36
Иница и Шара слышали, как мужчины время от времени переговариваются по радио, но большую часть времени из динамика доносились лишь шорохи и неровное дыхание.
В правой руке Шара держала треугольный то ли самолет, то ли космический корабль из бумаги, искусно сложенный, но сильно истрепанный. Она смотрела на него уже довольно долго, глубоко погрузившись в свои мысли.
– По крайней мере, они до сих пор живы, – наконец промолвила она. – Это уже какой-никакой успех.
– Ты не доверяешь Музе.
– И тебе не советую. Она одна из них.
Сидя в кресле помощника пилота, которое раньше занимал Гланис, Иница бросила на Шару удивленный взгляд.
– Ты так говоришь, будто своими глазами видела, как машины уничтожали людей.
– Я много об этом слышала.
– Но ты правда мыслишь в таких категориях? Они и мы? Ничего, что прошла тысяча лет?
– Ты же видишь: их так и не истребили до конца. А что касается Музы: кто знает, сколько их еще живет среди нас, и никто об этом даже не подозревает.
– Думаешь, они маскируются под людей?
– Ну ей же это удается, и на мой взгляд, слишком убедительно.
Иница подивилась, что ни Гланис, ни Кранит не вмешиваются в их разговор. Вместе с креслом она повернулась к Шаре.
– Они нас больше не слышат?
Шара замешкалась на мгновение.
– Я отключила передачу данных от нас к ним. Им там есть чем заняться, не стоит отвлекать их болтовней.
В Инице всколыхнулись отголоски той паники, которую она ощутила над Нурденмаркой, когда Кранит выпихнул ее из баркаса. Одиночество в космосе столь абсолютно, что не имеет ни малейшего значения, есть кто-то рядом или нет.
– Если бы я была там, снаружи, – тихо проговорила она, – я была бы рада слышать знакомые голоса.
Шара покачала головой.
– Когда ты в космосе, голосов хватает и в собственной голове. Они нашептывают, что ты наверняка рехнулся, раз пустился на такую авантюру. Что ты совершил самую большую ошибку в жизни и о спасении можешь даже не мечтать. Что из положения, в котором ты оказался, нет выхода. Вся огромная Вселенная вдруг кажется тебе непробиваемой стеной, и каждая звезда шипит в ухо, что ты не имеешь ни малейшего права здесь находиться. Потому что сотворен не для космоса и бесконечность для тебя непостижима. И все, что они бормочут, скоро становится явью, ты начинаешь верить, видеть… – выражение лица у Шары было отсутствующее, и у Иницы возникло ощущение, что в ее голове сейчас творится что-то, о чем она никогда не расскажет. – Перед ними стоит трудная задача, хватит с них и этого. Если они хотят ее выполнить, им нужно сохранить ясность сознания.
Иница попыталась не думать о тех страхах и мыслях, которые, по словам Шары, могли в данную минуту донимать Гланиса. Он прошел серьезную подготовку на борту кориантумского баркаса, выполнял задания в открытом космосе. Но в конечном счете он лишь солдат, вымуштрованный для защиты баронского дворца. То, что он делает сейчас, выходит далеко за рамки его умений. К тому же Иницу мучило опасение, от которого и вовсе становилось невмоготу. Что если оружейник воспользуется возможностью избавиться от докучливого капитана? Ему нужна только она, Иница, – все равно, рассчитывает он получить за нее выкуп или узнать у нее координаты Ноя. Так или иначе, Гланис ему только мешает.
Она старалась подавить свои страхи, но получалось не очень.
– Я просто с ума схожу. Хоть бы мы могли их видеть!
– От этого им тоже мало проку.
Иница покосилась на Шару, на ее лысый череп и остроконечную звезду на затылке.
– Что это, кстати, за татуировка?
Шара коснулась затылка левой рукой.
– Звезда Горечи.
– Символ твоего имени?
– Нет, символ того, из-за чего я взяла себе такое имя. Моя цель, которую я ни за что не упущу из виду. Мечта, если можно так выразиться.
Что-то в глубине Шариной души однажды надломилось – не нужно было уметь читать мысли, чтобы это понять. И Инице казалось, что контрабандистка винит в произошедшем себя.
– Избавление?
Шара посмотрела на Иницу, словно впервые осознала ее присутствие.
– А что это такое – избавление? Ты можешь мне объяснить?
– Прощение, – сказала Иница, немного поразмыслив. – Во всяком случае, для меня избавление всегда означало именно это.
Шара задумчиво разглядывала бумажный самолетик.
– Прощение даруется. Это не место, которое можно найти.
– Так значит, Звезда Горечи – это реальное место? Настоящая звезда?
– А смысл искать в космосе что-то другое? Уж чего-чего, а звезд тут на всех хватит. Раздай хоть по дюжине каждому – все равно останется без счету.
Иница постепенно начинала понимать.
– Звезда Горечи – это твоя звезда. Место, где ты надеешься когда-нибудь обрести покой.
На миг ей показалось, что Шара сейчас возразит, по крайней мере, уточнит что-то – но она лишь коротко кивнула и спросила:
– А как насчет твоих целей?
– А что с ними?
– Расскажи мне о них. Они жили долго и счастливо и умерли в один день? Или ты мечтаешь о большем?
Иница засмеялась.
– Не думаю, что это про меня.
– Не думаешь?
– Я люблю Гланиса и ношу его ребенка. Я очень стараюсь понять, что с нами происходит. За нами гонятся через полгалактики, а я даже приблизительно не могу себе представить, что это на самом деле значит. Для меня, для него, для нашего будущего. И для нее тоже, – она погладила свой живот. – Честно говоря, я до сих пор о ней почти не думаю. Это очень эгоистично? Или совершенно нормально? Понятия не имею. Я только точно знаю, что никогда не стану одной из тех мамаш, которые не могут думать ни о чем другом, кроме здорового пищеварения их дитятки.
Шара помрачнела, и Иница осознала, что ненароком задела контрабандистку.
– А Гланис? – спросила Шара. – Чего хочет он?
– Боюсь, всего самого лучшего для меня.
Еще выговаривая эти слова, она почувствовала, как бессовестно они звучат. Разве это честно по отношению к Гланису?
– Боишься, – повторила Шара, нахмурившись.
– Когда планируешь подобный побег, ни о чем другом не думаешь. Вместе удрать, спастись, забиться в безопасный угол. Цель кажется такой грандиозной и труднодостижимой, что для всего прочего остается не так много места. Ты все время думаешь, думаешь, но наверное, не о том, о чем нужно. Даже не то чтобы не о том… Только о первостепенном, но ведь это не всегда самое важное, – Иница поморщилась. – Я несу чушь.
Шара ошеломленно смотрела на нее.
– Вы ни разу об этом не говорили? О том, что будет после?
Иница невесело улыбнулась.
– После чего? После бегства от Ордена? Думаешь, оно так быстро закончится? Чем дольше все это продолжается, тем настойчивее мне кажется, что нас никогда не оставят в покое.
– На Ное, может, и оставят.
Ной. Ее слегка испугало, что это название для нее как-то потускнело. Не успев толком подумать, она ответила:
– Ной – не моя Звезда Горечи, Шара. Ной – всего-навсего планета. А Фаэль – всего-навсего человек.
– Возможно, твой отец.
– И? Тогда получается, что в детстве он меня бросил. Что же это за отец? Кому такой отец нужен?
– Не важно, какие чувства ты к нему испытываешь – главное, что он готов тебя защищать и охранять.
– Но мне нужно нечто большее.
И снова Шара взглянула на нее словно бы другими глазами.
– Значит, есть более высокая цель.
– Я хочу быть как он.
– Ты только что сказала…
– Не потому, что он мой отец! А потому, что он ни с кем не посчитался. Ни с братьями, ни с Кориантумом. Ни даже со мной. Что-то оказалось для него важнее всего этого. Не знаю, что именно. Может, свобода, а может, и нечто большее.
– И ты этим восхищаешься? – глаза Шары едва заметно расширились. – Ты просто боишься вот этого! – она указала на живот Иницы. – Боишься лишиться чего-то, чего у тебя еще даже нет. Самой возможности выяснить, чего ты по-настоящему хочешь – той самой свободы, которую избрал для себя Фаэль.
Инице уже несколько минут казалось, будто ее мысли рассекают скальпелем. К тому же слова Шары пробуждали в ней угрызения совести.
И вдруг что-то шепнуло ей: «Осторожнее. Это хитрость. Отвлекающий маневр».
Не столько слова, сколько звуки, словно тоненькое эхо камертона заныло под сердцем. Не голос обращался к ней, а чувство, обратившееся в уверенность раньше, чем она его осознала. Уверенность, которая исходила как будто бы не от нее самой, а от кого-то другого, кто хотел предостеречь ее.
И в тот же миг перед глазами вспыхнула картина – такая четкая, что реальность кабины разом померкла.
Она увидела «Кночи», которая берет курс на собор.
Она увидела предательство.
Один, два удара сердца – и видение поблекло. Иница, похолодев, усилием воли поборола дрожь. Никто ничего не должен заметить.
Курс на собор. Предательство.
Но откуда она об этом узнала? Как предугадала? Кто или что предостерегает ее?
Она медленно повернула голову к Шаре и заметила, что контрабандистка по-прежнему говорит. Но Иница не слышала ни единого слова, будто связь между ними в одностороннем порядке оборвали. Так же, как Шара поступила с Кранитом и Гланисом. Почему же ей не хотелось, чтобы они слышали, что происходит на борту? Действительно ли из чувства такта?
Иница прислушалась к дребезжащему дыханию, доносящемуся из динамика. Потом вслушалась в себя, ища новых предостережений, новых видений. А затем сказала без обиняков:
– Ты не веришь, что они справятся.
– Что?
– Гланис и Кранит. Ты уверена, что они там погибнут.
Шара, казалось, ошарашена. Иница только сейчас заметила, как у нее блестит кожа.
– Их затея – она же просто…
– Безнадежная? – подсказала Иница.
– Невозможно реактивировать то, что вышло из строя почти полторы тысячи лет назад. Тем более когда оно такое огромное.
– Но ведь ты сама сказала: машины не истребить. Муза же реактивировала робота, верно?
Шара покачала головой.
– Времени в обрез. Скоро опять появятся перехватчики. Уж больно ты нужна ведьмам. Они не будут сидеть сложа руки и ждать, что мы еще придумаем.
Тон у Иницы стал язвительный:
– И ты подумала: а почему бы не поступить проще и не отдать нас ведьмам?
Отдать нас. Меня и моего ребенка? Или меня и мою мать?
Что с ней происходит? Ее ли слова срываются с ее губ?
Наверное, она потеряла рассудок, раз на полном серьезе считает, что ее нерожденная дочь говорит ее устами. Голосом Иницы, словами Иницы – но сама, по своей воле. Может, именно это и разглядела в ней Сетембра?
– Я не хочу, чтобы у меня снова отняли «Кночи», – сказала Шара и отложила бумажный самолетик. – Я этого просто не вынесу.
Предательство. В этом слове сосредоточились все Шарины помыслы – теперь Иница в этом не сомневалась. Равно как и в том, что не она сама Шарины помыслы прочла. И она задалась вопросом, за кем на самом деле охотится Сетембра – уж не за ребенком ли? Не за ее ли дочерью, такой крошечной и тем не менее такой могущественной, что Орден жаждет заполучить ее любой ценой?
Даже ценой целой звезды.
Гул моторов заставил ее вздрогнуть. Одной рукой Шара взялась за рычаг штурвала, а другой выхватила бластер и направила его на Иницу.
– Мне очень жаль, – сказала контрабандистка. – Но этот корабль – мое будущее.
Двигатель взвыл. «Кночи» пришла в движение.
Иница отпихнула бластер и бросилась на Шару.
