Глава 17
Евгений поставил ноги на педали, резво поехал по комнате и заметил:
— Немного неудобно. Колени почти в нос упираются.
— Машина не рассчитана на ваш рост, — хмыкнул Феликс.
— Нет чтобы порадоваться, так вы всем недовольны! — вздохнул Дегтярев. — Плесни немного воды в горшок.
Коробко притормозил и наклонил бутылку. Ба-бах!
Я подпрыгнула. Афина завыла и напрудила лужу на паркете. Она боится резких громких звуков, у нее на них мигом срабатывает мочевой пузырь. Наверное, псина собирается удирать, а бежать легче, когда меньше весишь, поэтому она и освобождается от лишней жидкости. Хучик упал на спину и задрал все четыре лапы. Мопс тоже боится шума, но у него свой способ защищаться от него: Хуч прикидывается мертвым, справедливо полагая, что труп пса никуда не годная вещь, поэтому никто его не тронет.
— Офигеть! — заорал ворон Гектор.
Мафи завыла во всю мощь своих легких, кот Фолодя изогнулся дугой и ускакал к лестнице. Даже глуховатая пуделиха Черри затрясла головой, а я начала громко и часто икать. Остальные присутствующие замерли с выпученными глазами, все, кроме Дегтярева.
— Живо крути педали, — велел он Евгению.
Коробко вздрогнул и выполнил приказ.
— «Шумел камыш, деревья гнулись, а ночка темная была, — заорал горшок, — одна возлюбленная пара всю ночь гуляла до утра-а-а-а-а!»
Снова раздалось: ба-бах! Афина опять присела, но дважды за пять секунд даже ей слабо пописать. Хуч, который не успел встать, подумал, что он плохо прикидывается покойником, поэтому закатил глаза и высунул язык.
— Офигеть! — вновь завопил ворон Гектор.
С лестницы донесся громкий топот, меня всегда удивляет, ну почему грациозный кот Фолодя, способный ловко ходить по самому краю стола, носится по ступенькам, топоча как стадо носорогов. Черри легла на пол и засунула голову под буфет. Мафин вой перешел в другую тональность. Теперь он звучал как сирена воздушной тревоги. У меня пропала икота, зато стало дергаться веко и затряслась голова.
— Что это? — прошептала Маша.
— Здорово, да? — обрадовался полковник. — Музыкальная награда. Ребенок быстро понимает: когда он сходит в горшок, для него заиграет прекрасная народная песня. Хит! Малыш хочет ее еще раз послушать и опять писает. Евгений, лей воду.
Я быстро зажала уши. Коробко плеснул новую порцию воды в горшок. Все замерли. Тишина.
— Где музыка? — спросил Феликс.
— Евгений, я уже сто раз говорил, что нужно делать. Едва сымитировал пи€сание, немедленно крути педали, — недовольно заметил полковник.
Коробко заработал ногами. С правой и левой стороны от руля выдвинулись столбики. Послышалось шипение.
— Ох, не нравится мне это… — начал Юра, но договорить не успел.
Деликатное «ш-ш-ш-ш» перешло в свист, затем в громкое «у-у-у-у». Я быстро села на пол. Из автомобиля взметнулись два фонтана искр. Коробко свалился с сиденья на пол, Маша живо вскочила и спряталась за диван, Юра метнулся к ней, Феликс сдернул с кресла плед и набросил его мне на голову. Я потеряла возможность наблюдать за происходящим, зато прекрасно все слышала.
— У-у-у-у!
— Красота, — ликовал Дегтярев.
— Офигеть! — что есть мочи орал Гектор.
Край шерстяного одеяла приподнялся, ко мне вползла Афина и прижалась к хозяйке. Потом раздались сопение, вой, переходящий в ультразвук, и я увидела Мафи, которая тоже решила искать у меня защиты.
— Девочки, не бойтесь, — зашептала я, обнимая четвероногих членов семьи, — ни один салют не может длиться вечно! Все закончится быстрее, чем мы когти стрижем.
Не успела я вымолвить эти слова, как раздался неописуемый звук. Я слышала подобный всего лишь раз в жизни, когда Манюня затащила меня в кино на фантастический фильм. В середине показа стадо гоблинов, впав в редкостное озлобление, разорвало волшебный брезент, которым добрые эльфы накрыли замок короля, в момент крушения ткань издавала вот такое «пение». Через секунду в гостиной воцарилась полнейшая тишина. Я приподняла край пледа, выглянула наружу, и тут прямо передо мной на пол шлепнулось нечто, похожее на белый платок.
— Офигеть! — заорал ворон. — Все передохли!
— Что это было? — обморочным голосом осведомилась Маша и задрала голову. — Ой, мамочка!
Я встала и обозрела пейзаж. Евгений, держась за лоб, сидел около горшка-автомобиля. Гектор устроился на журнальном столике, он нервно хлопал крыльями, но при этом быстро клевал с тарелки творожную запеканку, которую не доела Манюня. Черри по-прежнему лежала, засунув голову под буфет. Из-за дивана виднелся хвост Хуча, мопс забыл, что он труп, и кинулся за помощью к Юре, которого обожает и считает самым великим волшебником. Зять на четвереньках выбрался из-за дивана. Феликс стоял за занавеской, под ней были видны тапочки мужа.
Я выдохнула. Гектор, слава Богу, ошибся. Все живы.
— Думаю, понятно, какую великолепную вещь я приобрел, — скороговоркой выпалил полковник, пятясь спиной из комнаты, — она идеальна для приучения новорожденного к унитазу. Памперсы зло! Ребенку понравится и музыка, и фейерверк, он сообразит, что для постоянного прослушивания песни и для салюта нужно использовать детский горшок, начнет безостановочно ходить…
Последние слова толстяк произнес уже под скрип ступенек, он спешил в свою спальню. Меня его быстрое отступление удивило. Как правило, Дегтярев так легко не сдается. Почему он не заставил Коробко продолжить банкет?
— Моя голова, — простонал Евгений, — нижайше прошу прощения, мне надо умыться и проглотить обезболивающее.
Я посмотрела на Машу.
— Ты как?
Манюня судорожно вздохнула.
— В нашем доме останутся или я, или этот горшок на колесах. Мусик, ты кого выбираешь?
— Однозначно тебя, — ответила я, — мы много лет вместе, отлично знаем друг друга, легко можем договориться. А педальное устройство я вижу впервые, и оно мне не особенно понравилось. Интересно, почему Дегтярев удрал?
— Муся, подними голову, — вздохнула Маруся.
— Не надо! — хором воскликнули Феликс и Юра. — Не смотри вверх.
Лучший способ заставить меня что-то сделать — это запретить мне это делать. Я тут же глянула на потолок. Вместо привычного белого он почему-то стал серым.
— Что случилось? — спросила я.
— Из горшка забил фейерверк, — начал объяснять Феликс, — жуткое зрелище! Прямо снопы огня!
— Отлично младенцу подходит, — протянула Манюня, — и песня про развратную парочку в самый раз. Мусик, прости! Жаль потолок, но мы его быстро починим.
— Так что случилось? — недоумевала я.
Юра откашлялся.
— Потолочное покрытие во всех комнатах натяжное. Грубо говоря, небольшой кусок ткани растянули, прикрепили к держателям…
— Когда фейерверк утих, я подумал, что, слава Богу, конец празднику, — признался Маневин.
— И тут обе трубки, из которых искры сыпались, как взлетели вверх, — замахала руками Маша, — как воткнулись в потолок!
— Вот почему раздался треск, как в фильме, где гоблины ткань когтями рвали! — подпрыгнула я.
— Ты смотришь такое кино? — поразился Юра.
— Мусик еще и Смолякову обожает, — тут же напомнила Манюня.
— Я и сам не прочь разгадывать примитивные кроссворды по истории и философии с глупыми вопросами вроде «Имя автора книги «Душа, как понятие нравственной субстанции», — пришел мне на помощь Маневин, — у каждого свой способ расслабляться.
Я показала на кусок ткани на полу.
— Это наш потолок?
— Ага, — в унисон пропели все.
— А почему света нет? Лампы везде потухли? — не успокаивалась я.
— Сейчас загорятся, — пообещал Коробко и ушел, покачиваясь.
У меня не нашлось слов, чтобы продолжать беседу. Стало понятно, почему толстяк спешно ретировался из комнаты. Его подарок в прямом смысле слова был сногсшибательным. Всех сшибло с ног! Меховой конверт, в который надо поместить жарким летом новорожденного, померк на фоне горшка Дегтярева.
Тихо посмеиваясь, я поднялась на второй этаж и вошла в комнату полковника, не закрыв за собой дверь.
— Только не говори то, что собралась, — быстро предупредил меня хозяин спальни.
— Если ты имеешь в виду потолок, то я уже забыла про него, — заверила я.
— Вот! Сразу затеяла глупую беседу, — разозлился Александр Михайлович, — просил же: ни слова про упавшую тряпку.
Я кивнула.
— Я молчу, не спорю.
С лестницы послышался смех, по ступенькам поднимались Маша и Юра.
— Зря мы недооценили горшок, — сказал зять, — это супервещь.
— Точно, — согласилась Маша.
— Вот! — обрадовался полковник. — Умные дети! Они все поняли!
— Если у малышки случится запор, — продолжал зять, — мы сэкономим на лекарствах. Попросим Дегтярева покататься на детском унитазе по комнате. Как бахнет, как жахнет… И добра полный памперс!
— Ну уж нет, — возразила Манюня, — бедняжка заикой станет. Предлагаю использовать агрегат для отпугивания Зои Игнатьевны и Гарика. Они к нам на днях в гости собрались.
Я высунулась из комнаты.
— Парочка возвращается?!
— Они всегда возвращаются, — замогильным голосом произнесла Маруся.
— Зоя Игнатьевна сказала, что ты их пригласила, — добавил Юра, — осознала свои ошибки, хочешь воссоединения семьи. Она тебя простила.
Зоя меня простила? Ну и ну! Я не нашлась, что сказать.
— Муся, у тебя в комнате телефон лает, — подсказала Маша.
В ту же секунду я услышала знакомые звуки и побежала за трубкой.
— Здрассти, тетя Даша, — начала девочка, — меня зовут Катя.
— Добрый вечер, — отозвалась я, пытаясь сообразить, с кем разговариваю.
У меня много знакомых, но близких подруг всего две. У Оксаны Глод есть сын Денис, а у Маши Трубиной сын Кирилл. У Кирюши дочка, Лиза. Среди Машиных закадычных друзей тоже нет никого по имени Екатерина.
— Не узнали? — спросила девочка.
— Простите, нет, — честно ответила я.
— Я Полотнянова, — уточнила Катя.
— М-м-м, — протянула я. — Что вы хотите?
— Мне деньги нужны, — заявила Екатерина.
Из холла второго этажа раздались стук и звон. Кто-то что-то уронил.
— Редко можно встретить человека, которому не нужны деньги. Катя Полотнянова! — сообразила я. — Вы из многодетной семьи Нины и… я забыла, как зовут вашего отца.
— Валерий, — подсказала собеседница, — но он мне чужой. Я хочу купить себе телефон.
— Вас вроде семь детей в семье, — вздохнула я, — Нина не сможет каждому приобрести дорогой аппарат. Не очень красиво пользоваться вещью, которой у братьев-сестер нет и в ближайшее время не появится.
— Тридцать тысяч, — сказала девочка, — встречаемся завтра в полдень в кафе «Быстрокура» на Старом Арбате. Если привезете, то у вас не будет неприятностей.
— Предпочитаю не иметь дел с тем, кто мне угрожает, — отрезала я, — поставлю в известность Нину о поведении ее дочери.
Из трубки раздался смех.
— Да пожалуйста, она мне не мать!
— А кто? — удивилась я. — Катя, не надо врать, что живете в чужой семье. Ни в какую «Быстрокуру» завтра я не поеду.
— Полотнянова мне чужая, — заявила Катя. — Нина не многодетная мать, она вообще никого не рожала.
Я вспомнила убогую квартиру, множество двухэтажных кроватей, кастрюли размером с авианосец, бледное лицо хозяйки с синяками под глазами и вздохнула.
— Нина бездетна? Попробуй мне это доказать.
— Деньги мне нужны не на телефон. Я солгала. Помогите, — тихо попросила девочка.
В ее голосе прозвучали такие ноты, что я сказала:
— Хорошо. Завтра. На Старом Арбате. В «Быстрокуре». Найдите там зал номер один.
