Во второй половине 2003 года телекомпания «Эхо ТВ» решила напомнить о себе российскому профессиональному сообществу, для чего мы приняли участие в национальном конкурсе ТЭФИ. Первый блин вовсе не вышел комом, потому что я ухитрился пролезть в номинацию «Ведущий информационной программы». Моими соперниками были Михаил Антонов, ведущий вечернего выпуска «Вестей» на «России», и Владислав Флярковский, представлявший «Новости культуры» на канале «Культура». Миша, с которым мы когда-то работали на НТВ, и вышел победителем. В следующем году я решил ТЭФИ пропустить, несмотря на то что Венедиктов активно лоббировал эту идею и потом говорил, что мы упустили свой шанс. Я же считал, что для телекомпании, существовавшей всего-то чуть больше года, участие в национальном профессиональном конкурсе – это хорошая возможность оценить свои силы, но для того, чтобы выдвигаться на ТЭФИ постоянно, мы были еще слишком слабенькими.

Время показало, что я был прав. Наш следующий поход за телевизионной премией закончился точно так же, как и первый. В 2005 году я снова получил номинацию и снова проиграл представителю канала «Россия», на этот раз Марии Ситтель. Зато в 2006 году нас ждал настоящий прорыв, о чем я еще расскажу. Начальство RTVi оценило рвение подчиненных, так же как и то, что о нас заговорили не только в иммигрантской прессе. Пусть просто в качестве упоминания, перечисляя через запятую, но – заговорили! Было решено как-то закрепить информационный успех, и мы получили первый и последний большой «госзаказ»: сделать фильм, приуроченный к началу второго президентского срока Владимира Путина.

Заказ этот был озвучен программным директором RTVi Михаилом Галкиным, а за его выполнение взялся наш штатный политический обозреватель Павел Широв и режиссер Василий Береза. В титрах картины, получившей название «Товарищ президент», я значусь генеральным продюсером, поскольку курировал многочисленные переговоры, связанные с организацией съемок, запрошенных авторами сценария. Широв и Береза замахнулись на нечто, чего «Эхо ТВ» ранее никогда не делало: двухсерийный документальный фильм с большим количеством интервью, с использованием архивных кадров, с выездами в США и Великобританию. То, что у нас получилось, можно и сейчас увидеть совершенно спокойно, несмотря на завлекающие надписи «запрещенный фильм». Лучше смотреть на YouTube, потому что там не отвлекаешься на посторонние рекламные объявления типа «Тайну уже нельзя скрывать! Почему Галкин женился на Пугачевой?».

Запрещать «Товарища президента» никто, разумеется, не собирался, более того, «Интерньюс» Мананы Асламазян размножил наше произведение, перевел его на видеокассеты формата VHS и распространил по своим филиалам, чем я сейчас гордиться, конечно, не могу. Но это лишь идеологические претензии, которые я сегодняшний предъявляю самому себе образца 2004 года.

К сожалению, и с журналистской точки зрения гордиться фильмом тоже не приходится. «Товарищ президент» получился незамутненной агиткой с избирательным подбором спикеров и нарочито прямолинейным ассоциативным монтажом. Так, сразу после кадров первой инаугурации Путина встык шли архивные выступления Брежнева на съездах КПСС и его встречи с безостановочно аплодирующими трудящимися. Про президента, а точнее, про его ошибки и даже преступления в нашем фильме говорили «отец перестройки» Александр Яковлев и олигарх Борис Березовский, беглый генерал КГБ Олег Калугин и проживающий в Британии советский диссидент Владимир Буковский, обиженные журналисты Евгений Киселев и Виктор Шендерович, оппозиционные политики Борис Немцов и Борис Вишневский и другие люди, имеющие к Владимиру Путину целый ряд личных претензий.

Таким же образом были отобраны и преподнесены события, о которых рассказывал фильм. Даже чеченскую войну мы вписали в перечень путинских недостатков, хотя не могли не понимать, что она началась при Ельцине, а при Путине, напротив, закончилась! «Разгром НТВ» и «дело ЮКОСа», само собой, также присутствовали в более или менее подробном изложении. При этом в фильме зияли и совершенно необъяснимые стилистические провалы. Например, в первой серии присутствовал закадровый текст ведущего, его читал сам Павел Широв, а во второй серии – нет! Чего я, как «генеральный продюсер», вообще-то не должен был допускать. Съемки Березовского почему-то пришли с искаженным звуком, но возможности переснимать уже не было, так что в фильм вставили технический брак. В результате Малашенко в пух и прах разнес наше документальное творчество, фильм в эфире RTVi показали всего один раз, еще и нещадно порезав, чтобы сократить имевшиеся в нем неоправданные затянутости. Паша Широв воспринял это как личное оскорбление и спустя очень короткое время написал заявление по собственному желанию. А подобных «госзаказов» от руководства мы, слава богу, больше не получали.

Мне хватало и других неприятностей, которые создавались, можно сказать, собственными руками. В мае 2004 года нашу съемочную группу задержали в Большом театре во время проведения акции нацболов. Акция была приурочена к инаугурации Владимира Путина и заключалась в том, что во время антракта активисты НБП начали разбрасывать в зале антипутинские листовки. Национал-большевистская партия Эдуарда Лимонова в середине нулевых была, пожалуй, самой неугомонной политической организацией России. Ни одной недели не проходило без того, чтобы нацболы не влезли в какое-нибудь госучреждение, не вывесили провокационный плакат в людном месте или не попали в милицейский «обезьянник» после пикета. В какой-то момент в отделе полиции «Китай-город», расположенном в самом центре Москвы, на улице Ильинка, меня начали узнавать: так часто мне приходилось ездить туда за своими коллегами. Обычно истории с задержанием журналистов заканчивались в сам день задержания, то есть не заканчивались ничем. Но выходка нацболов оказалась более громкой.

Причин было две. Первая – все происходило в день инаугурации президента. Вторая – нацболы разбередили только-только начавшие затягиваться раны от трагической истории в другом театре, на Дубровке. Поэтому мне пришлось попотеть, ибо корреспондента Александра Орлова и оператора Владимира Бойкова обвинили в нарушении общественного порядка и привлекли к суду. Я снова, в который уже раз, обратился за помощью к коллегам, упоминавшим наших журналистов в своих репортажах. Согласно «Закону о СМИ», действия Орлова и Бойкова не являлись ничем предосудительным. На вполне уместные вопросы: «Что делали и как оказались ваши журналисты в Большом театре?» – у меня был только один ответ: «Выполняли свою работу». Правда, мало кто верил, что наша съемочная группа приехала в Большой снимать оперный спектакль, но по большому счету, простите за каламбур, нам неизвестны были подробности запланированной акции.

Кроме журналистов «Эхо ТВ» в Большом театре тогда же задержали и представлявшего печатный «Коммерсантъ» Олега Кашина, но вот судили его или нет, я не помню. Что же касается Орлова и Бойкова, то их признали невиновными на первом же заседании Тверского суда, еще до моего приезда. Тем не менее позже я попросил Сашу Орлова, открыто симпатизировавшего лимоновцам, чуть сбавить обороты. Он пообещал в будущем эту просьбу учитывать, но, как я предполагаю, обиделся.

Александр Орлов, который был первым сотрудником ТВ-6, обратившимся ко мне с просьбой взять его на «Эхо ТВ», имел серьезные проблемы со здоровьем. Однажды он заболел настолько сильно, что ему потребовалась госпитализация, а затем и длительный срок реабилитации. Мы с Юлькой упросили Гусинского полностью оплатить вынужденный простой в работе нашего корреспондента. Гусинский, который вовсе не горел желанием несколько месяцев держать полную корреспондентскую ставку без фактической отдачи, все же согласился. Сработал именно тот аргумент, что Орлов был первым, кто пришел на RTVi, и что Гусинский – не Березовский, который обещал выплатить долги по зарплате ушедшим с ТВ-6 журналистам, но обманул их. Каково же было мое и Юлькино удивление (а соответственно и восторг Гусинского), когда подлечившийся Саша вернулся в офис редакции и сообщил, что увольняется! Гусинский потом все время напоминал Юльке об этой истории. Мол, видишь, ты за них просишь, унижаешься передо мной, а они потом тебя ни в грош не ставят! Интересно еще и то, что Орлов вернулся на «Эхо ТВ», – но это произошло уже после моего увольнения.

Что же касается лимоновских акций протеста, то за судьбой ребят, оказавшихся в тюрьме, мы следили еще довольно долго: вопросы возникали не столько к властям, сколько к лидерам НБП, в частности, к самому Лимонову. Эдуард Вениаминович тогда казался мне кем-то вроде провокатора, который сам избегал наказания за действия своих последователей, ограничиваясь разве что попаданием в автозак и несколькими часами, проведенными в камере предварительного заключения. У самого Лимонова на это всегда был готовый ответ – мол, он свое уже отсидел. Но у родителей мальчишек и девчонок, поверивших своему вождю и пытавшихся отстаивать, пусть сомнительными методами, но – идеалы справедливости, а в результате получивших тюремные сроки, к лидеру НБП имелись серьезные претензии.

Сейчас Лимонов больше похож на какого-то водевильного дедушку. Он по-прежнему режет «правду-матку» в Интернете и радиоэфирах, но истинно революционного духа в нем поубавилось. Даже внешне Эдуард Вениаминович ныне смахивает не на пламенного трибуна, «агитатора, горлана-главаря», а на персонажа светской хроники, холеного и хорошо пахнущего. В общем, не как в песне группировки «Ленинград»: «Ты права, я – дикий мужчина: яйца, табак, перегар и щетина!» Щетина у Лимонова преобразилась в элегантно постриженную бородку, табак и перегар вообще отсутствуют, хотя яйца, несомненно, остались при нем.

Кстати, этого не скажешь о других оппозиционных политиках, вышедших в публичную плоскость в середине нулевых. Я имею в виду Гарри Каспарова и Михаила Касьянова, которые хоть и недолго, но числили Лимонова среди своих единомышленников. Когда Каспаров в 2004 году основал и возглавил «Комитет 2008», а потом еще и Объединенный гражданский фронт, Гусинский попросил меня встретиться с Гарри Кимовичем и обсудить программу поддержки его политической деятельности. Я сказал Гусинскому, что не собираюсь превращать телекомпанию в пиар-отдел Каспарова, но, если он будет заранее ставить нас в известность о своих планах, мы, по возможности, будем о них рассказывать. Гусинский очень быстро согласился, из чего я сделал вывод, что эту идею ему подкинул кто-то другой. Возможно, Венедиктов.

Получив вскоре приглашение от Гарри Кимовича, я приехал к нему в гости, где смог насладиться чудным угощением, которым нас потчевала его знаменитая мама, Клара Шагеновна. Сам же Гарри Кимович потчевал меня рассказами о том, что только его политические программы смогут изменить жизнь в нашей стране. Возможно, именно во время этого разговора с Каспаровым я с ужасом осознал, что теряю связь с реальностью. Сначала Киселев, потом Березовский, потом «говорящие головы» с «Эха Москвы»: год за годом я слышал одни и те же мантры от разных людей. Я попросил Каспарова предоставить нам подробный список мероприятий «Комитета 2008», в том числе – выездных, чтобы мы могли рассказывать о них в эфире. Он пообещал, и больше я с Гарри Каспаровым никогда не встречался. Тогда я подумал, что это очень странная, но часто проявляющаяся у наших оппозиционеров черта: они умеют лишь говорить – долго, образно, красочно, – но, закончив свою речь, так и не приступают к делу, как будто считают задачу уже решенной.

А на Михаила Касьянова моих сил уже не хватило совсем. Если Каспаров еще демонстрировал какую-то активность, ругался с единомышленниками, выгонял их из своих организаций, уходил оттуда сам, оказывался под арестом и в конце концов получал по голове шахматной доской и кусал полицейских, то Касьянов с самого начала своей оппозиционной деятельности был нудным и приторным, как торт, который надели ему на голову аж десять лет спустя. Я, к счастью, уже дорабатывал свое время на «Эхо ТВ», откровенно отбывая номер. Касьяновские агитпоездки мы начали активно освещать году в 2006-м, у нас даже был выделен для этих целей специальный корреспондент, Аркадий Медведев, еще один выходец со «старого НТВ», примкнувший к нашему коллективу. К Аркаше у меня не было никаких претензий. Напротив, ценой лишь ему известных усилий он превращал скучнейшие мероприятия с участием Михал Михалыча в нечто смотрибельное. Но я уже устал сопротивляться самому себе. К тому же каждый раз при виде Михаила Касьянова в моей памяти всплывал фрагмент одной из программ Шендеровича, в которой тогда еще премьер Касьянов был представлен в рубрике «Зоология», и голос, стилизованный под моментально узнаваемую манеру Николая Николаевича Дроздова, говорил за кадром что-то вроде: «Этот зверек всегда надувает щеки и забавно басит». Цитата не дословная, но точная по смыслу. Так что Михаил Касьянов для меня всегда был тем, кто «забавно басит», и серьезно относиться к нему я просто не мог.

1 сентября 2004 года мы снова перешли на аварийный режим работы. Беслан для меня оказался даже страшнее «Норд-Оста», потому что теперь заложниками террористов оказались дети. Опять мы несколько дней провели в редакции, не покидая ее помещений. Опять выходили в эфир с экстренными выпусками новостей. Опять сообщали об ужасных итогах трагедии. Но самое неприятное – если можно так говорить в данном случае – заключалось в том, что в то время мы почти привыкли к жизни в условиях постоянной террористической угрозы. Если спросить вас сейчас, помните ли вы, что произошло в Беслане, все, конечно, ответят, что боевики захватили школу в этом городе. Но далеко не все смогут назвать правильную дату – 1 сентября 2004 года. И вряд ли кто-либо, кроме разве что журналистов или представителей иных связанных с информационными потоками профессий, вспомнит, какие еще теракты произошли в России в 2004 году. А ведь это был страшный год, год настоящего тотального террора. 6 февраля – взрыв бомбы в московском метро, в перегоне между станциями «Автозаводская» и «Павелецкая». Погиб сорок один человек. 9 мая – взрыв на стадионе в Грозном. Убит президент Чеченской Республики Ахмат Кадыров. 21–22 июня – боевики Шамиля Басаева совершают нападение на столицу Ингушетии Назрань. Погибли девяносто пять человек. 24 августа – смертницы взрывают в воздухе самолеты «Ту-134» и «Ту-154», вылетевшие из аэропорта Домодедово. Погибли девяносто человек. И, наконец, взрыв у станции метро «Рижская» в Москве 31 августа. Еще девять погибших.

Но трагедия в Беслане затмевает все остальное. Возможно, это особенность человеческой памяти. Или психики. Мы не можем помнить только плохое, только страшное. Потому и запоминается только самое-самое ужасное. Этого никак не могут понять наши несгибаемые оппозиционеры, постоянно не критикующие, а ругающие страну. Нельзя, невозможно строить свои политические кампании на одном лишь негативе. Критикуйте, но предлагайте что-то свое! Обращайте внимание на ошибки, но не апеллируйте постоянно к трагическим страницам прошлого! Ругайте сегодняшних чиновников, но дайте людям надежду, заставьте их поверить вам, поверить в ваши силы! Нельзя все время думать и говорить только о плохом, ибо тогда ты теряешь смысл жизни. Желание жить. Я не пытаюсь сейчас найти какие-то доводы, которые доказывали бы, что сейчас в России все хорошо. Конечно, нет, я же не идиот, хотя многие мои критики пытаются меня таковым представить. Но я твердо уверен в том, что вижу: жизнь в России сейчас, в середине десятых годов XXI века, так же отличается от жизни в середине нулевых, как и тот период отличался от времени, которое мы сейчас называем «лихими девяностыми»! Да, если хотите, «жить стало лучше, жить стало веселей»! И Сталин тут совсем ни при чем…

2005 год телекомпания «Эхо ТВ» встречала, крепко встав на ноги. Моя жена до сих пор уверена в том, что выход в эфир в сентябре того года телекомпании Russia Today (ныне RT. – А. Н.) был обусловлен необходимостью как-то ответить на факт нашего существования. Я, в силу своего врожденного скептицизма, скромнее оцениваю роль «Эхо ТВ» и RTVi в рождении Russia Today, но то, что за три года нам удалось с нуля создать пусть маленькую, но вполне профессиональную телекомпанию, – чистая правда. И если мы поспособствовали, пусть неосознанно, появлению телекомпании RT, выполняющей сейчас (и успешно!) задания огромной государственной важности, я этому очень рад. Потому что RT в сегодняшних условиях – наш щит в информационной войне. А RTVi с момента своего создания являлась камнем, вложенным в пращу. Такая вот грустная история.

В гости в «Эхо ТВ» зашел Николай Караченцов

Грустная она еще и потому, что наши цели, мои и Юлины, были исключительно светлыми и справедливыми. Думаю, что и многие из ребят, которые работали вместе с нами, считали точно так же. Никто из нас не приходил на работу для того, чтобы нагадить стране, в которой мы жили. Хотя черт его знает, кто что думал на самом деле.

Кадровый состав «Эхо ТВ» увеличивался и становился мощнее с каждым месяцем. Для наших либералов я снова стал «рукопожатным». Мы могли составить целый список звезд, появлявшихся в нашем эфире: Шендерович, Кара-Мурза, Николаев, Черкизов, совсем немного времени оставалось до присоединения к нашим рядам Михаила Осокина и Евгения Киселева. В эфире RTVi, в дополнение к программе «Реплика Андрея Черкизова», появилась аналогичная передача с – кто бы мог подумать! – Сергеем Доренко. Даже Тина Канделаки работала вместе с нами, поскольку Венедиктов сделал ее одной из интервьюеров радиостанции…

2005 год стал последним, когда я еще мог сдерживать удары Алексея Алексеевича. В сетке телекомпании и радиостанции существовало несколько общих проектов: «Плавленый сырок» Шендеровича, программа Владимира Кара-Мурзы или интервью, которые сегодняшним слушателям «Эха Москвы» известны под названием «Особое мнение». Все они выходили в эфир из нашей студии, из здания в Большом Палашевском переулке. Но Венедиктову этого уже не хватало. В какой-то момент он придумал ужасное слово «телевизация». Оно означало процесс перевода программ «Эха Москвы» в телевизионный формат. Нам грозило нашествие «Полных Альбацев», «Ищем выходов», «Кейсов» и «Клинчей» и множества других передач, которые Венедиктов хотел «телевизировать». Естественно, денег на качественную картинку под такие проекты никто выделять не собирался, но Алексея Алексеевича это вполне устраивало. Ему просто хотелось картинку.

Я был в ужасе. Я кричал Гусинскому, что мы превращаем канал в сетевое телевидение, для которого достаточно самой дрянной веб-камеры. Я пытался внушить ему, что такой путь развития компании – непрофессиональный и тупиковый. Он говорил, что я «ничего не понимаю» и что «Леша решает важную задачу». Юлька же «давила» на эмоции, на совесть нашего главного акционера. Она стала приводить примеры из недавнего прошлого, когда многие из тех, кто сейчас работал в телекомпании «Эхо ТВ», плечом к плечу выходили на бой в защиту свободы слова…

«Вы что? Совсем дурачки? – не выдержал Гусинский. – Какая свобода слова? Бабло! Все это делалось и делается ради денег! Это – бизнес! Я все равно бы вас продал, когда это стало бы выгодно. И сейчас продам. При чем тут «свобода слова»? Вы как дети прямо…»

Это было ужасно. Это было как пощечина, как удар ножом в спину, как предательство. Хотя, с другой стороны, это было правдой. И сказал нам эту правду прямо в глаза только Гусинский. Человек, ради которого мы были готовы на многое…