Обжорство
Однажды днем я почувствовала непреодолимое желание заехать в ресторан быстрого питания Jack in the Box. Нравилась ли мне такая еда? Не особенно. Желание было таким, что не успела я оглянуться, как моя машина подъехала к будке, где я заказала свой углеводный взрыв.
Пока я терзала себя мыслью о том, что совершаю что-то неправильное, ни один человек не собирался меня остановить. Скучающий подросток в наушниках не спросил: «Вы уверены в своем решении?» Женщина, которая приняла мою кредитную карту, не повела бровью, потому что она видела ситуации и похуже.
Совсем мало препятствий отделяло меня от моего глупого порыва и момента, когда я в гостиной облизывала пальцы, измазанные кетчупом.
– Я только что съела огромный чизбургер, – сказала я своей подруге Мэри. Она жила за углом и большую часть своей жизни была чемпионкой по перееданию.
– Дорогая, надеюсь, ты не забыла про картошечку? – спросила она.
– Поверить не могу, что ты вообще об этом спрашиваешь!
– Прости, милая. Конечно, не забыла.
Когда внутри вас живет зависимость, она дает множество побегов. В первый год после того, как я бросила пить, я отказывалась волноваться из-за еды.
Я делала все возможное, чтобы забыть об алкоголе, что привело к типичной смене зависимости: выпивку можно заменить курением, печеньем с двойной начинкой, шоколадной пастой или печеньем с двойной начинкой и шоколадной пастой.
Полтора года без алкоголя давали мне повод гордиться собой. Однако полтора года поедания всего, что оказывалось на моем пути, заставляло меня стыдиться и чувствовать себя побежденной.
«Думаю, мне следует сесть на диету», – сказала я Мэри. Эти слова уже вылетели из моего рта, и теперь я не могла взять их обратно. Диета: токсичное слово, скрывающее телесную дисморфию. Диета: у тебя ничего не выйдет.
В старые времена героиня в поисках счастья худела и встречала своего принца. Но сегодня нас убеждают в том, что героиня в поисках счастья должна оставить мысли о принце, забыть о диетах и принять себя такой, какая она есть. Нужно перестать меняться, чтобы угодить миру, и найти счастье внутри себя. Отличный посыл, особенно актуальный в то время, когда женщины со всех сторон окружены индустрией красоты.
Моя проблема заключалась вовсе не в том, что я не могла принять себя. Скорее, наоборот. Я пила, сколько хотела, и принимала ночи, которые выпадали из моей памяти. Я ела, что хотела, и принимала тело, в котором я никогда не хотела бы жить при других обстоятельствах. Сидя на линолеуме в окружении пустой фольги, в которую была завернута моя еда, я подумала, могу ли я чуть меньше принимать все это. Проще говоря, принятие – это только одна часть уравнения. Вторая же заключалась в том, чтобы определить, что неприемлемо, и изменить это.
Не знаю, в какой момент я перестала ухаживать за собой. Когда мы были в колледже, Анна заставляла меня есть овощи, как это делала мама в моем детстве. Они обе любили здоровую пищу и видели красоту в дарах природы, в то время как я была гедонистом, которому не нравилась брокколи. У меня были пищевые предпочтения мальчика-студента или упрямого ребенка. «Нет» овощам, но «да» соусу. Я описывала пищу, которая мне нравилась, как «ничего полезного».
Мой брат такой же упрямый, что говорит либо о нашей генетической предрасположенности к огромным чизбургерам, либо отголоскам из нашего детства, когда мы поднимали восстания против бобовых ростков и ячменя. Дети часто начинают безмерно увлекаться тем, на что их родители накладывают ограничения: телевизором, сладким, сексом. Я стала взрослой женщиной, которой нравилось забрасывать себе в утробу мясные полуфабрикаты. «В следующий раз, когда ты будешь есть бургер, я хочу, чтобы ты по-настоящему задумалась о нем», – сказала мне однажды подруга. Я так и сделала. Я подумала: «Он просто великолепен!»
Будучи девушкой, я ощущала давление культуры 80-х годов, ознаменованной диетами. После 12 лет еда перестала быть для меня средством насыщения и превратилась в вину, грех, награду, наказание, развлечение и любовь. Когда я вталкивала в рот пищу, у меня внутри разгоралось желание борьбы, но я не понимала, против кого я борюсь. Своей матери? Рекламной индустрии? Джейн Фонды? (Бедная Джейн Фонда. Она всего лишь хотела помочь.) Кого бы я ни хотела наказать таким пищевым поведением, единственным человеком, от него пострадавшим, оказалась я сама.
На наших телах отражается наше к ним пренебрежительное отношение. К тому моменту как я бросила пить, на мне висело около 23 лишних килограммов. У меня были язвы. По моим рукам и ногам распространилась странная сыпь. Мои колени ныли каждый раз, когда я шла по лестнице, что служило для меня лишним напоминанием о неспособности моего тела носить такой вес.
Никогда не считала себя небрежной. Я была одинокой женщиной, живущей в Нью-Йорке, в конце концов. Я заботилась о себе все время. Сама открывала консервные банки, ударяя по крышке ложкой до тех пор, пока металл не мялся. Вешала полки на кухне, используя дрель и строительный уровень. Мне нельзя было спихнуть все финансовые вопросы на своего мужа. У меня не было жены, которая бы мне стирала. (На самом деле моими вещами занимались женщины из химчистки, за что я им очень благодарна.) Я тащила аренду жилья и рабочие трудности на своих плечах, и единственным способом ослабить узлы было вознаградить себя бутылочкой хорошего вина в конце долгого рабочего дня. Возможно, еще шестью бутылками пива.
В этом заключалась моя забота о себе: я решила не стыдить себя за свои зверские аппетиты.
Сходите в любой СПА-салон, и вы заметите ту же философию: Пришло время позаботиться о себе – выпейте бокал шампанского. Когда речь заходит о продаже, то алкоголь становится важнее теплых полотенец для рук и хамама. Алкоголь подают в салонах красоты, дорогих магазинах, на курортах, в роскошных отелях. Какое самое известное преимущество полетов бизнес-классом? Бесплатные напитки, разумеется. В вопросах баловства алкоголь незаменим.
Однако тот факт, что я постоянно «баловала себя», привел к определенным неприятным последствиям. В углах моей квартиры валялись пустые банки из-под кошачьей еды, а счета оставались неоплаченными. В Бруклине я спала с парнем, который обычно приходил ко мне в три утра. Однажды он сказал мне в перерыве между затяжками травкой: «Детка, тебе нужен новый диван». Я посмотрела внимательнее и была поражена тем, что увидела: мой бархатный красный диван был покрыт пятнами от соевого соуса и красного вина. На одной из подушек лежала корочка, которая когда-то была сыром. Это сигнал, когда твой обкуренный товарищ по сексу дает тебе советы по декорированию дома.
Людям, которые не заботятся о себе, сложно заботиться о других. Однажды ночью я вернулась домой настолько пьяная, что оставила дверь в квартиру настежь открытой. В какой-то момент мой кот вышел на улицу прямо у меня на глазах. Мой кот. Тот, которого я до ужаса боялась выпускать за пределы квартиры. Тот, которого я так отчаянно любила, что, как мне казалось, я сойду с ума, если с ним что-нибудь случится. С утра я в панике разыскивала его, но потом открыла парадную дверь и увидела, как он сидит на ступеньке и смотрит на меня, словно говоря: «Ты где была?»
Поверить не могла, что позволила этому случиться.
Однако зависимость отнимает столько внимания, что самые бесценные сокровища уходят на второй план: дети, мужья, гигиена.
Один парень как-то рассказал о том, что он часто мочился в постель, когда был пьян. Тем не менее он не бросил пить, а просто купил водонепроницаемые простыни.
Я понимала его. Когда ты одинок и каждую ночь пьешь до потери пульса, разве будет кому-то до тебя дело?
Я часто спрашивала себя: «Кому какое дело?» И конце концов перестала делать многое: убирать в шкаф одежду, брить ноги, носить одежду с молниями и застежками. Бросала полотенца на пол каждый раз, когда что-то проливала, из-за чего они стали похожи на ковры.
Я убеждала себя в том, что все в порядке, потому что наше общество искорежено требованиями к женщинам, которых буквально атакуют сообщениями о необходимости улучшать себя: отбеливать зубы, пользоваться автозагаром. Я ужасно устала от непостоянства мира моды: в прошлом году все выпрямляли волосы, а в этом нас призывают полюбить кудряшки. Мне хотелось дать всему миру по яйцам и провести остаток жизни в спортивных штанах, потому что кому какое дело?
Мне понадобилось время, чтобы понять, что самой было не все равно. Не нужно было делать все это, не чтобы нравиться мужчинам, или потому что я «должна» была это делать, так как мама подсунула вырезки из модного журнала. Я должна заботиться о себе, так как это делает счастливой именно меня саму. Удивительно, но это было так приятно.
Через четыре месяца после переезда в Даллас я села на диету. Это была одна из тех старомодных диет, где вы едите замороженные рыбные наггетсы разных геометрических форм. Это напоминало мне о днях, когда было популярно голодание на воде с лимоном и операции по бандажированию желудка. Я покидала магазинчик, в котором взвешивалась каждую неделю, стыдясь, как священник, который в час ночи берет напрокат порнофильм.
Почему мне было так стыдно? Потому что я думала, что не могу принять ни одну сторону в борьбе за тело. Женщины, для которых красивая фигура была всем, меня жалели. Для женщин, презиравших диеты, я была предательницей.
Когда я была подростком, диеты считались чуть ли не стадией развития: юность, материнство, диета, смерть. Однако к тому времени как я зашла во флуоресцентный офис, чьи стены были увешаны фотографиями женщин в красивых костюмах и с поднятыми над головой руками, слово «диета» стало токсичным. Это отчасти было связано с писательницами, которых я знала и восхищалась: они боролись со стереотипом, что худоба является синонимом здоровья. За последние 10 лет в СМИ появилось значительно больше изгибов и форм, что говорит об определенном прогрессе, но это не значит, что мне нужно таскать на себе 23 лишних килограмма.
Меня беспокоило, что я подвожу своих подруг – противниц диет, как будто мой личный выбор должен был стать и их выбором тоже. Весь смысл феминизма заключается в том, что мы заслуживаем полного права выбора, но я все равно опасалась, что они назовут меня легкомысленной или тщеславной. А ваш страх перед мнением других людей не помешает им иметь это мнение.
За последние 10 лет я делала ужасную вещь: обещала себе не думать о собственном весе, но на самом деле думала о нем постоянно. Каждый раз, когда я просыпалась. Каждый раз, когда видела свое отражение в зеркальных витринах. Каждый раз, когда встречала подругу молодости и замечала, как ее взгляд скользит по мне сверху вниз. Настал момент, когда мне стали делать комплименты только по поводу волос и сумок. В то время я совершенно точно была тщеславной: убеждала себя, что просто выгляжу не так, как от меня требует общество.
Я была зациклена на собственном весе, но не хотела делать ничего, чтобы постройнеть. И у меня бы это не получилось, пока пила, потому что из-за алкоголя я четыре раза в неделю потребляла в среднем на 1200 ккал в день больше, чем нужно. Не существует волшебной диеты, которая сможет вытащить вас из этого зыбучего песка. Когда я все же садилась на диету, то делала все неправильно. Сокращение количества углеводов и замена пива крепким алкоголем является проверенной формулой для потери сознания, а не веса.
Итак, я решила придерживаться старых добрых правил. Ограничение количества калорий. Приемлемый размер порций. Вода, никакой диетической газировки. Половина стейка, а не целый стейк, который я раньше мгновенно проглатывала, а потом с сожалением вздыхала и гладила себя по животу. После жизни под девизом «Все или ничего» мне пришлось познать умеренность.
Я начала терять вес: 23 килограмма ушли за шесть месяцев, как будто их никогда со мной и не было.
Я была поражена тем, насколько это было для меня безболезненно после всех тех лет, в течение которых диеты были для меня формой наказания и лишений. Весы не могут поведать полную историю о том, как я изменилась. Теперь я просыпалась счастливой. Перестала избегать фотоаппаратов и старых друзей. Косточки моего бюстгальтера больше не впивались в мою кожу, что раньше было для меня неиссякаемым источником раздражения. Проходя мимо зеркала, я удивлялась тому, какой я стала. Точнее, я удивлялась человеку, которым могла быть все эти годы. Человеку, которого безответственно похоронила.
Вкус саморазрушения преследовал меня большую часть моей жизни.
Першение в горле из-за чрезмерного курения, дрожь от третьей чашки кофе, неприятное возбуждение от того, что сознательно делаешь выбор в пользу чего-то плохого, – все это знакомые мне ощущения.
Но было ли возможно изменить мои вкусы и заставить меня хотеть чего-то хорошего?
Я стала каждое утро заправлять постель, хотя и намеревалась снова забраться в нее вечером. Начала мыть посуду по вечерам, потому что мне нравилось просыпаться в чистом доме. Стала заниматься йогой – практикой, которая помогает научиться поддерживать собственное тело.
«Ты сильнее, чем думаешь», – однажды сказала мне розоволосая инструктор по йоге, пока я делала стойку на руках. Мне начало казаться, что она права.
Я давно забросила физические упражнения. В детстве мне нравилась грязь на руках, но школьный спортивный зал напоминал мне о раннем подростковом возрасте и статусе девочки, которую всегда брали в команду последней. Я проводила время дома среди фильмов, книг и выпивки. Ненавидела командные виды спорта и избегала любых занятий, от которых потела. Я часто думала, что мне было бы проще, не будь у меня тела вообще.
Мне нравилась виртуальная реальность: электронные письма, телефон, Интернет. До недавнего времени мне нравилось работать в постели, как будто я состою только из головы и печатающих пальцев.
Но я все равно начала жить в собственном теле, поскольку знала, что оно от меня никуда не денется.
Я каталась на своем зеленом велосипеде по широким соседним улицам, усаженным деревьями. Ходила на долгие пешие прогулки, во время которых мой разум раскачивался, как хвост воздушного змея.
Люди заметили, что я похудела. У тебя такой здоровый вид! Ты прекрасно выглядишь. Мне были приятны эти комплименты, но они меня пугали: я боялась, что мне перестанут их говорить и что все это делается ради них. Мне было некомфортно от того, насколько потерянный вес изменил мои ценности.
Перестав пить, я взглянула на мир по-новому. Но когда я похудела, мир по-новому взглянул на меня.
У меня было чувство, что я внезапно стала заметной после долгих лет ношения камуфляжа, о котором даже не подозревала. Есть что-то безусловно привлекательное в человеке, который не прячется под одеждой, с лишним весом и зависимостями. Мама и Анна были правы: природа таит в себе невероятную красоту.
Летними вечерами я доставала поводок Буббы, чтобы мы могли прогуляться. Кот был болен какое-то время. Ему было 15 лет. Я не знала, сколько ему осталось, и могла думать об этом целый день, если себя не контролировала.
Раньше Бубба гулял на улице, но однажды он вернулся в квартиру моего бывшего парня с проткнутой в нескольких местах щекой, как будто в сырое тесто воткнули две зубочистки. За этим последовала череда дорогостоящих операций. Долгий восстановительный период. После этого он стал жить дома.
Мне было тяжело сломить его. Не знаю, пытались ли вы когда-либо выиграть спор с котом, но как бы то ни было, удачи вам. Он ускользал, когда мы не видели, убегал в какой-нибудь закоулок около полуночи и возвращался через два дня, как Дон Дрейпер после попойки. Что?! На что ты пялишься?
Я любила его за это. Меня тоже тянуло к местам, которые могли меня погубить. Я тоже возвращалась домой с синяками, и меня это никогда не останавливало. Мой кот был приятным сочетанием отважного искателя приключений и ласкового пушистика. Говорят, что коты очень независимы, но на самом деле они просто очень тщательно выбирают того, кому могут доверять. Мне нравилось заботиться об этом своенравном пареньке. У женщин обычно прекрасно получается кормить своей любовью неулыбчивые рты тех, кому их любовь вовсе не нужна.
Как по материнской, так и по отцовской линии у нас в семье было много медсестер. Они нежно поглаживали пациентов, меняли судна и вытирали с пола рвоту, слушая при этом непристойные шуточки. Когда я вспоминаю о том, что мне не удавалось заботиться о себе самой, я думаю, не ждала ли я подсознательно встречи с кем-то вроде меня. Я надеялась, что он положит денег мне на кредитку и наведет чистоту в моем доме. Проблемы других людей куда интереснее, чем наши собственные.
Возможно, именно поэтому мне так нужен был кот. Хоть это и звучит абсурдно, но коты о вас заботятся. Они выловят мышей и свернутся клубком у вас под боком, когда вам будет плохо. Однажды в Бруклине у меня начался грипп, и мне пришлось лечь на холодном кафельном полу ванной комнаты, прихватив с собой подушку и одеяло. Это был один из тех моментов, когда мое одиночество причиняло такую же боль, как сломанная кость. Тогда кот пришел в ванную и лег рядом, после чего мы заснули, прижавшись друг к другу.
Теперь настал мой черед заботиться о нем. Из-за его болезни мне приходилось запихивать ему в пасть таблетки дважды в сутки. Рентгены, постоянные эксперименты с едой. Дженнифер теперь была ветеринаром: девочка, которая раньше спасала раненых птиц, стала женщиной, спасавших питомцев других людей. Когда Бубба заболел, мы оба в ней нуждались.
Мой новый дом находился лишь в нескольких кварталах от того места, где Бубба когда-то бродил, и, когда он стал снова мяукать у двери после долгих лет молчания, мне захотелось порадовать его. Позволить ему снова поскитаться по родной земле перед смертью. Я хотела найти компромисс, при котором он смог бы убегать на манящую его улицу, но при этом оставаться привязанным ко мне.
Поводок был моей идеей. Дженнифер божилась, что это не сработает. Она настаивала на том, что это путь против кошачьей природы, и на протяжении долгого времени она была права. Но однажды мне все же удалось надеть на него шлейку (синие виниловые ремешки, которые охватывали его грудь, будто бы он готовился прыгнуть с парашютом), и он понял, что этот простой акт повиновения является его пропуском на улицу.
Когда он выходил из двери, его нос подергивался. Когда лапы Буббы коснулись знакомой земли, через все его тело словно прошел электрический заряд. Ветерок, развевающий его шерсть. Запахи дикой природы. Травинка, приклеившаяся к его пасти. Он катался в грязи. Он нюхал радиаторную решетку моего автомобиля так, словно в ней сосредоточился весь смысл мира.
Сначала он тянул слишком сильно, потом я, но в итоге мы нашли нужный ритм. Нам так понравились такие прогулки, что мы могли оставаться на улице целый час, изучая все уголки, поросшие травой, и бродя по неизведанной стране подъездной дорожки к дому. Он лежал на прохладном гравии, а я смотрела на небо. Мы были двумя животными, которые нашли свой путь в дикую природу на коротком поводке.
