с нею со своих семи лет, когда она забрала его из ямы, где сидели мортийские аристократы, ожидая казни. Его родители погибли во время бунта, и королеву тронуло зрелище одинокого ребенка, с лицом, полным боли, которую Королева еще помнила из своего детства: боли одиночества и потери.

– Я очень от тебя завишу, Рилл. Мы с тобой прожили долгую жизнь.

– И я бы не променял ее на целый свет, госпожа, – улыбнулся Берилл, на мгновение утратив свою сдержанность. В его улыбке мелькнул проблеск того мальчугана, которого Королева достала из залитой кровью ямы. Она тогда протянула ему руку, и малыш крепко схватился за нее… болезненное воспоминание. В последнее время прошлое стало казаться ушедшим на совершенно непреодолимое расстояние. Королева ухватилась за первый попавшийся повод сменить тему.

– В любом случае, Медир и вполовину не такой хороший фармацевт, каким себя считает. До меня доходили слухи о побочных эффектах. Высыпания и прочее.

– Придворные беспокоятся, Ваше Величество, что вы не спите. А их беспокойство затем передается вниз по цепочке.

– Возьмем Тирлинг, тогда и отосплюсь.

– Как скажете, Ваше Величество, – Берилл был вежлив, как и всегда, но в голосе его сквозило недоверие.

Дойдя с нею до верха лестницы, Берилл, оставив ее, направился к тронному залу, а Королева медленно пошла дальше, внимательно читая два сообщения, переданные ей Бериллом. Записка Дукарте была похожа на него самого – сухая и по делу: вторжение идет по плану, основные силы мортийской армии неуклонно продвигаются по Алмонтской равнине. А вот Мартин писал впопыхах, тоном на грани паники: трое из его дознавателей были похищены прямо на улице и найдены свисающими с городских стен четыре дня спустя. Две королевских арсенала сгорели дотла. Валле получил стрелу в колено от снайпера. Нет, нервная реакция Мартина делу не поможет. Как только Дукарте возьмет Новый Лондон и добудет все, чего хотел там добыть, она вернет его заниматься этим…

Разум отшатнулся от этого слова, но после минутного размышления ей пришлось признать: это правда. У нее в тылу разгоралось восстание, и никто из ее людей не мог с ним справиться.

В широком коридоре с высоким потолком, который вел в ее опочивальню, Королева обнаружила пятерых фрейлин, сбившихся в кучку и о чем-то шептавшихся.

– Не сомневаюсь, что у вас найдутся и другие способы распорядиться своим временем, – ядовито бросила она, с удовольствием отметив, как они подпрыгнули при звуке ее голоса. – Идите и займитесь чем-нибудь полезным.

Они удалились, бормоча извинения, которые Королева даже не стала слушать. Придворные вели себя как полагается, но у всех нет-нет да прорывалась нескромность юности, нетерпение, что им приходится прислуживать женщине, которую они считали старухой. Королева задержалась при входе в опочивальню, оглядев себя в высоких, до пола, зеркалах. Она не была юной, нет, не такой, как те девушки без единой складочки вокруг глаз и с высокой грудью. Но и старухой ее тоже нельзя было назвать. Она – взрослая женщина, знающая, чего хочет.

«Я не меняюсь», – с гордостью подумала Королева. Конечно, она по-прежнему уязвима для оружия, но возраст, этот неумолимый обоюдоострый меч дряхления и болезней, больше никогда ее не коснется. Королева нахмурилась, осознавая: постареть-то она не постареет, но все равно в последние годы время начало сказываться и на ней. Она стала ощущать его, как могучую силу, развивающую немыслимое давление. Ее жизнь была долгой, но большая ее часть пролетела незаметно. Лишь недавно Королева начала ощущать груз прошедших лет на плечах – нет, не просто как время, а как историю.

Она зашла в опочивальню, закрыв за собой дверь. Берилл принесет ей горячего шоколада, и она заснет на час-другой. Прекрасная спальня, теплая, в самый раз для сна. Она скоро…

Королева чуть не упала, споткнувшись о безжизненную груду плоти на полу. Взглянув вниз, она обнаружила на полу Мину, одну из своих фрейлин, со свернутой шеей, с лицом, глядящим назад. Королева резко обернулась к камину. Там ревел огонь, столб пламени, столь сильный, что она чувствовала его жар через всю комнату.

– Нет… – начала было она, но тут на ее горле сомкнулась рука.

– Ты вероломна, Королева Мортмина, – прошипел ей на ухо голос.

Она попыталась закричать, но пальцы темного существа уже стиснули ей горло. Призвав все свои силы, Королева отшвырнула существо в дальний угол спальни, и оно упало на столик, проломив дерево с глухим треском.

Королева метнулась за диван, пытаясь вдохнуть сквозь ободранное горло, но ни на мгновение не отрывала глаз от темной массы, уже начавшей раскручиваться в углу. Внезапно оно вскочило на ноги чудаковатым, неестественным движением, словно щелчок рогатки, и Королева завизжала. Из тени на нее уставились горящие глаза раскрашенного клоуна, хитро ухмылявшегося намалеванными на бледном лице губами.

Королева ударила снова, толкая незваного гостя на пол. Но с тем же успехом она могла бы ударить сияющий вихрь. Тело существа менялось на глазах, она не могла разглядеть его очертания, вычленить руки, ноги, не могла остановить взгляд хоть на каком-нибудь сгустке плоти. Сознанию не за что было ухватиться.

Из пламени вырвалась яркая струя, метя прямо в нее. Она присела и перекатилась к стене, почувствовав дуновение жара от вспыхнувшего за спиной дивана. Спальню заполнил запах горелой ткани. Королева попыталась встать на ноги, но рука существа обхватила ее предплечье и швырнула через комнату в стену. Глубоко в плече что-то хрустнуло, и Королева громко и хрипло закричала. Упав на колени, она обнаружила, что не может подняться. Жар обжигал лицо, огромный ковер перед камином теперь тоже охватил огонь. Плечо превратилось в сгусток адской боли. В дверь забарабанили кулаки, Королева слышала гул голосов снаружи. Но ждать помощи она не могла. Да и чем бы они ей помогли? Она снова почувствовала его приближение – существо бесшумно скользило сквозь дым. Оно схватило ее за волосы, вырвав несколько клоков, и рывком поставило на ноги; Королева зашипела от боли. Темное существо вздернуло несчастную еще выше, заставив балансировать на цыпочках.

– У нас был уговор, ты, мортийская шлюха.

– Девчонка, – задыхаясь, выдавила она. – Я еще могу добраться до девчонки.

– Девчонка уже моя. Она оказалась еще более легкой добычей, чем ты. – Существо широко улыбнулось, потряхивая ее взад-вперед. Королева снова закричала, плечо, казалось, разрывало надвое. – Она – моя, и ты мне теперь и даром не нужна, Эвелин Рэйли.

Дверь в покои резко распахнулась, вырванный замок пролетел через всю комнату. Темное существо на мгновение, всего на мгновение, отвлеклось, но в этот миг Королева внезапно ясно увидела его в своем сознании: сияющую серебром фигуру с костями, подсвеченными красным. Нащупав его грудную клетку, она схватила ребра и мысленно стиснула изо всех сил. Существо зарычало, но Королева сжимала его все крепче и крепче, пока оно не выпустило ее волосы. Красные глаза оказались в дюйме от ее лица, и Королева содрогнулась от презрения, которое в них увидела: презрения не только к ней, но ко всем, ко всему человечеству, к любому, кто мог бы оказаться на его пути.

– Тебе не убить меня, Королева Мортмина, – прошептало существо, растянув карминово-красные губы в гримасу. От него пахло кровью и разлагающейся плотью. – Ты недостаточно сильна. Девчонка освободит меня, и мне не потребуется огонь, чтобы разыскать тебя.

Королева увидела, как Стража сломала двери, в дыму замелькали размытые фигуры. Берилл был с ними – преданность и беспокойство смешались, и она чувствовала их очень отчетливо. Темное существо извивалось в ее крепких руках – ужасное ощущение, будто в голове копошились черви. Она попыталась раздавить его, но ей недоставало сил.

– Загасите огонь! – крикнула она стражникам. – Все пламя! Потушите его!

Стража, не колеблясь, бросилась к кровати, срывая с нее белье. Существо пыталось вырваться, но Королева еще крепче сжала его. Силуэт существа необычайно четко высвечивался в ее сознании, но очертания его болезненно жглись током, молнией пробегавшим под пальцами.

«Столько силы, – словно пьяная, вяло подумала Королева. – Где оно набрало столько силы?»

Темное существо хихикнуло, безумным сдавленным смехом, от которого она чуть не ослабила хватку.

– Ты никогда не получишь того, чего жаждешь, Королева Мортмина. Ты никогда не станешь бессмертной.

– Стану, – прохрипела она. Ей почудилась какая-то слабина в его ребрах, но она не была уверена. Жжение в пальцах не давало ничего сказать наверняка. – Я стану бессмертной.

– Я видел, как ты бежишь, знаешь ли. Преследуемая человеком в сером, с девчонкой бок о бок.

Королева закрыла глаза, но выбросить его слова из головы не могла.

– Бессмертным нет нужды убегать, Королева Мортмина. Но ты, ты побежишь и сдохнешь, и весь арсенал ада будет ждать тебя. Поверь мне, Королева Мортмина, ибо я был там.

Королева оскалилась, почувствовав, как что-то в его теле подается, раскрывается маленькой трещинкой. Темное существо издало высокий жалобный скрип, и Королева торжествующе завыла. Из носа потекла кровь, но она едва обратила на это внимание. Она ранила его! Слегка, но и то хлеб: темное существо само не было бессмертным. Возможно, ей и не хватит сил прикончить его, но убить его все же было возможно.

Сквозь туман в голове она видела, как Стража сражается с пожаром, совершенно забыв про камин.

– Весь огонь, остолопы! И камин тоже!

За плечом темного существа сгустилась тень, оказавшаяся Бериллом, бегущим к ним со стулом, зажатым в руках, словно дубина. Он огрел им врага по голове, и Королева почувствовала, как удар, сотрясший очертания существа, отдается в ее голове. Оно зашипело и обернулось к Бериллу.

– Нет! – завопила Королева. Но было поздно. Ее внимание на мгновение ослабло, и темное существо вырвалось из ее рук, схватило Берилла за горло и свернуло старику шею одним быстрым движением пальцев. Берилл рухнул на пол без звука, и в ту же секунду огонь погас, погружая комнату в полную темноту. Яркая фигура в сознании Королевы замерцала, померкла и, наконец, исчезла. Она осела на пол, тяжело дыша, зажимая вывихнутое плечо.

– Ваше Величество! – заорал Капитан Стражи. – Где вы?

– Я в порядке, Гислен. Зажги свечку. Только свечку – учти.

После ее приказа началась возня и неразбериха. Королева поползла боком, опираясь на здоровое плечо, пока не добралась до еще теплого тела Берилла, неподвижно лежавшего у стены. В слабом свете зажженной свечи на нее неподвижно уставились широко раскрытые глаза. Конечно, Берилл прожил долгую жизнь и был уже глубоким стариком, но сейчас Королева видела лишь ребенка, которого вытащила из ямы: высокого тощего мальчугана с умными глазами и мгновенно расцветающей улыбкой. Что-то в ней сжалось, к глазам подступили слезы. Но нет, это было немыслимо – она не проронила ни слезинки вот уже более ста лет.

Подняв взгляд, Королева увидела окруживших ее стражников, испуганно ждущих, на кого падет обвинение в случившемся. Обвинение последует, несомненно, но, подумав секунду, Королева поняла, кто истинный виновник.

– Фрейлины. Приведите их.

Оглядев с головы до ног пятерых девушек, выстроившихся перед ней, Королева задумалась, кто же из них предательница. Джульетта, происходившая из самых знатных родов Демина и явно рассчитывавшая когда-нибудь самой стать королевой? Бре, которая однажды заработала наказание кнутом, испортив одно из королевских платьев? Или, быть может, Женевьева, любившая отпускать крамольные замечания, лишь бы заработать одобрительные смешки остальных? Никогда еще Королева не ощущала так явственно тяжесть своего возраста, как сейчас, глядя на пятерых дев, выстроившихся в ряд непробиваемой стеной безжалостной юности.

– Кто из вас разжег огонь?

Она видела множество эмоций, пробежавших по их лицам: удивление, задумчивость, праведное возмущение. Все немедленно надели маски преувеличенной невинности. Королева нахмурилась.

– Мина мертва, но это не Мина. Она была неспособна разжечь огонь даже для спасения собственной жизни. Вы знаете меня, юные леди. Я – несправедлива. Если никто не признается, наказаны будете все. Итак, кто нарушил мой прямой приказ, разведя огонь?

Все молчали. У Королевы возникло ощущение, что они едины в противостоянии ей. Опустив взгляд на тело Берилла, она внезапно осознала, что это правда: верных людей вокруг нее не осталось. Берилл, Лириан… люди, преданные ей лично, были мертвы, а ее окружали хваткие молодые чужаки. Пузырь ярости у нее в голове внезапно сдулся, оставив только печаль и усталость, странное ощущение тщеты и бесцельности. Она могла бы покарать их всех, безусловно, но что бы это доказало?

– Уволены, все. Проваливайте.

Стражники вышли, но пять фрейлин так и стояли с круглыми непонимающими глазами. Блондинка, рыжая, брюнетка и даже темнокожая экзотическая кадарка Марина. Что, разрази ее гром, заставило ее выбрать этих девушек? Лучше бы наняла мужчин. Мужчины идут на тебя прямо, с поднятыми кулаками, а не подкрадываются сзади с ножом.

– Вы прогоняете нас, Ваше Величество? – отважилась спросить Джульетта недоверчивым голосом.

– Уходите. Найдите замену Мине.

– А что с телами?

– Проваливайте! – завизжала Королева. Она чувствовала, как теряет самообладание, как оно выскальзывает дюйм за дюймом, не даваясь в руки. – Убирайтесь!

Фрейлины выбежали.

Королева доковыляла до стола, горбясь из-за боли в плече. Вывих был серьезный, плечо дергало, Королева четко чувствовала смещение и мышечный спазм вокруг. Вправлять будет чертовски больно, но это не самая большая беда. Перед глазами зависло лицо темного существа с горящими ликующими глазами. Оно считало, что девчонка уже у него в кармане, и лишь она была ему нужна. Но хуже всего, что оно назвало Королеву по имени.

«Откуда оно узнало?» – мысленно бушевала Королева. Этого не мог знать никто, она хорошо замела следы. Эвелин Рэйли мертва. И все же темное существо назвало ее по имени.

«Иви!» – отозвалось эхо в ее сознании. Голос матери, вечно немного нетерпеливый, вечно раздраженный тем, чего была лишена ее дочь. – «Иви, куда ты запропастилась?»

Королева села за стол. Осторожно поддерживая вывихнутое плечо, она открыла выдвижной ящик и вытащила портретик в отполированной деревянной рамке. Портрет остался единственной осязаемой вещью, напоминавшей Королеве о ее ранней жизни, и временами она подумывала выбросить его. Но для юной девушки в отчаянном положении он когда-то был очень важен, и с тех пор приобрел характер талисмана. Одно время, правда недолго, Королева даже верила, что именно портрет поддерживает в ней жизнь. Когда бы она ни задумывала избавиться от него, что-то всегда ее останавливало.

Женщина на портрете не была ее матерью, но в юности Королева отдала бы целый свет за то, чтобы так оно и было. Миниатюра изображала брюнетку на позднем сроке беременности, загорелую от долгих часов пребывания на солнце. Портрет был написан очень давно: столь бесформенная одежда явно выдавала эпоху Высадки, за спиной висел примитивный лук. Лицо женщины было красивым, но то была не беззаботная легкая красота любой из королев Рэйли. Эта женщина познала страдания; на ее ключице и шее виднелись шрамы, а лицо было отмечено долго не заживавшей болью. Но и горечи в нем не чувствовалось: женщина смеялась, а глаза лучились добротой. В волосы были заплетены цветы. В юности Королева могла часами глядеть на картину, раздираемая ревностью. Не к женщине, а к ребенку в ее чреве. Ей хотелось узнать имя женщины, но даже в галерее Цитадели портрет висел без подписи.

«Иви! Почему ты заставляешь меня ждать?»

– Закрой рот, – прошептала Королева. – Ты покойница.

Думать о прошлом было ошибкой. Она швырнула миниатюру обратно в ящик и с грохотом задвинула его. Если темное существо больше в ней не нуждалось, то и ей нечего было ему противопоставить. Она не могла вечно запрещать разжигать огонь – рано или поздно то, что случилось сегодня, случится снова. А если девчонка действительно каким-то образом сумеет освободить темное существо, спасения от него не будет. Отринув последние воспоминания о прошлом, она направила все мысли на настоящее. Девчонка – вот главная проблема, и что бы там ни говорило темное существо, Королева не считала ее легкой добычей. Она не могла предложить ей соглашение Элиссы, ибо девчонка категорически отказалась посылать в Мортмин рабов. На мгновение, замечтавшись, Королева представила, как садится с ней за один стол – поговорить как равная с равной. Но камни делали подобную дружескую беседу невозможной. Поколебавшись еще секунду, Королева нажала золотую кнопку на стене.

Спустя несколько мгновений в комнату неуверенно вступила Джульетта, уткнувшись взглядом в пол. Умненькая девочка, не пытается испытывать судьбу.

– Ваше Величество?

– Собери мои вещи для путешествия, – приказала Королева, отворачиваясь к камину. Заведя правую руку за спину, она крепко охватила запястье левой. – По меньшей мере на несколько недель. Ты поедешь со мной. Мы отправляемся завтра.

– Куда, Ваше Величество?

Набрав полную грудь воздуха, Королева резко дернула левую руку назад, одновременно мотнув шеей и верхней частью туловища вперед. Резкая невыносимая боль охватила все плечо, вскрик подступил к самому горлу Королевы, но она крепко стиснула зубы, не издав ни звука. Мгновение спустя она с удовлетворением услышала щелчок вставшей на место кости. Боль быстро ослабла, теперь плечо только ныло, но с этим легко справится снадобье.

Королева с приятной улыбкой повернулась к Джульетте, хотя ее лоб был еще влажным от пота. С перепуганного лица девушки сошла вся краска. Королева сделала шаг вперед, просто посмотреть, что будет, и с удовольствием отметила, что Джульетта отшатнулась, чуть не до самой двери.

– Собери вещи для теплого климата и жизни в полевых условиях.

– Куда мы направляемся, Ваше Величество? – пролепетала Джульетта.

И это ее она подозревала несколько минут назад? Чего ей было опасаться в этой малявке?

– На фронт, Жюли, – снисходительно ответила она, подходя к западному окну. – В Тирлинг.

Всю дорогу вверх Ивен не сводил глаз со спины Булавы. Было страшно, но о том, чтобы не пойти за ним, не могло быть и речи – это Ивен хорошо усвоил от Па. Когда тебя зовет Капитан Стражи, надо идти. Под мышкой Булава нес большой серый сверток. Он ни разу не посмотрел на Ивена с тех пор, как они вышли из подземелья. Хуже того, капитан оставил другого тюремщика вместо Ивена, когда они пошли наверх. Новичок был не таким большим, как Ивен, но явно умным, его быстрые глаза так и стреляли по всему подземелью. У единственного оставшегося узника, Баннакера, полностью зажили его раны, и Ивен, зная, что он станет очень опасным, когда выздоровеет, перевел его во Вторую камеру. Но новый тюремщик первым делом подошел ко Второй камере и проверил замки на ней, отчего Ивен ужасно рассердился: можно подумать, он мог оставить камеру с заключенным незапертой! Потом новый тюремщик уселся за его стол, словно был теперь тут хозяином, и закинул на него ноги. Тогда-то Ивен понял, что Королева собралась его уволить. Он был хорошим тюремщиком почти пять лет, но, должно быть, Королева прознала, что он медлительный. С каждой ступенькой, на которую он поднимался, Ивена все сильнее подташнивало. В их семье все издавна служили тюремщиками, до самого дедушки Па. Па только потому оставил свою работу, что уже не мог ходить. Ивену не хватит духу рассказать Па такие новости. Без кольца с ключами он чувствовал себя голым.

Однако на девятый этаж, в Королевское Крыло, они не пошли, а вскарабкались еще выше, на несколько этажей, пока Булава не ввел его в большой зал, ярко-ярко, словно на Рождество, освещенный дюжиной факелов. Два королевских стражника, большой и маленький, сидели на стульях у самой двери, а в центре комнаты стояла высокая клетка, но, что там внутри, Ивен понять не мог.

– Доброе утро, парни.

– Доброе утро, сэр, – хором отозвались оба, вставая. У стражника пониже глаза были такими светлыми, что казались почти белыми, напомнив Ивену о той женщине, Бренне. Несколько дней назад три королевских стражника вывели ее из подземелья, что принесло Ивену бесконечное облегчение. Глаза Баннакера то и дело бегали, ища, как бы вырваться из камеры, но все равно он казался не таким опасным, как та женщина. Ведьма – Ивен в этом не сомневался, могущественная и ужасная, прямо как в рассказах Па.

– Эл, ключи.

Большой стражник вышел вперед на свет, и тут Ивен узнал его: человека со страшными зубами. Стражник кинул ключи Булаве, и тот забренчал ими по прутьям клетки. От металлического клацанья у Ивена заболели уши.

– Просыпайся, Арлен! Настал твой великий день.

– Я не сплю. – Призрачно-худая фигура отделилась от пола в клетке, и Ивен узнал Чучело. Но теперь тот был одет иначе: в белые льняные рубашку и штаны, и даже Ивен знал, что это значит. Это форма заключенного, приговоренного к смерти.

– Обещаешь вести себя прилично, Арлен? – спросил Булава.

– Мы ж договорились.

– Хорошо. – Булава отпер клетку. – Свяжите его.

Ивен уже начал было подумывать, что Булава про него забыл, но тут цепкие глаза впились в него.

– Ты! Ивен! Иди-ка сюда.

Ивен подошел ближе, почти на цыпочках.

– Слушай внимательно, парень. Времени мало. – Булава вытащил сверток, который держал под мышкой, и встряхнул. Ивен увидел, что это длинный серый плащ. – Ты проявил большое мужество, когда поймал этого человека, и Королева благодарна тебе. Поэтому с сегодняшнего дня ты будешь королевским стражником.

Ивен завороженно глядел на серый плащ.

– Вы с Элстоном отконвоируете этого заключенного на Круглую площадь Нового Лондона. Элстон – за старшего. Твое дело – просто охранять узника, следить, чтобы он не сбежал. Понятно?

Ивен сглотнул – в горле пересохло, и он не мог выдавить ни звука.

– Да, сэр.

– Хорошо. Держи. – Булава протянул ему плащ. – Надевай и помоги нам.

Темно-серая ткань оказалась мягкой, мягче любой другой одежды, которую Ивену доводилось носить. Он застегнул плащ на плечах, пытаясь понять, что происходит. Королевским стражником он быть не мог, это ясно: для этого он недостаточно умный. Но другие ждали его у клетки, поэтому Ивен поспешно подбежал к ней и встал, внимательно ожидая указаний. Низенький стражник уже связал узнику руки.

– Выводим его через ворота.

– Боже, да его четвертуют раньше, чем она успеет огласить приговор.

– Возможно, она хочет устроить дня них представление.

Втроем, плотно окружив заключенного, они вывели его за дверь и спустились по лестнице. По крайней мере, это Ивен хорошо понимал, не зря он годами учился в подземелье. Он не спускал глаз со спины Чучела, высматривая малейшее подозрительное движение, неприметный знак, что заключенный собирается сбежать. Когда тот кашлянул, Ивен быстро сжал его руку выше локтя. Пока они спускались по лестнице, Ивен проверил свой нож – тот был на своем месте, за поясом.

«Одно дело, – любил повторять Па, – и только одно, Ив: следи, чтобы они не сбежали. Все остальное оставь другим».

Спустившись с лестницы, они завернули за угол, направившись к воротам Цитадели, и Ивен увидел группу всадников. Среди них была и Королева, верхом на буром коне, в длинном черном платье, ниспадавшем на бока лошади. Ивен подумал было поклониться, но не стал, увидев, что три других стражника не кланяются. Он, может, и не настоящий королевский стражник, но способен вести себя, как они.

– Эл, привяжи его как следует, – распорядился Булава. – Чтобы никто не стащил.

За лошадьми стояла широкая открытая повозка. Ивен помог большому стражнику поднять заключенного на помост, затем залез туда сам, мысленно приговаривая: «Еще никто и никогда не сбегал из-под моей стражи». Он крепко уцепился за эту мысль, пока большой стражник приковывал Чучело к бортам повозки. У Ивена ни разу не сбегали узники, и сейчас он не позволит ему сбежать. Па был прав: все остальное – это не его дело.

Ворота Цитадели распахнулись, темные стены залил яркий солнечный свет. Но звуки… Ивен выглянул наружу и увидел толпу: сотни, а может, и тысячи людей, нетерпеливо ожидающих за рвом. Когда опустили мост, рев, казалось, удвоился. Звук пугал, от него болели уши, но Ивен напомнил себе, что он теперь королевский стражник, а королевские стражники ничего не боятся. Он выпрямился, схватившись за борт повозки, когда та тронулась с места.

Ивену понадобилось всего несколько минут, чтобы понять, отчего поднялся такой шум: из-за Чучела. Они выкрикивали имя – Торн, сдабривая его проклятьями и угрозами. Многие швырялись яйцами, плодами, как-то раз на дно повозки приземлилась даже свежая собачья какашка, едва не заехав Ивену по уху. Ивен ужасно жалел, что не успел спросить у Па, чего такого натворил Чучело, но Па был слишком плох, чтобы спускаться в подземелье. Ивен не видел его уже несколько недель.

Они съехали с Королевской поляны и покатили по Большому бульвару. Здесь кто-то поставил деревянные загородки, не дающие людям выходить на середину улицы, но толпа налегала на препятствие, чуть не сшибая его, и истошно кричала на катившую мимо повозку. Проезжая мимо «Лавки сладостей Пауэлла», Ивен увидел стоявших перед входом мистера и миссис Пауэллов. Лавка сладостей была его любимой, с самого детства, когда Ма каждое воскресенье водила их с братьями сюда, если они хорошо вели себя в церкви. Миссис Пауэлл была ласкова с Ивеном, даже ласковее, чем с другими братьями, и всегда подсовывала ему в сумку несколько лишних конфет. Однако сейчас миссис Пауэлл вопила во всю глотку с перекошенным, налитым кровью лицом. Она встретилась с Ивеном взглядом, но, похоже, не узнала его, – все продолжала издавать высокие яростные крики безо всякого смысла.

– Эй, Ив! ИВ! – Ивен оглянулся и увидел своего брата Питера, вцепившегося в фонарный столб одной рукой и бешено машущего другой. Питер показал за себя, и Ивен увидел, что пришли все: Артур и Дэвид, его младшие братья, и Па. Даже с середины улицы Ивен видел, что Па так тяжело опирался на руку Артура, что иначе бы просто упал. Ивену ужасно хотелось помахать Па, но он не мог: королевскому стражнику было не положено, а он чувствовал, что Булава наблюдает за ним, ожидая, что Ивен допустит ошибку. Па не помахал ему, он был слишком слаб. Но его старческие глаза сияли от счастья, и он улыбнулся сыну, проезжавшему мимо.

Когда они въехали в лабиринт узких улиц, которые вели к Круглой площади, Ивен наконец снова обратил свое внимание на повозку. Толпа следовала за ними, истошно крича, но теперь Ивен их не слышал. Раньше он и подумать не мог, что одно-единственное мгновение в жизни может быть таким важным. Он стал королевским стражником, и Па видел это и гордился им.

Первые несколько минут Келси удавалось убедить себя, что толпа просто выражала здоровый гнев. Семнадцать лет королевской лотереи требовали выхода, а Торн был отличной мишенью: стоял себе в фургоне, беззаботно улыбаясь, словно ему не было никакого дела до целого мира. Можно было подумать, будто он отправляется на воскресный пикник, а не на собственную казнь. Толпа швырялась в него тухлятиной, вереща, и к тому времени, как процессия достигла Круглой площади, Келси уже не могла обманывать себя относительно происходящего. Толпа окончательно превратилась во взбесившееся стадо, продолжавшее накручивать себя по мере продвижения процессии.

Круглая площадь – широкий овал в центре города, неровно замощенный камнем, – была неформальным центром Нового Лондона. Она служила удобным местом встреч, потому что стояла на пересечении пяти улиц, а по периметру была усеяна трактирами. Но сегодня главной достопримечательностью площади служило высокое деревянное сооружение: эшафот, за неделю сколоченный артельщиками. Платформа оказалась выше, чем ожидала Келси, чуть ли не десять футов высотой, и сама виселица, казалось, нависала над беснующейся под нею толпой.

С перекладины свисали три перевитых веревки с петлями на концах. Две уже были завязаны на шеях Лиама Баннакера и брата Мэтью. Келси ожидала, что Арват будет противиться: строго говоря, только святой отец имел право приговаривать кого-либо из своих людей к смерти. Но от святого отца не было ни слуху ни духу несколько дней: ни жалоб, ни требований. Он чего-то ждет, сказал Булава, но если Лазарь и знал, чего именно, то ни с кем своими знаниями не делился.

Келси надеялась, что при виде веревки Торн дрогнет, хоть немного, но тот продолжал широко улыбаться, а толпа кричала все громче, и ее ярость подпитывала его улыбку, а его улыбка умножала ярость толпы, пока не начало казаться, что наступил конец света. Куда бы Келси ни взглянула, она видела чистую ненависть: глаза, лица, рты буквально горели ею. Даже беженцы – крестьяне с Приграничных холмов и из Восточного Алмонта в толстых штанах с заплатками и свободных рубахах – пришли в город посмотреть, как Торна повесят. Одному лишь Торну, казалось, было все равно.

«Должно же быть хоть что-то, – думала Келси, не отрывая от него взгляда. – Что-то, что сломало бы его».

Она оглянулась на Булаву, но Лазарь не спускал внимательных глаз с того парня, Ивена, опасаясь, как бы тот не отвлекся. Булава считал пустой тратой времени всю возню вокруг Ивена. Что ж, есть вещи, которые старому воину ни за что не понять. Келси задумалась, раз, наверное, в тысячный, что же такое случилось с ним, что сделало его столь невосприимчивым к доброте. Пожалуй, эту шахматную партию Торн выиграл: Королева не могла выбросить из головы мысли о Булаве, о том загадочном детстве, в котором Лазарь, Торн и Бренна как-то пересекались. Но спроси она Булаву прямо, тот бы не ответил, а прикажи она ему, она стала бы тираном, а старый вояка не ответил бы все равно. Торн не проронил больше ни слова, даже в последние минуты, но Келси сдержала свою часть уговора. Бренну теперь держали в самой Цитадели, к счастью Келси, пятью этажами ниже Королевского Крыла. И каждый день неудачливому стражнику приходилось спускаться вниз, принося узнице еду и охраняя ее камеру в течение всего дня. Булава стал наказывать стражников этим нарядом за мелкие провинности, и, по его словам, такая практика оказалась на удивление эффективной.

Возможно, Келси следовало бы расспросить Бренну о происхождении Булавы, но она не могла себе представить, чтобы альбиноска стала ей что-нибудь рассказывать. Королева подумывала привести Бренну на площадь, но в конце концов решила, что это было бы чрезмерно жестоко. А теперь пожалела о своем решении – что бы отразилось на лице Торна? Ее выводило из себя, что один безжалостный ум скрывал ответы на столь многие вопросы.

Келси с удовольствием отметила, что, по крайней мере, недюжинные габариты Ивена пришлись здесь как нельзя кстати. Когда фургон остановился, Ивен крепко держал Торна за руки, пока Элстон возился с узлами. Обычно Элстон работал в паре с Киббом, но Булава еще проверял его, пытаясь выяснить, что изменилось после его болезни. Кибб изменился, даже Келси это видела. Он реже пел, реже смеялся и казался больше погруженным в себя. Время от времени Келси ловила на себе его взгляды: он озадаченно хмурился, словно пытаясь разгадать какой-то шифр, понятный только им двоим.

У подножия эшафота Келси спешилась и поднялась по ступеням на помост в окружении стражников. Толпа ревела кошмарно, но она не возражала – какофония отвечала ее настроению. После стольких месяцев охоты за Торном сегодняшний день должен был стать днем ее триумфа, но все пошло кувырком. Торн так и не предстал перед судом, и Келси чувствовала неодобрение Карлин в виде тупой головной боли на задворках сознания. Восемь дней назад мортийцы пересекли Крите, и никакой изобретательности Холла или Бермонда было не под силу сдержать их массу. Скоро Келси придется закрывать расползающийся под стенами города лагерь и переводить беженцев внутрь. Теперь, когда бы она ни закрыла глаза, королева видела мортийскую армию: безликую черную орду, ждущую на том конце Новолондонского моста. Чего они ждут? Келси не хотелось даже думать.

Она подозвала своего герольда, Джордана. Он держался позади королевских стражников, очевидно, чувствуя себя не в своей тарелке. Не то что бы стражники были с ним грубы, но Джордан явно смотрелся рядом с ними мышкой среди ястребов.

– Попробуй их утихомирить.

Джордан подошел к краю помоста и закричал, размахивая руками. От мощи его глубокого голоса дрожали доски у Келси под ногами, но потребовалось несколько минут, чтобы толпа хоть немного успокоилась, да и то тишину постоянно нарушали свисты и бормотание. Элстон с Ивеном вывели Торна на самый верх эшафота, и тот стоял там со связанными руками, глядя куда-то вдаль поверх толпы.

– Арлен Торн, брат Мэтью и Лиам Баннакер. – Келси с удовольствием отметила, как ее слова облетают Круглую площадь и отражаются от опоясывающих ее трактиров. – Вы виновны в измене, и Корона приговорила вас к смерти. Если вам есть что сказать перед повешением, Корона слушает.

На мгновение она подумала было, что Торн сейчас заговорит. Он оглядывал толпу, как сразу же поняла Келси, в поисках Бренны – мерзкой альбиноски, к которой был так удивительно привязан.

«Ну же, Арлен!»

Но тот молчал, а потом момент уже прошел. Келси почувствовала, как мимо пронеслось холодное дуновение несдержанного обещания.

– Тварь! – закричала женщина, и все началось снова: рев толпы и проклятья. Больше тут делать было нечего; Келси кивнула Булаве и Корину, которые без лишних церемоний шагнули вперед и спихнули Баннакера и священника с помоста.

У Баннакера в одно мгновение хрустнула шея, и безжизненное тело закачалось взад-вперед перед толпой, постепенно уменьшая амплитуду. Брату Мэтью повезло меньше: задыхаясь и кашляя, он впивался пальцами в петлю, отчаянно борясь. Толпа снова начала соревноваться в метании, на сей раз пытаясь попасть в двух висельников. Большая часть «снарядов» отскакивала от деревянного фасада эшафота, не причиняя никому вреда, но один кусок с глухим стуком упал рядом с Келси: бесформенный обломок кирпича с оббитыми гранями. Рядом с кирпичом на помосте оказалась игральная карта – очевидно, оброненная кем-то из плотников во время перерыва. Сама не зная зачем, королева наклонилась, подобрала и перевернула ее. Пиковая дама.

Келси завороженно уставилась на карту: высокая женщина вся в черном с оружием в обеих руках. Всезнающий взгляд пиковой дамы пронзил Келси, словно та прочла все ее мысли до последней.

«Но нет, – подумала Келси, – это не то». Ночи, когда она резала себя до крови, случай с Киббом, непрерывно нарастающее чувство собственной силы – все это сгущалось в одну точку, вытягивая из Келси ее первобытную сущность. Она сжала руку в кулак, сминая карту.

«Это я: высокая женщина в черном, несущая смерть в каждой руке. Она – это я».

– Тихо! – крикнула она.

Навалилась тишина, быстро и резко, словно упавший занавес. Брат Мэтью все еще бился в конвульсиях, давясь в петле, но Келси не возражала против такого фона. Она подошла к краю помоста, так близко, что Пэн, неотлучно следовавший за нею, сгреб в руку подол ее платья. Последнее время на пояснице Келси, где ткань всегда туго натягивалась, образовалось чуть ли не несколько ярдов дополнительной материи. Она изменилась, стала чем-то бо́льшим, чем-то необычным.

«Королевой пик».

– Вы пришли увидеть, как этот человек умрет! – объявила она. – Но я знаю вас, люди Тирлинга! Вам не нужно повешение! Вам нужна кровь!

– Да! – откликнулись сотни голосов.

– Пусти ему кровь, госпожа!

– Отдай его нам!

– Нет. – Казалось, внутри Келси что-то разворачивается, расправляется, украдкой, словно темные крылья в ночи, и ей захотелось раскинуть их во всю ширь, почувствовать их размах. Она всегда была дочерью света, всегда любила теплые лучики, вливавшиеся в окна коттеджа, создавая ощущение, что все на свете правильно и хорошо. Но в мире нашлось и столько тьмы, манящей холодной пучиной… Народ жаждал жестокой расправы, и внезапно Келси больше всего на свете захотелось дать ему упиться этой расправой.

«Порочность. – Голос Карлин, еле слышное эхо давнего-давнего лучистого утра в библиотеке. – Растление начинается с мимолетного послабления».

Но Келси не была слабой. Она была сильна, сильнее, чем Карлин когда-либо могла себе представить. Казалось, все ее существо наполнилось ярким светом.

– Арлен.

Легчайшее дуновение, но Торн резко дернулся, поворачиваясь к ней, как марионетка на невидимых ниточках. «Он мой, – осознала Келси с мрачным удивлением. – Каждой клеточкой, каждой молекулой. Я могла бы заставить его говорить. Рассказать мне все, что я хочу знать».

Время разговоров вышло.

– Госпожа?

Почувствовав прикосновение Булавы, Келси скосила глаза и увидела, что он протягивает третью петлю. Но она отмахнулась, не отрывая взгляда от Торна, запоминая его лицо, заучивая черты. Он безмятежно глядел в ответ, и Келси поняла, что Торн не испытывает ни малейшего раскаяния, даже сейчас. В холодных белых просторах своей души он оставался в убеждении, что действовал оправданно и законно, что никто другой на его месте не сделал бы лучше. Семнадцать долгих лет обслуживать поставку живой дани… но нет, роль Торна была еще хуже. Глубоко в памяти Келси увидела краткую вспышку воспоминания: пальцы, подсовывающие перо и чернила, мягкий убеждающий голос, негромко нашептывающий: «Боюсь, у вас нет выбора, Ваше Величество. Поверьте, это лучший выход».

Внутри Келси свернулась ярость, болезненная до тошноты, ярость, возникшая будто из ниоткуда, навалившаяся, словно зверь с зазубренными когтями и острыми, как иглы, зубами. Она почувствовала на языке вкус крови.

Над левым глазом Торна открылся глубокий темный порез. Вскрикнув, он схватился рукой за лоб, и Келси с наслаждением наблюдала, как кровь просачивается между пальцами и стекает по щеке. Толпа перестала сдерживаться и снова одобрительно завопила, сбиваясь поближе к эшафоту. Келси наклонилась вперед, не обращая внимания на Пэна, крепко державшего ее за платье, и схватила Торна за волосы, запрокидывая ему голову. С перемазанного кровью лица на нее уставились ярко-голубые глаза.

– У меня для вас новости, Арлен. Теперь мы играем на моей собственной доске.

Новая рана рассекла щеку Торна от виска до уголка рта. Торн застонал, и Келси почувствовала, как крылатое существо внутри нее рычит, силясь разорвать путы. Она рассекла Торну шею, в опасной близости от яремной вены, и алая кровь брызнула на белый лен рубахи. Торн кричал, и крик его был музыкой в ушах Келси, сливаясь с одобрительным ревом толпы, воодушевляя ее. Она увидела себя их глазами: красивая женщина, длинные черные волосы хлопают на ветру, неслыханная мощь и… ужас? Келси заколебалась, увидев разворачивающуюся сцену под другим углом, словно бы за нею стоял кто-то третий, бесстрастно фиксируя ее действия. Торн упал на колени, истекая кровью из полудюжины глубоких ран. Толпа от жадного возбуждения подступила уже вплотную к эшафоту; некоторые залезли по доскам опалубки наверх и тянули руки к Торну, пытаясь схватить его за ноги. Но отпрянули при виде Келси. Даже самые нетерпеливые старались держать руки подальше от Королевы, избегая даже касаться подола ее платья. Ужас, да… как и должно быть. Разум Келси вновь обратился к темной массе мортийской армии, где-то на плодородных равнинах между Кадделом и Крите.

«Мое королевство», – подумала она, и ее внутренние крылья широко расправились, готовясь к какому-то невообразимому полету. На короткое мгновение перед нею вновь предстала та ночь, когда Кибб лежал, умирая, а она вытащила его обратно. То была сила, да, но та сила не спасет Тирлинг. Ее королевство лежало беззащитным, и она ничего не могла предложить, кроме этой тьмы. Черные крылья расправились, заключая Келси в объятия, и она чуть не вздохнула от облегчения, найденном в бездонной глубине, куда не проникал ни один лучик света и где выбирать было так легко, потому что выбора не было.

Она вернулась к Торну, проталкиваясь сквозь его кожу, ища мясо под нею. Ее сознание заострилось в убийственный клинок, и она набросилась на несчастное существо перед собой, рассекая все, до чего могла дотянуться, чуя с безграничным восторгом, как плоть отделяется от кости. Торн выл, его тело теряло форму по мере того, как смещение внутренних органов проступало на коже. Кровь хлынула у него из носа, забрызгав подол платья Келси, но она едва обратила на это внимание. Она уже погружалась в его грудную клетку, нащупывая легкие. Найдя одно, сжала, почувствовав, как оно лопается с тошнотворной легкостью. Изо рта Торна хлынуло еще больше крови, и при виде алого потока, стекающего по подбородку, Келси снова испытала наслаждение до обморока, сходное с тем, что она чувствовала, когда Пэн касался ее ночью. Но это наслаждение было более нутряным, словно удар под дых. Лопнуло другое легкое Торна, и он упал лицом вперед, корчась от боли. Толпа заревела от восторга, и ее рев окончательно завел Келси, она чувствовала себя заряженной, наэлектризованной.

– Я – Королева Тирлинга! – прокричала она, и толпа немедленно затихла. Оглядывая своих подданных, их раскрытые рты, широко распахнутые глаза, устремленные на нее, Келси почувствовала, что держит весь мир на ладони. Она уже испытывала это чувство, вот только не могла вспомнить, когда. Поставив сапог на шею Торну, она надавила, с силой, упиваясь его конвульсиями, наслаждаясь ощущением шеи под каблуком.

– Такова расплата за предательство в моем Тирлинге! Смотрите и запомните!

Шея Торна хрустнула. Он подавился последним кашлем и оцепенел, выгибаясь всем телом, а потом затих. Келси почувствовала, как жизнь его отлетела, словно листья на ветру, но дикая тьма внутри нее не уходила. Напротив, она забилась еще сильнее, требуя, чтобы Королева нашла другого предателя, требуя новой крови. Келси с трудом отогнала ее, чувствуя, что это слишком соблазнительная вещь, требовавшая вдумчивого контроля. Она поглядела на труп под ногами, на грязный отпечаток ее сапога у него на шее. Тьма внутри побледнела до белого тумана, потом исчезла.

– За Королеву! – выкрикнул женский голос.

– За Королеву!

Подняв взгляд, Келси увидела кружки, тут и там возносящиеся над толпой. Люди заранее подготовились отметить событие. Она дала толпе то, чего та хотела, в чем нуждалась… и все же Келси охватили сомнения, а в животе зрело щекочущее чувство беспокойства.

«Кто все это сделал? Королева пик? Или я?

Булава вложил кубок ей в руку, и тут Келси осознала, что вино было обязательным ритуалом. Она подняла чашу, салютуя толпе, судорожно размышляя, нужны ли тут какие-то особенные слова, которых от нее могут ждать. Нет: она – Королева. Она может придумать новую речь, ввести свой собственный обычай, и они затмят все, что было прежде.

– Да здравствует мой народ! – покричала она. – Да здравствует Тирлинг!

Толпа проревела последние слова вместе с нею, потом осушила кружки. Отхлебнув из своего кубка, Келси обнаружила, что Булава, подготовившийся заранее, был не дурак: жидкость в чаше оказалась простой водой. Однако приятной на вкус, так что Келси выпила до дна. Обернувшись отдать ему кубок, она увидела, что Булава по-прежнему сжимает в руке петлю. Как бы он ни старался сделать лицо непроницаемым, Келси почувствовала неодобрение.

– Что, Лазарь?

– Вы изменились, госпожа. Никогда бы не подумал, что увижу вас склоняющейся перед волей взбесившейся толпы.

Келси покраснела. Осознание, что Булава все так же мог заставить ее почувствовать себя пристыженной одним язвительным замечанием, удовольствия ей не доставило.

– Я ни перед кем не склоняюсь.

– Охотно верю.

Булава отвернулся, но Келси схватила его за руку, отчаянно нуждаясь в том, чтобы он понял.

– Я не изменилась, Лазарь. Я повзрослела, вот и все. Но это все та же я.

– Нет, госпожа. – Булава вздохнул, и его вздох пронесся по Келси дуновением рока на ледяных крыльях. – Уговаривайте себя, как хотите, но вы – не та девочка, которую мы забрали из коттеджа. Вы стали кем-то другим.