Если нам дать лист бумаги, ручку и несколько минут на размышления, то большинство из нас составит довольно внушительный список известных литераторов 1920-х годов: Фрэнсис Скотт Фицджеральд, Эрнест Хемингуэй, Уильям Фолкнер, Джеймс Джойс, Вирджиния Вульф, Т. С. Элиот, Гертруда Стайн, Дороти Паркер, Эзра Паунд и т. д.

Но вряд ли многие включат в этот список имя Гарольда Белла Райта, хотя в двадцатых годах Райт был гораздо популярнее всех упомянутых выше и за всю жизнь продал гораздо больше книг. Когда в 1925 году в чикагском издательстве вышел в свет его первый роман «Сын своего отца», то его тираж занял двадцать семь товарных вагонов. В честь его книги 1911 года «Победа Барбары Уорт» поклонники назвали отель, дорогу и школу. Произведения Райта были сентиментальны, а их сюжеты предсказуемыми. Они неизменно повествовали о человеке, пережившем немало испытаний на своем веку, но обретшем счастье и успех благодаря упорному труду и христианскому братству. Публика была в восторге.

Почти то же самое можно сказать и о других популярных писателях той эпохи, ныне забытых. Космо Гамильтон, Артур Сомерс Роучи, Конингсби Доусон, Т. С. Стриблинг, Херви Аллен, Фрэнсис Старк Янг, Германн Кейсерлинг, Уорвик Дипинг, Тайра Сэмтер Уинслоу, Кнут Гамсун, Джулия Петеркин, Джин Стрэттон-Портер, Зона Гейл и Мазо де ле Роше. Их книги выходили огромными тиражами и продавались гораздо лучше произведений писателей той эпохи, которые считаются знаменитыми сегодня.

Но никто, даже Гарольд Белл Уайт на вершине своей славы, не мог сравниться по известности с двумя другими американскими авторами, книги которых успешно продавались на протяжении нескольких десятилетий. Это были Зейн Грей и Эдгар Райс Берроуз. В какой-то степени их можно назвать самыми популярными писателями планеты двадцатого века.

У них было много общего. Оба родились на Среднем Западе, оба начали заниматься литературной деятельностью относительно поздно – Грей в тридцать лет, Берроуз в тридцать шесть – успеха добились еще позднее, и, почти по любым меркам, были довольно ужасными писателями. Удивительно не то, что их так долго читали, а что их вообще читали. Критик Бертон Раскоу писал о Грее: «Трудно представить себе другого писателя, обладающего такими незначительными заслугами как в области стиля, так и в области содержания, и при этом сохраняющего интерес публики». Берроуза критики пощадили, в основном, только потому, что считали его, как автора «дешевого чтива», недостойным даже презрительного упоминания. Но публика жадно поглощала все их произведения. Никто точно не знал, сколько они выпустили книг в общей сложности: по некоторым очень приблизительным оценкам – от двадцать пяти до шестидесяти миллионов экземпляров каждый, если учитывать переводы, посмертные издания и публикации в журналах. В любом случае для обоих это было поразительное количество.

С точки зрения личных качеств Грей был полюбопытнее своего коллеги. При жизни газеты и журналы изображали его как скромного дантиста из Огайо, который в свое свободное время сочинял приключенческие истории, одна из которых, «Всадники полынных прерий» (Riders of the Purple Sage), в 1912 году заинтересовала широкий круг читателей и завоевала их признание. После этого на протяжении тридцати лет из-под его пера выходил один бестселлер за другим – в основном, повести и романы в жанре «вестерн». Именно он изобрел или, по крайней мере, сделал популярными многие штампы этого жанра: коварный злодей; добропорядочный хозяин ранчо, против которого строят козни; его красавица-дочь; храбрый и немногословный ковбой, «сердце которого не принадлежит ни единому существу женского пола, за исключением его кобылы с теплым носом», как забавно выразился один из его подражателей.

Но у Грея была своя тайна. В личной жизни он отличался особой страстью к противоположному полу и часто совершал долгие поездки на природу с молодыми и не скованными условностями женщинами – в том числе и с двумя племянницами своей жены, подругами семейства. Иногда в этих поездках его сопровождали до четырех женщин, и он спал с каждой из них. Случалось и так, что он приводил кое-кого из своих тайных знакомых и домой. Как писал его биограф Томас Х. Поли: «Имеется огромный, практически неразобранный архив фотографий обнаженных женщин, на которых они и сам Грей с ними принимают различные сексуальные позы, и он вступает с ними в связь… К этим фотографиям прилагаются десять небольших записных книжек, в которых особым шифром записаны колоритные подробности его сексуальных похождений».

Между этими похождениями Грей вел самый обычный образ жизни вместе со своей женой, женщиной стоического темперамента, в городке Лакауаксен, штат Пенсильвания, а позже в Алтадене, штат Калифорния, сочиняя по две-три книги в год. Всего он написал девяносто пять книг, и после неожиданной смерти в 1939 году от сердечного приступа оставил столько рукописей, что издательство «Харпер и братья» ежегодно публиковало по одной новой книге Зейна Грея еще четырнадцать лет. На пике своей славы он зарабатывал 500 000 долларов в год. В 1927 году он заработал «всего» 325 000 долларов. Для сравнения – Фрэнсис Скотт Фицджеральд в свой самый удачный год заработал 37 599 долларов.

У Эдгара Райса Берроуза жизнь была, конечно, поскромнее, чем у Грея, – как и у большинства людей – но книги он писал куда более «смачные». Он родился на три года позже Грея, в 1875 году, в Чикаго, в состоятельной семье, но с ранних лет пытался сам найти место в жизни. Молодым человеком он отправился на Запад, где работал продавцом, ковбоем на ранчо, железнодорожным полицейским и даже золотодобытчиком – и все безуспешно, пока не решил взяться за сочинительство. В 1912 году, в возрасте тридцати семи лет, он написал свой первый бестселлер, «Тарзан, приемыш обезьян».

Несмотря на то, что Берроуз заимствовал образы и сюжеты из самых дешевых журнальных повестей, стиль его произведений отличался некоторой вычурностью, не свойственной этому жанру. Вот как начинается «Тарзан, приемыш обезьян»:

«Я был в гостях у одного приятеля и слышал от него эту историю.

Он рассказал мне ее просто так, безо всякого повода. Мог бы и не рассказывать. Начал он ее под влиянием винных паров, а потом, когда я сказал, что не верю ни одному его слову, это удивило его, и он, подстрекаемый моим недоверием, счел себя вынужденным рассказать все до конца».

Пусть это и не Толстой, но язык книги не похож на простые фразы из немногосложных слов, описывающих непосредственное действие, какими начинались дешевые «макулатурные» издания того времени, предназначенные для того, чтобы их прочитать в минуты скуки и тут же забыть. За всю свою сочинительскую карьеру, которая продлилась почти сорок лет, Берроуз написал около восьмидесяти книг, в том числе двадцать шесть романов про Тарзана, много фантастики и несколько вестернов. Отличительными признаками почти всех его произведений были увлекательное действие, полуобнаженные героини и непоколебимая преданность идеалам евгеники. Сам Тарзан мог бы с успехом стать официальным лицом евгенического движения. История Тарзана, как уже, вероятно, известно многим читателям, – это история отпрыска английского аристократического семейства, который теряет родителей в джунглях Африки и которого воспитывают обезьяны. К счастью, благодаря своему англосаксонскому происхождению бледнокожий мальчик обладает физической силой, смелостью, решительностью и добродушной натурой; он достаточно умен, чтобы решить любую проблему. Он даже сам научился читать – что весьма удивительно, если учесть, что он ни разу не слышал человеческую речь и не знал, что такое книга до того, как увидел ее. Но благодаря расовому превосходству это не составило для него труда.

По всей видимости, Берроуза часто посещали мысли о создании расы сверхсуществ и о поддержании чистоты такой расы. Почти во всех его книгах о других планетах затрагиваются темы выведения расы господ на Марсе и Венере. В «Затерянных на Венере» он с восхищением описывает общество, в котором «не позволяют выжить ни одному уродливому ребенку» и в котором «физически, морально или умственно неполноценным жителям не дозволяется воспроизводить себе подобных». В статье, посвященной уже реальному миру и опубликованной в журнале «Лос-Анджелес эксэминер», он рассуждает о том, что мир был бы гораздо лучше, если бы в нем регулярно устраняли «моральных имбецилов». Одну из своих книг Берроуз даже озаглавил «Мост и ребенок из Оскалузы». В Оскалузе родился Гарри Х. Лафлин.

Со временем стиль Берроуза становился все неряшливее. Он повторял одни и те же сюжеты и часто не обращал внимания на повторы в тексте. Его единственный роман 1927 года «Военный вождь» начинается так:

«Полностью обнаженный, за исключением набедренной повязки, грубых сандалий, куска шкуры и головного убора из перьев, дикий воин подпрыгивал и танцевал под удары барабанов».

Через четыре абзаца читаем:

«Полностью обнаженный, за исключением набедренной повязки, грубых сандалий, куска шкуры и головного убора из перьев, дикий воин бесшумно двигался среди стволов гигантских деревьев».

Иногда из-под его пера выходила и вовсе, казалось бы, бессмыслица. Вот марсианский воин «джеддак» нашептывает любовное признание некоей «Тувии, деве Марса» в романе с тем же названием, опубликованном в 1920 году:

«О Тувия из Птарса! Ты остаешься холодной даже к пылким порывам моей всепожирающей любви! Твое сердце тверже и холоднее, чем твердый и холодный эрсайт, из которого сделана трижды счастливая скамья, поддерживающая твою божественную и неувядаемую форму!»

Такие описания экзотических, если не сказать странных, предметов и сцен занимали довольно много места в повествовании. Но поклонникам было все равно, они охотно покупали книги своего кумира и после того, как он в марте 1950 года, в возрасте семидесяти пяти лет, скончался от сердечного приступа.

Что касается более серьезных писателей, то среди них летом 1927 года большими продажами мог похвастаться разве что Синклер Льюис. Его роман «Элмер Гентри» был признан лучшим образцом художественной литературы года. Это была сатира на евангелистов-проповедников, которую сурово порицали по всей стране, в первую очередь те же самые евангелисты-проповедники. Яростный фундаменталист Билли Сандей, ознакомившись с романом, призвал Господа «поразить Льюиса насмерть», что звучало не очень-то по-христиански. Преподобный С. С. Спаркс из Сок-Сентра в Миннесоте, родного города Льюиса, в своих проповедях противопоставлял Льюиса безгрешному Линдбергу, утверждая, что Льюис обладает «умершим умом – умершим для доброты, чистоты и праведности», в то время как Линдберг «чист умом и душой».

«Элмер Гентри» был запрещен в некоторых городах, в том числе и в Бостоне, где его продажа была объявлена уголовным преступлением, а не просто мелким правонарушением, что говорило о том, насколько неприемлемым считалось содержание романа. Конечно же, запреты только повысили привлекательность книги для тех, кто мог ее приобрести. В первый же день было продано 100 тысяч экземпляров, а к концу лета число продаж поднялось к 250 тысячам – на такие цифры не рассчитывали даже Грей с Берроузом.

«Элмер Гентри» был пятой успешно принятой критиками и публикой книгой Льюиса, что делало его едва ли не самым признанным писателем того времени. Другими его удачными романами были «Главная улица» (1920), «Бэббит» (1922), «Мартин Эрроусмит» (1925) и «Капкан» (1926). В 1930 году он первым из американцев удостоился Нобелевской премии по литературе. Но далеко не все были его поклонниками. Эрнест Хемингуэй в письме своему издателю признавался: «Если бы я писал так неряшливо и небрежно, как этот веснушчатый прыщ, я бы выдавал по пять тысяч слов в день круглый год». Но на 1927 год, хотя Льюис этого еще и не знал, в каком-то смысле пришелся пик его карьеры. Его более поздние романы не пользовались популярностью, и он постепенно спился, вплоть до того, что его во время приступов белой горячки приходилось держать в смирительной рубашке.

Хемингуэй же в 1927 году не написал ни одного романа. Он был занят своими личными делами – развелся со своей первой женой и женился на второй в Париже, в начале лета, как раз перед тем, как туда прилетел Линдберг. Но при этом ему удалось выпустить сборник рассказов «Мужчины без женщин». Дороти Паркер в опубликованной в журнале «Нью-Йоркер» статье назвала их «поистине великолепным произведением», добавив: «Я даже не знаю, где можно найти более восхитительный сборник рассказов». Но среди публики он не произвел такого ажиотажа, как первый роман Хемингуэя «И восходит солнце», вышедший годом раньше. Так же хорошо, хотя и без особого коммерческого успеха, были приняты романы «Мост короля Людовика Святого» молодого писателя Торнтона Уайлдера и «Москиты» Уильяма Фолкнера, также новичка в литературе.

Другой литературный гигант того времени – по крайней мере, для нас, если не для современников, – Фрэнсис Скотт Фицджеральд, в 1927 году вообще не написал ни одного произведения. Вместо этого он совершил свою первую поездку в Голливуд, увлекшись предложением написать сценарий для фильма «Помада». Ему пообещали 3500 долларов аванса и еще 12 тысяч после сдачи работы, но его сценарий кинематографистам не понравился, и основную часть суммы писатель так и не получил. В Голливуде Фицджеральд заодно снялся в пробе на роль, но и в этом амплуа его ожидала неудача. В итоге поездка в Калифорнию принесла ему одни убытки. В 1927 году его слава быстро меркла. Опубликованный двумя годами ранее роман «Великий Гэтсби» коммерческим успехом не пользовался. Его нераспроданные партии хранились на складе издательства «Чарльз Скрибнер и сыновья» и пролежали там до 1940 года, когда Фицджеральд умер, позабытый и разочаровавшийся. Его заново открыли лишь в 1950-х годах.

Тем не менее в 1927 году издательская деятельность находилась на подъеме и была обязана этим одному давнему предубеждению. Раньше двери издательств были закрыты для евреев (которые могли надеяться разве что на должность рассыльного или мелкого служащего). Все владельцы старых издательских домов – «Харпер и братья», «Скрибнеры», «Даблди», «Хьютон Миффлин», «Патнам» – были в основном протестантами и издавали, как правило, литературу консервативного направления. Ситуация начала меняться в 1915 году, когда молодой еврей Альфред А. Кнопф, сын рекламного служащего, основал издательство, которое и по сей день носит его имя. Именно Кнопф познакомил американцев с работами Зигмунда Фрейда, Франца Кафки, Жан-Поля Сартра, Альбера Камю, Андре Жида, Д. Г. Лоуренса, Э. М. Форстера, Томаса Манна и многих других. Преобладание иностранных имен объяснялось тем простым фактом, что большинство американских литературных агентов не согласились бы иметь дело с издателями-евреями.

Благодаря этим публикациям новым издателям удалось понемногу преодолеть консерватизм «белых протестантов англосаксонского происхождения». Семейная фирма «Чарльз Скрибнер и сыновья», основанная в 1846 году, хвасталась тем, что за долгие годы ни разу не напечатала ни одного слова, от которого могла бы покраснеть невинная девушка. Теперь же им приходилось приспосабливаться к новым нравам. В начале 1927 года Максвелл Перкинс, самый прославленный редактор «Скрибнеров», работал над упомянутым выше сборником рассказов Хемингуэя и счел нужным предупредить Чарльза Скрибнера II, главу издательства, что книга содержит некоторые слова, которые могут его шокировать. Перкинс был настолько старомодного воспитания, что не мог произнести эти слова и написал их на листе бумаги. Одно слово он не смог даже написать. (Этот список не сохранился, и неизвестно, остались ли какие-нибудь из этих слов в окончательной редакции.)

Но какой бы деликатностью ни отличалось издательство «Скрибнеров», это не помешало ему выпустить в 1927 году одну из самых расистских книг десятилетия, «Перековка Америки» Лотропа Стоддарда. Ранее Стоддард опубликовал в этом же издательстве свою книгу «Подъем цветного прилива против владычества белого мира», название которой недвусмысленно указывает на его взгляды. В «Перековке Америки» Стоддард утверждал, что необходимо создать «двухрасовое общество», под которым он подразумевал не гармоничное сосуществование, а, наоборот, четкое разделение белых и черных; в таком обществе представители разных рас не должны были встречаться друг с другом от колыбели до могилы, чтобы не создавать риска смешения крови в ущерб каждой расе. Книга получила ряд одобрительных отзывов.

Пока Кнопф старался занять свою нишу, печатая зарубежных авторов, другая еврейская фирма добилась успеха, открывая – иногда повторно – американских писателей. Эта фирма была названа «Бони и Лайврайт» в честь братьев Альберта и Чарльза Бони и Хораса Лайврайта; некоторое время она была самым интересным и динамично развивающимся издательством Америки. Братья Бони в прошлом владели книжным магазином «Вашингтон-сквер» на Макдугал-стрит, который часто посещали люди левых взглядов, а Лайврайт был торговцем долговыми обязательствами. Опыта в издательском деле у них не было, но, несмотря на это, фирме удалось прославиться.

Трое владельцев постоянно ссорились, и в начале 1920-х оба Бони покинули бизнес, оставив главой издательства Лайврайта. За три года, с 1925 по 1927-й, он выпустил, пожалуй, самую замечательную подборку книг, какая когда-либо выходила за такое короткое время в одном издательстве: «Американская трагедия» Теодора Драйзера, «Темный смех» Шервуда Андерсона, «В наше время» Эрнеста Хемингуэя (который позже ушел к «Скрибнерам»), «Солдатская награда» Уильяма Фолкнера, «Достаточно веревки» Дороти Паркер, «Хрустальная чаша» Гертруды Аттертон, «Моя жизнь» Айседоры Дункан, «Образование и хорошая жизнь» Бертрана Рассела, «Наполеон» Эмиля Людвига, «Семья Тибо» Роже Мартен дю Гара, «Золотой день» Льюиса Мамфорда, три пьесы Юджина О’Нила, сборники поэзии Т. С. Элиота, Эзры Паунда, Э. Э. Каммингса, Эдгара Ли Мастерса и Робинсона Джефферса, а также веселая повесть голливудского сценариста Аниты Лус «Джентльмены предпочитают блондинок». Последнее произведение написано в виде дневника авантюристки, охотницы за богачами Лорели Ли, и не относится к разряду «великой литературы», но продавалось оно очень хорошо. Говорят, что под его очарование попал даже Джеймс Джойс.

Если издатель из Лайврайта получился великолепный, то бизнесмен из него был никакой. Он раздавал авансы направо и налево, нанимал больше сотрудников, чем было нужно, и платил им больше, чем следовало. Из-за непродуманных финансовых решений в 1927 году «Бони и Лайврайт» получило доход только в 1203 доллара, и над ним нависла угроза закрытия.

Лайврайт усугубил положение неразумными инвестициями, преимущественно в фондовый рынок и в бродвейские постановки. В том же 1927 году с неожиданной стороны пришло и его временное спасение. Из Лондона он привез пьесу «Дракула», которая пользовалась там большим успехом. Для американской постановки он выбрал малоизвестного актера венгерского происхождения по имени Бела Лугоши. Хотя Лугоши и прожил к тому времени в Америке шесть лет, он почти не говорил по-английски и заучивал свои реплики на слух, что придавало им весьма занятную интонацию. Актерскую карьеру Лугоши начал с романтических ролей, но в 1926 году он сыграл роль злодея в небольшом фильме с запоминающимся названием «Дьявол в сыре». Видимо, благодаря этому он и получил роль Дракулы. Впервые постановка «Дракулы» была представлена публике 19 сентября в Театре Шуберта в Нью-Хэйвене, штат Коннектикут. После двух недель удачных предварительных показов, «полноценная премьера» прошла в нью-йоркском театре «Фултон» 5 октября – как раз на сорок пятый день рождения Лугоши. Пожалуй, один из самых лучших рекламных трюков Лайврайта, которые ему когда-либо приходили в голову, заключался в том, чтобы на каждом спектакле присутствовала медсестра, которая должна была оказывать помощь тем, кому станет плохо. Это должно было убедить зрителей в том, что пьеса действительно очень страшная. Трюк сработал блестяще. Пьеса «Дракула» пользовалась огромным успехом; целый год она шла в Нью-Йорке, а после еще два года в разных театрах страны, позволив Лайврайту получить столь необходимые ему средства.

Она также прославила Белу Лугоши, который всю оставшуюся жизнь играл Дракулу. В 1931 году он снялся в первом фильме, посвященном этому знаменитому вампиру, а после и в многочисленных продолжениях. Почти тридцать лет, в течение которых он сменил пять жен и пристрастился к наркотикам, Лугоши нигде больше не снимался. Он настолько вжился в роль, что в 1956 году его хоронили одетым, как граф Дракула.

Для самого же Хораса Лайврайта Дракула оказался лишь временным подспорьем, а не решением финансовых проблем. Его издательство разорилось в 1933 году, но к тому времени успело сделать свое дело. Благодаря почти исключительно Кнопфу и Лайврайту в конце 1920-х годов издательский рынок Америки стал гораздо более смелым и космополитичным, чем за десять лет до этого.

После не слишком громкого начала сезона к осени оживился и Бродвей. В сентябре проходили репетиции двух пьес, достойных упоминания. Первая из них – мюзикл «Забавная мордашка» на музыку и слова Джорджа и Айры Гершвинов, в котором участвовали Фред и Адель Астер и Бетти Комптон, любовница мэра Джимми Уокера. Мюзикл пользовался огромным успехом и был показан 250 раз. Среди его известных номеров: «Моя единственная» (My One and Only) и «Это чудесно» (‘S Wonderful). На волне всеобщего энтузиазма в постановку была введена и роль «похожего на Линдберга авиатора». (Фильм 1957 года сильно отличается от этого мюзикла, и никакого авиатора в нем нет. В нем также сохранились только четыре изначальные песни.)

Но более заметное влияние на театральную жизнь оказал мюзикл «Плавучий театр» (Show Boat), посвященный жизни на Миссисипи. Как заметил один театральный историк: «История американского музыкального театра, говоря вкратце, делится на две эры – до «Плавучего театра» и после».

«Плавучий театр» был поставлен по вышедшему годом ранее одноименному роману Эдны Фербер, которая только незадолго до этого прославилась, как писательница, хотя в 1927 году ей исполнилось сорок два года. Она родилась в Эпплтоне, штат Висконсин, в семье еврея-лавочника. Невысокая пухлая женщина, она никогда не выходила замуж и никогда ни с кем не вступала в романтические отношения, отличаясь острым языком. Однажды писатель Майкл Арлен, известный своей манерностью, увидев ее в двубортном пиджаке, сказал: «А ты, Эдна, выглядишь, почти как мужчина», на что Фербер ответила: «То же самое можно сказать и о тебе, Майкл». Благодаря своему остроумию она стала членом «Алгонкинского круглого стола» – неформального клуба, собиравшегося по выходным в отеле «Алгонкин» – и стала сотрудничать с Джорджем С. Кауфманом, вместе с которым они написали ряд комедий.

Но какой бы одаренной Фербер ни была в области комедий, серьезная литература ей не давалась. Джон Лар назвал роман «Плавучий театр» «уморительной антологией дурного стиля». В качестве примера склонности Фарбер писать, «словно подросток на таблетках для похудания», Лар приводит следующий отрывок: «Сама Миссисипи была темно-рыжим тигром, взбешенным, яростным, кровожадным, бьющим длинным хвостом, царапающим жестокими когтями и погружающим свои клыки глубоко в берег, чтобы поглотить одним махом землю, дома, деревья, скот, даже людей». Но тогда была другая эпоха и многие считали книгу очаровательной. Среди них был и композитор Джером Керн, который едва уговорил Фербер сделать на ее основе мюзикл. Фербер сомневалась в успехе затеи, но разрешила ему попробовать. В результате получилось то, что историк театра Джеральд М. Бордман назвал «пожалуй, самым удачным и оказавшим самое большое влияние бродвейским мюзиклом за все время».

Керн родился в Нью-Йорке в 1885 году (в тот же год, что и Эдна Фербер) в семье преуспевающего бизнесмена и получил хорошее образование. В Нью-Йоркском музыкальном колледже он изучал теорию музыки и композиции, но первые шаги в своей карьере он сделал в коммерческой музыкальной индустрии – на «Улице жестяных сковородок». Его специальностью было переделывать песни для импортируемых пьес – «интерполяции», как они тогда назывались; позже он стал писать и свои собственные сочинения. Любопытно, что Керн мог так никогда и не прославиться. В мае 1915 года он купил билет на «Лузитанию», которой суждено было выйти в свой последний путь, но проспал отправление.

Для Бродвея двадцатые годы были необычайно плодовитой порой. В год в среднем выходило около пятидесяти новых мюзиклов. Керн тоже отличался плодовитостью. В одном только 1917 году он написал музыку для пяти новых пьес и несколько отдельных песен. Вместе с тем он строил и более обширные планы. В том же году он писал: «На мой взгляд, музыкальные номера должны передавать действие пьесы и отражать характеры персонажей, которые их исполняют». Сейчас это кажется само собой разумеющимся, но для того времени было настоящим революционным открытием, и эта концепция в полной мере проявилась как раз в «Плавучем театре».

Керну было просто необходимо сочинить настоящий хит. В 1927 году он уже потерпел одну неудачу. Мюзикл «Счастливчик», вышедший 22 мая, получил неоднозначные отзывы и закрылся через два месяца (как раз в тот день, когда Линдберг приземлился в Париже). Во всей пьесе была только одна примечательная песня, «Весна здесь», но Керн ее не опубликовал, и сейчас она считается утраченной. Из последних его произведений хитом можно было назвать только «Солнечный». Другие, в основном, разочаровывали. «Дорогой сэр» закрылся через пятнадцать представлений. Так что от успеха «Плавучего театра» зависело многое.

Сюжет музыкальной пьесы был довольно сложным, он охватывал сорок лет и затрагивал крайне щекотливые расовые темы – вряд ли его можно было назвать подходящим для развлекательного представления. Репетиции «Плавучего театра» начались на второй неделе сентября, почти за три месяца до его запланированной премьеры на Бродвее, что было больше обычных сроков для мюзиклов; но того требовал сам размах пьесы. Над музыкой работал Керн, слова песен и диалоги писал Оскар Хаммерстайн, хореографией заведовал Сэмми Ли, а декорации придумывал Джозеф Урбан. Премьера состоялась 15 ноября в Национальном театре Вашингтона, после чего мюзикл был показан в Филадельфии и, наконец, 27 декабря – в новом театре Зигфельда. Для этого пришлось потесниться «Рио-Рите», которую так и не досмотрел Чарльз Линдберг. Повсюду «Плавучий театр» пользовался ошеломительным успехом.

Как писал Лар в 1993 году: «До тех пор на американской сцене не ставилось ничего подобного». Постановка «Плавучего театра» ознаменовала собой рождение нового жанра мюзикла, в котором сюжет, песни, танцы и декорации составляют единое целое, как и задумывал Керн еще в 1917 году.

«Плавучий театр» был рискованной постановкой во многих смыслах. Прежде всего это касалось изображения отношений между белыми и черными, в том числе и смешанных браков; в пьесе просматривалась симпатия к тяжелой участи чернокожего населения Юга. Всего в ней было задействовано девяносто шесть певцов, в равной степени белых и чернокожих; она стала первой пьесой в истории американского театра, в которой чернокожие и белые пели вместе на одной сцене. Всего за три года до этого, когда стало известно, что в пьесе Юджина О’Нила «Крылья даны всем детям человеческим» черные дети как ни в чем не бывало играют наравне с белыми, прокурор округа Манхэттен приказал полицейским остановить ее показ. Так что уже в одном этом отношении «Плавучий театр» был необычен для того времени. Он был призван не только развлекать, но и привлекать внимание публики к серьезным вопросам.

Шесть песен пьесы известны и поныне: «Ol’ Man River», «Can’t Help Lovin’ Dat Man», «Bill», «Make-Believe», «Why Do I Love» и «You Are Love». Песня «Ol’ Man River» получилась на удивление похожей на уже существующую песню «Long-Haired Mamma», опубликованную годом ранее. По крайней мере, к такому мнению пришел ее автор, композитор Мори Мэдисон, подавший на Керна в суд. Дело удалось решить во внесудебном порядке.

Благодаря своему сюжету пьеса сразу же стала однозначным хитом. В ней речь шла не только о межрасовых браках, но и об азартных играх и о разводах. Шла она очень долго и заканчивалась не ранее половины двенадцатого ночи, но зрители стекались толпами. Некоторые из них были растроганы до слез. Всего за первую неделю прибыль составила 50 тысяч долларов.

Для Эдны Фербер эта неделя тоже выдалась запоминающейся. На следующий вечер после премьеры «Плавучего театра» состоялась премьера комедии «Королевское семейство», которую она написала в сотрудничестве с Джорджем С. Кауфманом. Это была забавная и хорошо поставленная пародия на актерскую династию Бэрриморов. Она тоже стала хитом и шла десять месяцев. Бэрриморы, обладавшие завышенным самомнением и вспыльчивым нравом, несомненно, были достойны пародии. Однажды Джон Бэрримор выбежал со сцены за кулисы, чтобы ударить электрика, который, по его мнению, неправильно направлял на него свет; а когда какой-нибудь зритель в зале кашлял во время его высокопарных монологов, он останавливался и обращался к аудитории: «Может, кто-нибудь бросит этому тюленю рыбу?» Этель Бэрримор сделала все возможное, чтобы отменить показ «Королевского семейства», но это у нее не получилось.

Несмотря на постоянные споры и разногласия, Фербер и Кауфман вместе написали три замечательные комедии – «Королевское семейство», «Обед в восемь» и «Служебный вход» – прежде чем разругаться навсегда. Когда Кауфман лежал при смерти, Фербер пришла навестить его, надеясь на примирение. Когда она уже собиралась уходить, Кауфман окликнул ее и спросил: «Эдна, так ты собираешься пойти на похороны?»

– Какие похороны? – спросила она.

– Твои. Ты мертва, Эдна, мертва! – закричал Кауфман и рухнул обратно на подушки. Больше с ней он не разговаривал.

Вместе с «Плавучим театром» в ту неделю на Бродвее состоялись премьеры восемнадцати пьес – одиннадцать из них на следующий день после Рождества, что стало рекордом для Бродвея. Казалось, театральная жизнь достигла наивысшей точки своего расцвета. Но в действительности это были последние дни былого величия. «Говорящим картинам» вскоре предстояло изменить индустрию развлечений самым коренным образом – не только из-за того, что они переманили у театров публику, но и из-за того, что лишили театр самых талантливых исполнителей и авторов. Звуковому кино требовались актеры, умевшие говорить, а также писатели, умевшие сочинять хорошие диалоги. Вскоре начался «великий исход». Спенсер Трейси, Кларк Гейбл, Хамфри Богарт, Фредрик Марч, Бетт Дэвис, У. К. Филдс, Джеймс Кэгни, Клодетт Колбер, Эдвард Г. Робинсон, Лесли Говард, Бэзил Рэтбоун, Клод Рейнс, Кэри Грант, Пол Муни, Полетт Годдар и многие другие актеры, выступавшие в 1927 году на Бродвее, через некоторое время оказались в Голливуде. Американский театр был обречен.

Когда в 1929 году «Плавучий театр» отправился на гастроли, он уже не пользовался большим успехом. Все уже ходили в кино.