Уже два часа я пытаюсь проплыть через косяк медуз. Их, кажется, сотни тысяч или даже миллионы. Был бы это вид «луна», я бы уже была мертва. Но, слава богу, на них коричневые пятнышки и они безвредны. Там куча «ушастых» медуз, но от них можно ускользнуть. Кроме того, сегодня, чтобы избежать постоянных укусов, я в первый раз надела лайкровый гидрокостюм, купленный в Майами, а также часы с компасом, неотъемлемый аксессуар в море. Я вышла из дома в девять утра, и хотя сейчас уже полдень, я все еще далека от цели, которой достигла бы в среднем за три часа при других обстоятельствах.

– Может, дело в том, что я не в форме, потому что всю ночь не смогла сомкнуть глаз… Мне не следовало так поздно выходить из дома… Сколько родственников Рафы приехало провести Рождество на острове!.. И я уже так устала от туристов. Они заходят в дом, постоянно что-то вынюхивая, хотят сфотографироваться, а когда я отказываюсь, заявляют, что я избалованная. Как будто мне не известно, зачем этим мужчинам нужны фото со мной в бикини… Даже у моих бывших нет моей фотографии в купальнике… Ну, ради бога, сколько миллионов медуз в Карибском море? Ладно, я почти на месте… Сегодня воскресенье, могу попросить какую-нибудь лодку с туристами подбросить меня обратно… Но я не устала – не хочу так быстро сдаваться. Нужно быть осторожней, чтобы моторы от лодок не превратили меня в фарш.

Еще недавно пустынный пляж сегодня полон людей, приплывающих на лодках и заходящих пообедать в «Аквариум». Я избавляюсь от лайкрового костюма и немного загораю на солнце, размышляя, чем заняться. Капитан одного из судов узнает меня и предлагает подвезти до Сан-Мартина. Я отказываюсь, так как хочу вернуться вплавь. Он отмечает, что никогда не слышал о подобном подвиге, и советует мне выплыть как можно скорее. После трех будет сложнее из-за отлива. Через двадцать минут я чувствую себя вполне отдохнувшей, чтобы отправиться в путь. Думаю, если почувствую усталость, то уже около Сан-Мартина попрошу какую-нибудь лодку подобрать меня.

– Ну, это же просто чудо… Нет ни одной медузы! Куда все подевались? Кажется, их унесло течением. Как мне повезло! Сейчас точно не возникнет препятствий, я вернусь менее, чем за три часа…

Немного погодя, высунув голову из воды, я вижу, что Сан-Мартин как будто дальше, чем обычно. Оборачиваюсь назад: большой остров тоже немного отдалился. В любом случае не имеет смысла возвращаться, потому что лодки с туристами уже уплыли. Я не понимаю, что происходит. Думаю: неужели из-за бессонницы у меня оптические иллюзии? Решаю плыть изо всех сил, высовывая голову каждые пять минут, но оба острова отдаляются все больше. Вдруг я понимаю, что плыву не по прямой линии между двумя островами, а по верху сильного течения, того же, что за двадцать минут унесло миллионы медуз, и теперь тащит меня в открытое море. В поле зрения нет ни единого судна, потому что сейчас время обеда, и ни одной рыбацкой лодки, так как сегодня воскресенье.

Сейчас уже три часа дня, дует бриз, а волны высотой под два метра. Прикидываю, что теперь мне понадобится пять часов, чтобы доплыть до Сан-Мартина. Поскольку темнеть в тропиках начинает около половины седьмого вечера, через три часа зажгутся первые фонари. Возможно, позже я смогу поплыть на их свет. Знаю, никто не тонет с дыхательной трубкой и ластами, ведь они позволяют плыть не уставая, без остановки. Но в открытом море всегда есть акулы, и если только не попадется яхта, сбившаяся с привычного курса, мне останется жить семьдесят два часа. Я уже настроилась, что умру от жажды. Как ни странно, совсем не чувствую страха, снова вспоминая, что «любимцы богов умирают молодыми». Спрашиваю себя, зачем Пабло спас мне жизнь.

– И снова Пабло… Когда же он прекратит убивать тех, кто причиняет ему вред? Сегодня он убил полковника, который привел управление по борьбе с наркотиками в «Транкиландию», и директора журнала, преследовавшего его четыре года! Это как вечно ноющая рана. Каждый раз, когда я открываю газету, там снова он… с лицом мерзавца. Какие еще угрозы появятся на моем автоответчике?! Возможно, Бог хочет, чтобы я умерла в море, а не от руки «мясников»… Покончить со страданиями – настоящее облегчение… Я очень люблю Рафу, но в латинских странах замуж выходят не только за мужчину, но еще и за семью… А семьи – это кошмар… Обычно отец – злобный старик… Думаю, мне нужно передохнуть, бесполезно сражаться против такого сильного течения, а если появится хоть одна лодка, мне понадобится собрать все свои силы, чтобы плыть за ней…

В 16.00 оба острова – точечки, едва виднеющиеся вдали. Издали я наконец различаю красивую яхту, очень медленно плывущую по морю, кажется, в моем направлении. Думаю, мне невероятно повезло. Когда через некоторое время она проплывает мимо, мне удается разглядеть на носу пару обнимающихся и целующихся влюбленных и лоцмана, посвистывающего на корме. Я начинаю быстро грести к лодке, но никто меня не видит. Теперь я поняла, что зря купила черный лайкровый костюм, чтобы выглядеть стройнее, а не оранжевый или желтый, как советовал Рафа. Следующие два часа, оставшись совсем без голоса, я кричу, но из-за шума двигателей никто меня не слышит. Знаю наверняка: если подплыву ближе, с меня может винтом сорвать маску, а без дыхательной трубки и контактных линз я еще больше потеряю ориентир. К шести часам вечера я почти теряю сознание, поскольку очень измотана после сотен прыжков в волнах под два с половиной метра. Похоже, лоцман поймал мой взгляд. Он выключает моторы, а я из последних сил делаю финальный рывок. Он кричит паре, что за ними следует дельфин, и они подходят к корме посмотреть на него. Когда я снова прыгаю и еле слышно прошу о помощи, они не могут поверить, что посреди океана плавает женщина, и поднимают меня на яхту. Говорю, что живу в Сан-Мартин де Пахаралес, не умею плавать кролем, но уже девять часов провела здесь и больше пяти часов в открытом море, так как меня отнесло течением. Они недоверчиво смотрят на меня, а я обрушиваюсь на лежак из белого пластика. Думаю, ради чего Бог спас меня от смерти на этот раз, в последнюю секунду, уже четырнадцатый раз в жизни.

Когда я уже в Сан-Мартине, Рафа заталкивает меня в душ и дает несколько пощечин, якобы чтобы привести в чувство. Потом он звонит отцу и соседу Херману Леонгомесу, дяде партизана Писарро из «М-19». Трое мужчин учиняют надо мной военный суд, решив, что я должна улететь первым же самолетом. Я снова и снова объясняю им, что меня унесло течением, умоляю Рафу позволить мне отдохнуть до завтра, но его отец кричит, что не верит мне, и приказывает немедленно выгнать с острова, даже не позволив собрать вещи. В это время Леонгомес постоянно твердит, что я пыталась покончить с собой и представляю угрозу для его друзей.

За рулем своей старой лодки, спиной ко мне, Рафаэль в полной тишине везет меня в Картахену. Созерцая серое свинцовое море, я думаю: человек, с которым я жила десять месяцев, оказался очередным «папенькиным сынком», которому такие же трусы указывают, что делать с его женой. Думаю, Пабло был прав: Рафа – не мужчина, а тридцатипятилетний ребенок. В его возрасте Эскобар уже создал империю и пожертвовал сотни домов тысячам людей. Когда Рафа пробует поцеловать меня на прощание, я отворачиваюсь и быстро удаляюсь по направлению к самолету, приехав в Боготу в десять часов вечера, дрожа от холода в своем летнем костюме. Ни Виейра, ни его сосед Леонгомес даже не позволили мне сделать глоток воды. Я засыпаю на десять часов и, встав утром на весы в ванной, обнаруживаю, что за один день потеряла шесть килограммов, почти двенадцать процентов от массы тела.

Никогда больше не заговорю с Рафаэлем Виейрой. Пытаюсь узнать имена лоцмана и пары, вытащивших меня из открытого моря, чтобы поблагодарить их и пригласить поужинать, но толком о них никто ничего не может сказать. Несколько месяцев спустя кто-то расскажет: «Это были мафиози, их убили». Тогда я отвечу: «мафиози – это и те, кто строит особняки и предприятия на земле, украденной у простого народа».

Через несколько дней после своего возвращения я подхватила респираторный вирус и пошла к знаменитому оториноларингологу Фернандо Гарсии Эспинозе:

– Вирхиния, вы что, провалились в канализационную трубу? У вас три вида стрептококков, которые можно найти только в человеческих фекалиях! Один со временем может серьезно повлиять на сердце. Мне придется годами лечить вас, назначая вакцины.

Эти «злачные растения», желто-зеленые необитаемые островки от восьми до двенадцати метров диаметром, которые я ежедневно находила, плавая в море, брезгливо уворачиваясь от них, формируются разлагающимися растениями, смешанными с детритом и рассеивают повсюду миллионы микробов. В начале 1987 года инфекция стала только началом целой эпопеи, последовавшей за чудесным спасением из открытого моря. Всю ночь я прорыдала, зная: чтобы любой ценой помешать моему возвращению на телевидение, пресса, принадлежащая президентским семьям, заставит меня заплатить за смерть убитого директора журнала. И если Пабло уже не мой любовник и защитник, то государственные службы безопасности могут сделать со мной то, на что не осмелились бы, пока мы с Эскобаром были вместе.

Через несколько дней после моего возвращения в Боготу звонит Фелипе Лопес Кабальеро, приглашая меня на ужин. Издатель журнала «Semana» одержим Хулио Марио Санто Доминго, Пабло Эскобаром и Армандо де Армасом. Я единственный человек, знакомый со всеми, однако всегда наотрез отказываюсь обсуждать эту тему. Фелипе высокий, красивый мужчина, с сефардистскими чертами лица, как и его брат Альфонсо, постоянный посол в какой-нибудь крупной столице мира. Хотя он любезен и, очевидно, робок, Фелипе будто сделан изо льда. Ему совершенно непонятно, почему он, такой могущественный, элегантный и респектабельный, не вызывает во мне любовь, которую я чувствую к такому страшненькому и низенькому парню, отпетому преступнику по имени Пабло Эскобар.

Сначала приглашение на ужин удивляет меня. Хотя у Лопеса всегда были «свободные отношения», он никогда бы не рискнул появиться в ресторане с той, которая на протяжении многих лет была объектом самой лютой ненависти его жены и тещи, внебрачной дочери дяди Сантофимио. За ужином в «Библиотеке» гостиницы «Charleston» Фелипе рассказывает, что последние скандальные события, о которых судачит вся Богота, переполнили чашу его терпения. Он принял решение развестись, временно поселившись у своего брата Альфонсо, и приглашает меня посмотреть квартиру. За очень длинным деревянным столом с двумя огромными серебряными канделябрами, Фелипе спрашивает, хочу ли я выйти за него замуж. Этот вопрос я слышала уже неоднократно, всегда благодарила претендентов, но он уже давно прекратил производить на меня должное впечатление.

– «Semana» не прекращая твердит, что я любовница Пабло Эскобара. Поскольку ты всегда был сторонником «свободных отношений», может, хочешь разделить меня с ним?

Лопес просит не обращать внимания на подобные глупости, поскольку не может контролировать все, что пишут обо мне его журналисты.

Я лишь добавляю: «Если в браке с самой страшной колумбийской женщиной ты был похож на «предводителя оленей», каково будет, если женишься на самой красивой? Я не наставляю рога своим мужьям или парням, Фелипе, и уж тем более на публике. А кроме того, думаю, я знаю, кто тот единственный, за которого я бы снова вышла замуж».

Он интересуется, кто это, а я говорю – европейский интеллектуал, на одиннадцать лет старше меня, из благородной семьи. Самая большая его прелесть – он пока еще игнорирует тот факт, что однажды станет единственным разумным выбором за всю мою жизнь.

Цель любым способом помешать мне найти работу не совместима ни с журналистской этикой, ни с логикой. Радио «Караколь», возглавляемое Ямидом Аматом, главным журналистом Альфонсо Лопеса, и остальные радиостанции Колумбии трезвонят, что я бросилась в море, желая покончить жизнь самоубийством, потому что болею СПИДом. Другие клянутся, что я уже мертва и тайно захоронена пристыженной семьей. Актриса и диктор, имитирующая мой голос, звонит в консультации знакомых врачей, плача и заявляя, что я страдаю самыми постыдными и заразными заболеваниями. На всех коктейльных вечеринках, без зазрения совести, направо и налево повторяют, что у меня сифилис, и я на лечении.

Радио, надрываясь, требует от меня выйти к микрофону, если я еще жива, и появиться перед камерами. А я спокойно обедаю в «Шанель» и «Salinas» с женой руководителя IBM, владелицей сети видеосалонов, которая предлагает мне вместе поехать на видеофестиваль в Лос-Анджелесе, чтобы забыть произошедшее на островах и не переживать из-за сплетен. Беатрис Анхель, хорошая подруга Фелипе Лопеса, говорит, что он тоже приедет обсудить прокат своего фильма «Ребенок и Папа Римский» («El niño y el Papa»). Лопес воспользовался визитом Иоанна Павла II в Колумбию, чтобы снять полнометражный фильм на средства «Focine», которой руководит его близкая подруга Мария Эмма Мехиа. Совокупность ссуды в восемьсот тысяч долларов (с 1986 года на неопределенный срок) плюс два часа бесплатного выступления самого Святого Отца обещают принести небывалые в католической Латинской Америке кассовые сборы, уступая разве успеху фильма «Девочка с синим рюкзаком» («La niña de la mochila azul»).

Когда я, опаздывая, бегу на самолет, полторы дюжины фотографов и журналистов преследуют меня по коридорам аэропорта. Их послал журнал, возглавляемый Дианой Турбай, дочерью экс-президента Турбая. Заголовок следующего издания со мной на обложке в темных очках и пальто гласит:

«Вирхиния Вальехо убегает из страны!»

Содержание статьи наводит на мысль, что я бегу не от папарацци, а от правосудия.

Мы с Беатрис приезжаем в отель «Beverly Wilshire». Фелипе Лопес, поселившийся в дешевой гостинице, звонит с просьбой позволить ему появиться на знаменательном событии в качестве моего мужа, чтобы не платить пятьдесят долларов за вход. У меня нет другого выхода, и я соглашаюсь. Как же не помочь сэкономить такую сумму кинопродюсеру в центре Голливуда? Через некоторое время, когда мы с Лопесом беседуем, он говорит:

– Джон Войт вот уже полчаса не сводит с тебя глаз, ты самая красивая девушка на празднике. Сейчас, когда я наконец свободен, ты действительно не хочешь встречаться со мной?

Смотрю на Джона Войта и, смеясь, отвечаю Фелипе: если верить журналу «Semana», устрашающий и мрачный босс Пабло Эскобар Гавирия не готов делить меня с сыном экс-президента, сделавшим из него легенду.

Пока я распаковываю чемоданы, вернувшись в Боготу, звонит телефон:

– Что же они с тобой делают, любовь моя? Почему болтают, что у тебя СПИД, ты беглянка и у тебя сифилис? Правда, что ты пыталась покончить жизнь самоубийством? До такой степени тебя замучили? Сделаем вот что: ничего мне не говори по телефону, завтра пришлю за тобой самолет, расскажешь, что натворили Виейра, что скрывает эта свора собак. Я прикажу убить этих «мясников» и эскулапов, кастрирую убийц с микрофонами! И Тарзана с папой!

Кто из женщин в моем положении не затанцевал бы от счастья от такой новости, да еще и от серенады марьячи этой ночью: «Любовь души» («Amor del Alma») и «Любимая голубка» («Paloma Querida») – бесспорное доказательство того, что святой Георгий всегда спасет девушку от змия. Следующей ночью я чувствую себя самой защищенной женщиной во Вселенной. Пабло, кружа меня в воздухе, говорит, что самое важное – мое возвращение, наконец я снова в его объятиях. Уже никто и ничто не сможет мне навредить. На несколько дней я забываю про угрозы и анонимные звонки, сводных сестер и душегубов, магнатов и гадюк, экстрадицию и покойников, о том, ненавидит или любит меня остальное человечество. Ничего на свете не волнует меня больше, чем он, хочу лишь вновь прижаться к его лицу, груди, сердцу, оказаться в руках Пабло Эскобара. И пока он клянется, что когда вот так меня обнимает, остальные женщины уходят на второй план, я первая, единственная и последняя, а время, проведенное со мной, – настоящий райский уголок в его криминальной жизни, я плаваю в легком эфире, о котором говорил Хаксли. Рядом с этим мужчиной для меня не существует времени, пространства и страха, нет ни малейшего намека на страдания. Когда мы с Пабло вдвоем, то теряем рассудок и здравый смысл. Остается только мужчина, преследуемый правосудием, и женщина, за которой следит пресса. Они знают друг друга, нуждаются и заботятся друг о друге, несмотря на долгие разлуки, на его преступления и ее грехи. Сейчас они за пределами всех печалей.

– Так значит, Виейра заставили тебя сесть в самолет после того, как ты сражалась против течения в открытом море и сбросила шесть килограммов за один вечер?! Они настоящие душегубы, а ты – героиня! Я взорву лодку папенькиного сынка, она разлетится в щепки! Есть у меня один знакомый из «ЭТА», эксперт по взрывчатым веществам, который хочет приехать из Испании и поработать со мной. Говорят, он гений, вот и проверим, правда ли это.

– Но, Пабло… «ЭТА»… не слишком ли будет для Тарзана? Все-таки Сан-Мартин де Пахаралес – не какой-нибудь Кремль или Пентагон!

– Нет, Виейра просто сборище трусов… Но мне нужно, чтобы парень уже начал практиковаться, поскольку грядет война. А для Пентагона у меня другие планы, чего бы это ни стоило, я достану ракету, даже если придется идти за ней на край света.

Интересуюсь, о какой ракете идет речь, а он напоминает: о той, которая, по его замыслу, изначально предназначалась для защиты воздушного пространства «Наполеса». Так как ракету можно использовать только один раз, он передумал, решив направить ее на действительно важную цель, а не на самолеты ВВС или президентский дворец в Колумбии, который, вместе с батальоном президентской охраны, можно нейтрализовать парой выстрелов из базуки, без необходимости растрачивать впустую неимоверно дорогую ракету, которую невероятно сложно достать. Если выстрелить прямо в центр Пентагона, уничтожатся все защитные системы США, прервется их связь с союзниками. Поэтому Пабло пытается связаться с Аднаном Хашогги, самым богатым торговцем оружием в мире, который тоже ничего не боится.

– Пентагон… Вааау… ваааааау… Неужели ты не смотрел фильм «Розовая Пантера», где бриллиант в тысячу карат был защищен кучей перекрестных лучей, которые можно было разглядеть только с помощью специальных очков? Как тебе не пришло в голову, что в Пентагоне все именно так и устроено! Или думаешь, русские уже давно не послали бы к гринго ракеты, если бы все было так просто? Там несколько тысяч километров воздушного пространства, огражденного невероятным экраном из невидимых лучей, кажется, они называются лазерными! Вот так вот! В Белом доме и на базе Форт-Нокс должно быть то же самое. Ох, любимый! Ты становишься похожим на злодеев из фильмов о Джеймсе Бонде, таких, как Голдфингер, готовых покончить со всем человечеством, чтобы достичь цели. Думаю, экстрадиция – уже не так страшно…

Пабло взбешенно уставился на меня. Мне кажется, он меня задушит.

– Вот как, Вирхиния?! Экстрадиция – это все, это конец! Абсолютно все, и не вздумай больше произносить такие безумные вещи, потому что я выкину тебя в окно! А Пентагон не защищен никакими лучами! Я ломал голову, думая, как заслать им ракету… Люди уверены, что гринго неуязвимые и самые умные, но это не так. Как думаешь я тогда пропихнул им миллионы тонн кокаина, цена за килограмм которого уже упала с 50 000 долларов до 14 000, со времени, как мы познакомились? Возможно, ты все еще не поняла, мы, колумбийцы, гораздо более предприимчивые, чем американцы.

Эскобар заявляет, что Рейган спит и видит, как бы покончить с ним, а Нэнси – с его бизнесом. Поэтому и придумали фразу «Скажи наркотикам: нет!». Он не по зубам ни им, ни кому бы то ни было. Я клянусь, что видела фильм, где русская ракета, направленная против Пентагона, достигла границ воздушного пространства США, а потом обернулась против террориста, пославшего ее. Пытаюсь убедить Пабло: если его ракета отрикошетит от воздушного пространства Соединенных Штатов и вернется в Медельин, то оставит полмиллиона умерших, как в Хиросиме или Нагасаки.

– О боже, какой ужас! Пабло, из-за тебя начнется третья мировая война!

Он отвечает, что голливудские фильмы сняты кучкой евреев-республиканцев, которые смотрят на мир глазами Рейгана. Ему кажется, я стала трусихой, как и все остальные женщины:

– Я думал, ты моя вторая половина, и только ты меня понимаешь, но ты оказалась не просто незапятнанной душой, но еще и моралисткой, да и империалисткой в придачу! Так нельзя… Однако, погоди секунду… Всего секундочку… Ты сказала – Хиросима?… Нагасаки?.. Ох, невинная моя душа… Ты же просто чудо, гений! С какого неба ты спустилась, любовь моя?! Я-то думал, придется создавать военную базу в какой-нибудь банановой республике, а все оказалось так просто!

И, будто только что решив теорему Таниямы-Симуры или великую теорему Ферма, Эскобар танцует, кружа меня в воздухе, счастливо напевая:

– Выпьем за тот день, любимая голубка, когда ты появилась в моей жизни!

Отмечаю: однажды на него наденут смерительную рубашку и отправят в лечебницу. Прошу перестать наконец думать о разных кошмарах, это меня пугает.

– Мы с тобой всегда обсуждали политику и историю, но с тех пор как я уехала на острова, ты то и дело твердишь о взрывах, похищениях и бомбардировках. Обезвредить Пентагон! Ты что, возомнил себя министром обороны СССР? В жизни столько прекрасного, Пабло, подумай о Мануэле и Хуане-Пабло… Прислушайся к своим мыслям, к сердцу. Они даны тебе, чтобы создавать, а не разрушать. Мне тоже хочется отдохнуть от подлости и угроз…

Пабло на миг задумался, а потом ответил:

– Правда, тебе нужно на время отдохнуть – путешествуй сколько хочешь, при условии, что всегда будешь возвращаться ко мне… Но не в Европу, она полна соблазнов, ты там и останешься… В Соединенные Штаты, они ведь ближе, ок? Хотя мы с тобой не сможем видеться месяцами. Я схожу с ума каждый раз, когда ты исчезаешь. К твоему возвращению я уже разберусь с Тарзаном. Виейра должны запомнить: тебя тоже нельзя обижать… Уже не могу смотреть на твои мучения, бедняжка!

Счастливая, я уезжаю в Майами, а когда возвращаюсь, Пабло просит меня поехать в Медельин. Он рассказывает, что постоянно следил за членами семьи Виейра и все подготовил, чтобы взорвать лодку Рафы.

– Я размещу бомбу на берегу, где Тарзан держит лодку для поездок в Картахену! Это намного легче, чем в открытом море. Там флот мог бы схватить моих парней.

В ужасе я восклицаю: на воздух взлетят дюжины скромных работяг, туристов из рыбацкого клуба и сотни яхт. Он отвечает, что так и задумано:

– Я говорил тебе, больше всего на свете мне нравится делать пакости, так что не заставляй меня прикидываться святошей. Заодно решим проблему с психами, годами изводящими тебя по телефону. Убьем двух зайцев одним выстрелом, тогда ни «мясники», ни гадюки и даже сводные сестры не смогут задеть тебя. В жизни нужно уметь заставить других тебя уважать, и точка!

Около часа я пытаюсь уговорить Пабло не подкладывать бомбу, подумать о невинных людях, яхтах Очоа и той паре, которая спасла мне жизнь, но он непреклонен. Несколько раз затянувшись марихуаной, Эскобар постепенно успокаивается, а я осознаю, что бомба устраняет четыре цели сразу. Она не только накажет семью Виейра, а в частности Рафу, и не просто послужит предупреждением злодеям или журналистам, но станет уроком любому, кто попытается украсть меня у него. Со времени «кокаиновых горок» для Анибала и моего экспресс-развода Пабло устранил двух соперников-мультимиллионеров, пытался похитить моих бывших парней и использовал любой предлог, чтобы отомстить тому, кого он винил в наших разлуках, таких долгих, что они больше походили на расставания. Теперь он ненавидит всех, кто составляет часть моего прошлого. Когда Пабло спрашивает, можно ли положить голову мне на колени, я разрешаю, глажу его по лбу, а он, смотря в пустоту и словно говоря сам с собой, продолжает:

– Чаша уже переполнена. Не могу больше спокойно смотреть, как по моей вине тебя унижают и преследуют. Они хотят, чтобы ты навсегда исчезла из моей жизни… А ты моя единственная близкая подруга… единственная женщина, которая никогда ничего у меня не просила… Только с тобой я могу говорить о вещах, которые обсуждают не с мамой или с женой, а с компаньонами… Теперь я доверяю только троим: El Osito, Гонсало и Густаво. Всех что-то не устраивает, любимая, El Mexicano живет в Боготе, а мой компаньон очень изменился. Все трое похожи на меня, а мне нужен кто-то любящий и одновременно противоположный… с другими ценностями, при этом понимающий и не осуждающий. Ты спасла меня от многих промахов, и я не могу позволить тебе снова уйти… Как после событий во дворце, когда я так нуждался в тебе и нигде не мог найти… Ты всегда уходила к кому-то богаче меня… владельцу двух дельфинов и акулы! И как тебе?

Уверяю его: «Панчо Вилья III» совсем не оправдывает теракта с участием «ЭТА» и «Панчо Вильи II». Наконец мне удается убедить Пабло забыть о бомбе и вместо нее сделать пару звонков, как он это умеет. Неохотно Эскобар обещает, что так и будет, но только потому, что взрыв на берегу может обернуться против меня. Вспоминая недавние события, я интересуюсь:

– Пабло, тебе никогда не приходило в голову убить человека ударом кулака?

Он с удивлением спрашивает, что я имею в виду. Я, в свою очередь, рассказываю: как-то на ужине у известной аргентинки и театрального антрепренера Мигель Счастливчик Лора попросил у меня телефон, а я дала ему номер консьержа, чтобы удивить швейцаров и шофера, когда Лора внезапно захочет позвонить. Довольная, я добавляю:

– Вся страна бы заплатила, чтобы посмотреть на эту схватку: Малыш Пабло Эскобар против грозного Счастливчика Лоры! Думаю, при драке в двенадцать раундов ставки в пользу чемпиона мира были бы… около… ста к нулю?

– Неееет, родная, даже не мечтай! Сто к нулю в пользу Малыша Эскобара! А иначе… для чего, думаешь, изобрели пистолеты?

Мы смеемся, переходя на других персонажей общественной жизни Колумбии. Пабло признается: с помощью Габриэля Гарсиа Маркеса он хочет связаться с Фиделем Кастро. Единственный беспрепятственный способ завезти наркотики во Флориду – через Кубу. В случае Фиделя он готов расщедриться и пойти на уступки больше, чем в случае с Норьегой или Ортегой.

– Пабло, надеяться на то, чтобы обладатель Нобелевской премии в области литературы помог тебе наладить наркобизнес с Кастро – как попросить художника Фернандо Ботеро предложить Горбачеву продвигать публичные дома! Спустись уже с небес, любимый, ни Гарсия Маркес, ни Кастро не послушают тебя и просто посмеются в лицо. Ввози свой товар с Северного полюса или из Сибири, но забудь о Кубе. У Фиделя там Гуантанамо, а с учетом твоего сотрудничества с «сандинистами» и того, что происходит с «контрас», он не будет подвергать страну риску вторжения и не позволит, чтобы весь мир называл его «тираном-наркоторговцем»!

– Знаешь, что гринго снабжали «контрас» деньгами, полученными с конфискованных товаров – не с «коки», а с крэка, который на самом деле вызывает привыкание и губит людей… Я старался перекрыть каналы его поступления, но не смог. Если это не двойные стандарты, тогда что? Почему Нэнси Рейган не скажет Оливеру Норту: «Просто скажи “нет!”, Олли!»?

Этот тип ради убийства коммунистов сговорился с «Пиньей», заключенными наркоторговцами и с самим дьяволом!

Я настаиваю: идея с Кастро – просто самоубийство. Советую не смешивать политику с бизнесом. Пожав плечами, Пабло спокойно отвечает:

– А кто сказал, что единственный вариант – президент какой-нибудь страны? Благодаря мексиканским генералам я уже понял, что военные долго не раздумывают. И если президент не пойдет мне навстречу – генералы в его подчинении – наоборот. В бедных странах любого военного можно купить, для этого и нужна репутация богача, любимая. Все без исключения убьют за возможность работать со мной… А Куба – не Швейцария, правда? Это всего лишь вопрос логики, если это не будет Фидель или Рауль Кастро, то будут их подчиненные, и точка.

Убеждаю его: если Кастро узнает, что кто-то на Кубе работает с Пабло Эскобаром, то прикажет расстрелять его.

– И в этот день гринго направят «контрас» не против Колумбии, а против тебя! Черт бы тебя побрал, Пабло, ты ведь не похититель и даже не коммунист, ты наркоторговец. Не совершай политических ошибок, ты же владеешь империей, это и должно тебя волновать. Иначе все деньги уйдут на войны, и в конце концов ты станешь еще беднее, чем был когда-то. Ты кормишь деньгами диктаторов и карибских генералов, убирая любого соотечественника, который встанет у тебя на пути. Если намереваешься войти в историю как идеалист, ты делаешь все неправильно, поскольку «милосердие начинается дома».

– А кто тебе сказал, что я хочу войти в историю в качестве идеалиста, любимая? Ты до сих пор не представляешь, сколько всего я запланировал!

Густаво Гавирия просит зайти к нему в офис, чтобы поговорить об очень личном деле. Когда я приезжаю, он закрывает дверь, признаваясь, что я – единственный человек, которому можно доверить терзающий его секрет. Мне кажется, он хочет рассказать о преступлениях или опасных связях его компаньона. Знаю, они серьезно влияют на прибыльность бизнеса.

– Вирхиния, я устал… Пабло и El Mexicano уже практически ушли в подполье, Хорхе Очоа в тюрьме, а Карлоса Ледера недавно экстрадировали. Ответственность за организацию практически полностью легла на мои плечи. Иногда я спрашиваю себя: стоит ли игра свеч… Слава богу, каждый раз, как ты приезжаешь, Пабло на время приходит в себя, но потом вы опять расходитесь, и у него не остается никого, кто бы привел его в чувство. Он курит траву, погружаясь в мир наемных убийц и молодых девочек… находясь в окружении семьи, считающей, будто он всемогущий Бог… И знаешь что? Я понял: единственно важное в жизни, когда ты уже обеспечил будущее себе, детям и внукам, но не можешь выехать за границу и потратить там деньги – не коллекционировать бриллианты, а быть счастливым с красивой женщиной, которая любила бы тебя, как ты любишь Пабло. Это единственное, что может его остановить… Ты понимаешь, о чем я…

Я интересуюсь, в кого он влюблен. Густаво признается: в одну телеактрису, которую я наверняка знаю. Он клянется: она нужна ему, он хочет боготворить ее, позвать замуж, если она согласится, и быть верным ей до конца своих дней, твердя, что она – самое красивое создание во Вселенной. Густаво ужасно страдает, представляя ее отказ. Ради такой любви он ушел бы из дела, став честным человеком. Густаво предлагает мне все, что угодно, если я смогу убедить девушку поехать в Медельин и познакомиться с ним. Он не может выехать оттуда по соображениям безопасности.

– Густаво, я даже не хочу знать ее имя. Не желаю ни одной женщине того, что пережила за все эти годы, – прежде всего той, что работает в СМИ. Я никогда не была сводницей. Твой брак удался, не проси у меня этого, ради бога, мне уже хватает недавних предложений Пабло. С болью в сердце: я тобой очень дорожу, но не могу оказать эту услугу и причинить девушке такой вред.

Тогда он спрашивает, чего бы мне хотелось больше всего на свете, какова моя самая заветная мечта. Я отвечаю: моя жизнь превратилась в ад, полный угроз. Открою ему один секрет: я бы хотела уехать в Швейцарию на учебу в Женевскую школу синхронного перевода, а если придется остаться, то открыла бы собственную косметическую компанию. Однако Пабло настаивает, чтобы я стала свидетелем, сценаристом или автором хроники, включающей длинную череду событий, которые с каждым днем все больше пугают меня.

– Вирхиния, если познакомишь меня с Анной Боленой Меса, обещаю, ты никогда об этом не пожалеешь. Клянусь, я вытащу тебя из страны, чтобы ты смогла начать новую жизнь, вдали от всего этого. Ты не заслуживаешь всего, что с тобой делают по нашей вине… Грядущие события – хуже тех, что ты видела… Не могу вдаваться в подробности. Пообещай, что попробуешь. Хочу наконец избавиться от неопределенности, не позволяющей мне спокойно заснуть. Ты же знаешь, я не размениваюсь женщинами, как Пабло. Я верен только одной, но умираю от любви к этой девочке и просто хочу сделать ее счастливой. Помоги мне, у тебя ведь золотое сердце, ты даже не представляешь, как я страдаю!

Эти слова меня так растрогали, чувствую, что Густаво искренен со мной, и обещаю подумать.

На сей раз еду в Сан-Франциско полюбоваться тысячелетними гигантскими секвойями в национальном заповеднике «Мюир Вудс» и снова увидеть город Саусалито. Этот райский уголок на Земле когда-то принадлежал моему предку, генералу Вальехо, который не оставил мне ни метра калифорнийской земли. По возвращении из «далекого запада», когда я уже собираюсь сесть в самолет в Майами, два федеральных агента останавливают меня, осведомляясь, везу ли я с собой наличные. Пока они показывают значки, я наблюдаю, что рука того, кто помоложе, дрожит. Заключаю: Пабло вызывает ужас даже у ФБР. Открывая чемоданы и доставая вещи, я вижу, что весь мой багаж перевернут, как будто его досконально досматривали в поисках денег. Поскольку, выезжая из любой страны, я никогда не беру с собой больше тысячи долларов, то делаю вывод, что такое может случиться с каждым, особенно если ты много путешествуешь и говоришь на таможне, что ушел с работы от усталости.

Недавно мне позвонила подруга Хоакина Буилеса. Едва не плача, она сообщила, что Уго Валенсия задолжал ей более двух миллионов долларов драгоценностями, и не хочет платить. Она просила поговорить с ним, потому что на ее звонки он уже не отвечает, а меня El Niño очень уважает и любит. Я набрала Уго и объяснила, что у моей подруги серьезные проблемы с поставщиками, и она, взывая к его щедрости и благородству, надеется, что он заплатит хоть сколько-нибудь в счет долга. Уже два года я не разговаривала с El Niño, но его реакция привела меня в ужас:

– Не могу поверить, что вы звоните мне, требуя выплатить кому-то долг! Почему бы вам не обратиться к своим любовничкам, старая неудачница? Шизофренику Пабло Эскобару или зэку Хильберто Родригесу? Как вы смеете говорить со мной в таком тоне?

– Если хочешь, чтобы люди обращались с тобой подобающе, заплати по счетам, как делают все порядочные богачи. И тебе прекрасно известно, я никогда не была любовницей Хильберто.

– Неужели? А у его жены есть дружок-гей, который ходит по разным радиостанциям и платит журналистам, чтобы они об этом говорили! Неужели вы не знали? Вы либо оглохли, либо уже не живете в Колумбии!

Пару минут Уго вопит, выкрикивая выражения, которые не осмелились бы высказать нам даже самые лютые враги. Потом он разъяренно бросает трубку. Два дня спустя звонит продавщица из ювелирного, она вне себя от счастья и благодарит меня. El Niño недавно с ходу выплатил ей миллион долларов. Услышав об оскорблениях, которые мне пришлось вынести, чтобы оказать ей услугу, она ответила, что такая, как я, не должна обращать внимания на подобные глупости. Угито – всего лишь El Niño, и у него наступили тяжелые времена.

По случаю поездки в Кали для съемок рекламы я решила навестить Клару. Войдя, я вижу, что она очень изменилась. Выслушав мою историю о произошедшем на островах, она идет к себе в комнату и возвращается с футляром от «Cartier». Открывает его и показывает мне ожерелье и изумрудные серьги с бриллиантами, достойными Элизабет Тейлор. Потом, со смесью гнева и боли, произносит, словно обвиняя меня в чем-то:

– Знаешь, что твой Паблито порезал на кусочки Уго Валенсию? Да, нашего друга El Niño, который покупал драгоценности на миллионы долларов для своих подруг! А теперь, Вирджи, хорошо присмотрись к размеру этих изумрудов и угадай, кто заказал их Беатрис… А это был Пабло! Угадай, для кого? Для своей очередной принцесски! Да, это украшение за двести пятьдесят тысяч долларов Пабло купил как-то в выходные проституточке с короной из консервной банки! А тебе, самой элегантной и востребованной телезвезде этой страны, знаменитой красавице, встречавшейся только с элитой и мультимиллионерами, не только ничего не подарил, но еще и оставил без работы, бросил всем на растерзание, поставил твою жизнь под угрозу! Посмотри, что твой бывший любовник с лицом шофера подарил неприметной плутовке за то, что она провела с ним несколько ночей! А чем этот несчастный убийца наградил тебя за все эти годы? Что этот головорез оставил тебе? Ты ведь была, как королева на троне! Вглядись хорошенько – четверть миллиона долларов для невежественной служанки, которая никогда не сможет блистать такой роскошью перед камерами или на балу в Монте-Карло, а надо будет – продаст их за пять тысяч! Посмотри, Вирджи, и хорошенько запомни: Пабло Эскобару нравятся дорогие шлюхи из его социального класса!

Никогда и ни у кого я не просила драгоценностей и даже не надеялась, что мне их подарят. Те, в которых я появлялась на экране, были немыслимо дорогими: Шанель, Валентино или Сен-Лоран, – те, в которых я сияла на обложках журналов, одалживала Беатрис. Мне всегда казалось, что Пабло, по сравнению с жадными магнатами, был самым щедрым из мужчин, единственным прекрасным мультимиллионером, которому было важно сделать и видеть меня счастливой. Но вид изумрудов, достойных императрицы, характеристика той, кому они предназначены, в совокупности с тем, что случилось с El Niño, и горькими словами той, которая на протяжении многих лет была моей лучшей подругой, словно пробуждают меня ото сна, в котором я жила, и возвращают к реальности. Глотая слезы, я признаю: сегодня чаша действительно переполнена, решив, что настал момент последовать совету Глории Гайтан и начать искать источники финансирования своей собственной косметической фирмы. Назначаю встречу тому, кто владеет половиной лабораторий в Колумбии. Он только что вернулся из продолжительной поездки в Испанию и сообщает, что примет меня незамедлительно.

Я еще никогда не была в тюрьме. Это полная противоположность тому, что я себе представляла. Здесь, как в старших классах школы, счастливые люди поднимаются и спускаются по лестнице, охранников почти нет, вместо них улыбающиеся и одетые с иголочки адвокаты, повсюду звучит ритм сальсы. В тюрьме Кали заключенный номер 1 обладает почти такими же правами, как папа в Ватикане. Никто не спрашивает, как меня зовут, не ставит печать на руке, не проверяет сумку, не обыскивает. Один из служащих проводит меня прямо в офис директора и уходит.

– Дева Милосердия явилась поприветствовать «Экстрадируемых»! – восклицаю я, подобно Скарлетт О’Хара, когда та в знаменитом костюме из бархатных занавесок из дома в Таре пришла навестить заключенного Ретта Батлера в романе «Унесенные ветром».

– Оооох, моя королева, что за призрак, спустившийся с небес! – удивляется Хильберто Родригес, ласково обнимая меня.

– Если общественность узнает, что тебя тут содержат в таких условиях, полстраны выстроится в очередь на вход! Это отличный отель! Как думаешь, меня примут на полгода, когда я наконец скоплю состояние, как у тебя?

Хильберто смеется, с ноткой грусти отмечая, что я совсем не изменилась. Мы садимся друг напротив друга за длинным столом и заводим беседу. Он рассказывает: хотя ему очень повезло вернуться на родную землю, на свою территорию, годы в европейской тюрьме были ужасными. Постоянно приходилось думать, не сдадут ли их испанцы гринго. В ответ на действия Белисарио Бетанкура и Фелипе Гонсалес предприняли различные меры, они с Хорхе Очоа добились того, что на них завели менее тяжкие дела в Колумбии, чтобы национальная судебная система подала иск раньше североамериканской, это и спасло их от экстрадиции в США.

– Сюда мне приносят домашнюю и ресторанную еду. Но в Испании все было по-другому. Это не первый плачевный опыт, моя королева, но ты не представляешь, каково каждый день есть макароны без соли… и слышать шум железных решеток, опускающихся с адским скрипом, не дающих спать, утром, днем и вечером… Но самое тяжелое – все это время думать о том, что твоя женщина тебе изменяет…

– Но с кем же будет изменять тебе La Fiera? Уверена, хоть она и ведьма, но верная!

– Да нет же, любовь моя, я не ее имею в виду… Я говорю о том, что было между нами… Париж, помнишь… Или ты уже обо всем забыла? – спрашивает он с нескрываемой грустью.

Никогда бы не смогла рассказать Хильберто, что сделал со мной Пабло, узнав о том, что было в Париже. Этот ужасный эпизод – один из наших самых сокровенных секретов. В любом случае, я отплатила Эскобару сполна, теперь мы квиты, и боль уже практически полностью забыта. Кроме того, я поклялась никогда в жизни об этом никому не рассказывать. Нежно глядя на Хильберто, я отмечаю, что за три года получила от него всего лишь одно письмо, и спрашиваю, когда его выпустят. Он отвечает: через пару месяцев, настаивая, что хотел бы снова увидеться. Потом рассматривает мои волосы, делает комплимент и предлагает выпустить шампунь с моим именем. Я благодарю его, уточняя, что скорее бы запустила линию косметики и средств по уходу за кожей, но у меня нет денег. Он обещает, что, когда выйдет на свободу, мы это обсудим. Я, сменив тему, спрашиваю, зачем они убили Уго Валенсию, который должен был несколько машин моим друзьям из семьи Раад и много денег знакомой ювелирше.

– Угито не платил по счетам и обзавелся в Медельине очень опасными врагами. Слава богу, здесь, в долине, не происходит таких ужасных вещей… Но, давай не будем об этом, я уже не знаю, что творится с бизнесом, поскольку ушел на покой. Правда! Ты мне не веришь?

Мне кажется, это вынужденный… и временный уход. Кроме того, стало заметно, что Хильберто уже не так безмятежно смеется. Он словно потерял некое лукавое обаяние, свою отличительную черту. Однако, думаю, почти для всех женщин, мужчины, временно потерпевшие поражение, обладают особым шармом, нежели те, которые кажутся неуязвимыми. Я убеждаю Хильберто, что он самый везучий в мире. Он повторяет: годы тюрьмы оставили глубокий след, жизнь никогда не станет прежней. Клеймо известного бандита скажется и на детях. Уверяю: это цена, которую они должны заплатить за наследство в тысячи «запятнанных» миллионов долларов, его дети должны быть очень благодарны за жертвы, принесенные во имя их блага.

Глубоко погрузившись в ностальгию, Хильберто объясняет, что уже никогда не сможет выехать из Колумбии. Есть риск, что за границей его задержат по требованию американского правительства и экстрадируют в США. А это значит – даже с таким состоянием он уже не сможет вновь увидеть Париж. Мы обсуждаем его занятия, а также, что он читает в тюрьме – «Сердце Тьмы» Джозефа Конрада, Стефана Цвейга, его любимого автора; мечту стать дирижером оркестра – знаю, что это возможно. Прощаясь спустя пару часов, Густаво обещает на следующий день после освобождения навестить меня. Вернувшись домой к Кларе, я прохожу рядом с бархатным футляром, где лежат холодные бриллианты и изумруды, которые одинаково могут стоить копейки или миллионы, и напоминаю себе: «Пути Господни неисповедимы» – как счастливо пела Дина Вашингтон:

Армандо де Армас предлагает мне возглавить газету «Мировые знаменитости». Я отказываюсь, зная, что он плохо обращается с директорами других журналов, а со мной вообще будет безжалостен. А поскольку все вокруг меня, похоже, обзавелись личными империями, я начинаю работать над созданием своей, изучая биографии Элены Рубинштейн, Элизабет Арден и Эсте Лаудер. Думаю, пришло время открыть латиноамериканскую марку с практичными косметическими средствами, цветами в тон кожи, сочетающимися с чертами лица латинских женщин, и доступными ценами. Дорогой косметика становится только из-за рекламы и упаковки. Я прошу Эрнана Диаса сделать мне новые фотографии, отметив, что в тридцать семь лет мои лицо и фигура явно выглядят лучше, чем когда-либо. Уверена, с минимальными вложениями со стороны Хильберто и его огромными рынками сбыта, я смогу основать по-настоящему успешный бизнес. Если мне удается убедить женщин покупать все, что я рекламирую, то им точно должны понравиться кремы, стирающие порезы от ножей, и витамины, лечащие сифилис и СПИД. Я скупаю разные виды продуктов, чтобы детально их изучить и решить, какие проще имитировать или улучшить. Думаю, рано или поздно точно выпущу средства для мужчин. Мне кажется, я готова начать и жду не дождусь, когда мой потенциальный компаньон выйдет на свободу. Решаю не посвещать его в свои планы, пока окончательно не удостоверюсь, что он разделяет мой энтузиазм. Несколько недель спустя нам снова удается поговорить:

– Я уже очень скоро выйду, но деловые проблемы еще до конца не разрешены, моя королева. Теперь этот господин, твой друг из Медельина, угрожает нам войной, так как мы с партнерами не хотим сделать ему одолжение… Не могу сказать какое, потому что это мужские дела. Но ты тоже должна быть осторожна, Пабло потихоньку сходит с ума… И способен приказать убить тебя.

Уверяю, что это нелепая мысль. Хотя, учитывая, что мы с Эскобаром уже не встречаемся, он все равно считает меня своей лучшей подругой и очень любит. Прошу позволить мне попытаться уладить конфликт. Теперь, когда Луис Карлос Галан примкнул к либеральному правительству и станет будущим президентом, Пабло и Хильберто нужно задуматься над созданием мирного, объединенного фронта против экстрадиции.

– Не хочу видеть, как вы убиваете друг друга, или как вас экстрадируют, мы уже все изрядно настрадались… Прекратите, это разбивает мне сердце. Позволь мне попытаться достичь перемирия, ладно?

Хильберто утверждает, что это маловероятно, ситуация уже накалена до предела, но он не против, если я передам Пабло его желание договориться.

В тот момент я не знала, какую услугу требует Эскобар у Родригеса. У Хильберто и Мигеля есть два основных компаньона – Чепе Сентакрус и Пачо Эррера (один из немногих наркоторговцев, предпочитающий молодых юношей принцесскам). Пабло хочет, чтобы ему отдали Пачо, его злейшего врага, в уплату за сделанное Чепе одолжение в начале года, когда разрезали на кусочки Уго Валенсию. Такое делают только в Медельине – не в Кали.

Несколько дней спустя в салоне красоты я встречаю Анну Болена Меса. Ответ, который дала эта милая девушка, научил меня, как нужно сохранять достоинство. Этот урок я никогда не забуду. Мы едва перебросились парой вежливых фраз, но ее огромные синие глаза сказали мне больше любых слов. В глубине души я чувствую глубокое облегчение из-за своей неудачи, смешанное с необъяснимым, странным и радостным чувством: в мире все еще есть люди, которых нельзя купить.

Хильберто Родригесу не терпится меня увидеть. Вчера он вышел из тюрьмы, а сегодня уже приехал в Боготу. Сейчас пять часов вечера, я в гостиной, проверяю, все ли на месте: шампанское, музыка, цветы, вид из окна, книга Цвейга, которую он еще не читал. Открыватся дверь лифта, я удивляюсь, слыша смех. Когда входят двое мужчин, одетые с иголочки в темно-синие костюмы, сияя от счастья, я не могу поверить своим глазам. Хильберто Родригес решил похвастаться передо мной Альберто Сантофимио, а кандидат Пабло Эскобара решил, в свою очередь, показаться на глаза с Хильберто. Они сообщают, что задержатся только на час, так как едут на встречу с экс-президентом Альфонсо Лопесом Микельсеном. Он с Эрнесто Сампером Писано ждет их в своей резиденции, чтобы отметить возвращение Хильберто на свободу.

Всю свою жизнь я провела перед камерой, пережила годы публичных оскорблений, поэтому мне удалось скрыть огромную неприязнь, испытываемую мной к Сантофимио. Оба прощаются. Я знаю: Родригесы покончат с Пабло, но уверена, сначала Пабло прикончит половину человечества. Если бы во всем мире остались только он и Хильберто, думаю, я бы выбрала Пабло, хотя он и безжалостный, но с определенными людьми умеет вовремя остановиться. Как и я, Эскобар очень самодостаточен. За пять лет я звонила ему около шести раз, ни разу не упомянув, что соскучилась или хочу встретиться, но сегодня решила прислушаться к своему сердцу и в первый и последний раз набрать его. Говорю, что нам срочно нужно увидеться и обсудить события в Кали. Вылетаю обычным самолетом, не говоря ни ему, ни Густаво, что собираюсь попрощаться с обоими, и на этот раз – навсегда.

За прошедшие пять лет я стала всего лишь беспомощным наблюдателем поступков этих мужчин. Завтра сделаю все возможное и постараюсь отговорить Пабло от войны. Планы, вынашиваемые в его голове, меня пугают. Я недавно осознала, что присутствую на закате двух недавно появившихся «гигантов» мира властных людей. Когда Пабло с Хильберто покончат друг с другом, а правительство добьет их, в нашей стране ничего не изменится. Останется только горстка привычных интеллигентов, управляемая армией, обогатившейся за чужой счет. Завтра я в последний раз увижу единственного мужчину, которому удалось сделать меня бесконечно счастливой, кто всегда относился ко мне, как к равной, ценил по достоинству. Только он один заботился обо мне, позволяя чувствовать себя защищенной. Глядя в зеркало, я говорю себе, что через пару часов навсегда попрощаюсь с тем, что нас объединяло, и плачу. На мгновение мне кажется, словно в отражении пробежал персонаж с картины «Крик» Мунка.