То ли они летели ночью, то ли уже попали в вечную тьму, но вокруг было так черно, что Андрей перестал вглядываться в окно. «Ауди» сгинула без следа, но он знал, что это вопрос времени. Сзади несло холодом. Андрей вспомнил, что где-то на заднем сиденье валялся плед, но оборачиваться не хотелось. Вид Димки с откинутой головой, разинутым ртом и с пушкой в окоченевшей руке внушал страх и тоску. Висок, слава богу, уже так не колотило, но стала противно ныть ладонь правой руки. Он потянулся вперед и включил отопление посильнее. Черт его знает, где мы, но хоть ноги согреются. Славка повернул к нему голову, будто угадав его мысли, и вдруг подмигнул. В следующее мгновение «мерседес» притормозил и стал снижаться. Внизу по-прежнему расстилалась тьма, но теперь в ней что-то двигалось, наполнялось рельефом, точно оживал ландшафт, покрытый черной тканью. Тьма стала распадаться на отдельные куски, где-то заблестев, а где-то чуть посветлев до свинцового оттенка. Андрей уже различал границы между распадавшимися формами и теперь с тревожным любопытством всматривался в расклад этих неизвестных ему сил. Вот свинцовый цвет сузился и потек по черноте, образовав дорогу. Искристый оттенок тоже обрел свою форму и лентой заструился параллельно с дорогой. Теперь по ней ехала машина с включенными подфарниками, медленно объезжая дыры в асфальте, а может, просто выбирая подходящее место. Наконец она затормозила там, где от реки ее отделяла узкая полоска земли, и из нее вышли двое. «Мерседес» тоже остановился и теперь парил над ней, чуть накреняясь носом вперед для лучшего обзора. «Альфа Ромео». Парни с бритыми головами, в коротких пуховиках нараспашку открыли багажник, вытащили оттуда длинный сверток и, подхватив его с двух сторон, потащили к реке. У самого берега они остановились, опустили его на землю и повернулись к машине.

– Может, камень подложить?

– Да-а… – раздалось оттуда. – И так пойдет.

– А если всплывет?

– Так пока всплывет… Здесь течение ништяк.

Парни подхватили сверток и, раскачав, швырнули в реку. Потом оба, отряхнув руки, постояли у берега.

– Хорошо идет, – крикнул один из них, обернувшись.

– Ну, – отозвался третий, – ладно, хватит ежей пасти. Поехали.

Парни пошли к машине, а Андрей посмотрел на Славку. Тот еще раз и как-то особенно смачно подмигнул ему, и «мерседес» тронулся, но не за машиной, куда сели похожие на близнецов бритые парни, а следуя течению реки, по которой плыл сверток. Перед глазами в последний раз мелькнула побитая асфальтовая дорога, проложенная еще в благие брежневские времена. Потом все опять исчезло, кроме черной реки, которая текла теперь по пустынной, холмистой местности.

Сверток то пропадал, то опять появлялся на поверхности. Когда он застревал в ветках упавшего дерева, Славка тормозил и, ухмыляясь, ждал, пока течение не вызволит его и не понесет дальше. Иногда река ускоряла свой ход или ее путь преграждали пороги, и тогда сверток трепало и кидало между камнями и несло вниз со страшной силой, точно река бунтовала, хотела вышвырнуть из себя эту непрошенную ношу. И каждый раз, когда сверток преодолевал очередное препятствие, Андрей, замирая, ждал, что вот сейчас он наконец развернется, и на поверхность всплывет его содержимое.

Как только, не выдержав натиска реки, сверток стал поддаваться, и из него показалось что-то длинное, Славка спикировал. Теперь они летели над самой водой, и Андрей увидел, что это нога с черными ногтями. Нет, с ярко-красными, конечно. Она всегда красила их в ярко-красный. Он не ощущал ни ненависти, ни облегчения, ни радости, ни даже злорадства. Все это осталось на земле, а здесь царили холод и смирение. Теперь из другого конца свертка, который стал медленно разворачиваться, водорослями заструились волосы. Длинные и белые. В последние годы она красила их в белый цвет, поддерживая имидж интересной блондинки. Раскрываясь, саван виток за витком обнажал все новые части ее тела. Теперь, почти выскользнув из него, она плыла по уже притихшей реке, мягкая, белая и безвольная. Наталья. Андрей понял, что здесь, над этой бесконечной рекой, которая скоро поглотит их всех, наконец началось их последнее и главное путешествие.

Когда наступили свобода и независимость и Андрей еще как-то пытался выжить в институте, Наталья сразу пошла в бизнес. Правда, не в столице, а в провинции, где сначала открыла какое-то акционерное общество, которое быстро прогорело, потом еще одно, а потом стала совладелицей местного банка. Когда он встретил ее у тестя, то с трудом узнал. До этого он видел ее несколько раз. Первый раз на своей свадьбе, тогда она была тощей, вертлявой девицей в малиновом платье с оборками на груди и по подолу, которая лихо отплясывала с его профессором. Лица ее он не запомнил. Уже потом, встречаясь с Натальей через более или менее равные промежутки времени, он понял, что в этом-то и заключалась ее особенность. Каждый раз перед ним появлялась новая, совершенно другая Наталья. Причем менялись не только прически и цвет волос, как у большинства женщин, но и фигура, манера поведения, походка и даже голос.

Поэтому, встретив у тестя пышную, голосистую блондинку, затянутую в узкую кожаную юбку, он не особо удивился, когда она оказалась Светиной кузиной Натальей. Скорее, удивилась она.

– Андрей, – пророкотала она. – Темпора мутантур, ну а мы, грешные, меняемся с ними. Но как ты стал хорош, однако. Ты, конечно, всегда был Аполлоном, но сейчас… Свобода явно пошла тебе на пользу.

Не дождавшись ответного комплимента, Наталья провела руками по внушительным формам, обворожительно улыбнулась и пожала плечами.

– А худенькие нынче не в моде.

Андрей развел руками.

– Ну раз так, будем любить женщин в теле.

– Надо говорить, женщин в стиле Рубенса, – поправила Наталья и захохотала, слегка откинув назад голову, после чего, нарочито раздувая ноздри и глядя ему в глаза, проговорила роковым голосом: – Даю тебе стопроцентную гарантию, что не пожалеешь.

– Наталья у нас такая бизнесвумен, почище любого мужика, даром что с высшим музыкальным образованием, так что смотри в оба, Андрей, – сказал тесть ни к селу ни к городу и подмигнул им обоим.

Потом пришли Светка с Сашкой, и под водочку с тестиными грибами и огурчиками Наталья стала рассказывать про свою первую фирму. Турецкие кожаные куртки а ля комсомольский вожак и кожаные пальто а ля красный комиссар. В них весь наш рэкет ходил, смеялась она. Потом кто-то кого-то подставил, и фирма прогорела. В подробности она не вдавалась. Мало ли мудаков на белом свете, а тем более сейчас. Так что не будем лить слезы и ворошить проклятое прошлое, а лучше выпьем за будущее. Потом она занялась «пылесосами», которые из Германии пригоняли ее мальчики. Чтобы каждому сурку в городе по машине. Пока один из мальчиков не исчез по дороге с солидной суммой. Его правда потом в Польше нашли, с пулей в затылке, ага, точь-в-точь как у польских офицеров под Катынью. Правильно между прочим, традиции надо уважать, ну и вообще здесь налицо гуманность и историческая справедливость. На востоке ему бы за такое голову отрезали. С бабками ей помог тамошний бизнесмен, но и она у него в долгу не осталась. Это потом, а сначала надо было зализывать раны и искать новых мальчиков. А что ей было делать? Учить ребятишек музыке? Облагораживать всех этих славных детишек, мечтающих стать рэкетирами и проститутками, ну как мы раньше Юриями Гагариными и балеринами, Чайковскими и Рахманиновыми?

– Н-да… вообще-то, может, и надо было попытаться спасти красотой хоть одну душу, как нам завещал Достоевский, ну и чтоб, так сказать, не зря прожить жизнь, – задумчиво протянула Наталья. Покачав головой, подцепила вилкой гриб и, ухнув, отправила его в рот, запив водкой.

Нет, конечно, свой диплом с отличием об окончании консерватории она вставила в рамочку, повесила на почетное место и смотрела на него ежедневно, думая о добром, прекрасном и вечном, ну а дальше что? Наталья обвела всех ликующим взглядом и хлопнула себя по крутому кожаному бедру.

– Вот именно, а дальше что? – повторила Светка и посмотрела на Андрея, играя пустой рюмкой. Раньше она не особенно жаловала Наталью, и даже громко недоумевала, когда та в середине восьмидесятых в одночасье вышла замуж за бывшего афганца, с которым познакомилась где-то в России. Тот оказался не то наркоманом, не то импотентом, нажравшимся брома, который в Афгане был введен в рацион младшему составу, чтобы укротить гормоны, ну а заодно и моральные устои поддержать. Уже через год они развелись, и афганец, ко всеобщему удивлению, покинул Эстонию, променяв ее на Подмосковье. Там, он, кстати, не пропал в начале девяностых, а, вступив в афганское братство, сделался местным авторитетом и разъезжал на таких тачках, которые нам, европейцам, здесь и не снились. Тонка европейская кишка.

А теперь Светка, сидя рядом с тестем, подливала себе водочки и очень внимательно слушала Наталью.

– А дальше, Светик, то, что тетя Наташа, – тут Наталья нежно погладила по коленке Сашку, которая задремала, привалившись к отцу, – решила обратиться за советом к одному очень важному и очень умному дяде. Почему-то тетя Наташа не хотела торговать на рынке носками, как, например, ее подруги, тоже, кстати, с дипломами в рамочке на стене. И потом, ты же знаешь… – это она уже обращалась к Светке, – что от Карлуши в делах жизненной важности никакого толку.

Карлуша был второй муж Натальи, которого, она, опять-таки по всеобщему мнению, выбрала лишь по контрасту с афганцем. Карлуша был сыном эстонского профессора физики их знаменитого университета и русской домохозяйки. Окончив физико-математический факультет, он так увлекся философией, что забросил диссертацию и заперся в четырех стенах, небритый и обросший, выползая только в университетскую библиотеку да чтобы прочитать пару лекций по статистике. После распада империи зла он почувствовал небывалый прилив сил и спешно стал разрабатывать концепцию государства философов. Он был убежден, что такое государство можно было построить в отдельно взятой, маленькой стране. Свободная Эстония как раз была идеальным объектом Карлушиных умозрений. Он даже произвел какие-то сложные алгоритмические операции, чтобы доказать, что платоновское государство по размерам совпадало с Эстонией, если вычесть из нее северо-восток страны. Этому отсталому региону с устаревшей, экологически преступной советской экономикой и низкоквалифицированным, русскоязычным населением в концепции Карлуши была предназначена роль материального базиса. Северо-восток с рухнувшей индустрией, алкоголизмом, преступностью и армией безработных должен был превратиться в житницу страны. Бывшие рабочие стали бы счастливыми крестьянами, в процессе труда обуздавшими в себе животное начало и обеспечивающими философов сельскохозяйственной продукцией. Таким образом, и национальный вопрос, который бушевал в стране, деля ее на два непримиримых лагеря, был бы разрешен самым органичным способом, а именно с помощью высокого, осмысленного труда на благо мудрости. В свою очередь философы регулярно проводили бы среди новоиспеченных крестьян воспитательную работу, проповедуя умеренность и разъясняя им высший смысл их труда. В результате уничтоженное Советами равновесие между базисом и надстройкой было бы наконец восстановлено. Злополучная кухарка, которая полвека управляла государством, вернулась бы к своим кастрюлям, крестьяне бы пахали, солдаты радели о безопасности родины, а философы думали и управляли. По планам Карлуши, расцвет Эстонского государства наступил бы уже через семь лет.

Пока бывшие сокурсники и коллеги, а также собственная жена бросились создавать фирмы по продаже китайских пуховиков, электроники, астрологической литературы, пикантного белья (тогда Эстонию как раз ударным темпом завоевывали стринги и лифчики с дырочками на месте сосков), а также «пылесосов» всех мастей и белой мебели с позолоченной резьбой в стиле арабского неорококо, Карлуша рассылал свой проект по всем политическим партиям и очень сокрушался, что не получал ответа. На издевательства друзей он не обращал никакого внимания и все чаще запирался в их маленькой спальне, кропя и совершенствуя свои государственные идеи. Одни друзья обзывали его Кампанеллой недобитым, а другие, в том числе и Наталья, кукурузником, и посылали его на три буквы, когда он опять начинал разглагольствовать о своей модели высшей гармонии. Наталья уже давно крутила с одним из своих мальчиков и терпела Карлушу только из-за его матери, которая ежедневно приходила к ним готовить домашненькое, чтобы сын не испортил себе желудок вредной западной пищей, напичканной химией.

– Ну что, построил он уже свой город солнца? – спросил тесть.

– Не дай господи, – вдруг подала голос теща, разрезая пирог с капустой. – Мало мы терпели от коммунистов.

– Ну, милая моя, обижаешь, ты от меня, кроме горячей любви, ничего не видела, – хмыкнул тесть, тоже бывший коммунист, а теперь весьма успешный фирмач.

– Так это ты, а я вообще говорю, народ-то страдал, – сказала теща.

– Ну это еще неизвестно, – ответил тесть, – мы например с тобой, что – очень страдали? А народ это дело темное, вон он сейчас на демократов бочки катит, как раньше на коммунистов. Народ всегда страдает, тем более у нас, это ему по должности положено. Ну, если дурак, конечно, и ничего другого больше не умеет. А меня вот что интересует. Какую он нам конкретно роль заготовил в своем городе солнца? Я, например, философом хочу быть, чтобы думать и управлять.

– В философы берут только самых достойных, – сказала Наталья.

– Прямо как в компартию, – лениво промолвила Светка и опять подлила себе водки. Город солнца интересовал ее явно меньше, чем Натальин бизнес.

– И кто их туда берет? Спецкомиссия? Или какая-нибудь могущественная тройка? Уж давайте пофантазируем, а то всё о деньгах и о деньгах, совсем уже капиталистами стали. Скучища, – предложил тесть.

– Вам придется экзамен держать, – захохотала Наталья, – у Карлуши все по первоисточникам. Но вы не волнуйтесь, вы его сдадите, вы ведь у нас очень способный, у вас это на лбу написано.

– А если на лбу написано, почему меня как Далай-ламу не выберут и не назначат пожизненно на главного философа?

– А потому, что мест мало, а умных много, – неожиданно оживилась Светка. – Вон Андрюша у нас, например, какой умный, а толку?

– А Андрея и так не возьмут, он у нас еще маленький, – сказала Наталья. – В философы только с пятидесяти восьми можно.

– Ну тогда я в крестьянский рай пойду, в житницу на северо-востоке, а, Свет? Пойдешь со мной? Будем вместе трудиться на всеобщее благо.

– Я с тобой в эту тюрьму народов не пойду, и не жди, – сказала Светка, и на ее миловидном розовом лице вдруг промелькнула злость.

– Это она о животном начале беспокоится, – захохотала Наталья, и Андрей мысленно поблагодарил ее за поддержку.

– Да ты не боись, Светик, – сказал он. – Мы внесем в этот прагматичный европейский муравейник горячий, истинно русский элемент. Сразу за полями вырастут простые, но просторные хоромы с отдельными кабинетами, обитыми персидскими коврами, где смогут уединиться пары, а то и две. Мы же должны шагать в ногу со временем. Вход туда будет без ограничений, по потребности, то есть по темпераменту.

– Знаем мы вас с вашими темпераментами, – сказала Наталья, – а урожай кто будет собирать?

– Ну а муравьи на что? – удивилась Светка. – Их тем временем специальные ширмы над полями будут защищать от палящего солнца, чтобы лучше работали. Да, Андрей? У нас свои первоисточники, великая русская литература. Я же говорю, он у нас интеллектуал не хуже твоего Карлуши, жалко только, что все эти духовные ценности всё никак не материализуются во что-нибудь конкретное.

– Ну вот, опять заговорили о презренном металле, – вздохнул тесть, – что за молодежь пошла. Все у вас еще будет, уж поверьте мне, старику.

– Пап, я сейчас жить хочу, а не в прекрасном будущем, нас уже им накормили досыта, – отрезала Светка и перевела взгляд на Наталью. – Да, кстати, а что тебе сказал тот очень умный и важный дядя?

– Не только сказал, но и дал, – усмехнулась та. – Я теперь совладелица банка.

И она нежно погладила по голове спящую Сашку, которую уже успела усадить себе на колени, прижав к пышной груди. Детей у Натальи не было. Не от Карлуши же рожать? Да и время было такое, не до детей.

Следующий раз Андрей увидел Наталью быстрее, чем обычно. В новом времени вообще все происходило быстро. Быстро сходились и расходились, женились и разводились, быстро обзаводились любовницами и любовниками и так же быстро их бросали, быстро меняли друзей, и еще быстрее партнеров по бизнесу. Быстро передвигались, обзаведясь кто «пылесосом», а кто уже вполне приличной тачкой, быстро говорили, ели и пили, быстро кидали друг друга, быстро принимали решения, не давая опомниться ни себе, ни другим и больше всего боясь упустить свой шанс в этом новом быстром мире с новым, безграничным небом, где кружились миллионы невидимых, и оттого еще более умопомрачительных лотерейных билетов. Казалось, и само время бежало куда-то, сломя голову, отсчитывая уже не минуты и секунды, а новые кроны и зелененькие, которым по старинке больше доверяли. А еще стали быстро и до неузнаваемости меняться представители обоих полов, и быстро и страшно умирать, в основном мужчины. Смерть настигала их в самых разных местах: за рулем, на улице рядом с собственной тачкой, в своем доме, у входа в ресторан, в постели с любовницей, на воскресной прогулке с детьми в парке, а также в темных закоулках, под виадуками, в заброшенных советских зданиях, одиноких хуторах, на пустырях, в лесах, и в естественных и искусственных водоемах находили их изувеченные тела, обнаженные, полураздетые, в домашней или спортивной одежде, или в дорогих костюмах, в зависимости от того, где их застала смерть. Новое время оказалось не только быстрым, но и прожорливым, как ацтекское божество.

Наталья, по-прежнему пышная блондинка, прекрасно выглядела, хотя немного похудела и побледнела с прошлого раза. Но эти маленькие поправки делали ее даже интереснее, как-то утончая ее несколько грубоватый, шумный имидж «души нараспашку, а также души компании». На этот раз она сама зашла к ним, прослышав, что Андрей бросил науку и устроился на биржу. За то время, пока они не виделись, у нее тоже многое изменилось. Во-первых, она развелась с Карлушей. Во-вторых, она переехала в столицу за своим новым мужем, известным эстонским журналистом и светской фигурой, с которым познакомилась на фуршете в столичной галерее. А в-третьих, она больше не была совладелицей банка. Об этом-то она и рассказывала сейчас, сидя за столом в гостиной и потягивая «Чинзано».

– А что мне было делать, если банк взял да и лопнул, – говорила она. – Сначала деньги стали пропадать, а знаешь, сколько туда хозяин вбухал.

– Это твой вор в законе, что ли? – спросила Светка.

Они уже, конечно, знали про эту историю с обгоревшим трупом, о ней в криминальной хронике сообщали газеты, правда, без особых подробностей.

– Ну почему сразу – вор? Что у вас за советские рефлексы, ребят? Мы уже три года на свободе, черт бы вас побрал. Он просто очень деловой человек… Если человек ворочает капиталами, то уже сразу и вор? Андрюш, ты же у нас широко мыслящая личность и все знаешь о жизни, – обратилась она к Андрею. – Не ты ли мне рассказывал, дорогой, что в советской Эстонии вся теневая экономика была в руках КГБ? Так что воров в законе здесь отродясь не было чисто по историческим причинам.

– Ну спасибо, что напомнила.

– Между прочим, если бы я осталась там, то неизвестно еще, в каком карьере нашли бы мое безжизненное тело. У нас их четыре, свобода выбора.

Светка сделала большие глаза и посмотрела на Андрея.

– Думаешь, вру? Да у нас иногда по три трупа в неделю вылавливают.

На лице у нее нарисовалась бравада.

– В том числе и твоего партнера, – сказал Андрей.

– А я о чем? – Наталья покачала головой и тут увидела Сашку, которая как раз засунула нос в дверь.

– Привет, племянница, а ну-ка иди сюда, дай я на тебя полюбуюсь.

Она поставила стакан на стол и протянула обе руки к Сашке. Та подошла поближе и уставилась на нее, хмыкая. Наталья притянула ее к себе и стала ощупывать с головы до ног.

– Ой, тетя Наташа, мне щекотно, – заверещала Сашка.

Но та и не думала ее отпускать.

– Да какая ж ты у нас стала красавица, ой, ребят, не могу, честное слово, через десять лет мы ее за Дональда Трампа замуж будем выдавать, он как раз к этому времени со своей лыжницей разведется, ой, и попляшем мы на твоей свадьбе, племянница! Смотри, не забудь тетю Наташу пригласить и всем рассказать, какое она тебе счастье нагадала.

Шлепнув Сашку по заднице, она наконец отстала от нее и опять взялась за свой коктейль.

– Так я вам о чем говорю? Конкретно. Если бы я осталась еще на пару дней, то вместо его трупа нашли бы мой.

– Сашка, вон отсюда, – сказал Андрей и та, скорчив рожу и виляя попой, удалилась.

– Ты чего, совсем уже? – спросила Светка. – При ребенке такие страсти рассказываешь.

Но Наталья равнодушно пожала плечами.

– А что? Пусть знает, в каком мире живем. Чем раньше она это усечет, тем лучше. Это мы на сказочках росли, а теперь экспромтом должны жить. Они же мне угрожали, названивали дурными голосами, дверь взломали в квартиру и кошку дохлую подкинули с петлей на шее, я ж ночами не спала и все думала: господи, слава богу, у меня детей нет. Он все деньги разворовал, а сам мне нож под горло. Если бы хозяин мне не поверил…

– Так это он его хату поджег?

Наталья всплеснула руками.

– Ну откуда я знаю? Он мне лично не докладывал. Не исключено, что мой бывший коллега, царствие ему небесное, сам и поджег, чтобы замести следы. И вообще, мое дело маленькое. Я вот сижу, пью и не могу нарадоваться, что ноги унесла. А дело закрыли за отсутствием доказательств. Слава богу, теперь в правовом государстве живем.

– Ничего себе, правовое государство, – усмехнулся Андрей. – Поджигают дом в центре города, там обгоревший труп со следами пыток, из карьера вылавливают еще один, почти одновременно горит здание банка со всеми документами, совладельцем которого являлся покойный из карьера, после чего дело спокойно закрывают за отсутствием прямых доказательств. У твоего хозяина очень большая, мохнатая лапа. А деньги-то нашли?

– Да о чем ты говоришь, Андрей? Вот святая простота. Он их давно прокутил где-нибудь на Ривьерах. А насчет правового государства ты не прав. Я, например, обратно в совок не хочу.

– И мы не хотим, – сказал Андрей, а Светка, глотнув из своего стакана, задумчиво проговорила:

– Ты, между прочим, тоже неплохо жила все это время, да и сейчас вроде особо не страдаешь.

– Светик, сейчас на прожиточном минимуме только лохи живут, а страдают только те, кто ничего другого не умеет, как говорит твой замечательный папа. И потом, что мне теперь, великий пост устроить из-за этого придурка? Да, кстати, если хочешь знать, то тачку эту мне Альберт помог купить, в качестве свадебного подарка.

– Да, Альберт – это не Карлуша, хоть и без города солнца, – сказала Светка.

– Хорошая тачка, – согласился Андрей, – лучше, чем у нас.

– А я о чем, ребят? Я вот что хочу сказать. Здесь намечается одна тема. Если она раскрутится, мы себе десять таких тачек купим. Нет, в цветные металлы мы не полезем, там пусть пермяки с краснодаром друг другу глотки рвут, а мне жить охота. Я, правда, пока в подполье сижу, мне сейчас лучше не светиться, но… В общем, я тут подумала, если что-то начинать, то только с родственниками, а не со всякими разными люпусами, так вот, у меня тут завелся один интересный контакт, и как только что-то определится, я вам сообщу. К тому времени тебе как раз твоя биржа осточертеет, ол райт, Андрей?

Самое интересное, что все случилось именно так, как предсказала Наталья. После чего Андрей не то чтобы уверовал в ее умственные способности, но признал в ней качества, сообщающиеся с новым временем, как два тех самых сосуда из учебника физики. Деловое чутье, напор, агрессивность, бесшабашность, безграничный оптимизм и веселый, простодушный, совершенно неотразимый цинизм, с которым она делила мир на супер-пуперов и низшие организмы. Если в городе происходила очередная разборка, то Наталья, пожимая плечами, говорила, что это вопрос эволюции, в которой по закону природы побеждает сильнейший, чтобы мир мог двигаться дальше. А если где-нибудь устраивали смертоубийство низшие организмы, типа алкоголиков, бомжей или безработных, то она с таким же апломбом утверждала, что именно так природа избавляется от хлама, и мы должны быть благодарны ей за это.

«Любое общество нуждается в чистках», – говорила Наталья, – а это уже дело истории, то бишь высшего разума, происходят ли они с помощью человека, планомерно и организованно, либо высший разум сам заботится об этом, перетасовывая и селектируя биологический материал соответствующим образом. Из коих рассуждений следовало, что ее брак с философом Карлушей все-таки не прошел совсем бесследно. Она носилась по городу в «Альфа Ромео», с кем-то обедала, с кем-то пила, заводила контакты, с легкостью входя в любую компанию, бегала со своим Альбертом по вернисажам и фуршетам, во всеуслышание объявляя, что они живут в современном, свободном браке, не обременяя друг друга предрассудками и излишними эмоциями. Иногда она исчезала куда-то на неделю, другую, «навещала своих мальчиков», как выражалась Светка, а потом возвращалась похудевшая, томная, с кругами под глазами, и пару дней никуда не выходила, по словам Альберта, не притрагиваясь к пище и часами играя на рояле.

А еще Наталья регулярно посещала церковь, повязав грешную голову кружевным платочком, который натягивала до самых бровей, пекла на Пасху куличи, приносила Сашке крашеные яйца и даже съездила на паломничество в знаменитую лавру на востоке страны. После чего опять влезла в свои любимые кожаные юбки и узкие платья с вырезом, покрасила губы и ногти в ярко-красный цвет, села в «альфу» и начала разъезжать по городу в поисках интересных контактов.

Итак, где-то месяцев через восемь, когда Андрею порядком надоела брокерская деятельность, в точности, как предсказала Наталья, она позвонила ему и сказала, что у нее к нему дело. Та самая тема. С тестем она уже переговорила, тот был готов дать бабки, и со Светкой тоже. И с юристами, но об этом позже.

– Это будет самый крутой супермаркет на юго-западе, Андрей. Ждет не дождется хозяев. Ими станем мы. Конкретно, я – деньги, ты – товар. И заметь, никакой конкуренции, там всего два сраных подвальчика на весь район. Мы им живо шею свернем. Есть, правда, еще один нюанс, парочка кандидатов. Им тоже это местечко понравилось. Но это мы как-нибудь утрясем. Мир не без добрых людей.

И действительно, все опять произошло в точности, как нагадала Наталья. Уже через две недели после их разговора она позвонила и сообщила, что один подвальчик внезапно закрылся, так как его хозяин срочно уехал к себе на родину в Азербайджан, в другом же случился пожар, несильный, но потребовались новые расходы, а денег у хозяев не было. В общем, еще немного и в районе начнется голодный бунт.

Магазин, на который положила глаз Наталья, был просторным, светлым зданием. Его построили в последние годы советской власти уже в более современном, западном стиле. В начале девяностых, когда рухнула вся экономика и даже сахар уже стали давать по талонам, он закрылся и простоял пару лет с заколоченными окнами, осыпаясь штукатуркой и обрастая нецензурными надписями. Когда же страна стала вылезать из кризиса, проведя денежную реформу и создавая новые экономические структуры и сюда, теперь уже с Запада, хлынул поток невиданных доселе товаров, то оказалось, что это бетонное здание позднесоветской архитектуры в самом сердце большого жилого района, имеет, как сейчас говорили, очень даже сильный потенциал. Наталья, видя себя хозяйкой крупного супермаркета, уже прокручивала в голове немыслимые обороты. Видимо, они нимбом светились вокруг ее головы, потому что даже обычно осторожный тесть пообещал помочь с деньгами и подключить все свои связи в переговорах с городскими властями. Относя себя к высшему разряду супер-пуперов, Наталья не сомневалась, что магазин достанется именно им. И действительно: то ли помогли старые связи тестя, то ли кому-то хорошенько дали на лапу, то ли подсуетились юристы, которых она нашла через Альберта, то ли, как утверждала Наталья, в дело вмешались звезды, но в рекордные сроки они с Натальей стали арендаторами практически нового здания в юго-западном районе города.

Впервые Андрей увидел Владимира, когда тот вышел из Натальиной машины и направился к магазину. Григорий с ребятами уже закончили ремонт, открытие планировалось через неделю. В этот день как раз устанавливали холодильники, и Наталья хотела приехать поторговаться с фирмой насчет цены. Оставив монтеров на Григория, Андрей, сильно измотавшийся за последнее время, подошел к стеклянной стене у входа и, закурив, стал смотреть на улицу. На противоположную сторону подъехала «Альфа Ромео». Сейчас из нее выскочит Наталья в высоких, чуть ли не до одного места сапогах и в длинном кожаном пальто нараспашку, и, победоносно тряся белой гривой, направится к магазину. Но вместо Натальи из машины вышел стройный парень в джинсах, короткой кожаной куртке и с сигаретой в зубах. Прихлопнув дверцу, он осмотрелся и, затянувшись, задрал голову и выпустил дым в небо. Усмехнулся и стал не торопясь переходить улицу. Остановился перед стеклом, где стоял Андрей, и вдруг, как балерина, отведя руку с сигаретой в сторону, сделал глубокой реверанс. После чего запустил окурок в воздух и с серьезной миной, как будто и не думал дурачиться, вальяжно двинулся к входу и, толкнув ногой дверь, вошел. Чтобы не выглядеть идиотом, Андрей, как ни в чем не бывало, пошел навстречу парню.

– С кем честь имею?

– Владимир Рут, – сказал парень. – Свободный консультант и ассистент Натальи.

– С каких это пор у нее ассистент? Впрочем, с нее станется, – подумал Андрей, рассматривая его лицо, которое смутно показалось ему знакомым. – А где она сама? Она ж вроде должна была подъехать.

– Ей срочно нужно было на историческую родину. По делам. Вот она меня и послала проверить обстановочку.

– И надолго она уехала по своим делам?

– А это уж я не знаю, начальничек.

Андрей даже оторопел от такой наглости, но сдержался.

– Чего ж она меня не предупредила? У нее здесь тоже, между прочим, дело.

– Бабы… – ухмыльнулся парень. – Да чего ты так нервничаешь? Мы и без нее справимся. Как будто она в аппаратуре сечет. Ее дело бабки считать, прожекты строить да банки грабить. Это она умеет. Да ладно, ладно, шучу… Ну что, все идет по плану?

Не дожидаясь ответа, парень отошел от Андрея, прошел вовнутрь и стал расхаживать по магазину, как по своей квартире, похлопывая рукой по стенам, любовно проводя указательным пальцем по еще пустым стеллажам, поглаживая по загривку массивные, металлические кассы. Проходя мимо наваленных горой коробок, он пнул ее ногой, гора покачнулась, но устояла.

– Хорошо стоит, у нас бы так, – засмеялся парень и, подмигнув Андрею, направился дальше к холодильникам. Там он встал, наблюдая за монтерами и время от времени одобрительно кивая. Потом присвистнул: – Люблю профессионалов.

Подойдя к стеклянной стене, за которой его давеча увидел Андрей, он остановился и засунув пальцы в карманы джинс, качнулся на каблуках.

– Я раньше балеруном хотел быть. Чтоб принца танцевать в белых колготках, как в телевизоре. Прям обмирал каждый раз, когда его видел. Бред уснувшего генсека. А потом и правда, стал танцором. И консультантом по особо важным делам. И ничего, живу. Вот, пожалуйста, Наталье ассистирую. Ну ладно, бывай, начальничек.

Он уже было вышел, как вдруг притормозил и, отпустив дверь, оглянулся и весело посмотрел на Андрея.

– Дело у вас на мази. Хорошее дело. Я так и знал, с Натальей не пропадешь. В общем, да здравствует свободная Эстония, а заодно свобода личности. А также свободно конвертируемая валюта, лучший друг человека. Мы с тобой еще потанцуем, начальничек.

– Меня, кстати, Андреем зовут, – сказал Андрей, не совсем понимая, почему он сразу не послал этого кадра на три буквы. Опять проклятое воспитание подкачало, так и прет из него интеллигентщина. Но как раз в этот момент хлопнула дверь и Владимир, не услышав его, легко сбежал по ступенькам и, перейдя дорогу, сел в машину. Он уехал, а Андрей, недоумевая и презирая себя за это недоумение, подумал, что он точно где-то раньше видел это красивое, дерзкое лицо с быстрыми глазами, эту стремительную и неуловимую фигуру, почему-то вызывающую у него ассоциацию со сверкающим в пустом пространстве кривым лезвием. «Альфа Ромео» уже давно исчезла, а Андрей все стоял у стеклянной стены с незажженной сигаретой в руке, кроя себя всеми словами за малодушие и мягкотелость и совершенно по-идиотски надеясь, что этот красивый, как дьявол, блатной парень чертиком выпрыгнул откуда-то из его разгоряченного, переутомившегося мозга. Кто-то подошел к нему сзади, он вздрогнул и обернулся. Григорий.

– Это что за птица? Рэкет, что ли, уже к нам пожаловал?

Андрей покачал головой.

– Или Натальин мальчик из провинции? Смотри, уже и в ее тачке разъезжает. – И сразу ответил самому себе. – Да нет, тут, пожалуй, другая весовая категория.

Григорий помолчал немного, а потом, бросив взгляд на Андрея, сказал:

– Слушай, я ж тебя давно знаю, а? Ты тогда еще под стол пешком ходил. Ну в общем, выясни у Натальи, кто он, откуда и почему. Чего-то мне его морда не очень понравилась. А так, все о’кей, холодильники завтра включим, можно будет товар привозить.

До Натальи он дозвонился только через два дня.

– Ты чего мне всяких отморозков посылаешь?

– Ой, Андрюща, не ругай меня, пожалуйста, – залепетала Наталья. – Я тебе сейчас все объясню.

– Ты мне сначала объясни, где ты шаталась, пока мы тут дело обустраиваем.

– Фу, какое пошлое слово, шаталась. Ты уж мне, пожалуйста, не груби. Я, между прочим, для вас старалась со Светкой.

– Ага, а твой рэкетир что у нас забыл?

– Во-первых, Владимир Рут никакой не рэкетир, а старый друг, который мне здорово помог, когда я вляпалась в жу-у-уткое дерьмо. Я ему по гроб благодарна. А во-вторых, надо же подстраховаться в таком деле. Чай не в Швейцариях живем.

– И как же он нам будет ассистировать?

Наталья засмеялась.

– Ну, это уже по обстоятельствам будет видно, нечего вперед загадывать. Жизнь, Андрей – это непрерывная, сногсшибательная авантюра, а также гениальная симфония, и именно в силу этой гениальности никогда и не знаешь заранее, как и куда польются волшебные звуки. Если, конечно, живешь, а не прозябаешь, как лох. Ты уж мне поверь, я консерваторию кончала. А в-третьих, нам Югбанк обещает пятьсот тысяч. Это уже на твой вопрос, где я шаталась.

Наталья выдержала паузу, дав ему очухаться.

– Югбанк – это что-то новенькое, – ответил Андрей, несколько сбитый с толку. – О Югбанке вроде речи не было. И вообще, при чем здесь Югбанк? У нас пока свои бабки есть.

– Так то просто бабки, а то – большие бабки.

– Погоди-погоди, я, кажется, начинаю немного соображать. Этот Югбанк – не твой ли бывший хозяин держит?

– Правильно соображаешь. И еще как держит. Всем бы так. Да чего ты мандражничаешь, Андрюш? И вообще, я тебя что-то не совсем понимаю. Где дикий восторг, где слезы радости? Или, может, ты жирафом прикидываешься? Да вы со Светкой знаешь, как заживете. Ну в золотой унитаз, может, сразу писать и не будете, но приличную тачку я тебе гарантирую. А возможно и евроремонт, и не в прекрасном, а в самом ближайшем будущем. Мы что, зря в бизнес пошли? Пионером в наше время быть нерентабельно.

– А я не знал. Ну ладно, хватит меня воспитывать. Ты мне лучше скажи, зачем мы твоему Югбанку?

– Да уж точно не по доброте душевной, – захохотала Наталья. – А просто хозяин очень деловой человек с совершенно потрясающей хваткой. Почему бы ему не вложить в наше дело, если он в него верит? Он, кстати, у себя уже полгорода скупил, он из России цветные металлы вывозит и при этом на пермяков плюет с высокого дерева, он ведет переговоры о покупке порта, к нему все политики в очереди стоят, а образования у него, между прочим, неполных семь классов. Вот тебе натурально и меритократия. Высшая стадия развития общества, высший виток спирали, высший закон природы и высший закон истории, высший, то есть чистый разум, ну это уже для индусов вроде Карлуши…

– Да заткнись ты со своим чистым разумом… – оборвал ее Андрей и опять попытался узнать что-нибудь о Владимире Руте, но так и не добился от нее ничего путного. Наталья окончательно завелась, не давая ему ни слова вставить в свои бурные излияния о меритократии, которая избавила их от ига уравниловки, что было почище татаро-монгольского. То ли сама прикидывалась жирафом, то ли опять просто натрескалась, поддавая за трепотней. А скорее всего, уже была подшофе, когда он ей позвонил. Тогда он плюнул и положил трубку.

И опять все произошло, как нагадала Наталья. «Мерседес-Бенц» со стоянкой за углом и шофером Славкой. «Мерседес-Бенц» – жгучая мечта всех граждан, не желающих довольствоваться лишь свободой и демократией, чуть подержанный, но с мощным мотором и роскошными кожаными сидениями, и такой неотразимо буржуазный, что в нем сразу тянуло на коньяк и на длинноногих, укутанных в меха незнакомок, дышащих духами и туманами. Но главное, что «мерседес» был совершенно первозданной белизны. Он был как снег на гималайских вершинах, как чистый лист бумаги, где мог написаться какой угодно роман, а значит, и как свобода. Еще Андрею иногда казалось, будто в его белизне спряталось что-то из их старой жизни, что-то старомодное, родное и нелепое, не нашедшее себе эквивалента в новой. То, что за нерентабельностью отчаянно изживали в себе они все, чтобы не угодить в низшие организмы. «Мерседес» успокаивал его, чудодейственным образом заменяя своей сияющей белизной те слова и понятия, которые, если еще и произносились вслух, то в лучшем случае с иронией. «Воистину, красота спасет мир», – почти всерьез думал Андрей, захлопывая дверцу.

Кроме гнилого балтийского климата, белый «мерседес» – символ нового времени – защищал его от этого времени, от людей, их завистливых взглядов, от того безумия, с которым все, в том числе и он, бросились делать деньги. За его сверкающей оболочкой хорошо и привольно дышалось, телу было мягко и удобно, а серая уличная мгла проплывала мимо, как на экране, не задевая его.

По второму предсказанию Натальи Светка начала перестраивать и расширять ванную, чтоб была теперь с душевой кабиной, разрываясь между голубым и бледно-желтым кафелем.

А в их супермаркет, между тем, валил народ, охая и ахая и проклиная новые деньги, но покорно отовариваясь и столь же покорно разбавляя культурный шок от новой жизни вином всех цветов и водкой всех сортов, которую продавали у входа, в винном, не самообслуживания, ясно, отделе. Водка Эстляндская, водка Курляндская и Католическая Речи Посполитой, а также Тевтонского ордена, водка «Великорусская» и водка «Боже, царя храни», водка Чухонская и водка Сааремаа, водка Эстонской Республики «Пятс», водка прусская «Бисмарк», водка сибирская «Сталин», водка приволжская «Стенька Разин» и, конечно, водка «Пролетарии всех стран соединяйтесь» для живущих на прожиточный минимум.

Они наняли пятерых охранников-телохранителей и искали еще двоих, чтоб было семь самураев, как у приличных людей. И пока на них еще никто не наехал – то ли не успели, то ли работала крыша, которая как-то была связана с Югбанком и Натальиными мальчиками. Сама она загадочно помалкивала, а тесть, на все сто доверяя любимой племяннице, только отшучивался, похлопывая Андрея по плечу. Светка же, окрыленная евроремонтом, и слушать его отказывалась.

– Ты, пожалуйста, брось свои интеллигентские штучки, тоже мне, чеховский герой нашелся. Ты же сам Чехова терпеть не мог за занудство. Да какая разница, кто нам манечки дает? Балтбанк, Югбанк, Нордбанк, да хоть Жопбанк. Тачка, наконец, как у людей, не стыдно по городу ездить. Да если бы не Наталья, ты бы еще на бирже пыль глотал. Ну хорошо, мне, может, тоже не все в ней нравится, ну предположим, одевается она, как проститутка, ну, голос у нее – труба иерихонская, но зато какой размах и связи, она уже о втором магазине подумывает! А как она в два счета с конкуренцией разобралась? Были подвальчики – и нет подвальчиков. Ее и отец уважает, говорит, железная женщина. Ты же его знаешь, он просто так словами не бросается. Видишь ли, Владимир какой-то там тебе не понравился. Тебе-то какое дело, с кем она в свободное время развлекается и как он ее там ассистирует? Спереди, сзади или сбоку? Она у нас натура любвеобильная. А это уже не твоя проблема, а Альбертова. И потом, что ты знаешь об этом Владимире? Ровным счетом ничего. Подумаешь, мифическую личность нашел. Да может, он вообще тебе приснился. Я вот, например, ничего о нем не слышала. Если б он был такой важной персоной, то Наталья уж наверняка бы о нем рассказала, она ж у нас душа нараспашку.

Потом Светка стала говорить, что каждый должен заниматься своим делом, в частности он – снабжать и организовывать, Наталья – заниматься стратегией и бабками, а прочие мелкие сошки – охранять, развозить, разносить, расфасовывать, убирать, мыть и так далее. Тогда магазин будет процветать и расти, а там и второй появится и расцветет пышным цветом, а потом, глядишь, и третий, как говорит наша супер-пупер Наталья. Вон сколько еще районов в городе без приличных торговых точек. Сплошная целина. И это еще все только начало, то ли еще будет…

Андрей уже давно не слушал ее, отлично зная все ее аргументы, но как ни странно, ее бездумная, переливчатая, как у тестя, трепотня уже не приводила его в бешенство, как обычно, а действовала успокаивающе, размягчая мозги, как в студенческие годы, когда он, одурманенный ее голосом, засыпал у нее на груди. В голову пришла мысль о «мерседесе» с такими же мягкими, обволакивающими, как Светкино тело, кожаными креслами. Но сейчас спать не хотелось.

– Так как он ее там ассистирует, говоришь? – спросил он, потянувшись к Светке и схватив ее за щиколотку. – Сзади, спереди или сбоку?

Светка взвизгнула, и в коридоре сразу заворчал Чарли.

– И потом они расцветают пышным цветом? – спросил Андрей, упав на колени и задирая ей юбку.

– Сашку разбудишь, – запищала Светка, но он уже, зажав ей рот, грубо стащил ее с кресла на ковер, цыкнув на Чарли, который тут же убежал обратно в коридор. Больше он не заводил с ней разговора о Наталье.

И опять, как нагадала Наталья, жизнь стала лучше и веселее. По вечерам Андрею уже не приходилось ездить на собрания в хутора с полуголыми балеринами. Теперь они сами устраивали себе «Лебединое озеро». В роскошных Альбертовых апартаментах в центре старого города, недалеко от парламента и парочки посольств, где в советское время размещалась затхлая контора при Министерстве образования. Апартаменты достались Альберту по наследству от двоюродного дедушки, знаменитого юриста и общественного деятеля, арестованного в тридцать девятом сразу после первой советской оккупации и погибшего в застенках Лубянки. Вонючий, темный двор под аркой средневекового дома, где раньше торчали алкоголики и пугали женщин угрюмые дядьки в длинных плащах, выскоблили, вычистили, вытурили оттуда кошек и отгородили от улицы железными вратами. В апартаментах с метровыми стенами, двумя ванными и туалетами было очень уютно пировать. Тусовались по бессмертному принципу интернационализма и материалистической диалектики. Революционные праздники органично сочетались с новыми и старыми эстонскими. Водка с икрой и балычком вкусно и обильно пилась и в День социалистической Октябрьской революции, и в День независимости и освобождения Эстонии от советских оккупантов. Супер-пуперы был народ широко мыслящий и стоял выше национальных предрассудков.

А Альберт национальным вопросом вообще не интересовался. Он разоблачал своего брата, эстонских коллаборационистов, работавших на коммунистов. Вот, например, как вдова одного красного поэта, которая уже тридцать лет незаконно получала хорошую пенсию и проживала в хорошей квартире. Кровавые деньги, квартира построена на костях репрессированных соотечественников, громыхал Альберт в прессе, требуя, чтобы вдову, осквернявшую светлую память жертв советской оккупации, немедленно выслали на пожизненное поселение в Россию или, на худой конец, лишили незаконных материальных благ.

Впрочем, за водкой и «Лебединым озером» быстро забывали о земных горестях, и развлекались искренне, на всю катушку, не то, что на секс-хуторах, прагматично торгующих женским телом. Нет, девки на Альбертовых тусовках были аутентичные, то бишь любительницы, и если уж давали, то от всей души и для взаимного удовольствия.

Седьмого ноября Андрей подъехал к Альберту попозже. Днем он был в магазине, чтобы проверить, наладили ли новую сигнализацию, а заодно порыться в бухгалтерских книгах. На днях позвонил Григорий и сказал, что за ними должок за холодильники. Наталья обещала заплатить, но пока все обещает. Просил не затягивать, сейчас всем деньги нужны. В сейфе он нашел только бумаги с литовским товаром. Григорию он сказал, что все уладит, промолчав, что Наталья уже ездила в фирму с деньгами и с кем-то из своих мальчиков. Он отпустил Славку на три часа. Пить сегодня не очень хотелось, даже во славу революции. Давно пора завести бухгалтера, подумал он, да Наталья все артачится, говорит – что им, деньги некуда девать? Надо будет поскорее найти кого-нибудь просмотреть бухгалтерию.

Дверь открыла незнакомая девица в блестящем балахоне и босиком. Прислонившись к косяку, осмотрела его с ног до головы, пока он снимал куртку, и повелительно ткнула ему под нос руку. Пожав плечами, он притронулся к ней губами и быстро прошел дальше. В гостиной было шумно, темно и знойно, как в июле. Мелькали знакомые лица, ему кивали, подмигивали, хлопали его по плечу, а кто-то сунул ему в руку стакан: «Пей, товарищ, за красное колесо!»

В середине под звуки «Калифорнии» терлись парочки.

– Кто поставил эту гадость? – закричал кто-то дурным голосом. – Вы еще «Бони М» включите с «Распутиным»!

– А вам чего, завидно, интеллектуалы недобитые? – вяло отмахивались парочки, и не думая отлипать друг от друга.

– Сразу видно, Альберта нет, – сказал Андрею парень с четвертинкой в руке и в шляпе. – Он бы поставил экспериментальный скандинавский джаз и все бы сразу выпали в осадок.

– А он где? – спросил Андрей.

– В Стокгольм укатил, в архивах копаться.

– Все разоблачает?

– А как же, борьба продолжается, – сказал парень и подлил Андрею водки. – Ну что, товарищ, вперед за власть советов?

Неподалеку загремел Натальин голос, и уже в следующее мгновение она сама предстала перед Андреем – большая, белая, в узком кожаном жилете без рукавов на голое тело. Смачно поцеловав его в губы – в последнее время она именно так здоровалась с ним – она прокричала:

– А вот и моя дражайшая половина. У нас все честно, по-капиталистически, фифти-фифти!

Раздался звонок, и Наталья побежала к двери, запев на ходу: «Не уходи, побудь со мной еще немного»…

Когда Андрей присел на диван, рядом с ним плюхнулась та самая девица в блестящем балахоне.

– Ты почему от меня убежал? – спросила она и положила ему на колено руку. У нее было милое лицо, челочка до бровей и родинка над верхней губой. Но все эти прелести его сейчас совершенно не волновали и, аккуратно переложив ее руку на ее собственное колено, он, ничего не сказав, встал и пошел искать Наталью. Та стояла у окна в окружении трех парней и, пошатываясь, чего-то им доказывала. Он тронул ее за локоть.

– Извини, у меня к тебе вопрос. Ты ребятам за холодильники деньги возила?

– Конечно, возила, да еще с каким риском для жизни! – завопила Наталья. – Да-да, я к ним с мальчиками ездила, чтобы не грабанули по дороге. А ты чего такой скучный сегодня, Андрюшенька? И все о делах, о деньгах. Сегодня, между прочим, День Революции, и я отказываюсь говорить на меркантильные темы. Даже с тобой, мой любимый.

– Ты бухгалтерию где держишь?

Наталья скользнула по нему мутным взглядом и подмигнула.

– Запишись на прием к моему ассистенту. А теперь – чао, бамбино, сорри. Не мешай людям расслабляться после трудовых будней.

И повернулась к нему спиной.

Разозлившись, он опять сунулся к ней, но кто-то похлопал его по плечу.

– Ты чего, не видишь, она еле на ногах держится. С утра бухает.

Нет, сегодня явно ничего не добиться от проклятой бабы. Для Славки было еще рано, общаться ни с кем не тянуло, трахаться еще меньше. Можно было, конечно, сесть куда-нибудь в теплый угол и медленно натюхаться, но в гостиной, забитой любителями Великой революции, яблоку было некуда упасть. Тогда он, выудив из-под журнального столика полбутылки коньяку, двинулся в спальню – но там уже сидел парень с девицей на коленях. Тот самый, в шляпе, которая теперь уже красовалась на голове девицы. Он вспомнил, что рядом была Натальина комната, где стоял рояль. Приоткрыв дверь, Андрей сунул в нос в проем и сначала даже не понял, в чем дело. На него в упор смотрел Владимир Рут. Его чертовски красивая голова и голый торс были освещены уютным светом зеленой лампы на рояле. Перед ним, спиной к Андрею, на коленях стояла голая по пояс девица. Ее равномерно двигающаяся голова упиралась ему в пах. Услышав скрип двери, девица вздрогнула и дернулась, но Владимир Рут запустил ей в шевелюру пятерню и, не дав оглянуться, сильным рывком водворил голову на место. Владимир Рут сидел со спущенными штанами на табуретке перед открытым роялем и, не отрываясь, смотрел на Андрея, двигая девицыной головой. Его лицо было неподвижно, только поблескивали русалочьи глаза да была чуть выдвинута вперед нижняя челюсть. На полу валялись ноты, лифчик и еще какие-то тряпки. Вдруг Владимир Рут ухмыльнулся и, сжав голову девицы другой рукой, быстро задвигал ею, теперь уже двумя руками. Девица захрипела и мотнула головой, но он надавил ей на шею, и она затихла. При этом он не отрывал взгляда от Андрея, как бы вызывая его поучаствовать в его игре. И Андрей, вместо того чтобы закрыть дверь, принял вызов, глядя в глаза Владимиру Руту поверх безлицего тела с разъезжающимися коленками. Тогда он наконец увидел его, над головой девицы: с груди Рута на него скалился скелет с горящим крестом в вытянутой вперед руке и с косой в другой, отведенной назад. Он сидел на чудовище со страшной мордой, увенчанной, как трезубцем, тремя рогами. Под мягким светом зеленой лампы скелет, упершись коленными чашечками в бока чудовища с дьявольской короной, бешено мчался по голой груди Владимира Рута из одного потустороннего мира в другой, вперив в Андрея пустые глазницы.

Потом Андрей, уже ничего не соображая и не помня, когда он прикрыл дверь, бродил по гостиной с пустой бутылкой в поисках Натальи. Коньяк он вылакал, усевшись на пол за дверью ее комнаты. Но та как сквозь землю провалилась. Ушла по делам, сказал какой-то парень, взяв у него бутылку и с разочарованным видом сунув ему ее обратно. Он спрашивал у всех, на кого натыкался, что здесь в День Революции делает ассистент по имени Владимир Рут со скелетом на груди, но народ только таращился на него пьяными глазами и крутил пальцем у виска. Он даже затащил кого-то в комнату с роялем, но никакого ассистента там не оказалось, а под самим роялем мирно храпела его бывшая сокурсница, а теперь журналистка Изольда, с черными, а не рыжеватыми волосами, как у девицы между ног Рута. Потом появился Славка и потащил его к машине, но он упирался и все говорил, что ему позарез нужно поговорить с ассистентом. Очнулся Андрей уже под утро у себя дома на диване в гостиной.

Калев вышел из офиса и сказал, что счет еще не оплачен. Лицо у него было сонное, помятое, но серые глаза смотрели цепко. Андрей ответил, что разберется, и Калев, как настоящий эстонец, не задавая лишних вопросов, кивнул и, махнув ребятам рукой, дал им знак загружаться. В магазине Натальи не оказалось, и пока ребята выгружали голландское масло, Андрей позвонил ей. Трубку взял Альберт и сказал, что у нее мигрень.

– Тогда я приеду.

– Подожди.

Через пару минут подошла Наталья и, выслушав его, понесла.

– Такой шум из-за каких-то десяти тысяч. Тут люди капиталами ворочают, а этот… Типичный мелочный эстонец. За гроши удавится. Если ему наши условия не нравятся, пускай катится к черту. Что мы, масла не найдем? С каких это пор мы должны платить вперед? Что? За сентябрь? Ну ладно, ладно, заплатим мы твоему Калеву, успокойся.

Пообещав, что через неделю все будет в порядке, она положила трубку. Но через неделю Наталья позвонила с юга страны и сказала, что она на переговорах с Югбанком и расскажет подробности, когда вернется. Она появилась в магазине уже к Рождеству, вся сияющая, шумная, в ярко-красном бархатном пиджаке под купеческой норковой шубой, отороченной лисой на вороте и подоле, и, поздравив народ с праздником, поцеловала Андрея в губы.

– Мы хотим второй магазин. В первом микрорайоне. Там уже полгода гастроном пустует, около рынка. Золотое дно, и хозяин так считает.

Глаза ее сильно блестели и все время куда-то убегали.

– Я за, но давай сначала с одним магазином разберемся, – сказал Андрей. – Ты, кстати, ребятам уже заплатила?

Он опять подумал о Владимире Руте. Интересно, Наталья тоже иногда посиживала у него между ног, ублажая, как та девица, которой потом и след простыл, так же как и самого ассистента? Он был уверен, что узнает ее, хотя видел только голую спину и рыжеватые волосы. И еще интереснее, заводилась ли Наталья от смертоносной татуировки на груди ассистента?

– Каким именно? Ребят-то много, а я одна, – вздохнула Наталья. И этот демонстративный вздох, и то, как она закатила глаза, было притворством. А непритворным было ее вмиг осунувшееся, постаревшее лицо, как будто она не спала все это время, пока они не виделись.

– Мы все одни на этом белом свете, Натали, и одиноки. Кондисьон юмэн, – ответил Андрей. – А если по-простому, то пить надо меньше. В общем так, ты зайди в контору, посиди, расслабься, попей кефирчику и подумай. Я тебе гарантирую, сразу все вспомнишь. Так что давай, действуй, а потом уже о втором магазине можно будет поговорить. И бухгалтерию не забудь просмотреть, на трезвую голову. А я за кроликами китайскими поехал. Народ кормить.

Андрей вывел для себя «закон белого “мерседеса”». «мерседес» успешно защищал его от нежелательных встреч, но стоило ему хоть пять минут пройтись по улице, оставив его на стоянке, как он сразу встречал кого-нибудь из старых знакомых. Как правило, неудачников без машин. Вот и сейчас, возвращаясь от матери, жившей неподалеку от их новой квартиры, он совсем не удивился, увидев перед собой Колю, бывшего коллегу из института. Как всегда, сработал «закон белого “мерседеса”». В последнее время он, правда, уже легко проходил мимо таких знакомых не останавливаясь, небрежно кивая или делая вид, что не узнаёт, и благородно избавляя их от унизительных расспросов и еще более унизительных ответов. Но этот специалист по стихосложению в изрядно поношенной, социалистических времен польской куртке, сам чуть ли не бросился к нему на грудь.

– Андрей, сто лет тебя не видел, какими судьбами?

Андрей пожал плечами.

– Да я от матери иду.

– Верно, верно, – вскричал Коля. – Как же я забыл? А, это все новые времена виноваты. А ты хорошо выглядишь, солидный такой стал. Кушаешь, наверное, хорошо?

– Ну уж получше, чем в институте, – ответил Андрей и хотел было быстренько распрощаться, но Коля был начеку.

– Да уж не сомневаюсь. Но как замечательно, что я тебя встретил. Я ведь тебе вот что уже давно хотел сказать. Тебя в институте многие осуждали, ну, ты знаешь нашего брата. Погнался за длинным рублем, променял духовные ценности на доллары и торгует теперь ветчиной, кетчупом и женскими прокладками. А я вот нет, я не осуждал, Андрей, поверь мне, и я тебе скажу почему. А потому, что в институте сейчас работают только безумцы, юродивые, ну или верующие, в общем те, что с искрой божьей. Капитализм и литература вещи несовместимые. И прав был наш Белинский, а потом и ихний Маркс, когда утверждали, что народу в первую очередь нужны сапоги, и неправы были Маркс с Белинским, когда утверждали, что народу в первую очередь нужны сапоги, а уже потом Шекспир, Пушкин или Шиллер. Самого главного-то и не разглядели великие мыслители. А именно, что после сапог настанет очередь хрусталя, цветных телевизоров и голубых унитазов, ну а потом пойдут виллы, яхты, золотые унитазы, замки, личные острова и так до бесконечности – ведь и материя бесконечна, ей же надо, бедной, конкурировать с нашей бессмертной душой, так что все время будет как-то не до Шекспира, Пушкина и Шиллера. В общем, Пушкин с Шиллером – это что-то вроде коммунизма, верно? Так я о чем говорил? Точно, о безумцах, коим ты никогда не являлся. Ты же всегда был очень здравомыслящим человеком с центробежным энергетическим полем, как у викингов. Я это сразу понял, когда ты пришел к нам из университета. И, между прочим, очень тебя за это уважаю. Вот поэтому мы и сидим на своих говенных госставках, а ты хозяин крупного супермаркета.

Коля даже голову склонил набок, умильно, как иерей, восхищаясь успехами Андрея и жутко действуя ему на нервы.

– А скоро и второго, – выпалил он неожиданно для себя самого, злорадно припоминая, в каком году в Таллинне выбросили куртки из ПНР. Кажется, еще до Перестройки.

– Да ну, – не удивился Коля. – Я же говорю, что у тебя размах. И никак с Наташей Бирсудской?

Увидев лицо Андрея, хитро ухмыльнулся.

– Да-да, не думай, мы все про тебя знаем в нашей большой деревне городе Таллинне. Второй магазин, говоришь. И когда?

– Скоро, брат, скоро, – ответил Андрей, проклиная «закон белого “мерседеса”».

– А ты сначала справки наведи на всякий случай, – вдруг сказал Коля. – Про Наташу Бирсудскую всякое говорят. И хорошее и плохое. Она, говорят, как Шива, созидает и разрушает. И с огнем любит играть. Рисковая женщина.

– Наташка? Божественное создание? Ты еще скажи, что она Лилит. Это на тебя так новые времена действуют?

Ничуть не смутившись, Коля заговорил дальше.

– Наташа Бирсудская – личность яркая. А страна у нас маленькая. Очень удобно, везде найдутся свои люди. Так вот, мои студенты с юга слышали, что у нее долгов выше крыши. И что она, как это по-вашему, еще тот химик. Так что держи ухо востро.

Тут Коля заторопился.

– Ну ладно, бывай. Да ты в институт бы хоть раз зашел поболтать. Нехорошо старых друзей забывать.

Альберт, видимо, опять уехал за границу копаться в архивах, а Наташа на звонки не отвечала. Кассирши говорили Андрею, что она приходит в магазин, когда его нет, и сидит в конторе, куря и треплясь по телефону. Тогда он подкараулил ее, велев Славке загнать машину за угол, а сам остался ждать внутри. «Альфа Ромео» подкатила к магазину, из нее вышла Наташа и, кивнув кому-то, пошла к входу. Не успев разглядеть пассажира, Андрей побежал в контору и закрыл за собой дверь. Она вошла и, увидев его, чуть отпрянула. В следующую секунду она уже бурно целовала его в губы, упираясь в него грудью.

– Ой, Андрюш, а я тебя искала.

– Вот счастливое совпадение. И я тебя искал, – сказал Андрей, отстранившись и присев на стол. – Ну ладно, нежничать потом будем. Меня бельгийские курицы ждут. Я, кстати, тут кое с кем договорился насчет бухгалтерии. Толковая баба. Надо бы просмотреть книги.

– Надо бы, – закивала Наташа. – Отличная идея. Что б я без тебя делала? А ребятам я все заплатила, можешь спать спокойно.

Она уже очухалась и, присев рядом на край стола, закурила, задумчиво глядя на него через завесу дыма.

– Ты мне номерок дай своей толковой бабы, мы с ней сами обо всем договоримся. Чего тебя зря дергать? У тебя и так курицы там, кролики, скоро, может, индюки пойдут.

– Обязательно пойдут. Как народу без индюков? А эти еще на немецких харчах, упитанные и гладенькие, как ихние фатеры. Их в Голландии выводят, а потом в Германию везут откармливать. Интересная наука супермаркет, почти как литература. Реминисценции там всякие… и снились индюшатам в Баварии голландские польдеры с тюльпанами и мельницами. А бухгалтерша тебе сама позвонит.

– Надо говорить аккаунтант, Андрюшенька. Отстаешь от жизни со своими индюками и реминисценциями. Она от Гришки что ли?

Андрей кивнул и пошел к двери.

– Ол райт, мы с ней сами разберемся, – бросила она ему вдогонку. – Славке привет.

Андрей так и не разглядел, кто сидел в машине. На город уже упали сумерки и обволокли улицы, дома, машины и редких пешеходов серой пеленой. Проезжая мимо «Альфы Ромео», он повернул голову, но увидел в окне лишь смутные очертания.

Бухгалтерша Нина все не звонила, и он решил сам позвонить ей. К телефону долго не подходили, и Андрей уже хотел положить трубку, как в ней сказали:

– А, это ты, Андрей?

Голос был настороженный, тусклый, непохожий на ту энергичную Нину, с которой он разговаривал совсем недавно. Она тут же затараторила, не слушая его и не давая слово вставить.

– Нет, нет, Андрей, я нигде не была, я тебе сейчас все объясню, ну в общем мы с твоей партнершей сначала договорились, а потом у меня начался такой аврал, и я ей перезвонила и отложила встречу. Ну ты же знаешь, на мне пять АО и еще мебельный магазин, а они торгуют мебелью из Арабских Эмиратов, у них в бухгалтерии там сам черт ногу сломит. А еще из бизнес-школы звонят, умоляют помочь – у меня ж там дочка учится, так что никак не отказать, ты же понимаешь, ну в общем я кручусь с утра до ночи и у меня просто нет никакой возможности помочь вам в данный момент, прости, мне очень неудобно, но я ничего не могу поделать, правда, не обижайся ради бога, Андрей, я тебя очень прошу…

Он хотел было спросить у нее, почему она не позвонила раньше, но Нина, продолжая бормотать извинения, уже повесила трубку. Вот тогда он и вспомнил про шубу. Вернее, она не давала ему покоя весь день, и теперь он, кажется, понял, почему. Днем он зашел выпить кофе с бывшим однокашником, совладельцем птицефабрики под Таллинном, поговорить о сотрудничестве. Встретились на Вышгороде, в Девичьей башне. Славка остался ждать в «мерсе» внизу, у Оленьего парка. К кофе приятель заказал бутылку коньяка и сразу стал жаловаться, что бизнес говенный, фабрика устарела, партнер жульничает, а всякие жуки, вроде Андрея, наводнили рынок польскими курицами, и вообще, телки стали не те, раньше давали за обед в «Норде», а теперь им французское белье подавай и шубу, да чтоб не из нутрии, а соболя, ну в крайнем случае из норки.

– А ты себе выпиши деву из Урюпинска, – посоветовал Андрей. – Помнишь, был такой город? Она тебе полный сервис предоставит да еще и в рот будет смотреть. Заодно и развивающимся регионам поможешь.

– Тебе хорошо, – не обиделся приятель, подлив себе и Андрею коньяку. – У тебя железная женщина всем ворочает. Только денежки считай. И телки тебя любят за просто так.

– Да я вроде как тоже ворочаю, старина… – ответил Андрей, пропустив телок мимо ушей. – Ты лучше давай думай, какую партию нам организуешь, до пяти тысяч все возьмем, и учти, тебе за твоих цыплят никто такую цену не даст. Это я тебе по старой дружбе подфарчу.

– Ничего себе друг – пятьдесят копеек за цыпленка, – опять заныл приятель, но Андрей только усмехнулся, поднимаясь с кресла.

Вышли они из башни уже здорово поддатые, поэтому, когда Андрей в дверях столкнулся с тремя парнями, один из которых, в женской шубе нараспашку, подмигнул ему: «Здорово, начальничек», до него не сразу дошло, в чем дело.

Наташина норковая шуба с пышным лисьим воротником и широким подолом волнами ниспадала с тонкой фигуры Владимира Рута. Двое его спутников в надвинутых на лоб лыжных найковских шапках тоже притормозили, но Рут кивнул им, и они сразу исчезли в дверях. В шубе с женского плеча он выглядел, как шут гороховый. И все же в этом нелепом наряде Рут смотрелся неожиданно серьезно, как будто именно это маскарадное обличье открыло его истинное лицо. Во Владимире Руте все оказалось до ужаса серьезным: и кривлянье, и точеное, как лезвие ножа, балетное тело, и пофигизм, благодатью разлитый по красивому лицу. Как он сразу не разглядел это?

– Чего такой тухлый? – удивился Рут. – А, это… Так я ее в карты выиграл. У нас все по закону, мы кодекс уважаем. Как там с германскими индюками? Хорошо идут? А то смотри, если надо помочь, мы всегда-пожалуйста. С кем угодно разберемся, только свистни.

Перед тем, как скрыться за дверью, Рут оглянулся.

– Да, ты уж Наташку-то не обижай, она у нас женщина тонкая, у ей чувства в груди горят.

Андрей посмотрел на трубку, в которую только что сыпала извинениями Нина. Перед глазами пышными волнами всколыхнулась шуба ассистента, а сам ассистент теперь скалился на него из-под черных дыр носа и глазниц. В воздухе взметнулся горящий крест, и на Андрея уже во весь опор скакало чудовище с распахнутой пастью и лыбящимся скелетом на спине. Андрей схватил из бара бутылку виски и, закрыв глаза, жадно хлебнул из горла.

Когда из сейфа пропали двести тысяч, Андрей нисколько не удивился. Удивился же он тому, что ему почти год парила мозги стервозная баба и бывший музыкальный работник из провинции. А потом он возликовал. Осанна! Наконец-то он поймал ее, да еще, можно сказать, с поличным – кроме них двоих, доступа к сейфу ни у кого не было, – и вся эта туфта, в которой он погряз, как в болоте, вмиг затвердела под его ногами, и он снова почувствовал себя сильным, легким, быстрым, как греческое божество с крепкими икрами и крылышками на щиколотках, а главное – способным на целенаправленные действия. Он опять поймал за хвост жизнь, которая в последнее время все ускользала от него. Как будто пришел конец игре, в которую он играл, замаскировавшись бизнесменом и разъезжая в крутом белом «мерсе», и началась настоящая жизнь, где ему, бывшему литературному мальчику, предстояло доказать себе и миру, что он стоит ее. В этой настоящей жизни проигрывали в карты чужие шубы, а за неимением шуб – честь и жизнь. В этой настоящей жизни под кожаными куртками носили пистолеты «ТТ», окружали себя угрюмой свитой узколобых, презирали красноречие как признак слюнтяйства и интеллигентщины, ездили выяснять отношения в окрестные леса, иногда со смертельным исходом, и, не сомневаясь в продажности всего сущего, предпочитали глушить страх виски, а еще лучше водкой, и причем в полном одиночестве, не доверяя обмякшее тело ни свите, ни телкам. А еще в этом настоящем, некнижном мире оборотнями рыскали те, что не знали страха, как будто наполовину уже принадлежали потустороннему миру, тому самому, откуда по голой груди Рута на всех парах скакал лыбящийся скелет. Таинственные ассистенты со смертоносными татуировками на груди. Никто точно не знал, из каких широт их бывшей, необъятной родины этих волков-одиночек пригонял ветер нового времени. Они исчезали так же внезапно, как и появлялись. Ассистенты не примыкали ни к каким группировкам, лишь по делу слетаясь в небольшие стаи и мгновенно разлетаясь, оставляя после себя кровавые следы. Но чаще всего эти слепые инструменты яростной чужой воли работали в одиночку. Казалось, бывшая родина, когда-то наштамповав в неимоверном количестве, теперь рассылала их по своим просторам, как ангелов смерти, мстя за свой позорный крах.

Нет, Светке, конечно, он ничего не сказал. Во-первых, не ее ума дело, а во-вторых, она бы тут же побежала к тестю, и старый иезуит, нажав на нужные кнопки, все бы как-нибудь обустроил, выдвинув себя на первый план и предоставив Андрею играть роль лоха. Тогда бы весь город сразу узнал, что его продинамила провинциальная баба, да еще и с высшим музыкальным образованием.

На этот раз она быстро сняла трубку, как будто ждала его у телефона. Начала, как обычно, со своего «я сейчас все объясню».

– Да чего там объяснять? – сказал Андрей. – И так все ясно.

– Мне они позарез были нужны.

– Ты мне скажи, кому они сейчас позарез не нужны, и я тебе прощу половину. И потом, у тебя же Югбанк – лучший друг, вот и заняла бы там, сколько нужно. А партнера грабить – это очень некрасиво.

– У Югбанка сейчас проблемы.

– А у партнера – денег куры не клюют. Ты меня что, совсем за лоха считаешь? – ответил Андрей. – Долго ты мне еще лапшу на уши будешь вешать? Как мне теперь с поставщиками расплачиваться?

– Успокойся, Андрей, с поставщиками мы разберемся, – сказала Наташа обиженным голосом.

– Я совершенно спокоен. А поставщиков ты уже три месяца за нос водишь. Они мне тоже скоро дохлую кошку подкинут в квартиру. С петлей на шее. Так что ты мне лучше скажи, когда бабки вернешь, я имею в виду, по-хорошему.

Вдруг она засмеялась заливистым смехом души компании.

– Ой, Андрюш, не могу… Ну че, мы с тобой, прям как дети. Мы же друг друга сто лет знаем, свои в доску. Мы ж с тобой родственники, одна кровь, ну почти… Чего мы, не договоримся, что ли? Договоримся, по-хорошему.

– Ну вот и отлично. Чтоб через две недели все бабки были на месте, – сказал он и, повесив трубку, сразу же перезвонил Славке.

От птицефабрики до дому доехали с ветерком. Дорога как вымерла, по бокам высились сосновые леса, врастая в черное январское небо и почти сливаясь с ним. Ощущение было, как будто ехали в туннеле. Славка поднажал на газ, и «мерс» радостно рванул вперед на городские огни. Все это время Славка не проронил ни слова, и только уже заезжая во двор, сказал, что достал все, что нужно, и прибавил, что теперь в поездки за город лучше брать с собой и Димку. Так, на всякий случай. Он вытащил из-под сидения пакет и дал его Андрею. Потом тоже вышел из машины и, доведя Андрея до самой двери, быстро сбежал с лестницы.

Поздно вечером, когда заснула Светка, а Сашка уже видела десятый сон, Андрей закрылся в ванной. Вытащив из пакета завернутый в тряпку пистолет, он развернул его и взвесил на ладони. Потом повертел и, обхватив рукоятку, осторожно положил на курок палец. Скинул с плеч махровый халат, переступил через него, чтоб не путался в ногах и прицелился в зеркало. Таким он видел себя впервые. В одних трусах и с пушкой в руке. Настоящий Тарзан, только лиан не хватает. И очень даже круто, а главное, вполне реалистично. Мы еще посмотрим, кто кого, ассистент.

В последний раз Андрей держал оружие в руках в школе, на уроке гражданской обороны. Автомат Калашникова, который они разбирали и собирали с закрытыми глазами под руководством темпераментного подполковника Передистого. А потом лежали на животе в подвале в школьном тире и Передистый учил их стрелять, кроя мазил последними словами и угрожая, что никого не выпустит отсюда, пока все слюнтяи и маменькины сыночки не станут настоящими мужиками, которые смогут достойно защищать родину.

На этом и закончилась его военная карьера. Не в армию же ему было идти. Во-первых, туда шли одни пролетарии, а во-вторых – мать. Тогда как раз начался Афган и по стране ходили слухи о свинцовых гробах под кодовым названием «Груз 200», в которых привозили сыновей и настоящих мужиков с отрезанными головами. Разрешив открыть гроб, родина брала с родителей подписку о неразглашении военной тайны.

Андрей опять прищурился и, прицелившись, восемь раз бабахнул по зеркалу, опорожнив магазин. Банг-банг-банг… В настоящей жизни уважали «ТТ». «ТТ» был прост, недорог и легок в обслуживании. У «ТТ» был мощный патрон, замечательная проникающая способность и высокая дульная энергия. Из «ТТ» можно было поразить цель за пятьдесят метров. Плоская и компактная форма «ТТ» была оптимальна для скрытого ношения. Из таких же, как у него, китайских «ТТ» стреляла и полиция, и бандиты, а также приличные бизнесмены, вынужденные защищать свою собственность от всякого хлама. Завтра утром они со Славкой поедут в лес пострелять. На севере США из «ТТ» валили гризли, так что там говорить об ассистентах в женских шубах.

За дверью заскулили и зацарапали, легонько, чтобы не разбудить дом. Андрей открыл дверь и впустил Чарли. Тот ткнулся ему в ногу горячим носом и стал обнюхивать «ТТ», а потом вдруг заскулил и, поджав хвост, попятился назад, глядя на Андрея скорбными глазами.

– Ты чего, пес, – засмеялся Андрей и, завернув пистолет в тряпку, опустился на пол рядом с Чарли.

Теперь в Светкином новом зеркале от пола до потолка отражались человек и собака. Глядя на свое голое, бледное тело, человеку в голову почему-то пришли древние японские ныряльщики за жемчугом, которые с головы до пят разрисовывали себя устрашающими картинками, чтобы отпугивать морских демонов. Человек обнял собаку и прижал ее к себе.

Ровно через две недели в их доме появилась Наташа. Пошатываясь, вошла в квартиру, высоко держа перед грудью торт, в другой руке – бутылку. Водрузила все на стол и стала стягивать с себя кожаное пальто.

– Я на минутку. Трубку мира раскурить и сразу помчалась. Дела.

Подняв брови, Светка выразительно посмотрела на Андрея.

– Профилактика производственных отношений, – сказал он, и Светка, хмыкнув, стала разворачивать бутылку. Выполз из-под дивана Чарли и, потоптавшись рядом с Андреем, ушел в коридор.

– Ваше любимое, бургундское, – объявила Наташа и кивнула на торт. – А это «утоли мои печали», то бишь «Птичье молоко».

На шум прибежала Сашка и закричала, что тоже будет пить чай с тортом. Наташа схватила ее в охапку, чмокнула – «привет, принцесса» – и посадила к себе на колени. Светка пошла на кухню заваривать чай. Наташа вопросительно повела глазами в сторону двери, за которой она исчезла. Андрей покрутил головой.

– Я так и знала, – сказала Наташа. – Без нее разберемся.

– Без кого, тетя Наташа? – спросила Сашка.

– Да уж без тебя мы здесь точно не справимся, принцесса. Сейчас нам будешь помогать торт есть, – сказала Наташа, глядя через Сашкину голову, как Андрей откупоривает бутылку и разливает красное вино по фужерам. Поставив бутылку на стол, он в упор посмотрел на нее. Она ответила ему лучезарным взглядом и потерлась носом о Сашкину макушку.

– Фу, – дернулась та, но Наташа еще крепче обхватила ее и прижала к себе.

Вернулась Светка с чайником, розовая, веселая.

– Ну что, сестричка, когда второй магазин будем открывать?

Наташа спустила Сашку на пол и взяла фужер.

– Вот мы как раз сейчас за него и выпьем, и за нашу с тобой дружбу, да, Андрюш?

Она встала и, глядя ему в глаза, пригубила вино, а потом, не обращая внимания на Светку, подошла к нему и крепко поцеловала в губы. Впрочем, Светка давно привыкла к выходкам сестры, не придавая им особого значения. К тому же она знала, что Наташа совершенно не в его вкусе. Андрей любил тоненьких барышень с тихими глазами и длинными, русалочьими волосами, как та, давнишняя подруга, которая когда-то околдовала его, и Светка тогда долго разрабатывала план, как разлучить их, чтобы заполучить этого красивого, умного и сильного принца, которому прочили блестящее будущее. А потом, как это часто бывает, жизнь сама все расставила по своим местам. Светка лишь слегка подтолкнула события, воспользовавшись непредвиденной, счастливой случайностью и почти не замарав руки. А два этих эмоциональных, гордых максималиста, оскорбленные в самых глубоких чувствах, так ничего и не поняв, прошли мимо друг друга, как чужие. Будучи натурами романтичными, они увидели во всей этой истории знак судьбы, не разглядев за бурей собственных чувств Светкиной аккуратной, розовой лапки с наманикюренными коготочками. Потом, слава богу, барышня исчезла, а Андрей узнал обо всем уже через много лет и, как человек благоразумный, не стал восставать против уже налаженного и вполне пристойного миропорядка. Побунтовал немного, а потом все опять вошло в свою колею. Правда, подруги иногда докладывали ей, что видели его в кино или в парке с романтического вида барышнями. И хотя она ревновала тогда больнее и мучительнее, чем к хуторским, а позже к Альбертовским балеринкам, но виду не подавала, боясь, что он опять устроит ей сцену. Она была уверена, что если бы она тогда не убежала в ванную, он бы убил ее. А еще она знала, что тот нерожденный барышнин младенец навсегда повязал их общим грехом, который они совершили отдельно друг от друга, он – по гордыне, а она – по алчности, которую она для приличия переименовала в необходимое зло, чтобы завладеть им.

– Пап, я торт хочу, – захныкала Сашка, и Андрей, поставив фужер, взялся за нож.

– Нет-нет, – замахала руками Наташа, – я пас, а то сразу все сожру, а я на диете, ну ладно, побежала.

Доведя ее до двери, Андрей спросил, когда будут бабки.

– Будут, будут, я завтра позвоню, честное пионерское.

Она снова поцеловала его в губы, глядя прямо в глаза, повернулась и ушла.

– Как она тебя сегодня любит, Андрей, – услышал он Светку. Та стояла в коридоре с фужером в руке и насмешливо смотрела на него. – Чего ей от тебя надо? И на какой это она, интересно, диете сидит? Никак на коньячно-водочной…

Светка помахала рукой у лица, отгоняя алкогольные пары, и ушла в комнату.

На следующий день позвонили в магазин, как будто знали, что он как раз заскочил туда между разъездами.

– Добрый день, Андрей – сказал вежливый мужской голос. – Это Владимир.

– День добрый, Владимир, – ответил Андрей и, так как обычно словоохотливый ассистент молчал, добавил: – Мне Наташа вроде сама обещала позвонить.

– Ты чего, баб не знаешь?

Хмыкнув, теперь промолчал Андрей.

– Она мне поручила с вашим делом разобраться, – продолжил ассистент. – Так что считай, что я выступаю от ее имени.

– Согласен, что надо поскорее разобраться.

– И мы согласны. Предлагаю встретиться на нейтральной территории. Все дело займет не больше часа. Ну, от силы полтора, если очень душевный разговор образуется. Как насчет следующей субботы?

«В воскресенье у отца день рождения», – подумал Андрей и сказал:

– Идет.

– Ближе к делу Наташа назначит тебе точное время, – сказал ассистент.

– Так где будем разговаривать?

– Как где? – удивился ассистент. – Где все. У карьера в Сосновом лесу. И приезжай один. Ну что, по рукам?

– По рукам, если и ты будешь без бритоголовых, – ответил Андрей.

– Ты о шестерках, что ли? По месту говоришь, – сказал ассистент. – Ништяк, мы и без них договоримся. Свои люди.

Андрей посмотрел в зеркало и, наткнувшись на черную морду «ауди», перевел взгляд на Славкины руки. Ассистент был не один, но не ясно было, сколько шестерок в машине. Январская мгла, прочно засев в воздухе, и не думала расходиться. Утром позвонила Наташа и сказала, что разговор назначен на том же месте в двенадцать, чтоб разобраться до темноты. Прокричала «успеха и целую» и бросила трубку. Светке он не сказал про карьер. В прошлом месяце там убили одного чеченского бизнесмена, проехали по нему пару раз на машине. Неизвестно, по мертвому или по живому. Видимо, сильно кого-то достал. Впрочем, что у них могло быть общего? Он и чеченец-гастролер, дикий горный человек, приехал сюда, дал кому-то на лапу, купил два казино и сразу возомнил себя королем мира. Решил, что теперь будет заказывать музыку. Ну вот и остались от козлика рожки да ножки. Правда, у карьера находили и местных ребят, но все они были замешаны в темных делах. А у него был честный бизнес, его знали и уважали полгорода, и он никому ничего не был должен. Просто, как настоящий мужик, он ехал выяснять отношения в Сосновом лесу с нашалившим партнером. Никто точно не знал, кто и почему первым пометил это место, но это уже давно никого не интересовало. По неписаным законам нового времени разборки происходили именно здесь. В Сосновый лес ездили посмотреть друг другу в глаза, померяться силами и показать себе и миру, кто его достоин, а кто так, инфузория-туфелька, бултыхающаяся в собственной слизи. Светке он сказал, что едет в загородный ресторан на переговоры с Югбанком. Перед самым уходом, отталкивая ногой скулящего Чарли, она сунула ему в руки ключи, которые он забыл положить в карман, где теперь была пушка.

Они уже проехали бары, банки, казино. Вот уже позади остались и молочный комбинат и конфетная фабрика, и потянулись заборы, автостоянки, будки с автошинами, стройки и пустыри. На развилке у бензоколонки Славка взял направо, и через три минуты город остался позади. Машины поредели, лес стал чернее и гуще. Теперь по дороге ехали только две их тачки. Вдруг «ауди» исчезла, а потом, поравнявшись с ними, обогнала их.

– Их четверо, шеф, – сказал Димка.

Славка молча покосился на Андрея. Тот развел руками и потрогал пушку. Не обратно же ехать. Потом оглянулся и подмигнул Димке.

– Торжественная встреча с делегацией дикарей племени мумба-юмба. Да ты не боись, мы быстро. Через час будешь со своей любимой мороженое кушать в «Макдоналдсе».

«Мерс» тоже прибавил ходу, но обгонять не стал. Какое-то время «ауди» еще маячила впереди, а потом исчезла, заехав в лес. К карьеру вела дорога как дорога, ничего особенного, хотя в народе, с легкой руки журналистов, ее называли дорогой смерти. Увидев «ауди» с распахнутыми дверцами, они затормозили. За черными диагоналями деревьев карьера не было видно, но ассистент уже шел к ним, руки в карманах, с голой головой и в Наташкиной шубе нараспашку. От сосен отделились трое с одинаковыми лицами. Первым из «мерса» вышел Андрей, за ним Славка, а может, Димка. В воздухе раздался сухой треск, и он так и не успел понять, кто из них крикнул, потому что в следующее мгновение оба они лежали на снегу. Славка, завалившись на бок, а Димка на спине, ошарашенно глядя в небо, с «ТТ» в руке.

– Ай-ай-ай, нехорошо химичить, – сказал ассистент, сплюнув и кивнув на пистолет, – я ж сказал, фраеров с собой не брать.

Андрей схватился за карман, но руку пронзила дикая боль, а потом грохнуло в голове. Он упал лицом в снег, в глазах стало мокро и горячо, и тут он увидел, как скелет на груди ассистента соскочил с чудовищного зверя, и, размахивая горящим крестом, прыгнул ему на загривок. Перед тем, как в затылке грохнуло в последний раз, «контрольный в голову» донеслось до него, Андрей еще успел подумать: «Хорошо, что я не взял с собой Чарли».