Сентябрь
Конец лета

Из всех наименований 1920-х годов – «Эпоха джаза», «Ревущие двадцатые», «Век шумихи», «Эра чудесной ерунды» – этому десятилетию как нельзя лучше подошло бы никогда не используемое, но передающее всю его суть название «Век ненависти». Возможно, не было в истории страны другой эпохи, когда бы одни люди испытывали к другим ненависть и отвращение по самым разным причинам и поводам.

Повсеместно были распространены предвзятость во мнениях и стереотипы. Гарольд Росс запрещал использовать в журнале «Нью-Йоркер» выражение «туалетная бумага» (из-за того, что оно вызывало у него тошноту), но не имел ничего против слов «ниггер» или «черномазый». За неделю до полета Линдберга в Париж «Нью-Йоркер» напечатал карикатуру под названием «Ниггеры для меня все выглядят одинаково».

Джордж С. Кауфман в юности лишился работы в вашингтонской газете, когда однажды вечером в редакцию зашел ее владелец и спросил: «Что этот еврей делает в отделе новостей?» Берту Уильямсу, чернокожему комику, которого У. К. Филдс называл «самым смешным человеком, которого я когда-либо видел», любимцу миллионов и достаточно богатому, чтобы снимать шикарные апартаменты на Манхэттене, позволяли там жить при условии, что он будет пользоваться только черным ходом и грузовым лифтом. В Верховном суде судья Джеймс К. Макрейнольдс был так сильно настроен против евреев, что отказывался разговаривать со своим коллегой, судьей Луисом Брандейсом, и во время выступлений Брандейса делал вид, что изучает бумаги или читает газету. Точно так же грубо он вел себя с помощником генерального прокурора при президенте Гардинге Мейбл Уокер Виллебрандт только потому, что она была женщиной.

Ничто не передает лучше дух ненависти той эпохи, чем возрождение Ку-клукс-клана. До недавних пор казалось, что это символ давно прошедшей эпохи, однако в 1920-х годах он вдруг ожил и вышел на общенациональную сцену с задором, какой не был свойственен ему и в период после Гражданской войны. «Клан» ненавидел всех, но играл на местных предрассудках и делал это с такой хитрой избирательностью, что на Среднем Западе его главной мишенью были католики и евреи, на Дальнем Западе – азиаты и католики, на Востоке – евреи и выходцы из стран Южной Европы, и только чернокожих преследовали повсюду. На пике расцвета Клан насчитывал около пяти миллионов членов (некоторые источники утверждают, что восемь миллионов), и к нему принадлежали или были открыто связаны с ним семьдесят пять конгрессменов. Некоторые города избрали мэров из членов Ку-клукс-клана. Оклахома и Орегон – губернаторов. В Орегоне Клан едва не добился закрытия католической школы, и во многих местах католикам запрещали работать в школах и больницах; предприятия и заведения, владельцами которых были католики, подвергались бойкоту.

Для многих Ку-клукс-клан стал не только общественной, но и политической организацией. В Детройте у здания мэрии на Рождество стекались тысячи радостных граждан с детьми, чтобы посмотреть на Санта-Клауса в наряде Ку-клукс-клана в свете пылающих крестов. В Индиане на собрании Ку-клукс-клана в лесу – «Клонклейве», как его называли, – проходили выступления акробатов в белых балахонах и канатоходцев, также во всех регалиях Клана, с крестом в одной руке и американским флагом в другой.

Особенно Клан процветал в Индиане, где его местным отделением руководил Дэвид К. Стивенсон, грузный мужчина, не закончивший даже среднюю школу. Штат мог похвастаться 350 тысячами членов; в некоторых местах добровольные пожертвования в фонд Клана делали около половины белого населения. Под влиянием риторики Стивенсона местные жители проникались особой ненавистью к католикам. Многие верили, что католики отравили президента Гардинга и что священники из Университета Нотр-Дам в Саут-Бенде делают запасы оружия, готовясь к католическому восстанию. В 1923 году распространился самый неправдоподобный слух о том, что римский папа собирается перенести свой престол из Ватикана в Индиану. Согласно некоторым сообщениям, когда жители городка Северный Манчестер узнали о том, что папа якобы едет на одном из поездов, то в этот поезд набилось около полутора тысяч человек с целью распознать среди пассажиров папу. Не обнаружив никого похожего на понтифика, толпа обратила свой гнев на несчастного странствующего продавца корсетов, которого выволокли из вагона навстречу неминуемой казни, но ему, к счастью, удалось убедить своих преследователей в том, что он в любом случае не смог бы осуществить вооруженный переворот, имея в своем распоряжении одни лишь корсеты.

Причиной упадка Ку-клукс-клана стал тот же самый Стивенсон. В марте 1925 года он назначил свидание некоей симпатичной молодой женщине по имени Мэдж Оберхольцер. Ее родные обеспокоились, когда она не вернулась домой ни тем, ни следующим вечером. Наконец Стивенсон привез ее в ужасном состоянии, избитую, с содранной кожей на грудях и гениталиях. Врач и родные выяснили, что Стивенсон напился, силой завел Мэдж в гостиницу и там изнасиловал ее. Не в силах выдержать такое унижение, Мэдж проглотила смертельную дозу хлористой ртути. К тому времени, когда она вернулась домой, доктора уже ничего не могли поделать. Она умирала две недели.

Стивенсон был уверен, что он, как глава Ку-клукс-клана в Индиане, избежит судебного преследования, и искренне изумился, когда его обвинили в похищении, изнасиловании и в убийстве второй степени и приговорили к пожизненному заключению. В отместку он опубликовал документы о коррупции в Индиане на самом высоком уровне. В результате за взятки арестовали мэра Индианаполиса и местного главу Республиканской партии. Губернатору удалось избежать ареста благодаря формальной уловке. Был распущен и оштрафован весь городской совет Индианаполиса, один высокопоставленный судья лишился должности. Вся эта история произвела настолько отталкивающее впечатление, что интерес к Ку-клукс-клану постепенно угас, и он вновь удалился на задворки общественной жизни. Никогда больше он уже не становился общенациональной силой.

Любопытно, что Ку-клукс-клан в тот период был далеко не самым громким и опасным рупором предвзятости и расизма. Такая сомнительная честь, как ни странно это признавать, принадлежала академическому ученому сообществу. С самого начала столетия многие влиятельные и образованные американцы придерживались мнения, граничившего с одержимостью, что стране грозит опасность от стремительно размножающихся «неполноценных» людей и что с этим нужно что-то делать.

Известный нью-йоркский врач Уильям Робинсон, выражая мнение этой части научного сообщества, заявил, что неполноценные люди «прежде всего, не имеют права рождаться, но раз уж они родились, то не имеют права на размножение и умножение своего числа». У. Дункан Макким, также врач и автор книги «Наследственность и прогресс человечества», писал, что «самым простым, милосердным и гуманным средством предотвращения размножения тех, кого мы считаем недостойными такой привилегии, будет мягкая, безболезненная смерть».

С точки зрения большинства проблема была двоякой. В Америке появлялось много «дефективных» лиц из-за беспорядочного и ничем не ограниченного размножения, и, в то же время, из-за ничем не ограниченной иммиграции в страну прибывали огромные количества неполноценных представителей более «низко развитых» наций.

Почти у каждого представителя этой научной среды была своя раса, против которой они были особенно настроены. Писатель Мэдисон Грант презирал евреев за их «карликовое телосложение, особый психический склад и исключительную озабоченность своими интересами». Фрэнк Дж. Лоэш, член президентского совета по реформе законодательства в области преступлений, считал, что положение усугубляют как евреи, так и итальянцы, причем «евреи влияют на мозги, а итальянцы на тело». Чарльз Б. Давенпорт, один из самых известных ученых того времени, подвергал сомнению умственные и физические достоинства более широкого круга поляков, ирландцев, итальянцев, сербов, греков и евреев. Он считал, что они обладают менее развитыми умственными способностями и более склонны к совершению преступлений по сравнению с людьми «англосаксонского и тевтонского происхождения». Согласно мнению Давенпорта, эти люди в силу своей наследственности никогда не смогут избавиться от своих дурных привычек и достичь интеллектуальных высот, постоянно доставляя проблемы более развитым представителям человечества. Они меняют лицо Америки, делая ее «более темнокожей, невысокого роста и более склонной к воровству, похищению людей, разбойным нападениям, убийствам, изнасилованиям и безнравственному поведению». Мэдисон Грант прямо писал, что происходящее в Америке напоминает «расовое самоубийство».

Все эти взгляды легли в основу нового научного направления – евгеники, которую можно вкратце описать как науку об улучшении человеческой породы и выращивании расы сверхлюдей. Во многих других странах евгеника преследовала относительно безобидные цели способствовать рождению более здоровых, сильных и умных людей – но в Америке она приняла более грубую форму. Она способствовала появлению и распространению опасного мнения о том, что можно регулировать процесс размножения на уровне государства. Как утверждал представитель Американского евгенического общества: «Американцы уделяют больше внимания разведению скота и лошадей, нежели улучшению природы собственных детей». Евгеника оправдывала депортацию, сегрегацию, ограничение гражданских свобод и стерилизацию десятков тысяч невинных людей. Она привела к значительному сокращению иммиграции и к ее полному прекращению из некоторых стран. В конечном счете она лишила Чарльза Линдберга образа национального героя, хотя этот пилот не сделал ничего предосудительного.

Библией «негативной евгеники» стала популярная, но крайне сомнительная книга «Конец великой расы» Мэдисона Гранта, адвоката (по образованию, хотя адвокатом он никогда не работал) и натуралиста (по роду деятельности, хотя на натуралиста он никогда не учился). Впервые она была опубликована в 1916 году. Грант считал само собой разумеющимся, что все великие достижения человечества были созданы представителями так называемой «нордической расы», к которой он приписывал жителей Северной Европы, за исключением ирландцев. Европа, согласно его взглядам, делилась на три части: нордическую, альпийскую и средиземноморскую, причем чем ближе к югу, тем более «дегенеративными» становились ее жители.

Одна из очевидных нестыковок теории Гранта заключалась в том, что ему приходилось объяснять, каким образом «недоразвитые» люди создали Афины времен Платона и Сократа, Римскую империю, культуру итальянского Возрождения и многочисленные шедевры древности и Средневековья. Грант объяснял это тем, что правящими классами в Древней Греции и в Древнем Риме были представители «нордических ахейцев», которые по своему происхождению были вовсе не «средиземноморцами», а северными европейцами, мигрировавшими на юг. Все великие деятели эпохи Возрождения, утверждал Грант, были тоже «нордического типа… преимущественно готской и ломбардской крови». Все другие жители тех стран, в том числе и настоящие итальянцы, были глупыми, невысокими и беспринципными, и в силу своей генетики обречены были оставаться такими и впредь.

Грант верил, что дегенеративные гены, внедряемые в общую популяцию, не теряют со временем свою силу и всегда продолжают портить целое. «Потомок всех трех европейских рас и еврея будет евреем», – делал Грант неумолимый вывод.

Хотя положения и выводы Гранта не соответствовали принципам генетики даже того времени, когда эта наука только развивалась, они нашли большое количество сторонников и пришлись по вкусу широкой публике. Его книгу расхваливали в «Американском историческом обозрении», «Йельском обозрении» и «Анналах Американской академии политических и социальных наук». Введение к книге написал Генри Фэрфилд Осборн, глава Американского музея естественной истории в Нью-Йорке и ведущий антрополог страны.

Среди других, кто целиком или частично поддерживал взгляды Гранта, были экономист из Йельского университета Ирвинг Фишер, невропатолог из Гарварда Э. Э. Саутхард, Э. Лоуренс Лоуэлл из Гарварда – тот самый, комитет которого приговорил Сакко и Ванцетти к смерти, а также проповедница контроля над рождаемостью Маргарет Сэнджер и Герберт Гувер, на протяжении всей жизни питавший неприязнь к людям с темной кожей. В 1909 году в инструкции своим служащим он посоветовал не нанимать на работу чернокожих и азиатов с «низкими интеллектуальными способностями» и с патологическим «отсутствием координации и неспособностью проявлять инициативу». На основании своего опыта Гувер пришел к мнению, что «один белый человек стоит двух-трех цветных, даже в самых простых видах шахтерских работ, таких как копание лопатой или перевозка вагонеток». Если Гувер и изменил свое мнение в последующие годы, то он ничего об этом не сообщал. В 1921 году он был спонсором конференции по евгенике, проводимой Американским музеем естественной истории и вдохновленной «Концом великой расы».

Какое-то время казалось, что ничто не помешает распространению в Америке принципов негативной евгеники. На выставке 1926 года в честь стопятидесятилетия США в Филадельфии Американское евгеническое общество установило механический счетчик, показывавший, что в Америке каждые сорок восемь секунд появляется на свет ребенок представителей «неполноценных рас», тогда как ребенок «развитых рас» рождается только каждые семь с половиной минут. Этот счетчик был призван обратить внимание общественности на то, как быстро страна погружается в пучину «неполноценности». И он действительно был одним из самых популярных экспонатов выставки.

Штаб-квартирой евгенического движения в Америке стало Бюро евгенических записей (Eugenic Record Office, ERO), открывшееся в 1909 году в Колд-Спринг-Харборе на северном берегу Лонг-Айленда и получавшее финансовую поддержку различных богатых людей, желавших, по всей видимости, видеть вокруг себя только самых совершенных представителей человеческой породы, и, вероятно, считавших себя таковыми. (Бюро примыкало к поместью семейства Тиффани, владельцев известного ювелирного дома.) Первым его директором стал Чарльз Давенпорт, получивший в Гарварде биологическое образование. Давенпорт считал, что принципы евгеники могут объяснить самые разные явления и аспекты человеческой жизни: ожирение, преступность, склонность ко лжи и предательству и даже любовь к морю. Под руководством Давенпорта ERO провело ряд исследований пагубных последствий межрасового скрещивания. Как объяснял сам Давенпорт: «У мулатов часто наблюдаются непомерные амбиции и стремление к преуспеванию в сочетании с низким интеллектом, и потому гибрид часто испытывает недовольство собственной судьбой и отличается непокорством… Гибриды – это обладатели плохо сочетающихся между собою свойств, неудовлетворенные, беспокойные и бесполезные люди». Давенпорт ратовал не только за стерилизацию неполноценных и дефективных, но и за их кастрацию, чтобы у них вообще не появлялось желания размножаться – так можно было дополнительно подстраховаться от их распространения.

Впрочем, идеи Давенпорта казались даже относительно умеренными по сравнению с идеями его ставленника Гарри Х. Лафлина, которого с полным правом можно назвать самым одиозным представителем научных кругов Америки двадцатого века. Лафлин родился в 1880 году в Оскалузе, штат Айова, и получил образование в Педагогическом училище Северного Миссури. Некоторое время он работал преподавателем и школьным администратором, но после увлекся селекцией и поступил в Принстонский университет, где изучал биологию. В 1910 году он познакомился с Давенпортом, которому понравился пыл молодого человека и его преданность идеям евгенического очищения расы, и поэтому он поставил во главе ERO именно его.

Жизненный принцип Лафлина был прост: «Очищать расу любой ценой». Как писал журналист Эдвин Блэк в своей изданной в 2003 году книге «Война со слабыми», план Лафлина включал в себя три пункта: «стерилизацию, содержание под стражей и жесткие ограничения иммиграции». Ради осуществления этих целей Лафлин создал печально известный «Комитет по изучению и регистрации наилучших медицинских средств по ликвидации дефективных зародышевых плазм в американской популяции», который сам возложил на себя задачу по окончательному и бесповоротному искоренению всего дефективного населения в Америке. Во главе комитета Лафлина стоял Дэвид Старр Джордан, президент Стэнфордского университета, а членами были ученые и представители лучших американских университетов – Гарвардского, Принстонского, Йельского и Чикагского помимо прочих.

В комитет входил и блестящий, но эксцентричный французский врач Алексис Каррель, член Рокфеллеровского института в Нью-Йорке. Своеобразные взгляды Карреля на евгенику – по сути, граничившие с безумием – повлияли и на взгляды Чарльза Линдберга, хотя и в умеренной степени.

Лафлин тем временем безустанно пытался искоренить все причины распространения «неполноценных генов», в чем бы они ни проявлялись. Комитет палаты представителей по иммиграции и натурализации назначил его экспертным советником и поручил определить степень дегенеративности различных этнических групп. Чтобы убедить членов комитета в необходимости самых решительных мер, Лафлин развесил по стенам кабинета фотографии слабоумных из числа недавних иммигрантов и сделал надпись: «Носители зародышевых плазм будущей американской популяции».

Конгресс оказался бессильным перед авторитетом Лафлина и силой его пропаганды, и в 1921 году принял Акт об ограничении иммиграции Диллингема, за которым в 1924 году последовал Акт о национальном происхождении. Эти законы фактически положили конец иммиграционной политике открытых дверей. В 1927 году с острова Эллис депортировали больше людей, чем приезжало.

Такие меры более или менее решили проблему неполноценности среди иммигрантов, но оставалось еще и большое количество неполноценных граждан внутри страны. Лафлин и его коллеги взялись за решение этого вопроса с едва ли не меньшим усердием. Они проводили исследования среди больших групп населения, неизменно приходя к весьма неутешительным выводам. Судя по их докладам, почти 80 процентов всех заключенных и половина обслуживающего персонала были слабоумными. В одном только Нью-Йорке насчитывалось не менее двухсот тысяч человек с ограниченными умственными способностями. В общем же предполагалось, что около трети населения Америки отставало в развитии.

По мнению Лафлина, решение заключалось в широкомасштабной стерилизации. Он ратовал за стерилизацию не только умственно отсталых и сумасшедших, но также сирот, бродяг, нищих, глухих и слепых – «самой бесполезной десятой части нашего нынешнего населения», как он выражался без всякого намека на сострадание.

В 1927 году внимание общественности к вопросу о том, до какой степени государство может осуществлять стерилизацию своих граждан, привлекло так называемое дело «Бак против Белла». Дело это касалось некоей семнадцатилетней Кэрри Бак, которая была сочтена слабоумной и при этом родила внебрачного ребенка. Впоследствии ее отправили в Виргинскую колонию для эпилептиков и слабоумных в Линчберге. В 1924 году начальник колонии, доктор Джон Х. Белл выбрал ее для стерилизации, отсюда и название дела.

Особое обстоятельство заключалось в том, что слабоумной сочли не только Кэрри Бак, но и ее мать и дочь. Получалось три поколения «неполноценных». Утверждалось, что в этой семье рождаются только умственно отсталые люди, и потому их всех нужно стерилизовать, чтобы они не давали потомства ради их собственного же блага и блага общества. При этом доказательств умственного отставания было представлено не так уж и много. Лафлин, главный свидетель, выступил против Баков, даже не встретившись с ними и никого не осмотрев. Он заявил, что Кэрри Бак происходит из «ленивого, невежественного и бесполезного класса» южан, и ее стоит лишить права на размножение, даже исходя из одной лишь принадлежности к такому классу.

Дочь Кэрри, Вивиан Бак, признали слабоумной только со слов одной женщины, социального работника, которая осмотрела девочку всего один раз и решила, что «с ней что-то не так». Правда, при этом она добавила: «Должна сказать, что, возможно, на мое мнение повлиял факт знакомства с ее матерью». Девочке тогда только исполнилось полгода, и никаких тестов определения интеллекта таких маленьких детей не существовало. Позже выяснилось, что Вивиан росла вполне нормальным ребенком и, пожалуй, даже демонстрировала способности выше среднего уровня. Она скончалась в восемь лет от кишечного расстройства, но в школе училась неплохо и однажды вошла в список отличников. Кэрри Бак тоже не казалась такой уж слабоумной. Она каждый день читала газеты и даже увлеклась тогдашней новинкой – кроссвордами. Один ученый, который позже беседовал с Бак, назвал ее «не слишком интеллектуальной, но вовсе не умалишенной и не умственно отсталой».

Тем не менее, после того как Кэрри Бак и ее мать прошли стэндфордский вариант теста Бине-Симона, который впоследствии лег в основу современного теста на определение коэффицента интеллекта (любопытно, что этот тест первоначально был призван определять, не насколько люди умны, а насколько они глупы), было признано, что умственное развитие самой Кэрри находится на уровне девятилетнего ребенка, а умственное развитие ее матери – на уровне восьмилетнего ребенка. Официально они обе попадали под определение «слабоумных».

Дело попало на рассмотрение Верховного суда весной 1927 года. При большинстве в восемь голосов против одного суд постановил провести стерилизацию Кэрри Бак. Заключение большинства написал Оливер Уэнделл Холмс-младший – довольно старый человек: он воевал пехотинцем в Гражданской войне.

Согласно Холмсу, дело было предельно ясным: «Кэрри Бак – слабоумная белая женщина. Она дочь слабоумной матери, находящейся в том же заведении, и мать внебрачного слабоумного ребенка». Он соглашался с Лафлином в том, что стерилизация необходима, чтобы «мы не погрязли в некомпетентности», и добавил: «Будет лучше для всего мира, если общество не будет дожидаться, пока потомство слабоумных совершит преступления, или пока оно не умрет от голода в силу своего неразумия, а предотвратит размножение тех, кого сочтет недостойным. Тот же самый принцип, согласно которому проводится обязательная вакцинация, предписывает и перевязывать фаллопиевы трубы».

Под конец он произнес фразу, которую с тех пор часто цитируют: «Трех поколений имбецилов с нас достаточно».

Против общего мнения выступил только один судья Пирс Батлер, хотя письменного заключения он не составил. Все другие судьи поддержали Холмса, в том числе председатель Верховного суда и бывший президент США Уильям Говард Тафт и либерал Луис Д. Брандейс.

В силу этого постановления штаты получали право совершать хирургические операции без согласия граждан – такого раньше не было ни в одной развитой стране мира. И при этом дело это осталось почти без внимания. Газета «Нью-Йорк таймс» упоминала о нем вкратце на девятнадцатой странице. Местное издание «Ньюс лидер», выходившее в Ричмонде, штат Виргиния, вообще о нем не упоминало.

Постепенно ученое сообщество приходило к мысли о недопустимости негативной евгеники. Многие серьезные генетики, такие как Томас Хант Морган из Колумбийского университета, не имели с ней ничего общего, а летом 1927 года Гарвард тихо отклонил предложение спонсоров создать кафедру негативной евгеники.

Но, казалось, ничто не могло остановить Гарри Х. Лафлина. Его очередной мишенью стали эпилептики, что было довольно странно при выяснившихся впоследствии обстоятельствах. Он настаивал на том, что их следует либо стерилизовать, либо каким-то образом сдерживать от вступления в брак и рождения детей. Странность заключалась в том, что, как сейчас известно, Лафлин сам втайне страдал от эпилепсии. Иногда у него случались припадки прямо в Колд-Спринг-Харборе, и его коллеги замалчивали эти случаи, несмотря на то, что на публике сурово порицали всех остальных больных.

В 1930-х годах Лафлин окончательно испортил себе репутацию тем, что нашел поддержку у только что пришедших к власти в Германии нацистов, некоторые из них посещали Колд-Спринг-Харбор, чтобы перенять опыт и наработки американских коллег. В 1936 году Гейдельбергский университет присвоил Лафлину почетную степень за его вклад в дело очищения расы. В следующем году Лафлин и Колд-Спринг-Харбор стали американскими прокатчиками нацистского документального фильма «Наследственные больные», доказывавшего, что сохранять жизнь умственно отсталым людям – это всего лишь глупая сентиментальность.

Для многих это было уже слишком. Выступая на Конгрессе американских евреев в Нью-Йорке, главный оратор, Бернард С. Дойч, отозвался о Лафлине в самых резких тонах: «Теория «очищения расы» доктора Лафлина – столь же опасна и фальшива, как и проповедуемые нацистами теории о превосходстве арийской расы, с которыми у нее имеется много подозрительных сходств». Институт Карнеги, главный спонсор Бюро евгенических записей, поручил Герберту Спенсеру Дженнингсу, авторитетному генетику из Университета Джонса Хопкинса, проверить работы Лафлина. Дженнингс выяснил, что Лафлин часто фальсифицировал данные и подтасовывал их в пользу своей расистской теории; в общей сложности он занимался научной фальсификацией более четверти века. Его вынудили уйти из ERO, которое в 1938 году окончательно закрылось. Лафлин переехал в Миссури, к тому времени его репутации уже был нанесен непоправимый урон.

Всего усилиями Лафлина были стерилизованы как минимум шестьдесят тысяч человек. На пике евгенического движения в 1930-х годах законы о стерилизации приняли тридцать штатов, хотя применяли их только в Виргинии и Калифорнии. Стоит отметить, что на бумаге они и сегодня сохраняются в двадцати штатах.

В конце сентября 1927-го вышло постановление о стерилизации Кэрри Бак, и эту процедуру совершили в следующем месяце. Стерилизации подверглась и ее сестра, не имевшая тогда об этом никакого представления. Ей сказали, что проводят операцию по удалению аппендикса.