18
В 1871 году предприимчивый двадцатипятилетний англичанин Генри Уикем отправился на север Бразилии в район экватора вместе со своей большой семьей: женой, матерью, братом, сестрой, женихом сестры, невестой брата и матерью невесты брата. Его сопровождали еще два столь же предприимчивых помощника. Вся эта разношерстная компания обосновалась в Сантарене, у слияния рек Амазонки и Тапажос, в надежде разбогатеть как плантаторы. Затея обернулась провалом. Неурожай следовал за неурожаем, тропическая лихорадка унесла жизни трех человек в первый год и двух во второй. В 1875 году в живых остались только Уикем с женой. Другие выжившие вернулись в Англию.
В попытке получить хотя бы какую-то прибыль от своего путешествия Уикем отправился в джунгли вверх по реке и усердно собрал семьдесят тысяч семян бразильского каучуконосного дерева Hevea brasiliensis. Спрос на каучук в мире возрастал, и благодаря этому возрастало благосостояние Манауса, Пары и других портов Амазонки. Бразилия строго охраняла свои каучуковые богатства, поэтому Уикем собирал семена тайком, с определенным риском для себя. Эти семена он привез в Англию и продал за хорошую сумму Королевским ботаническим садам Кью.
На полученные деньги Уикем поехал в австралийский Квинсленд, где основал табачную плантацию. Затея окончилась неудачей. Потом он поехал в Центральную Америку, в Британский Гондурас, выращивать бананы. Здесь его тоже ждал провал. Не сдаваясь, Уикем снова пересек Тихий океан, обосновался в Британской Новой Гвинее (ныне Папуа – Новая Гвинея) и арендовал на двадцать пять лет участок земли на островах Конфликт, где собирал губки, выращивал устрицы и делал копру из кокосовых орехов. В этом он наконец-то добился некоторого успеха, но его жена не вынесла одинокой жизни вдали от цивилизации. Она уплыла на Бермуды и больше никогда с ним не встречалась.
Тем временем семена гевеи, которые Уикем в свое время привез в Англию, произвели настоящую революцию в производстве каучука. Ботанические сады Кью отослали их в несколько британских колоний, и выяснилось, что гевея прекрасно произрастает в богатой почве и во влажной атмосфере Юго-Западной Азии – даже лучше, чем в своих родных джунглях. В Бразилии плотность посадок составляла всего три-четыре дерева на гектар, поэтому рабочим приходилось часто переходить с места на место для получения достаточного количества латекса. В Сингапуре, в Малайзии и на Суматре гевея произрастала густыми рощами. Там у нее не было естественных врагов, так что никакие насекомые и никакие грибки не препятствовали ее росту, и величественные деревья достигали высоты в сотню футов. Бразилия осталась далеко позади. Если некогда она обладала монополией на производство первоклассного каучука, то в 1920-х годах она производила менее 3 процентов всего каучука в мире.
Примерно четыре пятых каучука потребляли Соединенные Штаты – в основном, их автомобильная промышленность. (Шины автомобилей того времени приходилось менять в среднем через каждые две-три тысячи миль, поэтому спрос на резину, которая делалась из каучука, был стабильно высоким.) В начале 1920-х годов, когда ходили слухи о том, что Великобритания готовится ввести высокий налог на каучук, чтобы оплатить свои военные долги, американское Министерство торговли под неустанным руководством Герберта Гувера разрабатывало планы производства своего собственного натурального каучука или изобретения его синтетических аналогов. Но ни один из планов не сработал. Гевея в США росла плохо, а что касается синтетического каучука, то даже Томас Эдисон не смог изобрести искусственный аналог, который хотя бы наполовину был таким же эффективным, как природный каучук.
Генри Форд воспринял это как личный вызов. Ему была ненавистна сама мысль о зависимости от иностранных поставщиков, которые могли в любой момент поднять цены или воспользоваться другим преимуществом, поэтому он делал все возможное, чтобы контролировать все звенья своей цепочки снабжения. Поэтому он скупал железные и угольные шахты, леса и лесопилки, железнодорожные компании Детройта и Толидо, а также владел целым флотом торговых судов. Решив производить свои собственные ветровые стекла, он стал вторым по величине производителем стекла в мире. Форду принадлежали четыреста тысяч акров лесов на севере штата Мичиган, и утверждалось, что на лесопилках Форда любое дерево обрабатывается все целиком, кроме тени. Кора, опилки, живица – всему этому находилось коммерческое применение. (Один из продуктов этого производства известен нам и поныне – брикеты древесного угля Kingsford.) Форд и помыслить не мог, что его производство остановится из-за прихоти иностранцев, решивших ограничить его доступ к какой-либо необходимой продукции, а в 1920-х годах он был крупнейшим потребителем каучука и резины. Поэтому летом 1927 года он пустился в самую грандиозную и рискованную авантюру в своей жизни, обернувшуюся провалом, – запустил проект «Фордландия».
План его состоял в том, чтобы построить образцовое американское поселение в джунглях Бразилии, которое станет крупнейшей каучуковой плантацией в мире. Потерявшие монополию бразильцы находились в настолько отчаянном положении, что охотно предоставляли Форду все, о чем он просил. Они продали ему два с половиной миллиона акров тропических лесов Амазонии (площадь размером примерно со штат Коннектикут) за смешные 125 000 долларов и освободили его от таможенных пошлин на ввозимые продукты и на экспортируемый латекс. Ему также разрешили строить свои собственные аэропорты, школы, банки, больницы и железные дороги. В конечном счете Форд создал нечто вроде автономного государства внутри Бразилии. Его компании даже разрешили построить дамбу на реке Тапажос, если это сделает землю более плодородной.
Для руководства всем предприятием Форд послал в Бразилию тридцатисемилетнего младшего управляющего по имени Уиллис Блейкли, снабдив его подробными указаниями и правом поступать по собственному разумению. Он должен был построить целый город с центральной площадью, деловым кварталом, больницей, кинотеатром, танцевальным залом, полем для гольфа и всем другим, что требуется для образцового поселения. Вокруг центра должны были располагаться жилые кварталы выкрашенных в белый цвет домиков с газонами, клумбами и огородами. На сделанном художником эскизе показан уютный идиллический городок с асфальтированными улицами и автомобилями марки «Форд», несмотря на тот факт, что этим автомобилям некуда было бы ездить за пределами самого городка. Генри Форд лично работал почти над всеми деталями этого плана. Часы должны были показывать время в Мичигане; магазины должны были соблюдать Сухой закон, даже несмотря на то, что в Бразилии не было запретов на спиртное. «Фордландия» должна была стать воплощением американских законов, американской культуры и американских ценностей – форпостом протестантских идеалов посреди диких и беспощадных джунглей.
Вокруг этого городка должны были располагаться крупнейшие сельскохозяйственные территории планеты. От Блейкли ожидалось, что он не только организует добычу и производство каучука, но и найдет промышленное применение всем без исключения дарам джунглей. В «Фордландии» предполагалось производить красители, удобрения, лекарства и другие полезные продукты из листьев, коры и сока разнообразных растений.
Но Блейкли не обладал ни достаточными познаниями, ни опытом, чтобы воплотить в жизнь великие замыслы Форда. По сути, он был всего лишь малообразованным грубияном. Еще задолго до того, как он достиг своего места назначения, он доказал, что ему чужды ценности образцовой цивилизованной жизни. Временно обосновавшись в портовом городе Белен, в шести днях пути до предполагаемого места «Фордландии», он снял в гостинице «Отель-Гранде» номер, выходивший на центральную площадь. Там он пугал местных жителей, расхаживая голым и занимаясь любовью со своей женой при распахнутых настежь окнах. Он часто напивался, вступал в ссоры и вел себя крайне грубо, настроив против себя почти всех официальных лиц, которые могли бы помочь ему в предприятии, и почти всех бизнесменов, которые должны были поставлять ему материалы.
С помощью американских и бразильских распорядителей, Блейкли нанял три тысячи рабочих для очистки джунглей и постройки лагеря, но почти ничего у него не вышло, как было задумано. Расчистка джунглей обернулась настоящим кошмаром. Пилы, разработанные для мягкой древесины мичиганских лесов, оказались бесполезными для твердых, как железо, бразильских пород. В засушливый сезон уровень воды в Тапажосе упал до сорока футов, и на протяжении большей части года она была непригодна для судоходства и доставок по воде. То же оборудование, которое иногда доставлялось на плантации, оказывалось либо непригодным, либо несвоевременным. Например, в одном ящике, присланном из Детройта, находились машины для производства мороженого. В другой раз в джунгли доставили паровой локомотив для узкоколейной железной дороги и несколько сотен футов рельсов. Блейкли не смог построить нормальные склады, и припасы постепенно портились на берегу реки. Мешки с цементом впитывали влагу из воздуха и становились твердыми, как камень. Механизмы и инструменты ржавели и становились бесполезными. Все, что можно было поднять и унести, растащили.
Вдобавок ко всему, Блейкли обнаружил, что местные производители каучука опасаются конкуренции и потому отказываются продавать ему семена гевеи. Их пришлось импортировать из Юго-Восточной Азии. Несмотря на то, что семена были местные – как выяснилось, Генри Уикем собирал их неподалеку, на противоположном от плантаций Форда берегу реки, – деревья плохо росли на только что расчищенных участках. Блейкли не понимал, что Hevea brasiliensis – это дерево джунглей и что ему необходима защита от палящих лучей солнца. В процессе эволюции оно приспособилось жить отдельно, но у него не было механизмов защиты от напастей, которые поджидали его в скученных условиях. Когда деревья сажали слишком близко друг к другу, они начинали притягивать к себе вредных насекомых.
Расчистка джунглей привела к тому, что прямые солнечные лучи стали падать и на водоемы, из-за чего сильно расплодились водоросли, в которых размножались улитки. На улитках паразитировали маленькие черви, переносчики шистосомоза – паразитарного заболевания, характеризующегося болями в желудке, высокой температурой и диареей. До прибытия в этот регион специалистов Форда о шистосомозе здесь не знали, после же неудачной постройки «Фордландии» заболевание стало распространенным. Также процветали малярия, желтая лихорадка, элефантиаз и анкилостомоз.
Опасность подстерегала повсюду. Река изобиловала маленькими рыбками кандиру (ванделлия), которые заплывают в отверстия на теле человека (в частности, в половой член – самая распространенная страшилка), растопыривают колючие выросты, цепляются за плоть и уже не могут выплыть обратно. На суше личинки слепней Dermatobia hominis вгрызались в кожу и откладывали яйца; жертвы узнавали о заражении, когда видели, как что-то копошится под их кожей, или когда нарывы лопались и из них выбирались личинки.
За пределами лагеря в кустах и траве таились гадюки и ягуары. Местные жители были настроены крайне враждебно. В этом же районе двумя годами ранее пропал английский исследователь Перси Фосетт вместе со своим сыном и другим молодым англичанином, пытаясь обнаружить некий затерянный город Z. У Фосетта была теория – скорее даже навязчивая идея – о том, что некогда в тропических лесах существовала великая цивилизация светлокожих людей, оставивших после себя великолепный город, который он неизвестно почему называл «городом Z». Никаких свидетельств существования этого города у Фосетта не было, он действовал по интуиции. Возможно, у него было легкое расстройство психики, но путешественником он был опытным – странствовал по бассейну реки Амазонки с 1906 года и знал, как тут выживать. То, что он со своими двумя спутниками бесследно исчез, многое говорит о сложных условиях жизни в этой части света.
Согласно одной из теорий, Фосетта со спутниками ошибочно приняли за членов другой экспедиции, возглавляемой американцем Александром Гамильтоном Райсом, который исследовал эту местность приблизительно в то же время (к крайнему негодованию Фосетта). Райс был сказочно богат благодаря женитьбе на состоятельной вдове Элинор Уайденер (на деньги которой была основана библиотека Уайденер в Гарварде). Благодаря жене Райс мог приобретать для своих путешествий современное оборудование. В экспедиции 1925 года был даже аэроплан – это была одна из первых экспедиций с поддержкой с воздуха. Райс использовал аэроплан, в основном, для разведки, но также бросал с него бомбы на племена, которые казались ему слишком дикими и непокорными. Туземцы, понятно, стали враждебно воспринимать всех белых людей, забредавших в их джунгли, и этот факт, возможно, объясняет трагическое исчезновение Фосетта.
* * *
Принимая во внимание, что под началом Уиллиса Блейкли было три тысячи рабочих, сделал он на удивление мало. Был выровнен и покрыт асфальтом небольшой участок дороги, построены клиника, столовая и дома для жителей, грубоватые и неудобные. Из Америки поставлялись готовые фрагменты домов для руководящего персонала, но их проектировали архитекторы из Мичигана, которые ничего не знали о джунглях. Все они были покрыты металлической крышей вместо традиционной соломенной, и под палящим солнцем превращались в настоящие печи. Никто в «Фордландии» не чувствовал себя комфортно.
Блейкли показал себя полностью несостоятельным, и на смену ему прислали Эйнара Оксхолма, норвежского капитана, который, по выражению одного бесстрастного современника, был большим человеком с маленьким мозгом. Как и Блейкли, Оксхолм не имел ни малейшего представления о ботанике, агрономии, тропических лесах, каучуке – то есть не знал ничего, что помогло бы ему основать процветающую плантацию. Как человек, он был лучше Блейкли, но как специалист такой же никудышный, и потому управляющий из него получился тоже плохой.
За то время, что он руководил проектом, от лихорадки умерли четыре его ребенка. Служанка Оксхолма однажды пошла купаться в реку и прибежала с откусанной кайманом рукой. Несчастная скончалась от потери крови.
Дисциплина продолжала падать. Рабочие были недовольны оплатой и непонятной им американской едой, которую подавали в столовой, вроде овсяных хлопьев и желе (к счастью для них, Форд хотя бы решил не истязать их своей соевой диетой). Особенно больным вопросом был финансовый. Изначально многие рабочие подумали, что им будут платить 5 долларов в день, как и рабочим заводов Форда в Америке. Но вместо этого им платили 35 центов в день, и из этой скромной суммы еще вычиталось за еду, независимо от того, питался ли на самом деле работник в столовой или нет. Вызывали негодование и ограничения личной свободы – в частности, запрет на спиртное (притом что рабочие видели, как начальство на верандах своих домов по вечерам потягивает коктейли). Однажды ночью недовольство переросло в бунт, когда рабочие бегали по лагерю с мачете, деревянными клиньями и другими опасными орудиями. Многие плантаторы уплыли на лодках или скрывались в джунглях, пока бунт не затих.
В конечном счете Форд назначил руководителем уроженца Шотландии Арчибальда Джонстона, довольно умного и способного человека, осуществившего ряд запоздалых улучшений. Были наконец построены магазины, школы и хорошие дома, налажено снабжение чистой водой. Ему и плантаторам под его началом удалось даже вырастить семьсот тысяч каучуковых деревьев, но при условии, что их постоянно окуривали смесью против насекомых и болезней. Но даже при этом рабочим приходилось удалять гусениц со стволов вручную. Расходы на выращивание деревьев превышали все мыслимые доходы. Из-за наступившей Великой депрессии спрос на каучук значительно снизился, как снизились и цены на него; во время Второй мировой войны начало развиваться производство синтетического каучука. В 1945 году, после двадцати лет бесплодных попыток, Форд отказался от своей амазонской мечты и передал свои владения в джунглях бразильскому правительству. Многие рабочие не знали, что американцы собираются уезжать, вплоть до дня их отъезда. Любопытно, что потом эти земли достались американской компании «Каргилл», которая сегодня в больших объемах выращивает сою – тот самый сельскохозяйственный продукт, который Форд ценил выше всего.
Если в Амазонии дела у Форда шли плохо, то в Детройте они и вовсе были хуже некуда. Несколько лет сын и наследник Форда, Эдсел Форд, настаивал на том, что Модель T нужно заменить чем-то более новым и стильным, но его отец отвергал одно предложение за другим, скорее из подсознательного нежелания прислушиваться к нему. И в самом деле, в своей жизни Форд приложил немало усилий, чтобы унизить своего сына. Хотя в 1919 году Генри Форд и назначил Эдсела президентом компании, когда тому было всего двадцать пять лет, на публике он почти не задумываясь принижал его достижения и критиковал его решения. Однажды, когда Эдсел распорядился установить новые коксовые печи на заводе у реки Руж, Генри подождал, пока работа будет закончена, и приказал их разобрать.
Но теперь, когда объем продаж сокращался, Генри нехотя был вынужден признать тот факт, что лучшие дни Модели Т остались в прошлом. 26 мая, когда весь мир был охвачен ликованием в честь Линдберга, компания Ford Motor объявила, что выпустила пятнадцатимиллионную Модель Т (на самом деле всего их было выпущено по меньшей мере 15 348 781, если не больше – никто точно не подсчитывал) и прекратила ее производство, чтобы сосредоточиться на разработке новой модели. Некоторое время крупнейшая в мире компания по производству автомобилей ничего не продавала. Шестьдесят тысяч рабочих Форда в Детройте вдруг временно лишились работы. Незанятыми оказались и десятки тысяч рабочих на конвейерных линиях в Америке и в других странах. Большинство просидело без работы по меньшей мере полгода, многие значительно дольше. Приостановка производства сказалась и на продавцах, особенно на тех, кто владел дорогими выставочными залами в крупных городах и кому нужно было оплачивать дорогую аренду. Многие так и не оправились от этого потрясения.
Работа над новой моделью проходила в обстановке строгой секретности. Неизвестным было даже ее название. Многие считали, что ее назовут «Эдисон» в честь прославленного изобретателя и близкого друга Генри Форда. Только несколько лиц в компании знали, что новую модель решено назвать «Модель А». Ходило много самых разных слухов и о том, что происходит внутри завода. Говорили, что Генри Форд не выходит наружу и ночует на раскладной кровати у себя в кабинете или в мастерской. (На самом деле это было не так.) Но разработка новой модели действительно потребовала огромного объема работ. Пожалуй, это был самый крупномасштабный проект по обновлению продукции даже по современным меркам. Новая модель должна была состоять из 5580 отдельных деталей, почти все из которых тоже были новыми, и нужно было проектировать не только их, но и машины по их изготовлению. Некоторые из них были поистине гигантскими. Два механических пресса высотой с трехэтажный дом весили 240 тонн каждый.
Примечательно, что компания провела все работы по проектированию и дизайну самостоятельно, без помощи экспертов со стороны, потому что Генри Форд не любил экспертов и отказывался с ними сотрудничать. Как он писал в 1924 году в своей книге «Моя жизнь, мои достижения»: «Я никогда не нанимал серьезных экспертов. Если бы я хотел победить конкурентов в нечестной борьбе, я бы подослал им экспертов». Позже он добавил: «Мы, к сожалению, убедились в том, что как только человек начинает думать о себе, как об эксперте, нужно немедленно от него избавляться – потому что никто не считает себя экспертом, если он действительно разбирается в своей работе».
В результате у Форда не оказалось ни одного высокообразованного специалиста в области инженерного дела или проектирования. У компании не было даже своего испытательного полигона, и образцы, к недовольству полиции, тестировали на общественных дорогах. Главный испытатель Форда, Рей Далингер, был человеком немногословным. Для любого автомобиля у него было только два отзыва: «чертовски хорош» и «чертовски плох». «От него невозможно было добиться подробностей и узнать, что неправильно и что нужно улучшить», – сокрушался один из инженеров. У компании, правда, имелась модная исследовательская лаборатория, спроектированная Альбертом Каном, но Генри Форд отказывался инвестировать разработки точных инструментов и приборов. По большей части лаборанты были заняты экспериментами над соевыми бобами и другими пищевыми продуктами.
Нежелание Форда привлекать специалистов обрекло «Фордландию» на провал и оно же обрекало на провал Модель А. Несколько лет Модель Т критиковали за ненадежные тормоза. Во многих штатах вводились ежегодные технические осмотры, и среди сотрудников Форда существовали опасения, что Модель Т не пройдет эти осмотры. Говорили, что Германия собирается запретить эксплуатацию Модели Т как раз из-за тормозов. По этой причине Лоуренс Шелдрик, ведущий инженер Форда, постарался разработать новые тормоза для Модели А. Генри Форд не терпел, когда посторонние говорили, что ему делать, и некоторое время из принципа противился идее новых тормозов, что задерживало разработку новой модели.
Как позже вспоминал Чарльз Э. Соренсен, многострадальный партнер Форда, ни один бизнесмен в здравом уме не остановил бы производство Модели Т, не убедившись в том, что новая модель готова к производству. Разработка новой модели «на лету» обошлась компании в лишние 100–200 миллионов долларов. Во сколько ей обошлось упрямство Форда, подсчитать не представляется возможным.
26 июля, за четыре дня до шестьдесят четвертого дня рождения Генри Форда, «Дженерал моторс» объявила, что в первое полугодие заработала 129 миллионов долларов. Таких денег за полгода не зарабатывал еще ни один производитель, и это было еще до закрытия заводов Форда. Теперь, в отсутствие конкуренции, объем их продаж должен был увеличиться. Многие в автомобильной промышленности задавались вопросом, сможет ли компания Форда оправиться от такого длительного периода бездействия.
Остальные же сгорали от любопытства, какой окажется новая модель Генри Форда. Мир не знал, что точно так же сгорают от любопытства и многие сотрудники его компании.