Этап третий. Трезво оцени свои возможности

Эффект был как от разорвавшейся бомбы. Я стояла посреди коридора, на пыльном ковролине, неровном из-за миллиона лежащих под ним проводов, и с изумлением смотрела, как меняется выражение на Сашином лице. Сначала он просто мило улыбался, так же как и всем тем, кто поздравлял его с самого утра. Вежливая улыбка человека, на самом деле уставшего слушать про «счастья, здоровья», но понимающего, что слушать все равно придется. Я не поздравляла его, все ждала подходящего момента, чтобы не было рядом никого лишнего. До обеда не получилось, затем за Сашей забежали два парня из отдела маркетинга, и они убежали обедать в ближайшее кафе. Я перепугалась, что они могут уже оттуда не вернуться. Ведь на день рождения так бывает часто. Люди уходят обедать, а потом перезванивают, прогоняют какую-то лажу про головную боль или тяжесть под «ложечкой», и все. Не стану же я говорить Саше, что не справлюсь тут одна без него в его же день рождения? Конечно, я буду кивать и говорить о том, чтобы он ни о чем не волновался и даже не думал о работе.

И уж точно, чтобы не думал обо мне и моей сумке с конусообразной пачкой профессиональных бадминтонных воланов. Но он вернулся. Оказывается, забыл на работе телефон. И тут я решилась.

– Эй, ау, ты что же, так и уйдешь без моих поздравлений? – спросила я, когда Саша запихивал телефон в рюкзак. – А как же «счастья, здоровья»? – и улыбнулась.

– А я уж решил, что ты забыла, – пожаловался Саша.

– Забудешь тут! – возмутилась я, наклоняясь, чтобы достать из-под стола сумку. – Каждую минуту кто-то приходит и напоминает. Ну что, готов?

– Почти. – Саша выпрямился, подтянул свой свитер, стряхнул с ладоней несуществующую грязь, а затем склонил голову чуть-чуть набок и улыбнулся. – Теперь давай.

– Ох, ладно. В общем, с днем варенья тебя, Саша. Ты теперь – совсем большой мальчик, да? Тридцать один год? Возраст, когда пожелания «счастья и здоровья» – уже не пустой звук. Зубы еще не начали выпадать?

– Конечно начали! – воскликнул Саша. – И хромаю на обе ноги.

– Ага, артрит, наверное. Ты пчелами лечись.

– Я слышал, лучше собачьей шерстью, – подыграл мне он. Я еле сдержалась, чтобы не прыснуть. Вот это-то я и любила в наших с Сашей отношениях, если таковые и имелись. Простота и комфорт, как будто я общаюсь с кем-то давно родным. Мы с тобой одной крови, ты и я.

– А что с шерстью-то делать? Пчелами надо кусаться, а шерстью что? Носки вязать? Ты что, умеешь вязать? – рассмеялась я. – Может, тебе спицы подарить?

– Ага, давай, только вместе с пледом и креслом-качалкой. И очками в роговой оправе.

– А роговая оправа делается из рогов? – поинтересовалась я. – Ладно, Саша. Кроме шуток. Поздравляю тебя с тем, что ты прибавил еще год к своей статистике, надеюсь, что собирать данные по своей жизни ты будешь еще пять раз по столько же. И качество этих данных я тебе желаю самое высшее. Чтобы было что вспомнить помимо обрывков цифрового кода, конечно. Да не компьютером единым жив человек.

– Ты меня прямо растрогала, Ромашка, – пробормотал Саша, сделав вид, что утирает скупую мужскую слезу.

– Ничего я не трогала, – возразила я. – А вот тебе от меня подарок. Я долго думала, что тебе подарить, но не надумала ничего лучше. Можно, было, конечно, новую мать подарить, но…

– Нет уж! – замотал головой Саша. – Новую мать мне пусть Крендель покупает. Что там ты для меня припасла? Ромашка, у меня как раз все ежедневники закончились.

– А вот и не угадал! И вообще, когда это я тебе ежедневники дарила?

– Ах да, извини. Это была не ты. Не важно. От тебя мне и ежедневник сладок.

– Ты их ешь, что ли? – хихикнула я и сунула ему чуть помятый подарочный пакет, скрепленный степлером так, чтобы через верх нельзя было увидеть, что же там внутри. Несколько дней назад я озадаченно ходила по магазину, о существовании которого вряд ли бы узнала, если бы не Апрель И.В. В просторном павильоне было полно вещей, предназначения которых я не знала. Ну, пожалуй, только сами ракетки, но и они поразили меня до глубины души. Казалось бы, чего там. Леска да деревяшка. Но нет! Ракетки были графитовые, алюминиевые, фирменные и простые, утяжеленные, с балансом в головку (что бы это ни значило), и стоимость их варьировалась от трех до десяти тысяч рублей. Фантастические деньги за ракетки для какого-то там бадминтона. Параллельный мир.

– Нет? – удивился Саша, привыкший к моей «оригинальности» за все годы нашего знакомства. Он принялся осматривать пакет, ощупал его и даже понюхал. Там, внутри, была куча упаковочной бумаги, какие-то ленты, блестки, так что понять было невозможно. Да и в голову Сашину не пришло, что я могла пойти так далеко – до специализированного магазина. – Набор для бритья?

– Ага. И мытья, – фыркнула я, внутренне замирая от нетерпения. Вдруг Апрель ошибся и Саше не понравится? Он, конечно, и виду не подаст, но я все равно пойму. Сестра говорит, что я – неплохой физиономист, но, по правде говоря, дело не в каких-то там особых способностях. У людей почти всегда все на лице написано, и только если мы не собираемся сознательно обманываться, все можно прочитать с первого раза. К примеру, на Сережином лице всегда была такая невообразимая любовь к самому себе, что было глупо верить в его любовь к кому-то еще. Но Лизавета верит. Смотрит ему в глаза и абсолютно ничего не видит. Саша потряс пакет, но тот не издал особых звуков.

– Ты меня прямо заинтриговала.

– Я старалась, – хмуро подтвердила я.

– Там ничего ядовитого? Никакой ящерицы оттуда не выпрыгнет?

– Гарантировать не могу. – Я развела руками. – Риск – удел именинников. Ну, будешь открывать? А то вдруг там что-то испортится?

– Там еда? – оживился Саша и принялся раздирать пакет. Мое сердце чуть не остановилось, когда он доставал продолговатый конус с воланами. Он, кажется, даже побледнел. Застыл на месте, разглядывая упаковку так, словно не верил своим глазам.

– Это перьевые воланы, мне сказали, что эти – самые летучие и не рвутся быстро.

– Я знаю, что это, – оборвал меня Саша голосом, который я от него раньше не слышала. Совершенно новый тембр. – Yonex, мои любимые. Как ты узнала? Что это? О, это что, химический компресс? – Саша произнес последнее тихо, с придыханием. – Ничего себе!

– Я же говорила, что такому старичку, как ты, уже необходимо прикладывать компрессы и пчел…

– Ромашка, да ты… да ты… господи, я даже не знаю, что сказать. Ого! Это что, обмотка?

– Предполагаю, что да, хотя, хоть убей, не знаю, что именно это означает, – улыбнулась я, выдыхая с облегчением. Саше понравилось, подумала я. Но простым и нейтральным словом «понравилось» никак нельзя отразить то, что происходило в тот день у нас на двадцать шестом этаже.

– Это наматывается на ручку ракетки, чтобы не соскальзывала рука. И чтобы сделать ручку нужной толщины. И вообще, как ты узнала?

– Ну… знаешь, твоя сумка с ракетками навела меня на мысль…

– Нет! Я имею в виду – все это. Воланы – самые правильные. Компресс. Ты не представляешь, как иногда он выручает. Мало ли что может случиться… Ноги надо беречь.

– Конечно, – кивала я, слушая, как Саша мельтешит, горячась все больше и больше. Когда из пакета был извлечен последний пазл моего подарка – какие-то специальные струны, которые мне посоветовали взять «для мужчины с преимущественно агрессивным стилем игры», Саша был окончательно покорен.

– Струночки. Ударные. Ромашка, а ты вообще видела, как выглядит настоящая игра? – спросил он, глядя на меня таким взглядом – полным страсти и любви. Не ко мне, конечно. К бадминтону.

– Не думаю.

– Давай! Чего стоишь? Собирайся! – вдруг выдал он, хватая мою сумку.

– Куда? А работа?

– Не волк, в лес не убежит. Слушай, ну кто нас сегодня тут проверять будет – уже почти пять часов.

– Четыре пятнадцать, – возразила я, глядя на то, как Саша отключает систему, пишет записку, адресованную всем заинтересованным лицам, чтоб, если что, звонили в дежурную техподдержку.

– Скажем, что ушли проверять сети, – пробормотал он, запихивая мне в сумку все, что лежало на моем столе.

– Ага, конечно, – скептически хмыкнула я. – Закинул старик сети, принесли сети трояна, спам и немного контекстной рекламы. Во второй раз закинул старик сети, но не простые, а с фаерволом. Вынесла на берег порнографию пучина сетевая. В третий раз закинул старичок сети, но обрушились сети, не выдержал сервер. Значит, мы ушли проверять сеть? А какую?

– Не простую, а золотую. У тебя кроссовки есть?

– Что? – ахнула я. – Зачем это? Мы вообще куда идем? Торт есть?

И таким, знаете ли, взглядом посмотрел на меня Саша, что поняла я: никаких тортов сегодня не будет. Не едят бадминтонисты торты на свои дни рождения.

– Сладкое – вредно! – заявил Саша и потащил меня к выходу. Я за ним еле поспевала, но на ходу все раздумывала о причудах человечества. Вот ведь, столько лет бок о бок, почитай что лучшие друзья, а ни разу не проводили времени вместе вне офиса. И вот, как говорится, по совету врача: одна упаковка воланов, пара компрессов и какие-то ленты и лески – и все, дело сделано. Я сижу в Сашином «Фольксвагене» цвета мокрого асфальта и еду в неведомую даль. Куда-то на Юго-Западную, и Саша уняться не может, щебечет о том, как это странно и чудесно и как он и не думал о том, насколько я «человечище».

– Человечище без кроссовок, – рассмеялась я. – Так ты что, всерьез везешь меня на тренировку? Меня же, наверное, как увидят, так сразу и выгонят? Ты посмотри на меня, на мне же можно зарабатывать – снимать плакаты о том, как вредит нездоровый образ жизни.

– Интересная мысль, – улыбнулся Саша. – Но ты мне лучше скажи, как тебе в голову пришло мне премиум-воланы подарить? Это ж…

– Что? – покраснела от удовольствия я.

– Никто мне еще не додумался воланов подарить. А ведь мы с тобой и знакомы-то шапочно, – пожал плечами он. Это было обидно. Я отвернулась и принялась рассматривать живописно разлетающиеся в стороны грязные брызги из-под колес соседних машин. Хотя, как ни крути, Саша-то прав. Это так и называется – шапочно знакомы. Сидим, программируем модели невесть чего, отпускаем друг друга на обеды. Прикрываем от начальства. На юбилее вон Машка Горобец умудрилась хоть медляк с Кренделем сплясать, а я что? В случае необходимости предоставляла запасную ручку?

– А ты вот значит, какая, – продолжал Саша. – Я всегда как-то чувствовал, что…

– Что ты чувствовал? – вспыхнула я.

– Что ты видишь и понимаешь больше, чем кажется.

– А как оно про меня кажется? – спросила я, чуть подуспокоившись. Я сняла с себя шапку, чтобы наше с Сашей знакомство стало чуть менее шапочным.

– Кажется-то? – задумчиво переспросил Саша. – Да бог его знает. Кажется, будто ты за компьютером сидишь, а мысленно ты где-то еще. По вайфаю переключилась в другое пространство. И не видишь никого и ничего. Но ведь это не так! – и он оглянулся, нежно посмотрев на упаковку воланов. – Ты вот, значит, какая.

– Ты это уже говорил, – сухо добавила я. Получалось, что «вот, значит, какая» была не я, а Апрель И.В. Мысль о том, что он мне помог, была отчего-то неприятной. Не люблю быть ни у кого в долгу. Еще меньше я люблю жить в атмосфере неопределенности, а, как ни крути, именно в ней и приходится жить, когда сходишься с людьми чуть ближе, чем в рамках «шапочного» знакомства.

– Выходи, Ромашка. Смотри, вон уже наши подгребают. – И Саша заулыбался, предчувствуя, наверное, очередную порцию «счастья, здоровья». «Нашими» была целая куча разномастного народу: и стройные, подтянутые, даже упругие, как гимнастические мячи, девушки, из-под пуховиков которых выглядывали спортивные трико. Были там и взрослые, даже старые мужчины – жилистые, костлявые, с заостренными чертами, были и подвижные, пышущие силой молодые мужчины, в каждом движении рук и ног которых чувствовались и сила, и нерастраченная энергия. Больше всего удивили меня женщины моего возраста (нет, в этом как раз не было ничего необычного) и моего же неспортивного телосложения. С такой же одышкой от подъема на третий этаж этого огромного, похожего на заброшенный завод здания.

Спортивный зал был огромным, фактически три в одном. Справа на деревянном паркете играли в футбол, чем удивили меня несказанно. Я и понятия не имела, что в футбол играют где-то, кроме футбольного поля с зеленой травой. Посредине, на таком же деревянном паркете совсем маленькие дети бегали между оранжевыми конусами. Они делали это не хаотично, а с какой-то определенной, мне совершено не понятной последовательностью. Их подгоняли тренеры. А слева за тонкими, подвешенными до потолка стенками-сетками располагались корты. Они были совсем как те, на которых скакали азиатские спортсмены на видео, с помощью которого мне «открывал глаза» Апрель.

– Надо же! – невольно воскликнула я.

– А то! – довольно кивнул Саша. – Пойдем, я тебе все тут покажу. Познакомься вот, Даша, – и он кивнул на стройную девушку лет, наверное, двадцати, не больше, которой явно не терпелось поздравить именинника.

– Счастья, здоровья! – крикнула она бодро и принялась обнимать Сашу так, словно бы меня тут и рядом не стояло. Он смеялся и отбивался как мог.

– Дашка – дочка нашей Вероники, мы с ней в микстах. А, вон, кстати, и она. Вероника, привет! Что, ждешь своей очереди пожелать мне «счастья, здоровья»?

– Микстах? – нахмурилась я, а Даша посмотрела на меня так, словно я с небес свалилась и буквально ничего не смыслю в жизни.

– Смешанные пары. Дашка на этих самых кортах. Ты не смотри, что она такая безобидная с виду. В игре опасна, как саблезубый тигр. Вообще, дети – зло! – заявил Саша, удивив меня заявлением, с которым я была согласна частично, если из понятия «дети» исключить моего племянника Вовку. Он был однозначно добро.

– Что мне делать? – спросила я, невольно принимаясь стесняться многочисленных спортсменов и спортсменок всех возрастов и покроев. Они окружали нас, смеялись над чем-то, чего я не понимала, перебрасывались непереводимыми фразами, поздравляли Сашу с днем рождения.

– Я сейчас скажу о тебе тренеру, а там решим. Вероника, представляешь, Фая мне подарила воланчики премиум, компресс химический, обмотку и струны, – похвастался Саша прямо при мне, сидя на узенькой лавочке около кортов и стягивая с себя рубашку и свитер. Я чуть не задохнулась от неожиданности, но Вероника и прочие присутствующие тут лица бадминтонного круга и ухом-глазом не повели. Саша натянул светло-желтую синтетическую футболку с надписью «Yonex» на свой мускулистый, поджарый торс и улыбнулся. – Представляешь? Я чуть не упал.

– Да вы не коллега, а мечта. У меня такое по определению невозможно. В нашем салоне коллектив подобрался тот еще – лишь бы духами заливаться и ресницы красить. – Вероника говорила с нескрываемым презрением. – Просто ходячие куклы Барби.

– А что за салон? Красоты? – поинтересовалась я, но Вероника только фыркнула.

– Красоты? Я тебя умоляю. Кафель испанский продаем, керамогранит элитный, дизайнерский. Там просто подобрались такие клуши, целыми днями красят губки и ждут, что к нам за керамогранитом придет принц из Монако.

Вероника мне однозначно понравилась.

– Вероятность попадания принца в магазин испанской плитки ниже, чем попадание странствующей планеты в Землю, – сказала я.

– Слушайте, а что, правда такие планеты есть? – тут же заволновалась Даша, размахивая ракеткой – разминая руку.

– Не говори ерунды, Даша. Так вот, – продолжила Вероника, – на мой прошлый «бёсдей» наши клуши подарили мне карточку в «Летуаль». Главное, что обидно – сумма была хорошая, можно было целую ракетку купить. Но нет, куда там. Потом целый год шампунями оттуда мылись. А Дашка вон подсела даже на что-то там, с запахом шоколада. До сих пор бегает покупать.

– Шоколадное молочко для тела, – пояснила Даша, параллельно растягиваясь чуть ли не в шпагат – и все это прямо напротив моих изумленных глаз. Люди потихонечку подтянулись, попереодевались в спортивную одежду, нацепили обувь и принялись кто как разминаться.

– Ну, как ты? – поинтересовался Саша.

– Все очень плохо, спасибо. Я чувствую себя совершенно лишней, – призналась я, стараясь подавить панику. Лизавета считает, что ради потенциальной Большой Любви нужно разделять интересы своей возможной будущей половины. Но ведь нет ни одного шанса, что я разделю с Сашей его интерес.

– Это ты зря, Ромашка. Тут всем рады. Ладно, сиди пока здесь, – сказал мне Саша, а сам побежал нарезать круги вокруг зала. Потом пришел тренер – высокий, чрезвычайно худощавый парень лет двадцати пяти со смешным добрым лицом и заставил – не меняя степени доброты на лице – всех бегать, прыгать, перескакивать препятствия и делать отжимания. Двадцать отжиманий, а за ними, в качестве отдыха, двадцать наклонов. И снова отжимания. Саша исполнял все предложенное легко, без надрыва – сказывался возраст и опыт. Я знала, что бадминтоном он занимается по меньшей мере лет пять. Я смотрела на пробегающих мимо меня людей, как смотрят на рыбок в аквариумах типа того, что стоит у Апреля. Вид пробегающих людей меня успокаивал и навевал сонливость. Пожилой мужчина, бежавший последним, уже почти задыхался от одышки, но продолжал насиловать природу, пытаясь перепрыгнуть расставленные по полу коробки. И я задумалась вдруг: что именно заставляет его это делать? Ведь все они тут – явно по доброй воле, а не по принуждению. Любители физкультуры из числа тех, что бегают городские марафоны? Только не этот, с одышкой. Буйные фанаты спорта? Только не взрослые женщины с большими грудями и попами – этим спорт не по зубам. Ради дополнительных баллов в школе? Ради пятерки по физкультуре? Среди бежавших было приличное количество детей школьного возраста – старшие классы. Нет, видимо, я ничего не понимаю.

– Ну что, хочешь попробовать? – спросил меня Саша, когда я окончательно погрузилась в неторопливые приятные раздумья о том, как было бы здорово тоже зажить правильной жизнью. Счастье, здоровье, спорт…

– Я? Нет, что ты! – ахнула я, но Саша только рассмеялся.

– Обязательно попробуешь, Фая. Никаких разговоров не может и быть. Это тебе – приз за самый лучший подарок на день рождения. Сейчас все будут упражняться, а мы с тобой просто постучим. Идет?

– Постучим? – не поняла я. Оказывается, имелось в виду «постучать» по волану. Саша подал мне руку и отвел на дальний корт в самом углу. Он сунул мне в руку ракетку и сказал:

– Отбивай как сможешь.

– А если я никак не смогу? – спросила я.

– Ну, тогда поднимай волан и пробуй снова. Я покажу, – пообещал Саша. Я десять раз пожалела, пока шла, пока вставала в указанном мне месте, слушала объяснения о том, как подается волан и как отбивается. Объяснения вылетали из моей головы быстрее, чем воланы на остальных кортах перелетали через сетку. А перелетали они как пули. Милейшая Даша отбивала удары с точностью, достойной Маши Шараповой. Вероника подпрыгивала и приземляла волан на корт так, что тот издавал невообразимый, громкий свист.

– Я точно никогда так не смогу, – заверила я Сашу, когда он ушел на противоположный конец корта. Я осталась одна. Через несколько секунд мимо меня пролетел волан, я его даже не заметила. Он упал куда-то назад и вбок, и я побежала за ним, испытывая неловкость перед Сашей. Его подарок уронила, негодяйка. Волан был красивый, с длинными белыми перьями.

Попробуй еще! – крикнул Саша. – Смотри на волан. Он летит к тебе, его надо отбить!

– Но как? – я размахнулась и ударила ракеткой по воздуху. – Я же – курица, никогда в жизни ничего не отбивала.

– Никакая ты не курица, – строго отчитал меня Гусев. – Милейшее создание. Отбивай волан!

И вдруг, сама не знаю как, я попала ракеткой по нему, и он полетел – сначала куда-то вверх, а потом вперед, на Сашину сторону корта. Я расхохоталась.

– Ты что же, и в дачный бадминтон никогда не играла? Чем же ты на даче занималась?

– Я? Задачки решала. Компьютер привозили – и мы в игры играли, – крикнула я, снова ударяя по летящему ко мне волану. Если это получалось, я невольно испытывала необъяснимое чувство глубокого удовлетворения. Не промазала, дуреха.

– Бедный ребенок. Ну, давай! Бей! – И Саша снова отправил волан ко мне. Гусев приходил и уходил, он ставил меня к каким-то людями, и они тоже позволяли мне время от времени ударить по волану, поясняя попутно, в чем смысл игры. Но если для них самым важным было «уронить» волан на половине противника, то для меня все эти два часа было только одно – попасть, услышать этот звук контакта, почувствовать, как моя рука послала волан в обратном направлении. Ни одной мысли, никаких особенных чувств.

На даче у соседей была собака какой-то очень крутой породы, не то ротвейлер, не то ретривер – длинная золотистая шерсть, грациозная поступь, слюни капают на землю. Звали зверюшку «оригинально» – Джеки. Мы с сестрой постоянно гоняли ее по улице, бросали ей круглый маленький мячик, а та его приносила и просила кинуть еще. Я помню ее взгляд, когда я забывала, замешкавшись, кинуть мяч. Джеки ждала, тюкала в меня носом, аж исходилась вся от нетерпения. Когда же мяч летел, у собаки не оставалось ни единой мысли – у нее была задача № 1: ей надо было ПОЙМАТЬ МЯЧ.

О, как я ее теперь понимаю. Все, что беспокоило меня на входе в это здание, исчезло. Все, о чем я помнила, – забыла. Даже о Саше. Не знаю, что это было, сразу ли началось или я выпала в какое-то измененное сознание уже позже, но я и заметить не успела, как пролетели два с лишним часа. Я хотела одного – снова и снова отбивать волан. Пока вдруг время не вышло и люди – усталые, вспотевшие и счастливые – не пошли обратно. Саша подошел ко мне, насмешливо осмотрел мое раскрасневшееся, одуревшее от непривычной нагрузки лицо.

– Жива? – с улыбкой поинтересовался он.

– Не уверена, – рассмеялась я. – И часто вы так тут «стучите»?

– Три раза в неделю по вечерам. Это – минимум, – сообщил мне Гусев, – следующая тренировка – в среду. Могу тебя взять с собой. Только тренер сказал, чтобы была форма. Поедешь?

– Ну конечно! – воскликнула я, изумляя этим ответом даже саму себя.