Пейнтер на служебном лифте поднимался из штаба «Сигмы» на первый этаж Смитсоновского замка. Его вызвал куратор музея Саймон Райт. Идти не хотелось, но куратор настаивал – мол, что-то важное, нужно увидеть.

Ладно, по крайней мере ноги разомну.

Всю ночь он просидел в подвале – вел переговоры с разными спецслужбами со всего мира – и лишь около пяти утра на час забылся коротким сном. Стоило потушить один пожар, как сразу разгорался другой.

Когда двери лифта открылись в вестибюле, где за письменным столом сидел вооруженный охранник, в руке у Пейнтера запищал телефон. Он бросил взгляд на дисплей и кивнул охраннику. Тот молча встал навытяжку, приветствуя директора. Помещение было буквально напичкано электронными средствами наблюдением и защиты, даже дверь не открывалась без черной карточки с голографическим тиснением буквы ∑.

Пейнтер сразу узнал номер и шагнул в сторону, задержавшись на выходе из вестибюля.

– Кэт, что там с Дельгадо?

– Действие успокоительного заканчивается. Надеюсь, худшее позади.

Итак, в Таллинне библиотекаря Конгресса пытались похитить. Ее спасли, но штурм Национальной библиотеки Эстонии заставлял о многом задуматься.

– Спасибо, что оперативно вызвали медиков, – продолжала Кэт. – Впрочем, она, кажется, оправилась от того, что ей вкололи. Настаивает на том, чтобы двигаться дальше.

– Ничего удивительного. На увядающую фиалку Дельгадо не очень похожа.

– Ну, цвет лица у нее как раз фиалковый. Вероятно, от злости – я разобрала несколько испанских ругательств. – Кэт вздохнула. – А вот директор Тамм в отделении хирургии. И состояние у него по-прежнему критическое. Если б не он и не помощь его дочери…

Она запнулась. Чувство вины не давало говорить. Пейнтер слишком хорошо знал, что переживает Брайант.

– Тогда давайте позаботимся о том, чтобы их жертва не пропала зря. Когда вы отправляетесь в Гданьск?

– Через пять минут взлетаем. Джейсону удалось выяснить, кто напал на нас и откуда они знали, что мы в Таллинне?

– Джейсон продолжает проверять подозреваемых. А вы сосредоточьтесь на Гданьске. Выясните как можно больше о том, откуда Джеймс Смитсон получил артефакт. Ответы нужны срочно. Гавайи все больше охватывает хаос.

– Ситуация?

– На данный момент – более двухсот смертей. Но в больницы и медицинские центры ломится все больше и больше людей, которые доставляют пострадавших в полукоматозном состоянии.

– В таком же, как те четверо, которых Грей спустил с горы?

– Судя по всему, да. Количество зараженных растет с каждым часом. Медики делают все возможное. Подруга Ковальски, Мария, вошла в оперативную группу в Хане, она ведь генетик.

– Разве ее не эвакуировали?

– Отказалась. Хотя знала, как опасно попасть в ловушку на острове, где объявлен карантин. Сказала, мол, не сомневается, что мы потушим этот пожар.

– Похоже, Ковальски нужно быстренько ее окольцевать, пока она не сообразила, с кем имеет дело.

– Это точно, – улыбнулся Пейнтер.

– А как проходит карантин?

– На данном этапе – лишь усиливает панику и хаос. В Гонолулу, когда мобилизовали национальную гвардию, начались беспорядки. Мы пытаемся оцепить участки гнездования, но это все равно что ловить бабочку дырявым сачком.

– Я слышала, испытывали разные инсектициды…

– Пока эти средства только рассеивают рой. Что еще хуже, поступают сообщения об осах на Молокаи и Ланаи.

– Значит, они уже перемещаются между островами?

– Очевидно. В любом случае невозможно определить, сколько зараженных птиц и зверей оправились от действия нейротоксина и начали двигаться. – Пейнтер полностью осознавал чудовищную опасность, угрожающую островам и миру в целом. – Уже отменили все авиарейсы. Флот начинает блокаду островов.

– Этого может быть недостаточно, – предупредила Кэт. – Такую большую площадь невозможно контролировать. В конце концов кто-то или что-то нас подведет, и бедствие хлынет на материк.

Она была права. Вспомнилось предупреждение Кена Мацуи о том, какие меры могут потребоваться.

В разных инстанциях уже оценивали и взвешивали этот вариант. Активно разрабатывали идею эвакуировать население с помощью воздушного транспорта и авианосцев на заброшенную военную базу на атолле Джонстон, примерно в восьмистах милях к западу. А потом зачистить Гавайские острова тактическими ядерными ударами.

Однако возникало множество проблем. Атолл Джонстон занимал площадь всего три тысячи акров: слишком мало, чтобы вместить население Гавайев. К тому же некоторые могли отказаться от эвакуации. А после зачистки – что делать с перемещенным населением? Если хоть кто-то был заражен личинками, весь цикл мог начаться снова.

– Надо придумать что-то другое, – пробормотал про себя Пейнтер, но Кэт услышала.

– Мы сделаем все возможное, чтобы увидеть, есть ли ответы в конце пути Смитсона, – пообещала она. – А что с Греем и его командой?

Кроу знал: она боится, что друзья попадут в ловушку, расставленную, вероятно, Айко Хигаши. После таллиннского нападения Кэт не сомневалась, что утечка данных об их миссии произошла со стороны японских спецслужб.

– Пока что от них ничего не слышно, – вздохнул Пейнтер. – Но Грей перестал выходить на связь еще до того, как отправился на остров.

– Я очень надеюсь, что он цел. А еще больше надеюсь, что он что-то обнаружит.

Мы все на это надеемся.

– Мне пора, – сказал Пейнтер, взглянув на часы. – Саймон Райт ждет. Когда сядете в Гданьске, свяжись с Джейсоном.

– А что нужно куратору?

– Я тоже хотел бы знать это.

Пейнтер нажал отбой, спрятал телефон в карман и вышел из вестибюля.

Музей открылся меньше часа назад. Возле экспонатов толпились кучки людей. Никто не обратил внимания на человека, вышедшего из неприметной двери.

Саймон попросил встретиться с ним в маленьком, похожем на часовенку помещении слева от входа, где располагались памятник Смитсону и склеп. Пейнтер частенько там бывал – отдавал дань уважения человеку, основавшему это учреждение ради науки, истории и знаний.

Саймон в безупречном костюме ожидал у порога часовни. Зачесанные назад длинные седые волосы открывали изборожденный тревогой лоб. Заметив Пейнтера, он поднял руку.

– Спасибо, что уделили мне время. Думаю, что я покажу вам нечто важное.

– Что именно?

Саймон жестом пригласил его внутрь и остановился перед высокой гробницей. Гигантская белая урна из камня покоилась на разукрашенном мраморном саркофаге, который, в свою очередь, стоял на платформе, где ныне хранились останки Смитсона.

– Я много раз проходил мимо этого склепа, – начал Саймон, – но лишь сейчас задумался: а не пытался ли Смитсон что-то сообщить нам? Возможно, что-то сохранилось в камне – а не сгорело, в отличие от бумаг.

– И что он мог нам сообщить?

– Может быть, хотел предупредить о том, что спрятал в могиле, – сказал Саймон, оглянувшись на Пейнтера.

– Не понимаю, – нахмурился тот.

– Александр Грэхем Белл привез сюда останки Джеймса Смитсона, а спустя примерно год из Италии прислали надгробие, изначально установленное на кладбище Сан-Бениньо под Генуей.

Кроу знал эту историю.

– Памятник для могилы заказал племянник Смитсона, Генри Джеймс Хангерфорд, однако некоторые полагают, что орнамент здесь выполнен по эскизам самого Смитсона, не зря он увлекался древностью. Посмотрите на львиные лапы, которые поддерживают урну. Такие декоративные элементы были распространены в Древнем мире: в Греции, Риме, даже Египте. Считается, что лапы символизируют силу. – Саймон указал на другие элементы резьбы. – Лавровая ветвь – древо жизни. Птица – это душа, возносящаяся к небесам. Раковина-гребешок, отсылающая к морской стихии, означает вечность и возрождение.

Подняв брови, куратор посмотрел на Пейнтера.

Тот понял его мысль.

– Полагаете, изображением раковины он хотел показать, что в склепе находится нечто, способное возродиться? Нечто бессмертное? Смелое допущение, Саймон.

– Возможно. – Куратор указал на верхнюю часть урны. – Видите вон ту сосновую шишечку? Это символ возрождения. Мне кажется, здесь присутствует некий постоянный мотив.

Пейнтер скрестил руки на груди. Все это его не убеждало.

Заметив недоверчивый жест, Саймон улыбнулся и перешел к орнаменту на крышке урны.

– Обратите внимание на изображения справа от центральной раковины.

Кроу подошел ближе, всматриваясь в три расположенных рядом элемента. По спине его пробежал холодок.

Возле раковины он увидел резные изображения змеи, камня и крылатого насекомого. Протянув руку, Пейнтер коснулся камня по центру.

– Думаете, перед нами янтарь и кости динозавров, запертые в ловушке окаменевшей смолы? Тогда крылатое насекомое…

– Большинство считают, что это мотылек, – сказал Саймон. – Он выходит из кокона и олицетворяет жизнь после смерти. Но, возможно, символ имеет двойное значение, указывая не только на возрождение, но и на существ, способных возродиться.

Пейнтер провел рукой по резьбе, словно читая послание, написанное шрифтом Брайля.

– Осы, рожденные из янтаря и костей рептилии.

Саймон отступил, уперев руки в бока.

– Если он вырезал на могиле это предупреждение, то возникает вопрос…

– …что еще зашифровано в гробнице?

Взгляд Кроу метнулся на причудливый орнамент. Можно ли в самом деле обнаружить здесь какие-нибудь ответы? Найти если не лекарство, то хоть намек на то, откуда у Смитсона янтарь?

– Да, Саймон… Пожалуй, мне следует вас завербовать, – сказал он, хлопнув куратора по плечу.

– Спасибо, но мне нравится моя работа. По крайней мере, в музее в меня не стреляют.

Кроу грустно улыбнулся и указал на склеп.

– Кто-нибудь из ваших сотрудников мог бы сфотографировать гробницу – сверху донизу со всех сторон – и отправить мне снимки?

– Я сам сфотографирую, сейчас же.

– Спасибо.

Пейнтер направился к выходу. Надо, чтобы снимки как можно скорее увидели Кэт и Грей. Особенно Грей – тот обладал потрясающей способностью замечать то, чего не замечают другие.

К сожалению, была одна большая проблема.