Книга: Социум [антология]
Назад: Юлиана Лебединская. Ангел. Кот
Дальше: Александр Богданов. Непрофессионалы

Дмитрий Градинар. Кегельбан

— Самый паршивый день в самом паршивом городе ужасной страны! — вот что мне захотелось сказать к полудню поближе. И я почти это сделал, но получилось тоже паршиво.
— Самый… — только и удалось произнести, как в коммутационном блоке погас свет.
Вот. Как всегда. Даже выругаться не пришлось, квартальный мнемополицейский вовремя пресек попытку нанести оскорбление благополучию Мегаполиса.
Нельзя слишком много думать в наше время, как нельзя думать о беконе, которого не ел уже месяц. И не только я не ел. За перегородкой ползали по голому паркету и жалобно скулили трое щенят от беспородной Каштанки, сгинувшей в неравном бою со служащими муниципальной живодерни. Эти трое, забившиеся в щель под балконами, где я их и обнаружил, в моем понимании никак не тянули на божьих тварей, потому что напрочь отказывались жрать синтетику. Благодаря чему живут уже третьи сутки — неизвестно.
В углу раздался щелчок, и сквозь узкую прорезь факса выползла розовая картонка. Плавали, знаем! Предупреждение от мнемополицейского за покушение на оскорбление. У меня таких предупреждений целый ворох, из них я делаю бумажных голубей и раздаю беспризорной детворе, что ошивается на пустырях позади жилого квартала.
После в блоке включилось аварийное освещение. Эта штука досталась мне в наследство от прежнего жителя квартиры, подключившегося хитрым образом к городскому монорельсу. Как только я разглядел, что именно пришло по факсу, то вся ирония куда-то умчалась. От неожиданности, вместо того чтобы хмыкнуть, я икнул.
«В соответствии с поправкой к закону об Охране Благополучия от… (сегодняшняя дата), и в целях обеспечения достаточного уровня лояльности жителей Мегаполиса, настоящим уведомляем…»
Короче, я влетел на сотню кредитов. Которых, ясное дело, у меня не было. Иначе щенки за стеной не пищали бы от голода.
Через минуту раздался вызов по инфокому, и в комнату вплыло изображение улыбающегося молодого человека, поправлявшего на шее модный галстук — невидимку, из которого зримым являлась только бриллиантовая заколка.
— Международное адвокатское бюро «Джонсон, Джонсон и Джонсон» к вашим услугам!
Я не успел ни опомниться, ни представиться, как голографический гость затараторил, размахивая руками прямо у меня перед лицом.
— Вы только что стали жертвой беззакония и произвола, творимого чиновниками Мегаполиса. Норма права, примененная к вашему проступку, имеет в своей диспозиции противоречие с положениями конституции и международных конвенций! Таким образом, являясь всего-навсего ординарным законом, она не имеет преимуществ…
Эта говорильня могла продолжаться долго. Насколько — зависело от размера гонорара, взимаемого этими самыми Джонсонами. Ну или одним из них. Причем счетчик тут может вертеться, насколько мне известно, быстрее, чем в турботакси. Пара кредитов в минуту, не меньше.
— Во сколько мне обойдется тяжба? — прервал я сентенции по поводу конкуренции правовых норм и прочей белиберды, в которой я ни бельмеса не понял.
— О! — Улыбка говорящего стала еще шире. — Вам необычайно повезло! Каждый третий четверг месяца у нас действует специальная трехпроцентная скидка, поэтому я возьмусь за участие в вашем деле всего за шестьсот пятьдесят кредитов, без учета налогов.
Увидев, как мое лицо перекосила кислая гримаса, Джонсон, Джонсон и снова он тут же уточнил.
— В случае выигрыша эту сумму вы сможете получить из королевской казны, а вероятность выигрыша составляет не меньше тридцати процентов. Это, как вы понимаете, немалые шансы! К тому же…
— Убирайтесь! — рявкнул я, не собираясь дослушивать, что там может быть «к тому же».
Похоже, день становился во сто крат паршивее.
— Позвольте, я не договорил! Сейчас вы узнаете те немаловажные обстоятельства, которые…
— Убирайтесь вон!
Инфоком, словно испугавшись окрика, перелился трелями, и в комнате нас стало еще больше. Низкорослый толстячок с выпяченными губами, со значком доктора права на затертом лацкане старомодного сюртука обвиняюще ткнул пальцем в первого гостя, жутко вращая при этом глазами, будто бы стараясь пробуравить собеседника взглядом.
— Вы нарушили параграф семнадцатый свода юридической деонтологии, ворвавшись без спроса в дом несчастного человека, который и так испытывает достаточно душевных страданий!
Не знаю, о каких страданиях шла речь, но можно подумать, что толстяк прибыл ко мне по приглашению.
— Убирайтесь оба!
К моему удивлению, эта фраза произвела совсем обратный эффект, и инфоком тренькнул в третий раз.
— Они просто жулики! Это грабеж средь бела дня, предлагать участие за шестьсот пятьдесят кредитов, без учета налогов! За дело с ценою иска в сотню кредитов!
Третий новоявленный являл собой полную противоположность двум предыдущим его коллегам и показался более благоразумным собеседником. Мысль об этом, видимо, тут же отразилась у меня на лице.
— Да, да! Из-за таких проходимцев весь славный юридический цех нашего города считают бандой обдирал, сколотивших состояния на людских несчастьях! — вдохновленный моим взглядом, продолжил третий.
В руке он держал большущий университетский диплом, глядя на который трижды мать их многодетная, Джонсон, и другой, не успевший назваться, отчего-то стушевались и примолкли.
— Сэр! Сочту за честь иметь вас своим клиентом! Филиал юридического концерна «Бланкштейн с сыновьями и партнеры» берется отстаивать ваши интересы всего за триста кредитов, включая налоги!
О господи! Никогда еще не имел дела с адвокатами! В контексте последнего заявления фраза «иметь клиента» звучала несколько двусмысленно. И мне это все надоело.
— А вы случайно не нарушили параграф семнадцатый э-э-э… — Я прищелкнул пальцами.
— …свода юридической деонтологии! — услужливо подсказал толстячок.
— Нет, сэр! — и тут выяснилось, что Бланкштейн и сыновья со партнерами оказался самым большим пронырой из всей троицы. — Параграф семидесятый этого же свода гласит, что в исключительных случаях лицензированный адвокат обязан предложить свои услуги.
— А в чем, простите, состоит исключительность моего случая? — Что-то мне стало вдруг тревожно на душе. Не зря же они все вместе ко мне вломились.
— Но это же очевидно! — Мне показалось, что взгляд юриста стал укоризненным, словно я не могу взять в толк нечто простое и доступное всем смертным, а они, будто заботливые няньки, пытаются наставить меня на путь истинный. — В случае неуплаты в течение суток штрафа за допущенное вами нарушение казначейство обратит взыскание на все имеющееся у вас имущество, включая ту самую квартиру, в которой мы сейчас общаемся.
— Ой! — От такой новости я подпрыгнул.
А после, поразмыслив, успокоился.
— Разве такое возможно? Из-за сотни кредитов отбирать квартиру?
— Именно! Исполнитель казначейства получает пять процентов от взыскиваемой суммы дополнительно. С виновной стороны, разумеется. Плюс расходы на производство взыскания и налог управления мнемополиции, выявившего правонарушение. Далее идет местный налог по поддержанию правопорядка и еще…
— Вы меня не запугаете! Пять процентов от сотни — это всего лишь пять кредитов! А моя квартира стоит, по меньшей мере, все двадцать тысяч.
— Возможно, — начисто проигнорировав мои доводы, продолжил он менторским тоном. — Но таковая сумма, пять процентов, оплачивается одному исполнителю. Как насчет делегации из двадцати чиновников казначейства? Ведь у них — родственники. А у этих родственников — жены, а у жен — свои родственники. В конце концов, не думаете же вы, что чиновники должны работать за зарплату? Это явное нарушение устоев общества! У каждого есть право на достойное существование! Для кого-то это просто пожрать, поспать, оплатить все страховки, раз в месяц сходить в кинотеатр. А для некоторых — поездка на Лазурное побережье, покупка домика в деревне. В испанской. Зимой горнолыжные курорты. Для кого их построили, как по-вашему?
— Э… — Как-то все это не укладывалось в моей голове, и захотелось немедленно выпрыгнуть в астрал или куда подальше. К тому же именно так я и думал. Чиновники должны работать за зарплату. — Неужели в Мегаполисе возможна такая обираловка? Это же грабеж!
— Именно для того, чтоб не произошло самого худшего, мы и предлагаем свои услуги. Слышащий да услышит!
Адвокат демонстративно сложил руки на груди, всем своим видом выражая, что все уже сказано, а дальше решать мне.
Положение спас электрик, очень и очень кстати зашедший устранить перебой в энергоснабжении. Он сориентировался довольно быстро, и уже через минуту мы курили с ним сигареты. Естественно, я угощал.
— Лицензия на подключение к муниципальной сети имеется? — деловито осведомился электрик, держа в руках выдернутый из стены нелегальный шнур.
— Да, — грустно брякнул я, пряча глаза.
— Понятно, не имеется. Аккуратнее нужно быть с подключениями в наше время. В следующий раз может не так повезти, как со мной. Понял?
— Да, — теперь я уже не соврал.
— А что это тут у тебя случилось? — и он дернул подбородком в сторону медленно гаснущих голограмм.
— Так…
Потом я рассказал о своем порыве души, который, похоже, может обойтись дороже, чем угон турботакси.
— Да… дела, — протянул электрик, вынимая из моей пачки еще одну сигарету. — Ты вот что, парень… Нашел бы сотню кредитов, все лучше, чем связываться с юридической братвой. Помочь-то они, может, и помогут, да только потом сам будешь не рад.
— Это я уже понял.
— Ну, раз понял, ищи деньги и через любой банкомат уплати чертов штраф.
— Может, подскажешь еще, где их взять, эти сто кредитов?
— Может, и подскажу. — Электрик насупился, переминаясь с ноги на ногу. — Вот. Держи.
С этими словами он передал мне маленький пластиковый квадратик, на котором был нацарапан адрес. А после поинтересовался, имею ли я допуск к киборгизации.
Я имел. Причем допуск уровня «Дельта». Когда проходил военные сборы, кто-то из писарей ошибся, но теперь это было неважно.
— «Дельта»? У тебя «Дельта»?
Я-то знал, о чем говорю, а вот с чего бы это такая забота со стороны совсем, если разобраться, постороннего человека? Естественно, я его об этом спросил.
— Просто решил помочь.
— Просто? Помочь? Так не бывает! — Память тут же услужливо высветила доброжелательные лица всех этих Джонсонов, Бланкштейнов и прочих сыновей и партнеров.
— Ладно, чего скрывать. Ты прав на все сто. Не бывает. Только вот… щенки у тебя в другой комнате. Я видел.
— Щенки, да… — во мне словно зажглась теплая лампочка.
И я рассказал ему про писаря из 17-й учебной мотокиборгизированной дивизии, который хватил лишку и оказался оттого необычайно щедрым. И про то, что на самом деле имею лишь уровень «тета», как и положено нормальному заряжающему пристрелочного комплекса Марсианской базы.
— Ну, «тета» так «тета». Много денег не сшибешь, но на штраф как раз хватит. Да еще этих вот, покормил бы, что ли. А то помрут совсем.
— Пробовал. Не едят.
— Так они живые! Это не какое-то там тамагочи! Им молоко давать нужно. Бульоны варить, только не «натуральную Галину Галку», а взаправдашние, с мясом и хрящиками. У тебя как, совсем пусто?
— Пусто, — признался я и повертел карточку с адресом. — Разве что на монорельс наскребу, чтоб до вот этого места добраться.
— Не мое дело, конечно, но все же… чем живешь-то?
— Второй год на социалке. Бесплатный хлеб, консервы из концентратов, и все такое. Нет, работать после службы, конечно, пробовал! — заметив несколько недоуменный взгляд электрика, заторопился я. — Сменил два концерна и дюжину частных фирмочек, а после все как-то… Закон о необходимом минимуме как раз приняли, всех напропалую увольнять тогда мода была. А что? В цехах одни роботы-автоматы, им пособия платить не нужно, хотел даже в Луддиты податься, но после того, как две «летающие крепости» по мандату ООН шарахнули ночью по их поселку, как-то передумалось. Вот и живу…
— Ну, держи тогда, все лучше, чем совсем ничего, — электрик вложил мне в ладонь пару кредитов и пошел к выходу.
— Эй, постой! — Я прочувствовался так, что едва не расплакался. — Как тебя отблагодарить, если что?
— Да ладно, чего уж там. И ведь действительно: «если что». Сумеешь заработать, не сумеешь, это бабушка надвое сказала. Глядишь, и повезет. Не только на штраф и нормальную прокормку хватит, но и на прочее. Сколько там сейчас до социального статуса жениха нужно? Пятьсот кредитов? Шестьсот? Не-ет. Столько с первого раза, даже при самом жутком везении никто не вытягивал. Это потом разве что. Если повезет и если понравится. Сам понимаешь, дармовых кредитов никто сейчас не платит. Так что… Но все равно, желаю успеха! Мой номер — девятьсот одиннадцатый.
Все правильно. Как инфоком службы спасения.
Едва добрый самаритянин покинул пока еще мое жилище, на прощанье как следует упрятав нелегальный кабель, я заказал в службе доставки молоко и сметану. Не те, что «из деревни», а те, что из-под коровы. После получения через материализатор всей этой роскоши, долго не мог оторвать взгляда от умилительной картины: трое щенят, попискивая и толкая друг друга смешными лапами, уткнулись в тарелку. Их розовые язычки порхали над сметаной как бабочки.
Надо же, подумал я, такие маленькие и уже такие разборчивые. Эх, нельзя быть слишком привередливым в наше время, в нашем долбаном Мегаполи… Ой! Что же это я? Сработавший инфоком принес восхитительную новость. О том, что я влетел еще на сотню. Черт знает что!
И, в сердцах хлопнув дверью, я унесся на пневмолифте в теплый смог города.
* * *
Клуб «Кегельбан». Вход только предъявителям флаера. Испытайте себя, не упустите шанс! Вот что было нацарапано на карточке, что подарил мне электрик с символическим идентификационным номером 911.
Дальше имелся адрес. На обратной стороне также была приписка: «действительно только на одно посещение, для одного обладателя флаера».
Что-то я слышал по поводу таких вот странных клубов. Но, поскольку слухи имели характер смутных и противоречивых сетевых сплетен, я никак не мог предполагать, что ожидает меня в конечном итоге под вывеской подобного клуба.
Боулинг? Да сколько угодно! Но тогда к чему вся эта кулуарность? Загадочные поступки электрика и то вороватое движение, каким он вложил в мою потную и дрожащую от перспектив остаться бомжом ладонь флаер. Опять же странный вопрос относительно уровня допуска к киборгизации. Утешало одно. Скоро на все вопросы я получу ответ. И, может быть, заработаю даже кучу денег. Чтоб сразу отдать любимому государству.
Пока воображение рисовало заоблачные выси, где так приятно полетать на розовых крыльях мечты, ноги, отдельно от головы и остального туловища, несли меня по проспекту. И лишь какой-то крохотной частицей сознания я отмечал путь. Ну, знаете, бывают такие состояния, при которых вы обязательно врежетесь на ходу в первый попавшийся столб. Или угодите под турбомобиль. Свалитесь в открытый канализационный люк, толкнете полицейского, уронив с него фуражку. И так далее. Так что нужно всегда быть начеку. Даже если летаете в облаках.
А вот и искомый адрес. Тут все сходилось. Улица, номер небоскреба-щепки, который, кстати, оказался принадлежащим корпорации «Спасение». Типовой проект, этажей на восемьдесят, и столько же под землей. Сейчас такие дома уже и не строят.
Первые три этажа занимали различные административные службы. Дальше, собственно, начиналась территория этой трансконфессиональной корпорации.
С четвертого по двадцатый уровень располагалась Христианская церковь. Каждой конфессии, во избежание путаницы, было отведено по этажу. Естественно, тут было все. Католический костел с электроорганом, православная церковь с серебряной купелью, отдел для лютеран, молельный дом гугенотов, многое-многое другое. Вся правда мира. Меня это все не особо интересовало, хотя в Большом Учетном Инфоре ютились данные, что рожден я был в семье сторонников кальвинизма.
После Христа-Спасителя, конкурирующего с Девой Марией, его же, кажется, матерью, да биологического отца — Святого Духа, исполнителя желания еще более крутого босса, вы попадаете в царство Аллаха. Это почти то же самое, только надписи непонятные, нет рисунков, и Христа зовут Мухаммедом. С двадцатого по тридцать седьмой этажи все эти сунниты, шииты. Они бегали туда-сюда, входили и выходили из створок лифта, таская в руках обувь. А плата за специальные тапочки, чтоб быть допущенным к молитве, была вполне умеренной. Еще здесь, между двадцатым и тридцатым, пахло пловом из баранины. Само собой, синтетическим пловом, из синтетической баранины. Разве что на площадке перед лифтом мне предложили люля-кебаб из настоящей, стопроцентной сои! Но, хотя в животе у меня урчало от вида кушаний, цель была совсем иной, и я продолжил мыкания среди храмовых убранств и прочей бутафории, а также тюбетеек, котелков, цветастых тюрбанов и женских платков.
Этаж с молельней для шахидок, скрывающих под накидками фигуры, лица и какие-то довольно объемные ящички на поясах, я пролетел насквозь, подобно ветру. Тому способствовали в немалой степени недоброжелательные взгляды белозубых бородачей — охранников, торгующих какой-то травкой. Дальше пошли площадки для танцев кришнаитов, где какой-то мужчина в белой простынке и кедах на босу ногу стрельнул у меня сигарету. Верования полуострова Индостан. Зал для отправления служб племени сиу. И так далее.
Тут были даже уровни для всяческих ересей! Они тоже, оказывается, бывают разные! Одного не оказалось на моем пути. Клуба «Кегельбан».
В обмен на кровавую клятву примкнуть к секте сатанистов темная фигура пообещала мне указать искомое место. Разумеется, я согласился. И, само собой, меня обманули. Никакой это был не кегельбан. А бар «Кегель и Ван», где подавали желтоватое пиво и толстые сосиски из ароматизированной целлюлозы.
Короче, куда мне было нужно, я попал только под вечер. И то лишь потому, что один из охранников заявил, будто ему надоело смотреть на мою рожу. Это случилось, когда я в тридцатый раз галопом проскакал мимо него. Не имея сил ничего возразить, я молча протянул свой флаер. Охранник смутился, увидев его, и, охнув, осмотревшись по сторонам, будто мы собираемся сделать что-то неприличное, провел меня.
И ларчик ведь просто открывался! Мне всего-то нужно было поискать получше на самом первом этаже, с которого я и начинал. Там, посреди хитросплетений коридоров и разнокалиберных указателей, — комендант налево, горничные направо, пожрать и выпить прямо, — обнаружилось искомое. Простая дверь, обитая дерматином, с крохотным рисунком шара для боулинга. За ней еще одна дверь, уже помассивнее и посолидней, перед которой мне пришлось отдать свой флаер. Там я попал в лифт, ухнувший на пару десятков этажей вниз безо всяких гравикомпенсаторов и регуляторов давления. А чего еще, собственно, можно было ожидать от организаторов клуба, в котором необходимо иметь допуск к киборгизации? К счастью, я успел распахнуть рот и сделать пару глотательных движений. В ушах шумело, виски запульсировали, но все это было терпимо. В самом конце мне удалось не пропустить момент так называемой остановки, иначе бы я реально прирос ушами к подошвам.
Когда я вывалился из столь недоброжелательного лифта, навстречу мне шагнула миловидная девица с огромной пушкой на голом бедре.
— Мсье желает развлечься? Проверка допуска направо, прейскурант налево. Бокал тоника за счет заведения прямо здесь.
С этими словами она выкатила откуда-то из-за спины миниатюрный столик с обещанным бокалом тоника. И сразу же меня покинула.
Прейскурант оказался старомодной папкой со вложенными внутрь листами настоящей бумаги. Ого! Похоже, эта фирма могла позволить себе многое. Шутка ли, пользоваться настоящей бумагой! Деревья остались только на узком пятачке где-то в Канаде, а также на острове Сулавеси.
Первой же моей мыслью было стырить поскорее этот раритет и рвануть обратно. Уверен, какому-нибудь сумасшедшему антиквару я толкнул бы его не меньше, чем за тысячу кредитов. Но здесь все уже было предусмотрено на этот случай. Едва я коснулся рукой драгоценного материала, за моей спиной выросли три здоровых охранника с пушками, побольше, чем у девицы. Они скучающе глядели в потолок и фальшиво насвистывали какие-то мелодии, каждый свою. По-видимому, изображали случайных ротозеев. Однако я отметил боковым зрением, что указательные пальцы громил лежат на спусковых крючках. Боже мой, в которого я не верю, куда я попал?
И мне пришлось, разочарованно выдохнув, неловко переминаться с ноги на ногу, изучая прейскурант. При этом совершенно случайно я понял, что тоже начал насвистывать какую-то мелодию, фальшивя ничуть не хуже охранников.
А почитать тут было чего. Вначале я решил, что это такая шутка. Пройдет еще несколько минут, и появится Санта-Клаус в помятом колпаке, и скажет: «Вы участвуете в программе розыгрыш», ну или что-то в этом роде. А потом мне дадут бокал шампанского, и я скажу в объектив какую-нибудь глупую фразу, что обожаю макароны «Дажетак», после которых нужно принять Эспомизан, или расскажу, как был лысым, а после покупки новомодного шампуня обрел прежнюю кучерявость. И тогда мне выпишут призовые пару сотен кредитов и отпустят на все четыре, дав под зад пинка, чтобы больше не приходил. Да и вообще, мало ли какие бывают шутки в сфере услуг? Вот, например, в сети ресторанов быстрого обслуживания «Меланезия» встречаются названия блюд вроде «засушенная голова врага» или «печень героев, утонувших на каноэ». На самом деле все блюда изготавливались из хлореллы, напичканной ароматизаторами.
Все, что было написано в прейскуранте клуба «Кегельбан», напоминало именно такие мини-шуточки. Только звучали они как-то мрачновато.
Бой с двумя семирукими. Триста кредитов.
Бой в темном зале: гладиатор (вслепую) против ретиария (с ноктовизором). Пятьдесят.
Летун против батареи восьмидесятимиллиметровых зенитных пушек. Картечь. Ограничения по набору высоты. Две сотни.
Смертельная глубина. На дне Марианской впадины против двух атакующих субмарин. Пятьсот.
Выжить десять секунд. Невооруженный против стрелковой роты. Равнина. Площадка сотня на сотню метров. Тысяча.
Человек-ракета. Орбитальный бой в десантном скафандре против эскадрильи лазерных спутников. Пять тысяч. Ограничение по кислородному запасу.
В общем, делать мне тут было решительно нечего. Шутка переросла в непристойное предложение. Да и черт с ней, с квартирой, подумал я, не прочитав и трети этого списка оплачиваемых развлечений. Живут же люди в подземных переходах, под мостами, просто на улице. Еще и пособие за это получают, плюс бесплатную похлебку, не дай — господь — узнать — из — чего. Потом, может быть, снова какое-то жилье получу. От организации по защите диких животных. Был ведь прецедент, группа бомжей, потерявших от пьянства всякий человеческий облик, сдала все бутылки Мегаполиса и наняла дорогих адвокатов, которые и доказали, что защита им подобных находится строго в компетенции этих самых благотворительных организаций по защите животных. Диких. Ну, вой, конечно, поднялся. А как без этого? Вместо спокойной отмывки непонятного происхождения наличности такой форс-мажор.
Короче, много чего бредового мне в голову лезть начало. А все почему? Да просто! О героизме слагают песни и легенды. Одно плохо, все какие-то грустные. И, как правило, посмертные. Так что пора бы воспеть оду трусости. Той, что звучит как кастаньеты, но исполняется зубами. Той, что помогает сохранить жизнь.
А глаза у меня все шире и шире. Вот уж не подумал бы, что такое вообще возможно.
Без киборгизации. Три бокала на выбор: тоник, еще раз тоник, бубонная чума. Двадцать кредитов. Пять бокалов — десять кредитов. Утешительная премия: оплата десяти процентов стоимости вакцины. Стоимость вакцины — тысяча.
Не-ет… Зря я сюда пришел.
Дуэль на разрывных гранатах. Вариант лайт: соперник — человек. Сотня кредитов. Вариант хард: автоматический гренадер повышенной защищенности. Пятьсот.
Уходить. Забыть все и валить отсюда!
Русские горки. Выберите нужное направление. Управление бобом вручную. Вершина Гималаев. Триста.
Волосы на голове начали самостоятельное шевеление. Атавизм. Наподобие верченья щенячьих хвостов.
Зимняя рыбалка. Паковые льды. Человек и стадо гренландских китов. Насильно обиженных на жизнь. Шестьсот. Ограничение по кислородному запасу.
Бедные, бедные мои щенки. Что с ними станется? Разве что электрик опять зайдет. Покормит. Может, заберет к себе. Сволочь!
Прогулка по атоллу Бикини. Ядерные фугасы повышенной чувствительности. Полторы тысячи. Утешительный приз — отсутствует.
Щенки? А что щенки? Со мной-то что станет? После такой вот прогулки. Разве что буду стоять на месте как вкопанный и…
Примечание: Скорость перемещения пешего соискателя — не менее трех километров в час. Запрет оставаться длительное время в одном и том же квадрате. Слежение выполняется низкоорбитальным спутником с высокоточной лазерной установкой.
Во как! Пешие соискатели! Стратег я хренов. На месте не постоишь. Тут все продумано.
Рукопашный бой (а ну-ка, а ну-ка…) с колонией анаконд (И-и-и, мать вашу за ногу!). Триста. Утешительный приз — отправка тела на родину за счет заведения. Бонус: оркестр афроамериканцев исполняет прощальную песню на тамтамах.
— Послушайте, уважаемые, — я обернулся к вооруженной троице, — а выход тут где?
Тут они уставились на меня, словно на говорящую обезьяну. А один из них противно засмеялся: «Гы-гы-гы!» На всякий случай я тоже мелко хихикнул, заговорщицки подмигнув.
— Ты что, дурак? — Второй его товарищ был более учтив. — Чем думал, когда решил воспользоваться флаером?
Третий полез за рацией. Раздался писк, и голос давешней девицы поинтересовался: «Что там у вас, мальчики?»
Ого! А ведь баба у них за главную!
— У нас тут дятел, мозг клюет, — прокомментировал обстановку громила, после чего воцарилась немая пауза.
— Вот скотина! А с виду приличный соискатель, — опять голос девицы. — А ну-ка, вправьте ему мозги. Если они, конечно, там когда-то были.
Один из троицы, тот, что смеялся, сделал недвусмысленное движение в мою сторону. Если бы не рефлекторное обратное сальто, валяться мне с пробитой скворечницей, то есть проломанной грудной клеткой.
— Вы чего, уважаемые? — Мой голос дрожал, ноги предательски подкосились, став ватными.
Еще одна такая попытка громилы, и я уже не смогу увернуться. Вот тебе и ода страху!
Однако мой финт произвел должное впечатление на охранников, отчего они принялись советоваться между собой.
— Ну, как успехи? — снова ожила рация.
— Тут это… как его… Он действительно имеет допуск к киборгизации!
— С чего вы взяли?
— Да вот, думал, пришибу, а он как сиганул! Простой дятел так не умеет.
— Тогда какого черта… Ладно, сейчас буду, — коротко ответила рация.
И действительно, меньше чем через минуту в комнату с прейскурантом вошла та самая девица. Теперь она уже не казалась мне миловидной. Подбородок квадратненький, плечи широковатые, взгляд недобрый.
— Але, что тут стряслось? Что за глупости? — бесцеремонно начала она, куда-то опустив так понравившееся мне вначале «мсье».
— Ни-ничего, — голос все еще дрожал, и я, похоже, начал заикаться, — ыы-вы не беспокойтесь… За тоник я за-заплачу. Вот…
С этими словами я выгреб из кармана всю мелочь, что осталась после покупки еды для щенят. И мне самому было непонятно, так все-таки, я буду платить или плакать…
— Э, нет. Невозможно. Вы же ознакомились с правилами, раз попали сюда?
— С какими такими п-правилами?
Боже мой, в которого я начинаю понемножку верить, и давал ведь себе зарок не играть в азартные игры. Вот он, бесплатный сыр. В захлопнувшейся мышеловке. Похоже, тут царит сплошное надувательство и шантаж. Сейчас мне предложат отработать пару-тройку лет ассенизатором в столь прекрасном месте. Теперь к сегодняшним адвокатам добавились попы, муэдзины и раввины. Наверняка все это затея корпорации «Спасение». Пастыри. Как же! Вратари судеб человеческих…
Пока я на чем свет стоит проклинал служителей всех верований — а знал я их после экскурсии по небоскребу немало, — девица шепнула что-то охраннику на ухо. Он удалился, а после появился вновь, протягивая пластиковый флаер.
— Вот спасибочки! Я же и говорю, неувязочка вышла. Просто трудный такой день у меня выдался, просто ужас! Щенки и штрафы, адвокаты и электрики… — похоже, речь моя постепенно нормализовалась, — так я пойду?
— Куда? Это твой флаер?
— Мой.
— Читать умеешь? Буквы различаешь?
— Ч-читать? Д-да, уме… А в чем дело?
Так вот я и стал речевым хамелеоном, то заикался, то нет.
— И что там у нас написано? Вот там, в самом низу?
А там ведь и впрямь было что-то написано.
«Отказ от участия в сеансе клуба «Кегельбан» возможен только (категорически!!) до вхождения в лифт клуба».
Вот и закрылась крышка гроба. Хотя я с уверенностью мог утверждать, что этой надписи не видел, потому что ее попросту не имелось на моем флаере. Так, кстати, я и заявил.
— Издеваешься? — насупился тот охранник, что с рацией. — У нас все строго, а за такое жульничество знаешь, что бывает?
— За к-какое жульничество? Не было этой надписи, что я, незрячий, что ли?
— В чем же дело? — в десятый, наверное, раз переспросила девица, которая хотела получить объяснения.
Кстати, мне тоже их оч-чень интересно было бы п-послушать.
Ого! Я уже и в мыслях стал заикой!
— Да он, гад, предупреждение жвачкой залепил! Нашел идиотов, понимаешь!
— Жвачкой??
Если бы какой-то из каньонов долины Колорадо разошелся еще на пару километров, он все равно не стал бы шире моего раскрытого рта. Еще чуточку, и у меня отвалилась бы челюсть. Но тем не менее я все понял.
— Это не я! Это электрик! Он мне дал флаер! Ну, понимаете, очень деньги нужны, вот он и дал. Такой плотный мужичок с усиками. У него номер — девятьсот одиннадцатый! — выкрикивал я и одновременно хлопал руками по бокам в бесконечном возбуждении.
Что-то не стыковалось. Но что — пока я еще не понимал. А девица с охранниками, похоже, поняли…
Сначала они просто переглядывались между собой, потом девица отошла в сторонку и стала с кем-то говорить по рации. А потом все равно мир рухнул. Показалось — я держу на плечах всю тяжесть восьмидесятиэтажной коробки. Навряд ли тогда во мне осталось много от мужчины — так, просто кариатида-трансвестит…
— Этот мужичок, как вы выразились, является одним из наших лучших игроков. В прошлом — полковник планетарных штурмовых групп. Допуск к киборгизации — уровня «альфа».
Уровень «альфа», это значит — выше только Бог, подумалось мне.
— Но сейчас это не имеет для вас никакого значения, поскольку просто так вы отсюда уйти не сможете. Ваш приход по флаеру является одним из способов акцептирования договоров, разработанных юридической фирмой «Джонсон, Джонсон и Джонсон».
Вот тебе и молодой адвокат с галстуком-невидимкой. Не случайно, наверное, он первым объявился ко мне по инфору…
— Отказ от выбора повлечет за собой автоматический выбор сюжета из прейскуранта. Уверяю вас, мсье, выбор будет абсолютно случайным… При этом, правда, не будет приниматься во внимание ваш уровень допуска…
Ага. «Мсье» присутствует вновь. Жалко ей меня стало, что ли?
— Но это бесчеловечно! — выпаливаю ей в лицо, потому что действительно хотел отказаться от выбора.
— Ни в коем случае! После утверждения Верховным судом равноправия и признаний требований общественного движения мазохистов-фаталистов это, наоборот, мера, гарантирующая удовольствие и равные возможности для любого гражданина. Впрочем, если вы с чем-то не согласны, я могу вызвать прямо сюда представителя адвокатского…
— Ни в коем случае! — поспешно запротестовал я, вспомнив тот бедлам, где мне пришлось выслушивать предложения Джонсонов и прочих.
— В таком случае…
Я обреченно вздохнул и принялся заново изучать прейскурант.
Конституция, яти ее налево, — пришла на ум приговорка из детства, услышанная от покойной ныне прабабки. Что это за «уция» такая? Что там еще есть? Конституция, реституция, контрибуция и… простите, проституция это все. Самая что ни на есть.
Возможно, на мой счет прямо сейчас где-то было приписано еще одно нарушение со всеми вытекающими последствиями в виде очередной сотни кредитов. Но теперь мне было уже наплевать.
Эх, надо было вовремя вступать в ряды этих самых мазохистов-фаталистов. И почему раньше о них ничего я не слышал?
* * *
— Хочу попросить вас об одной-единственной, — я чуть было не сказал «прощальной», — услуге. Вызовите, пожалуйста, вашу начальницу по рации и спросите, какое число она предпочитает: восемнадцать, тридцать шесть или сто сорок четыре?
Охранник хмыкнул, но все же поднес рацию к губам. Похоже, я в этом не оригинален — предоставлять право выбора другим.
— Ну что?
— Она сказала, что начать можно и с восемнадцати, а потом — посмотрим…
Интересно, настанет ли для меня это самое «потом»…
Назад: Юлиана Лебединская. Ангел. Кот
Дальше: Александр Богданов. Непрофессионалы