Глава VII
В карты — душу
К полудню Зои и Николя Габриелли поспешили вернуться в гостиницу и точно так же поспешно съехали. Хотели тихо, без сопровождения, но семейство Михайловых все же увязалось провожать оккультистов до вокзала. Благо не весь Петербург, только человек двадцать, дальние и ближние родственники, соседи, кузены и кузины. Не было лишь Биреева, который, наверное, еще не отошел от сеанса экзорцизма или искал сокровища скопцов в подвале, либо, хватаясь за волосы, бегал по своей ювелирной лавке, намедни ограбленной. Господину банкиру изрядно досталось — Ульяна мысленно потирала ладони.
Демонстративно брат и сестра приобрели билеты до Москвы, где пересели бы на Трансъевропейский экспресс, о чем изъявили вслух, следом сердечно с каждым расцеловались и отправились в дебаркадер.
В дебаркадере, посетив клозет, сменили приличное платье на потрепанные тулупы, ушанки да валенки. Из баночки со смесью сухой глины Ульяна вынула пуховку и припудрила обоим и лицо и волосы так, чтобы оба выглядели, будто неделю были немытыми.
— Теперь отправим кого-нибудь заместо Зои и Николя в Москву. Это затем, Ромэн, чтобы следы замести. А то великая Тея-Ра уж больно много шуму наделала. Учись, малец, — подмигнула Ульяна улыбающемуся настороженно-восхищенной улыбкой Ромэну и зашагала вдоль платформы в поисках тех, кто не смог собрать денег на билет до Белокаменной или же не успел сделать это заранее. Такие тотчас нашлись. Молодая парочка в отчаянии обегала вагоны в поисках, кто продал бы им эти два несчастных листка бумаги.
Ульяна, усевшись на скамейку, свистнула, подозвала их, велела наклониться к уху и важно шепнула:
— Есть вам билеты.
— Краденые, да? — в отчаянии всплеснул руками юноша в картузе и в прохудившемся, но модном пальто, по всей видимости студент.
— Да, — честно ответила Ульяна и, как заправский шпана, шмыгнула носом, обтерев его обшлагом рукава. — Но зато с малашками. Тоже крадеными. Да только, зуб даю, кражу раньше, чем через неделю, никому не обнаружить. Едьте себе спокойно, дяденька, по приезде сожжете все эти бумажки. Ну? Всего-то и делов, правда? А родне скажете, что на санях добрались.
— Ой, Лешенька, правда, давай, а, так и поступим, — взмолилась барышня, одетая довольно богато — в шубке лисьей, шапочке, лисьим же мехом отделанной, муфта на ней была, — украшенная каменьями. — Папенька не простит мне этого приключения. Отвези меня домой!
— Папенька не простит, нет, — поддакнула Ульяна, внимательно слушая девушку и неприлично пристально оглядывая ее шубку с муфтой.
— Погоди, погоди, так нельзя. Нас ведь в тюрьму за это посадят, — пробубнил паренек, крутя в руках поданные сорванцом документы. — Зои Габриелли и Николя Габриелли. Иностранные граждане… Да, и дорого небось… спальный вагон первого класса…
— Два целковых! — избоченясь, победоносно выпалила Ульяна, словно говоря «два миллиона». — Два рубля и ни копейки меньше.
— Два рубля? — изумился студент и обернулся к барышне.
Оба отошли. Ульяна слышала, как девица в лисьей шубке объясняла недалекому своему приятелю, что мальчишка мал, не знает цену деньгам, оттого и просит так мало, накупит на два рубля леденцов и будет рад тому несказанно. Надо брать, если арестуют, мол, папенька выручит, уж без того она натворила дел, бежав в столицу на Святки с кем попало, купленные на вокзале краденые билеты — просто невинная шалость в сравнении с позором такого масштаба.
Через четверть часа поезд увез их в Москву в вагоне первого класса, а Ульяна и Ромэн преспокойно отправились искать Делина, который обычно обретался в одном из кабаков на Апраксином дворе. Надо передать ему пресловутый дневник Ивана Несторовича.
— Вы только ему ничего сначала не говорите, — стрекотала, запыхавшись от собственного воодушевления, Ульяна. — Вы вообще с ним не говорите. Пошлите кого-нибудь к старушке Шуберт, назначьте встречу на мосту… ммм… Нет, лучше за мостом, за Николаевским мостом, это на Васильевском острове. Меж сфинксами! Мистическое местечко, там желания загадывать приходят. Пусть сядет на ступеньки и ждет. А вы… вы пройдете мимо… Нет, сначала оставите рядом дневник и, ни слова не сказав, пройдете мимо. Вот так!
Делин недоуменно глянул на девушку, горевшую по своему обыкновению энтузиазмом очередной театральной постановки.
— Опасаюсь спросить, отчего именно так? — съязвил бывший исправник.
— Потому что я так себе это представляла, потому что это очень таинственно и романтично! — ответила Ульяна, прижав варежки к груди и сияя улыбкой, как начищенный самовар. — Снег, туман, газовые светильники, два грозных сфинкса, грифоны… Иван Несторович сидит, такой печальный, одинокий. А тут… проходит некто и кладет перед ним его заветный дневник. И удаляется в туман. А мы с Ромэном будем наблюдать со стороны большого здания напротив — там колонны большие, удобные — схоронимся.
Так все и произошло. Разве мог Делин спорить с этой маленькой выдумщицей? Ничуть. Сделал опять, как просила. Иноземцев даже и узнать его не успел, вслед погнался, но туман над Невой был таким густым, что странному незнакомцу, которого бывший исправник изображал, удалось быстро скрыться. Доктор побегал вдоль Университетской набережной перед зданием Академии художеств туда-сюда, снова присел на ступени, с минуту полистал свою тетрадь, верно, решив убедиться, его ли это манускрипты. Потом поднялся и тоже скрылся в тумане.
— Ну все, Элен, — проговорил Ромэн, когда Ульяна перестала вздыхать, глядючи вслед своему доктору, и с придыханием шептать: «С Рождеством, муженек». — Я свою часть уговора выполнил. Чуть не поседел, чуть не помер, признаться, но выполнил. Дневник достал, чиновника изображал, даже барышню изображал. Теперь ваш черед — ведите меня в лучший игорный дом русской столицы, как обещали.
— Я не помню, чтобы такое обещала, Ромэн.
— А я помню. Ведите, говорю. Буду все, чему вы меня обучили, на деле испытывать.
— У вас еще хромает сноровка, — отмахнулась Ульяна. — Практика. Пока только практика. Вам пока нельзя за стол.
— Нет, хочу в игорный дом, — не унимался Ромэн.
— Мы упустим месье Иноземцева. Он ведь в Бармен уедет, мы за ним не поспеем.
— Ночью-то? Не уедет он ночью, он же темноты боится, как смерти. Едем в игорный дом, Элен, ну пожалуйста! За ним Герши присмотрит.
— За Гершином этим самим присматривать не мешало бы. Уф, ну и увалень. Ладно, — улыбнулась Ульяна, вдруг просияв, а про себя подумала: разом отучу тебя в карты играть. — Знаю я здесь одно место, на Невском, неподалеку от Петровского яхт-клуба. Только одеться следует поприличней.
Прежде вернулись на Апрашку, представились молодыми предпринимателями-виноторговцами, сняли номер в гостинице. Ульяна опять усы наклеила, волосы рыжей краской сбрызнула, нарисовала россыпь веснушек, брови и ресницы светлой краской подвела, отчего совсем на себя быть похожа перестала. На Ромэна смотрел какой-то совершенно бесцветный мальчишка. Ромэну же велела монокль надеть, чтоб черты лица изменить — с непривычки ведь трудно удержать стеклышко меж бровью и щекой, — гляделся Лессепс презабавнейше, да еще и прямой пробор ему на редкость шел. Ни дать ни взять торговец из какого-нибудь Саратова. Нипочем никто не узнает внука первого парижского миллионщика.
— И это-то называется — прилично одеться? — с опаской спросил Ромэн, выходя на улицу.
Мадемуазель Бюлов сделала знак: мол, все под контролем.
Отправились на Невский, шли долго, потому что Ульяне вздумалось изображать хромоту.
— Чую, — прошептала она Ромэну, — хвост за нами от самого Литейного. Нехорошо это. Не люблю следов оставлять. Может случиться, что из трактира черным ходом бежать надо будет.
— Какого трактира? — изумился вновь Ромэн.
Но Ульяна не дала тому опомниться, потащила вниз по лестнице в какое-то серое полуподвальное помещеньице. Спустились в заведение, юноша обомлел. Ульяне пришлось даже одернуть того, намекнув, что негоже так озираться. Вид Ромэна выдавал в нем несведущего иностранца, делая немедленной добычей опытных шулеров.
И открылась юному Лессепсу неприятная правда. Оказалось, русский игорный дом совсем не походил на те приличные и роскошные казино, которых было полно в Париже и в других городах Европы: с дорогими столами, грудами золотых башенок поверх зеленого сукна, паркетными полами и шампанским. Когда Ульяна говорила о трактире, он и не чаял, что посетит сегодня именно его заместо какого-нибудь знаменитого петербургского игорного клуба. Думал, девушка шутила, но нет, привела юного Лессепса в самый мерзкий притон.
— А как же Английский клуб? — шипел возмущенно Ромэн. — Я слышал, что здесь тоже есть такой.
— В Москве это клубы, — огрызнулась Ульяна. — Здесь — только мелкие кабаки, где за стаканом вина перекидываются в картишки. Неужели ты думал, меня примут в Английский клуб? Да я честно играть никогда и не пробовала. Меня ж сразу в арестантские. Я ж вам не граф Федор Толстой. Мне до бретера, как до Юпитера.
Стоял дым столбом, дурное освещение, спертый запах туманили сознание, отовсюду брань, хохот, девицы в дешевых перьях. Загремели повалившиеся вдруг столы — кто-то учинил драку. Скрипач с покореженной скрипкой пытался перебить фальшивенькой увертюрой из «Дон Жуана» весь этот чудовищный шум. И среди этого безумия вполне приличные господа, хорошо одетые и даже изъясняющиеся по-французски. Они пришли сюда не азарта ради и даже не досуга, а чтобы поправить свои финансовые дела и заработать на долги. Многие из присутствующих были членами приличных клубов, но играли там по-крупному и проигрывались, а здесь можно было не чураться порошковых карт, вовсю применять таланты жульничества и плутовства, что было неприемлемо в том же Английском клубе.
— Не говори много, — давала сквозь зубы инструкции Ульяна. — Только по делу и только то, что требуется говорить банкомету или понтеру. Перестань на всех пялиться. Сделай безразличный взгляд. И уясни одно — ты выйдешь отсюда с пустыми карманами. Если и не вовсе без своего сюртучка.
— Почему? — изумился юноша на французском.
— Пур ква, пур ква, — передразнила его девушка. — Пор ке, это Россия. Страна сюрпризов!
Тут она вдруг изменилась в лице и даже отступила на шаг. Подле одного из столов за спиной какого-то пьяного драгуна, швыряющего картами, стоял Иноземцев. Стоял, исполненный задумчивости, и просто наблюдал за игрой, заложив руки за спину — олицетворение благодушия, морали и добродетели среди хаоса безнравственности и царства пошлости.
Увидев его, Ромэн тоже едва не вжался в стену. Но в тусклом свете керосиновых ламп их вряд ли кто б признал — Ромэн и Ульяна вполне органично сливались с серостью публики.
— Что нашему доктору здесь надо? — выдохнул юноша.
— Понятия не имею. Но пока он не оставит эту залу, из тени выходить нельзя.
— А не он ли за нами шел? — ужаснулся Ромэн.
— Исключено. Смотри, как завороженно смотрит на стол, — он здесь давно. Неужто так на душе у него тоскливо, что играть начнет? Не дай Господь! И что ж мы зря, получается, старались, настроение ему поднимали, тетрадку его из Архива доставали.
Иван Несторович постоял с четверть часа за спиной драгуна, пока тот не перестал у него вызывать интерес, потом перешел к другому столу, в задумчивости взъерошил в своей манере волосы, поправил очки и направился к выходу. Мимо Ульяны прошел, так ее и не узнав: ни ее, ни Ромэна.
Зачем приходил — загадка!
— Какая он все же тяжелая личность, однако, — стала жаловаться Ульяна. — Вот ведь никогда мне с ним покоя не было. Всякий раз планы мои стройные нарушить норовил, и ведь если б со зла или по коварным каким замыслам. Ни на грамму в нем хитрости, а от того — еще более непредсказуем завсегда. Ох ты горе моё, гореванье, ты тяжёлое моё воздыханье… Завтра узнаем, отчего ему по игорным домам охота взялась ходить. Герши скажет. — Затем она развернулась к Ромэну и хлопнула его по плечу. — Ну, чего стоишь? Иди играй. Зачем пришли?
— Ты не пойдешь со мной? Кто же будет моим партнером?
— На кой мне? Ни одного честного лица здесь не вижу. Скажу тебе одну откровенность: с русскими играть — себе дороже. Уяснила для себя раз и навсегда, что в Европе сажусь за карточный стол. Здесь — ни-ни.
— Что, обули тебя, видать, крепко? — не сдержал улыбки юноша.
— Нет, обуть не обули, но нервишки пощекотали. Насилу ноги унесла. Тут ведь как? Карта идет — честно ты играешь, нечестно — все едино, тебя тотчас в драку. А я девушка хрупкая, я больше по части хитрости… Пришлось выигрыш на столе оставить и бежать. Жуликов да шарлатанов обманывать сложнее.
— Сложнее, говорите? Хмм, как интересно повествуете, Ульяна Владимировна, — на плечо девушки легла чья-то тяжелая рука. Та даже не обернулась, ни единым мускулом на лице не выказав испуга или удивления — Делина тотчас узнала. Вот кто за ними всюду хвостом ходил. Надо сегодня раз и навсегда покончить с бывшим полицейским, иначе всю жизнь проходу давать не будет.
— Здравствовать и вам долгие лета, Кирилл Маркович, — развернулась она, сияя улыбкой. — Во что предложите? В вист-преферанс, бостон, экарте, табельку? А?
— Играть? С вами? Да я лучше пойду застрелюсь.
— Похвальная мысль, дорогой мой Кирилл Маркович. Похвальная. Но я лучше предложу — сыграем в «ва-банк». Рублей сто-то у вас найдется, раз сюда пришли. Проиграете — оставите нас навсегда, выиграете — решайте сами нашу судьбу. Хоть в кутузку.
Лицо Делина перекосило от ненависти в предчувствии, что вновь сейчас жертвой ловкого «кручу-верчу» сделается. Ведь в кармане у него имелось лишь десять рублей, которые он собирался приумножить или потерять, а девушка его, знамо, опять обуть желает.
— Хорошо, десять рублей, так десять рублей, — ответила за него Ульяна, уже успев разглядеть зажатый в кулаке исправника красненький кредитный билет.
Отчего от переизбытка негодования и презрения к самому себе тот стал таким же пунцовым, как его десять рублей. Отказаться было нельзя, и без того она над ним смеялась. Уж лучше благородно проиграть в тот же вист или экарте, пусть подавится, ведьма!
— Экарте, — сквозь зубы процедил Делин.
— Та, что «макао»?
— Разумеется.
— Виктория?
— Виктория.
Уселись за стол, спросили две колоды. Ульяна предложила исправнику метать банк. Скрипя зубами, ибо чуял подвох, а отказать опять же не мог, Кирилл Маркович принял карты. Сдал по две каждому. И с первой же раздачи проиграл, ибо у Ульяны сразу собралась девятка.
Хотел встать, уйти, но вытряс из карманов мелочь еще на рубль и остался. Теперь сдавала Ульяна.
— И что же, вы следили за нами, да, Кирилл Маркович? — улыбалась Ульяна, ловко мешая колоду. Карты оглушительно трещали, в разные фигуры собираясь в воздухе меж ее ладонями, то восьмеркой воспарят, то радугой, то столбом — загляденье. Делин сидел как на гвоздях, ерзал на стуле, потирая колени и не отрывая взгляда от рук девушки. И чего он ждал, зачем отдал последние деньги? Она ведь ведьма!
— Я? Да что вы! Как можно-с, — съязвил он. — Конечно, следил. У меня уже года три других занятий нет. Уж больно любопытно, когда ж вы сами себя в капканы лжи загоните.
— И на Апрашке были?
— Был на Апрашке, и на вокзале, и в кабачке на углу Гороховой, где принц египетский в дамском платье под руку вел господина начальника Архива.
— А Иноземцева здесь встречали? — Ульяна сыпала вопросами, казалось, совершенно не слушая Делина. Думала подловить исправника и выудить из него, зачем Иван Несторович в трактир ходил на карты смотреть. Но исправник, как оказалось, того не видел. И недоуменно приподнял правую бровь, едва заслышав столь странный вопрос.
— Сдавайте, Ульяна, не пудрите мне мозги, какой к черту Иноземцев здесь.
— Стало быть, разминулись, — и стряхнула под пальцы понтеров по паре карт.
Теперь у Делина чудесным образом собралась девятка, и прикупа не дождались. Ромэн во второй раз, не собрав даже семи, раздраженно отшвырнул карты. Ульяна своих карт не показывала, лишь с наигранной миной качала головой: мол, пас, нет ничегошеньки. Сыграли еще раз, потом еще. Как колода побывала в руках Ульяны, Кириллу Марковичу принялось везти фантастически. Теперь он был пунцовым не от злобы да ярости, он сидел, как свекла, красный с азарта: улыбался во весь рот, со лба катились ручьи пота, усы дыбом стояли. Разгорячившись, он повышал и повышал ставки. Сначала весь проигрался Ромэн, молча встал и вышел. Потом и Ульяна.
— Что же это такое творится-то сегодня, — восклицал Делин, сметая груды кредитных билетов и серебряные рубли. — Вот она сила Рождества. Нечисть-то сегодня не в чести, ха-ха-ха, да, Ульяна Владимировна, да? Уже две тысячи с одной красненькой. Какое вспомошение от самого Господа нашего Иисуса. Жульничать-то так, тэт-а-тэт, не выходит? Фокусы Зоигабриелльские-то со мной не пройдут. Я-то все подметил бы, каждое ваше подергивание, каждую попытку порошковые карты подсунуть.
Ульяна давилась смехом, пряча лицо за веером карт, но исправник ее пыхтение воспринял как негодование и от того все большей радостью исходил.
Проиграв последний пятидесятирублевый кредитный билет, девушка тяжело вздохнула, для приличия буркнула: «Фу, играет, как меркантила», а потом чарующе улыбнулась и театрально протянула руки.
— Велите меня арестовать?
Кирилл Маркович, занятый тем, что рассовывал деньги по карманам, поднял на нее быстрый недоуменный взгляд — поди, за игрой и позабыл вовсе, какое пари заключил с авантюристкой.
— Да идите вы с чертом, — махнул он рукой, отодвинул стул и поспешил к дверям, и мысли не допустив, что сыграл не в «викторию», а самые настоящие «поддавки». Никогда прежде он не выигрывал больше трех сотен, и то сие чудо еще при службе произошло. Неудачи до того угнетали Делина, что, впервые получив такой внушительный выигрыш, он ни за что бы не поверил, что был жертвой чьего-то замысла, даже если бы ему сказали об этом в лицо, даже если б прямо в ухо об этом проорали. Насчет такого вот чужого замысла он был совершенно не прочь. И отчего с ним раньше никогда не случались такие замечательные происшествия, такой приятный обман?
Ромэн опустился на стул, только что оставленный бывшим полицейским чиновником. Все это время юноша нервно наблюдал за игрой, бледнея и краснея с той же интенсивностью, что и Делин. Но помешать девушке не посмел.
— Как? Вы позволили ему выиграть все наши деньги? — воскликнул он, разведя руками. — Да еще и подыгрывали ему, хорошие карты были, а не скинули их ни разу. Я все видел! Для чего?
— Неужели ты не понял?
— Нет, черт меня раздери.
— Чтобы Делин отвязался от нас. Теперь пока не проиграет обе тысячи, мы ему неинтересны. Знаете, Ромэн, такие люди подобны душам самоубийц, — говорила Ульяна, между делом перетасовывая колоду, — он жизнь положил ради победы над своей обидчицей, никак простить не мог ей украденные из-под самого носа алмазы. И теперь ходит неприкаянный. Ему победа — любое, даже мелкое торжество, хоть бы и здесь за карточным столом, — что пропуск в рай. Да и отблагодарить надобно его было. Ведь если бы не Кирилл Маркович, нипочем бы нам не удалось попасть в дом к Катеньке. А это были чудесные рождественские каникулы! Я подумываю еще не раз воскресить прекрасную Зои Габриелли.
— Как же нам теперь добраться до Бармена?
Ульяна улыбнулась.
— Запросто. У вас осталась хоть одна красненькая? И умеете ли вы быстро бегать?
