белая комната (V)
– Любопытно, – говорит доктор.
– Что?
– В дополнение к моим здешним обязанностям я иногда провожу беседы на объекте под названием «Рэд Спрингс», в пустыне. Это…
– Тюрьма для насильников, – говорит она, ее щеки багровеют. – Знаю. Видела знак по пути в Вегас.
– Жестоких насильников, – говорит он, но уточнение не успокаивает ее негодование. – Я общался уже более чем с сотней из них и определил для себя две основные категории: социопаты и те, о ком предпочитаю думать, как о злоумышленниках.
Она по-прежнему пламенеет:
– Социопаты – это те, кто не чувствуют вины.
– Очень хорошо. Большинство людей считает, что социопаты не отличают хорошее от дурного, но это, разумеется, не так. Они понимают разницу – достаточно, чтобы сообразить, что нужно скрывать свои поступки – им просто наплевать на нее.
– Злые обезьяны.
– О, злоумышленники тоже злые обезьяны, и, в некотором смысле, их труднее понять. Социопаты подобны марсианам: их моральное безразличие очень странно, но, по крайней мере, их поведение с ним согласуется. Злоумышленники же обладают нормальной совестью. Они испытывают чувство вины и способны раскаяться. Но не позволяют ничему такому себя остановить. Что подводит меня к следующей мысли, – продолжает доктор. – Еще один способ отличить социопатов от злоумышленников – тип лжи, которые те используют. Социопаты врут другим людям. Злоумышленники поступают так же, но сначала они обманывают себя. А чтобы оправдать свои поступки, часто выстраивают очень сложные фантастические сценарии…
Ее ярость наконец рассеивается. Она фыркает:
– Так вот ваша новая теория? Я придумала организацию, чтобы помочь себе справиться с подавленным чувством вины за ручных мальчиков?
– Думаете, это глупая идея?
– Что Диксон был эдакий потакатель? Да, думаю, это глупо. Если бы вы с ним встретились, то сообразили бы почему.
– Он же вас обелил.
– Нет, он этого не сделал, – она снова начинает заводиться. – Разве вы не поняли смысл телефонного звонка? Диксон не обелил меня. Диксон хотел меня сжечь. По крайней мере он хотел вышвырнуть меня из «Злых Обезьян», а если бы смог отправить куда-нибудь вроде Рэд Спрингс, то вообще был бы счастлив.
– Но ведь этого не произошло.
– Потому что «Затраты-Выгоды» отменили его решение.
– То есть все обвинения с вас сняли. Очень умные, хорошо информированные люди.
– Но почему таким-то путем? Если я просто напридумывала это все, чтобы облегчить свою вину, то зачем было прогонять себя через «мясорубку»? Почему бы Диксону просто не сказать: «Эй, ну переступила ты черту, ерунда»?
– Потому что вы сами в это не верите, – говорит доктор. – Вы думаете, что это вовсе не ерунда. И прежде чем принять отпущение грехов, хотели – даже нуждались в том, чтобы вам преподали урок.
– Вы все продумали, да?
– Не все. По вашему собственному рассказу, ваше участие в организации началось задолго до отношений с ручными мальчиками. И хотя вы, возможно, несли значительный груз вины за то, что случилось с Оуэном Фарли, сомневаюсь, что одного этого инцидента достаточно для создания такого сложного механизма преодоления. Слишком мало, слишком поздно. Так что это ставит меня перед тем же вопросом, что и Диксона: есть ли что-то еще, в чем вы хотели бы признаться?
– Нет, – твердо отвечает она и повторяет, – нет.
Женщина откидывается на спинку стула и отворачивается, ее губы шевелятся, словно в третий раз произнося: «Нет». Но на самом деле, после долгой паузы, настолько тихо, что едва слышно, звучит:
– Пока нет.
