Иван Наумов. Правильный человек
Заговор вызревал, как сортовой гранат, всеми косточками одновременно и невидимо — под плотной шкуркой единодушного молчания новостных каналов и гипертрансляций. Недовольство губернатором в частности и назойливой опекой метрополии в целом разрасталось и в верхах, и в низах. Перешептывались депутаты и политики, недовольно ворчали госслужащие, осиным роем гудели транзитные доки и орбитальные заводы.
«Свободу!» — слышалось там и тут.
«Долой!» — прилетало эхо из ниоткуда.
«Натерпелись!» — шелестело над толпой у Анфилады.
Не хватало лишь малости, чтобы отдельные тихие голоса слились в яростный хор.
Субгерцог Леферт — вице-губернатор Нуэва-Катальи, шестого из восьми миров Анфилады — вызвал самых доверенных секретарей и озадачил их монологом, состоящим из путаных откровений и завуалированных призывов к государственной измене.
— Ярмо транзитного мирка, — вещал Леферт. — Жизнь на сдачу с инопланетной купюры. О нас даже не вытирают ноги — просто проходят мимо, не разуваясь!
— Чаша через край! — осторожно поддакнул более опытный Габриэль и поправил в лацкане полосатый цветок, точь-в-точь как на гербе Нуэва-Катальи.
— Если вожак глух, — Леферт покосился на портрет губернатора, исполненный в льстивой парадной манере, — если руки связаны… Если сердца бьются в едином порыве…
Гальвано, новичок в канцелярии субгерцога, изо всех сил старался не отстать от летящей начальственной мысли и не заблудиться в метафорах.
— Нужен правильный человек, — наугад сказал он, нервно теребя двухцветный шнурок на запястье, — и все само устроится!
Леферт замер с открытым ртом и пристально посмотрел на секретаря. Стало слышно, как за окном резиденции призывно чмокает и чавкает птица-карапушка.
— Хорошо, что вы прониклись моей идеей! — кивнул субгерцог. — Промедление коме подобно! Историю творят одиночки, но вдвоем вам будет проще. Через тридцать минут забронирован слот на Анфиладе. Поторопитесь! Судьба Нуэва-Катальи висит на нашем общем волоске!
Габриэль и Гальвано получили все необходимое от приземленного и практичного обер-секретаря. Полчаса спустя они шагнули в пятый мир Анфилады. Из него в четвертый, где перешли в другую Анфиладу.
Сиреневые солнца и безлунные пустоши, летающие острова и огненные реки мелькали за толстыми хрустальными стенами транзитных коридоров. Поддержание открытых пространственных проколов между звездными системами съедало чудовищное количество энергии. Анфилады — цепочки по семь-восемь миров, соединенных, как бусины, одним сквозным проколом, потребляли на порядок меньше, чем последовательные попарные соединения. Маршрут секретарей напоминал движение по сетке кроссворда.
В мире серых зданий и мерцающих вывесок они нашли узкую улицу и поднялись по узкой лестнице. Дверь им открыло отдаленно похожее на человека существо в халате с кистями. Взъерошенная и не слишком густая шевелюра, заплывшее лицо с глазами-щелочками, убойный запах недопереваренной спиртосодержащей жидкости. Существо оглядело Габриэля и Гальвано с ног до головы — юных, чистеньких, официозно-нарядных, одетых в дорогое и похожее:
— Сбежали из богатого детдома? Почему ко мне?
В голосе в равных долях присутствовали любопытство, скука и презрение.
— Вы — Олеф? — полуутвердительно спросил Габриэль.
— Тоже мне, новость, — ответил тот.
— Вам просили передать вот это.
Габриэль раскрыл ладонь и показал непримечательный синий камень с дыркой посередине. Олеф, и до того не выглядевший дружелюбным, заметно помрачнел. Подцепив камень двумя пальцами, он зашипел сквозь зубы:
— Глупцы! Молокососы! Сгиньте, пока не поздно… Вы не к тому пришли. Все целое в хлам, все живое в прах, надежда ранит, доверие убивает… Кто прислал вас ко мне — знает ли он, что делает, и что делает с вами?
И с ненавистью уставился на оторопевших посланников.
— Как вы сказали? — вежливо уточнил Гальвано, когда нарастающая тишина стала невыносимой.
— Я сказал, — Олеф спрятал камень в карман, — что лишнего кофе у меня нет. Займите столик в забегаловке внизу, я сейчас подойду.
Наступая на пятки друг другу, секретари устремились вниз. Запыхавшиеся, уселись в хлипкие кресла. Над столешницей засверкали предложения дня.
— Нас же предупреждали, — неуверенно сказал Габриэль. — Все это чревовещание… Нуэва-катальянцев на испуг не возьмешь, да?
Гальвано согласно закивал, но душу по-прежнему сжимал мокрый кулак. Хотелось сказать напарнику: давай встанем и вернемся, мог же этот Олеф куда-то переехать, миров не счесть! Лучше наврать субгерцогу, чем…
В свежей одежде и с дорожным саквояжем Олеф напоминал доктора. Бесцветный все знающий взгляд, насмешливо сложенные губы, добрые морщинки у глаз. Он сел на свободное место и спросил:
— Так что беспокоит?
Их беспокоило слишком многое, и из сбивчивого рассказа на два голоса Олеф вынес лишь никчемные цифры и проценты: рост валового продукта, снижение субсидий и рост налоговых отчислений в метрополию, ограничение самоуправления, квотирование местных инициатив.
— Подождите-подождите, — Олеф выставил перед собой руки и смачно, с оттяжкой зевнул. — Я не бухгалтер и не судья, не надо со мной так. Пейте кофе, думайте о хорошем. Вот это вот — что такое?
Он ткнул пальцем Габриэля в грудь, в значок. Тот скосил глаза на лацкан, гордо улыбнулся:
— Это цветок рассветной лианы, растет у нас на болотах. Вырастает иногда — вот такой! — Взмах рук едва не опрокинул соседний стол. — Карапушки устраивают в них гнезда. На ночь цветок закрывается — получается, что птицы спят как в домике!
— А у тебя что на руке? — повернулся Олеф ко второму секретарю.
— Меня зовут Гальвано! А это Габриэль!
— Не придумал пока, зачем мне это знать, но допустим. Так что на руке?
— Бабушка сплела оберег. Ну, от всего плохого. А цвета такие у нас любят — они же на флаге!
Олеф прикрыл глаза, погладил в кармане кончиками пальцев шершавую поверхность камня. Вокруг него летали невидимые искры и снежинки. От кофейной пенки вместе с паром ускользала чья-то история. В окнах домов напротив отражались тени еще не свершившихся событий.
— Это хорошо, что на флаге, — кивнул Олеф и встал. — Думаю, пора навестить Нуэва-Каталью.
В ожидании слота для входа в Анфиладу Габриэль и Гальвано озирались по сторонам, пялились на местных и на транзитников, что-то негромко обсуждали, иногда взрываясь смехом. Олеф разглядывал их с легкой завистью — к их молодости, беззаботности, к ненабитым шишкам и невстреченным бедам. Потом подумал, что завидовать им глупо.
Маршрут до Нуэва-Катальи, исходя из загрузки Анфилад, выпал кружной, долгий. Из мира в мир, из мира в мир перешагивали жизнерадостные секретари субгерцога, а за ними серой тенью следовал Олеф. Десятки солнц освещали их красным, белым, голубым светом, за хрустальными стенами бушевали песчаные бури и проливные дожди, роились летающие лодки и извивались города-грибы. Вокруг звучали языки, диалекты, наречия бескрайней во всех смыслах метрополии.
Что за странная выдумка, рассуждал Олеф, пытаться обособить один-единственный маленький мирок от настоящего многомирья? Ради чего? Выгадать чуть больше денег? Испытать чуть больше гордости за свои болота?
Но размышления Олефа никак не влияли на его планы: заказ был принят. И синий камень грел пальцы в кармане.
Они добрались до Нуэва-Катальи ночью. В транзитной зоне Анфилады было немноголюдно, а на выходе они оказались вообще одни. Олеф втянул в себя воздух нового мира — душистый, вязкий, пряный.
— Слышите? — Гальвано дернул его за рукав. — Прислушайтесь!
Странные звуки доносились из лежащей в темноте низины: то ли нарочито громкие поцелуи, то ли чавканье.
— Слышите, да? Это наши карапушки!
Гальвано расплылся в улыбке. Габриэль тем временем разбирался с транспортом.
— Я скоро увижусь с заказчиком? — поинтересовался Олеф.
Его тяготила компания попутчиков. Хотелось остаться одному — с синим камнем в кармане, наедине с Нуэва-Катальей. Послушать звезды и ветер, поговорить с искрами и снежинками.
— Он уже ждет вас, — сказал Габриэль.
Ширококрылая птера доставила их на уединенный остров. Здесь никто не жил, но на невысоком холме стояла небольшая открытая беседка, в ней угадывался человеческий силуэт. Габриэль и Гальвано остались рядом с птерой. Олеф поднялся по склону.
— Как вам катальянская ночь? — спросил заказчик, черная тень на фоне звездного неба.
* * *
Правильный человек из другого мира выглядел совсем обычно и буднично: немолодой, лысоватый, помятый долгой дорогой. Леферт предполагал увидеть кого-то более впечатляющего: шамана, друида, чародея. Впрочем, такого серого обывателя куда проще спрятать в толпе.
Разговор получился сухой, деловой, прямой. Что устроило обоих.
— Не знаю, играет ли это какую-либо роль, — подытожил Леферт, — но все, чего жаждет наш мир, — это свобода. Когда Нуэва-Каталья выйдет из-под контроля метрополии, здесь все обустроится так, как считает нужным народ. В конце концов, это наш дом…
— Нет, не играет, — сказал Олеф. — Мне все понятно. Я пойду.
Не дожидаясь разрешения, он вернулся к птере. Леферт задумчиво смотрел, как крылатая машина поднимается в воздух.
Все ли сказано? Все ли разъяснено? Власть метрополии кажется незыблемой, безусловной, но в любой крепостной стене найдется расшатанный кирпич.
Леферт перебирал в уме каждую фразу прошедшей беседы — понимая при этом, что для правильного человека не важно, что и как сказано. Он сам все увидит — и подскажет, что делать.
Теперь оставалось показать Олефу Нуэва-Каталью.
Неделя шла за неделей, а путешествие Олефа продолжалось. Он побывал в торфяных поселках и на светских приемах, поднялся на орбиту и опустился в подводные лаборатории. Танцевал на карнавале лепестков и пару раз присутствовал на тайных сходках агитаторов. Канцелярия субгерцога обеспечила ему качественное прикрытие — налаживание торговых связей, оценка объектов инвестирования, что-то еще, и Олеф в сопровождении неотлучных Габриэля и Гальвано перемещался по миру, не вызывая подозрений у службы безопасности Анфилад.
С каждым днем Олеф убеждался все четче, что «заговор» не стоит выеденного яйца. Серьезные намерения одиночек вязли в киселе обсуждений и митингов, забалтывались и выхолащивались. Разговоры о свободе и независимости могли длиться вечно, не выходя за пределы кухонь или комнат отдыха. Но это ничего не меняло — заказ был принят.
Долгий вояж закончился, и Олефа разместили на небольшой вилле в столичном пригороде. За порядком в доме приглядывала смешливая девчонка из актива «Свободной Нуэва-Катальи» по имени Аурита. Гальвано представил ее Олефу как свою девушку. Аурита не возразила. Она с любопытством разглядывала важного гостя, пока Олеф, смутившись, не отвернулся.
Камень жег пальцы. Прикрыв глаза, Олеф сжал его в ладони. Искры и снежинки ходили вокруг тугими мощными вихрями. Один поток проткнул Олефа насквозь, скрутился пружиной и трансформировался в женскую фигуру. «Аурита», — услышал он собственный шепот. Стоящая в пустоте Аурита улыбнулась и поманила его к себе, прикладывая палец к губам: тише, тише…
— Не обращай внимания, — негромко сказал Аурите Гальвано. — С ним так бывает. Ничего делать не надо. Постоит и дальше пойдет.
Олеф открыл глаза. Снег и искры никуда не делись, теперь они все время кружились вокруг него. От Ауриты к нему тянулись золотистые и нежно-розовые, как пыльца рассветной лианы, нити. Можно было взяться за любую и посмотреть, что дальше, но Олеф не решился. Пока не решился.
Хвататься за камень больше не пришлось. По растянутым вокруг нитям Олеф мог перемещаться взглядом за пределы дома, смотреть со стороны и на себя, и на своих спутников. Чем чаще он это делал, тем легче становилось ускользать вдаль.
Темные дымные струйки уходили назад в прошлое. По ним Олеф возвращался в день приезда на виллу и смотрел, как Аурита на него смотрит. Как она командует домашней утварью. Как снова смотрит на него исподтишка.
Заказ принят, не отвлекайся, говорил он себе, но снова и снова крался по цветным нитям, замирая в предвкушении того, что может случиться или не случиться.
Они с Ауритой почти не пересекались и почти не общались, но Гальвано словно что-то почувствовал.
— А камень, который мы вам привезли, это что? — однажды спросил он.
Тонкие красные нити пучком выходили из его груди — и почти все обрывались. Концы колыхались в воздухе. Олеф пристально посмотрел на Гальвано. Вот, значит, как.
— Ты не слишком назойлив, а? — Габриэль вошел в дом из сада и одернул напарника.
Олеф обернулся на голос — и увидел, что нити Габриэля тоже оборваны, а концы едва заметно тлеют.
Олеф быстрым шагом вышел на свежий воздух.
Нет, убеждал он себя. Все не однозначно. Все может поменяться. И не верил себе, потому что слишком ясно чувствовал: начинается. Сложный узел разматывается, вытягиваясь в единственную уникальную возможность. Заказ близок к исполнению.
Олеф ухватился за толстую золотую нить и взмыл в небо. Он поднимался все выше, разглядывая лежащий в стороне город. Облака холодили его щеки. Мириады нитей заплетали все внизу, сплетались и разбегались в стороны, тянулись сквозь «здесь и сейчас» в «когда-нибудь» тысяч возможных реальностей.
Когда Олеф вошел в комнату и сообщил, что нужно делать, Гальвано дернулся как от пощечины. Правильный человек сказал:
— Нужно убить карапушку.
Это был сержант службы безопасности Анфилад. Пришлый, чужак из четвертого мира в цепочке. Красная рожа, туповатый взгляд, низкий лоб.
Молоденькая глупая карапушка, еще птенец, свалилась с рассветной лианы и попала этому уроду за шиворот. Вместо того чтобы аккуратно отсадить птенца назад на лиану, сержант с омерзением швырнул его себе под ноги и вдавил в землю каблуком. Все произошло так быстро — никто бы и не понял, что случилось, если бы не частные видеокамеры высокого разрешения, установленные неподалеку.
Запись попала в Сети и разлетелась по Нуэва-Каталье как вирус. Словно из двадцатиярусного карточного домика вынули опорную карту.
Габриэль и Гальвано по тревоге выбежали из своих комнат в гостиную виллы.
— Оставайтесь здесь, Олеф! — Гальвано положил на стол компактный пластиковый пистолет. — Я закрою периметр, а это — так, на всякий случай. Кажется, началось!
Габриэль уже разгонял птеру, а Гальвано подбежал к Олефу и пожал ему руку:
— Им не выстоять, Олеф! Нуэва-Каталья скинет оковы!
Птица взмыла по крутой дуге и ушла к городу.
Олеф обернулся. Аурита стояла в противоположном углу комнаты и смотрела на него. Искры кружились вокруг нее, делая почти невидимой. Неверными шагами Олеф преодолел разделяющее их расстояние. Протянул к ней руку, коснулся ее локтя.
— Жалко… карапушку… — тихо сказала она. — Почему мы должны это терпеть?
Он нагнулся к ней, коснулся губами волос, краешка уха. Аурита дрожала, но не отстранялась.
— Гальвано, он… — начала она, но Олеф поцеловал ее в губы, и фраза осталась незавершенной.
Гальвано уже все равно, хотел сказать Олеф. Прислушался к себе — в самое неподходящее время. Аурита как зачарованная тянулась к нему. Но ему действительно все равно, убедил себя Олеф. Я не вижу, как это случится — случайный взрыв или прицельный выстрел снайпера, или воздушная катастрофа, но он технически уже мертв, просто смерть немного отложена по времени. Он станет героем революции. И Габриэль. Жаль, что именно они. Жаль, как и карапушку.
Он уже нес Ауриту на руках в спальню. Она так и оставалась окутана искристым коконом, ни одной нити не пронизывало ее тело. Все события, которые камень готов был показать Олефу, проистекали не здесь. И его это устраивало.
Он бережно опустил Ауриту на холодные простыни. Пока он на ощупь сквозь слепящий кокон расстегивал застежки и пуговицы, она продолжала что-то шептать — слова благодарности, патриотические лозунги, сожаления о карапушке…
Аурита спала красиво, глубоко, и улыбалась во сне. А Олеф выскользнул из постели на шум внизу. На цыпочках спускаясь по лестнице, он пытался вспомнить, где именно Гальвано оставил пистолет. Но это не понадобилось.
Крупный остроносый мужчина поднялся из кресла ему навстречу:
— Проснулись, Олеф? Очень кстати, птера ждет.
— Вы кто?
Периметр дома оставался включен, чужим было бы не войти.
— Я обер-секретарь субгерцога. Бумажный червь. Мирный человек, ограниченно пригодный для революций и сопутствующих мероприятий. В канцелярии решили, что пригожусь хотя бы здесь. Мне велено как можно быстрее доставить вас на встречу с «заказчиком», что бы это ни значило. Вы понимаете, о чем речь?
Олеф собрался за минуту. Подумал было подойти к Аурите, но решил, что вернется скоро — пусть спит.
Из салона летящей птеры открывалась впечатляющая панорама города.
— Вон там, видите, искорки? — тоном заправского экскурсовода пояснял обер-секретарь. — Казармы службы безопасности. Боюсь, там будут основные потери. Но главное, что вход в Анфиладу под контролем восставших. Бутылочное горлышко — легко удерживать, если я что-то понимаю в военной теории. Как считаете?
Олеф смотрел на далекие вспышки выстрелов и взрывов. Тер и тер в пальцах синий камень, но тот оставался холодным. Заказ исполнен.
Обер-секретарь посадил птеру в глухом лесу в стороне от города. Олеф вышел на поляну. Там его ждал субгерцог.
— Было приятно с вами иметь дело, Олеф, — улыбнулся Леферт.
— Странное место для встречи, — заметил Олеф, озираясь.
— Возможно. Но хорошее для расставания!
— Вы уезжаете? Я думал, вы возглавляете… восстание, и вам ничего не грозит!
Леферт искренне рассмеялся и протянул конверт.
— Нет, Олеф, это вы покидаете Нуэва-Каталью. Кстати, ваш проходной документ.
Олеф взял конверт в руки, недоуменно посмотрел на субгерцога.
— Если у Анфилады идет бой, как я ею воспользуюсь?
— Просто поезжайте домой, Олеф! — сказал Леферт, по-дружески приобняв его за плечо, и вокруг них зажглись бледные столпы огня, сходящиеся в высокую арку. — Постарайтесь убраться отсюда, не задерживаясь!
Прямо перед носом Олефа дрожало марево входа.
— Вы не говорили, что в вашем мире есть вторая Анфилада! — сказал он.
— Разумеется, говорил! — Леферт подтолкнул Олефа в спину.
Хотя, возможно, это было «разумеется, не говорил!» — позже Олеф не раз пытался вспомнить последнюю фразу субгерцога.
Он провалился в стандартный транзитный коридор. Анфилада как будто вымерла. Или еще не ожила — повсюду валялся строительный мусор. Мраморный пол блестел как зеркало. Олеф достал из конверта свой маршрут, сориентировался по пиктограммам. Где-то в полумире от него Аурита улыбалась во сне. Все уляжется, и можно будет вернуться, успокоил себя Олеф.
Уйдя до конца Анфилады, он перешел на другую ветку. Обернулся — и не увидел прохода к той Анфиладе, откуда пришел. Сверился со схемой — никаких пересадок здесь вообще не было.
Олеф направился домой. Отойдя миров на пятнадцать, он остановился перекусить. Ресторан в транзитной зоне нависал хрустальным пузырем над водопадом, обрывающимся в бездонную пропасть. Пролистав меню и ничего не выбрав, Олеф переключился на гипертрансляцию и нашел новостной канал Нуэва-Катальи.
Диктор с прискорбием сообщал о сепаратистском мятеже, возглавленном высокопоставленными представителями местных органов самоуправления. О гибели губернатора и сотрудников службы безопасности. О боях на местном узле Анфилады и, в связи с этим, временном закрытии всей Анфилады, ведущей к Нуэва-Каталье.
Войдя домой, Олеф вынул из кармана синий камень, покрутил его в пальцах и бросил на дно саквояжа. Навалилась мутная, сминающая усталость. Не раздеваясь, он упал на кровать лицом вниз.
Ему снились новости. Диктор говорил, что карапушки обвиняются в организации мятежа и захвате рассветных лиан, что грядут аресты, что обнаружена нелегальная Анфилада, что некто Олеф разыскивается за грубое вмешательство в пространственно-временной континуум…
Олеф перевернулся на спину и вывел новости на потолок. Оказалось, что он проспал двенадцать часов.
Первым, что появилось в кадре, было лицо Гальвано. Картинка транслировалась без звука. Сначала Гальвано стоял на коленях со связанными руками, а человек в мундире рядом зачитывал какой-то документ. Потом он сложил листок и убрал его в нагрудный карман. Потом поднял руку и что-то прислонил к затылку Гальвано. Олеф зажмурился, а когда открыл глаза, то Гальвано снова был в кадре, но как-то боком, и уже не мигал.
Как же так, спросил себя Олеф. Бутылочное горлышко. Легко удерживать. Даже канцелярский червь это понимает.
А по экрану проплывали пылающие пригороды столицы. Судя по плавным колебаниям кадра — съемка из рубки боевой птеры. Леденея, Олеф сопоставил картинку на экране с картой. Его — и Ауриты — вилла полыхала ярче всех. Огонь до небес.
«Немногим зачинщикам мятежа временно удалось скрыться. Благодаря средствам наблюдения все они опознаны. Продолжаются аресты на Нуэва-Каталье и в окрестных мирах», — потекла бегущая строка.
Все опознаны. Олеф поднялся и выглянул из-за занавески во двор. Там уже стояли трое в свободной одежде. На лестнице послышались шаги. Олеф понял, что его пришли убивать.
Может, и к лучшему, прошептал он себе. Невелика карапушка. В дверь постучали.
Борясь со слабостью в коленках, Олеф шагнул к двери и отпер ее.
На пороге стоял смутно знакомый здоровяк в генеральской форме какой-то туземной армии. Позолота, позументы, аксельбанты. За его спиной толпились военные рангом пониже.
— Господин Олеф, — генерал шагнул в комнату, и Олеф, наконец, узнал в нем обер-секретаря, — имею честь от лица губернатора Нуэва-Катальи герцога Леферта выразить вам глубочайшую признательность за посильный вклад в выявление сепаратистского подполья, подавление мятежа, восстановление конституционного порядка, укрепление взаимопонимания в мирах Анфилад.
Адъютант поставил на стол изящный ларец с инкрустированным на крышке полосатым цветком.
Генерал доверительно дотронулся рукой в перчатке до локтя Олефа:
— На Нуэва-Каталье вы отныне желанный гость! Можете быть уверенным, что губернатор окажет вам поддержку в любой надобности. Счастливо оставаться!
Поблескивая эполетами, делегация удалилась. Защелкнулся дверной замок.
В ларце обнаружилась верительная грамота с гербом Нуэва-Катальи, чек Банка Анфилад на шестизначную сумму и сувенирная бутылка катальянского черного. Олеф вдавил пробку пальцем и, закрыв глаза, присосался к горлышку.
Черное втекало в него, не принося ни запаха, ни вкуса, не обжигая и не смягчая горло. Олеф отставил ополовиненную бутылку. Чуть покачнувшись, повернулся к кровати и вывалил на покрывало содержимое саквояжа. Опустился на колени и осторожно взял в руки синий камушек. Сдул с него прилипшую крошку, отложил в сторону. Рядом с камнем лежало разное: осколок полупрозрачного витража, брелок из пористой зеленой древесины, блестящий болт с семигранной головкой, моток искрящейся шерсти…
Я их не убивал, твердо решил Олеф. Никого. Даже птичку. Так вышло.
Черного хватило еще на один затяжной глоток, и теперь его вкус раскрылся полностью, пронзил Олефа изнутри наружу, до мурашек. Уронив стул, он выбежал в туалет. Сквозь наклонное окно в мансардной крыше светили две небольшие луны. Олеф встал ногами на унитаз, толкнул окно, высунулся в узкую щель. Под ладонями чуть теплилась черепица.
Здешние звезды складывались в знакомые узоры. Олеф цеплялся за колючие огоньки взглядом в тщетной надежде сдвинуть их с места, натрясти из них снежинок и искр.
— Покажись!!! — глядя в небо, заорал он во весь голос, и в соседнем дворе завыла в ответ какая-то местная животина. — Покажи мое!!! Какую ручку дернуть?! Какую кнопку нажать?!!!
В окнах там и тут начал зажигаться свет. Небо молчало. Будущее не хотело разговаривать с Олефом. Он осел вниз, глупо ободрав живот и стукнувшись коленкой о раковину. Черное заполняло его без остатка, поднялось по горлу в щеки, уши, глаза, фонтаном ударило из темени…
Стук продолжался и продолжался. Настойчивый, деловитый, равномерный: пять ударов — пауза — снова пять ударов.
Олеф разлепил глаза, еще даже не пытаясь понять, где он или кто он. На четвереньках выполз из туалета, оперся о журнальный столик, поднялся в рост. На автомате заправил рубашку, мимолетно удивившись расцарапанному брюху. Пригладил волосы.
За дверью стояла девушка, вся такая белая, что больно смотреть. Кожа, волосы, одежда — все. Вот, оказывается, как выглядит смерть, спокойно удивился Олеф. Вот, значит, как.
— Вас зовут Олеф? — спросила девушка, глядя ему в лицо белесыми радужками без зрачков.
И наваждение развеялось, иссякло — Олеф вспомнил, в какой из Анфилад есть мир, где белыми глазами никого не удивишь.
— А тебе что с того? — огрызнулся он, закрывая дверь перед носом незнакомки.
— Это для вас, — торопливо сказала она и просунула в щель что-то пушистое и радужное.
Олеф взял это в руки. Чучело, совсем маленькое чучело. Клюв — не клюв, крылья — не крылья. Дрожащим пальцем Олеф провел по оперению птицы-карапушки. Чуть приоткрыл дверь, встретился с белым взглядом.
— Мне надо переодеться, — сказал он девушке. — Подождите внизу.
