Глава 22
Второй взгляд
Я не в силах удержать рыдания, которые рвутся из груди. Спрыгнув с шезлонга, я за четыре шага пересекаю комнату и сажусь рядом с мамой, сложив крылья сбоку. Она протягивает руки, и я прижимаюсь к ней, ухватившись за скользкую ткань платья, приникаю лицом к груди, вдыхаю запах духов.
– Всё хорошо, милая, – шепчет она и целует меня в лоб, оставив теплое пятнышко. – Всё будет хорошо.
Я крепче прижимаю маму к себе. Именно я должна ее утешать, но сейчас я чувствую себя маленькой девочкой, которая смотрит, как мамочка уезжает в сумасшедший дом.
– Я думала, это из-за меня, – с трудом выговариваю я. – Но ты отправилась в лечебницу в том числе из-за папы.
Мамино тело дрожит: она с трудом переводит дух.
– После того как ты родилась, всё изменилось. Я не справлялась, теряла контроль. Ему начали сниться сны о Стране Чудес… он, очевидно, искал воспоминания, которые давно утратил.
Она гладит меня по голове.
– Твой отец был особенно дорог Второй Сестре. Он каким-то образом проник в Страну Чудес сам, когда был ребенком. Она нашла его – впервые ей не пришлось красть человеческое дитя, чтобы обзавестись сновидцем. Второй Сестре никогда не нравилось воровать. Впрочем, она не чувствует себя виноватой, – в мамином голосе звучит горечь. – Это просто неудобство.
Я слизываю слезы с губ.
– И папа ничего не помнит?
– Как будто этого никогда и не было. В тот день, когда ты выбежала за бабочкой… – ее голос обрывается, и мы обе всхлипываем, – я хотела тебя исцелить. Но не могла. Иначе он бы окончательно лишился покоя. Поэтому мне пришлось уехать. От вас обоих. Чтобы вы были в безопасности.
– Прости, что сомневалась в тебе, – говорю я. – Что наговорила много ужасных вещей.
Горячие слезы обжигают щеки и ямочку под носом.
– Нет, – говорит мама, и ее дыхание греет мне макушку. – Это я должна просить прощения. Если бы только я рассказала правду с самого начала. Но я продолжала надеяться, что зов Подземелья обойдет тебя стороной. А когда этого не произошло… я перепугалась. Не знала, что делать. Но я не хотела, чтобы ты угодила в ловушку.
Перед моими глазами встает картинка из будущего, описанная Королевой Слоновой Кости. Как ни странно, там я не чувствовала себя пленницей. Я была счастливой, могучей и любимой. Хочется поделиться этим откровением с мамой, но я поклялась никому не говорить. Наверно, так оно и лучше. Единственный секрет, который я могу хранить, не чувствуя себя виноватой, потому что не рискну потерять свою силу, нарушив клятву.
Мамина рука проводит по моей спине до основания правого крыла. Пальцем она касается его тонкой, как паутинка, поверхности. Я чувствую легкий зуд в лопатке.
– Почему они появились? – спрашивает она.
На сей раз в ее голосе нет ни упрека, ни тревоги. Только любопытство.
Мои всхлипы эхом отзываются от стен, пока я пытаюсь придумать ответ. Что я могу рассказать маме про Морфея, который лгал и манипулировал – и все-таки заставил крылья пробиться? Как я отвечу, когда Джеба в соседнем купе терзают полузабытые образы, которых он никогда не видел в действительности? Это похоже на предательство.
Я прижимаю к груди обе цепочки с подвесками.
– Неважно. Они часть меня. Как и эта прядь в моих волосах. Как магия в крови. Они достались мне по женской линии, от тебя. Пора их принять. Нам обеим пора.
Мама крепче обнимает меня.
– Я покажу, как втягивать крылья обратно под кожу. И как убирать узоры на лице. Это умеют только полукровки. Тут есть небольшая хитрость.
Так странно говорить с мамой о наших нездешних чертах точно таким же тоном, каким мы обсуждаем моду и косметику.
– Может быть, потом. Сейчас я рада, что всё это у меня есть.
Она прижимается губами к моей макушке, а я перебираю цепочки с подвесками, чтобы услышать звяканье. Какая ирония судьбы: маме, очевидно, было так же трудно принять свою человеческую природу, как мне – волшебную.
Я отстраняюсь, чтобы посмотреть ей в лицо. Мама недавно прибегала к помощи магии. Кожа у нее блестит, волосы шевелятся, как водоросли. Я касаюсь платиновой прядки.
– Не понимаю. Ты поклялась Первой Сестре своей жизненной магией и нарушила клятву. Почему же ты не лишилась сил?
– Я не нарушала клятвы, – говорит мама и улыбается. – Всё дело в формулировке. Я сказала: «Когда я вернусь, чтобы потребовать корону». Теоретически я так этого и не сделала.
Ее умение играть словами поразительно – мама мыслит точь-в-точь как подземцы, принимает всё буквально, искажает смыслы так и сяк, пока сказанное не начинает значить именно то, что ей нужно. Морфей был прав. Из мамы получилась бы превосходная Червонная Королева.
– Ты отказалась от короны ради папы.
Теперь каждый раз, глядя на маму, я представляю ее на троне.
– Ты отказалась от того, о чем мечтала всей душой, ради человека, которого даже не знала.
Она касается ямочки у меня на подбородке. Такой же, как у папы.
– Неправда. Я узнала его, как только заглянула ему в глаза. А потом он проснулся на моей кровати, растерянный и испуганный, и посмотрел на меня. И протянул руку. Очень спокойно. Как будто всю жизнь этого ждал. Как будто мы были давно знакомы.
– И ты притворилась, что это действительно так.
Ее улыбка делается мягче.
– Я сочинила твоему папе прошлое, чтобы у него могло быть будущее. А он дал будущее мне. Он принимал меня и любил безо всяких условий. С ним я всегда чувствовала себя как дома. Ни в каком другом месте и никогда такого не было. Всё бледнело рядом с Томасом. Даже магия и безумие Страны Чудес.
На мои глаза вновь наворачиваются слезы.
– Это похоже на сказку.
Мама принимается рассматривать горошек на платье.
– Да, наверное. А ты – ее счастливый конец.
Она опять переводит на меня взгляд, полный любви. И стирает слезы с моей щеки.
Мы держимся за руки, и происходит что-то необыкновенное. Я никогда не позволю этому воспоминанию стереться… никогда не забуду, каково это – смотреть на маму и понимать ее целиком и полностью. Наконец-то, после стольких лет.
Теперь я хочу понять и папу.
– Ты жалеешь, что не заглянула в папино прошлое… не нашла его семью?
Мама смущается.
– Ох, Элли, я это сделала.
– Что?
– Я видела некоторые его воспоминания один раз, когда носила тебя. Я наконец поняла всю важность семьи, потому что она у меня появилась. И мне захотелось вернуть Томасу его прошлое. Я даже собиралась сказать ему, что у него была амнезия, когда мы познакомились. Что я солгала, будто мы знакомы, просто чтобы увидеть, как он воссоединится с родными.
Она замолкает.
Я касаюсь ее руки.
– Мама, расскажи, что ты видела.
Она шмыгает носом.
– Твоему отцу было девять, когда он угодил в логово Второй Сестры. Поэтому я заглянула в его прошлое за год до того, ожидая увидеть там типичную жизнь маленького мальчика. Я надеялась узнать фамилию, название родного города, хоть что-то…
Мама качает головой и судорожно сжимает кулак.
Я жду, боясь торопить ее. Сама не знаю, хочу ли я слушать дальше.
– Наверное, я заглянула недостаточно далеко, – продолжает она. – Но я никогда больше не стану на это смотреть. Он бывал в разных местах, Элли. Даже в восемь лет. В тех местах, где нечего делать людям. Там, куда подземцы надеются никогда не попасть.
У меня пересыхает в горле.
– То есть?
– Зазеркальный мир – Гдетотам… Морфей рассказывал тебе о нем?
– Да, но не всё.
Очевидно.
– Туда отправляют изгнанников из Страны Чудес. Там должна была оказаться и Червонная Королева, если бы не сбежала. Гдетотам находится под железным куполом, который не позволяет обитателям разбежаться. Каждые ворота стерегут два рыцаря, один Червонный, другой Белый. Это – Страна Чудес, только еще преувеличенная. Животные и земля… – мама бледнеет, – там всё дикое и буйное, искаженное до неузнаваемости. Неудивительно, что сны твоего отца так очаровывали беспокойные души. То, что он видел в Зазеркалье, очевидно, утоляло их жажду свободы и жестокости. Боюсь представить, как ужасны, скорее всего, были его кошмары. Никогда кроличья нора не находилась под столь надежной защитой, как в то время, когда он породил мюмзиков.
Мне становится очень неуютно, когда я вспоминаю призраков, которых усмирила в спортзале. Меня охватывает дрожь при мысли, что папины кошмары были еще страшнее.
– Но как он мог проникнуть в зазеркальный мир в детстве? Я думала, единственный путь туда лежит из Страны Чудес.
– Морфей когда-то говорил мне, что есть другой путь – из мира людей. Каким-то образом можно открыть зеркало и без ключа. Но этот древний способ известен только посвященным рыцарям.
Я встаю. Если я еще немного посижу неподвижно, меня вырвет.
– Значит, ты думаешь, что папа, когда был ребенком, прошел через зеркало, оказался в Гдетотам и добрался до ворот, ведущих в тумтумовый лес… изнутри Страны Чудес?
Мама жмет плечами.
– Тогда понятно, как он попал к Второй Сестре. Ответ – в его утраченных воспоминаниях. Но я не буду их пересматривать. Мне всегда казалось, что я предаю Томаса, когда наблюдаю сцены из его жизни, которые ему недоступны. Так нельзя. Нужно двигаться вперед. Теперь мы семья, и этого достаточно.
Я снова сажусь и пытаюсь переварить услышанное. Тишина становится невыносимой. Я с особой остротой сознаю ход времени – и то, что в соседнем купе голова Джеба наполняется забытыми воспоминаниями. Сейчас я ничего не могу сделать с злополучным прошлым моей семьи. Нужно найти мозаику и выиграть войну.
– Ты права, – говорю я, чтобы вернуться к теме. – Нужно двигаться вперед. Почему ты здесь? Папа рассказал тебе, что случилось в школе?
Мама кивает и теребит лямки парусиновой сумки.
– Я поняла, что он что-то скрывает. И наконец добилась правды. Он хотел, чтобы я поехала с ним искать тебя, потому что боялся оставлять меня одну. Но я настояла на том, чтобы остаться: мало ли, вдруг ты вернешься домой. Когда твой отец уехал, я позвала Чешика. Он привел меня сюда.
– Но дома у нас нет зеркал. А ты не водишь машину.
– Зеркало стоит на чердаке, Элли. У подземца всегда есть запасной план. Не сомневаюсь, это один из первых уроков, которые преподал тебе Морфей.
Я грустно улыбаюсь. Надеюсь, он помнит собственные уроки, и у него тоже есть запасной план, чтобы вырваться из паутины Второй Сестры.
Я думаю, не рассказать ли маме, что он соврал мне, что это из-за Морфея в человеческом мире возник такой хаос. Но я вспоминаю, что он помог моему отцу – а мама предала его, как бы я ни радовалась ее выбору, и прихожу к выводу, что не могу позволить ей упрекать Морфея.
Теперь я понимаю, почему он хотел, чтобы я сама увидела папины воспоминания. Морфей понимал: я бы ни за что не поверила, если бы он просто мне рассказал. Так трудно принять в нем хоть что-то хорошее!
Но это уже начинает меняться.
Я понимаю, почему в прошлом году он многое скрыл насчет испытаний. Почему держал меня в неведении, пока я шаг за шагом выполняла его план. Морфей когда-то был честен с мамой и полагал, что она поможет ему, но та в последнюю минуту отказалась.
Он побоялся, что я сделаю то же самое – а ведь на кону стояло посмертное благополучие его души. Хотя это и не оправдывает манипуляции Морфея, но, во всяком случае, ему можно посочувствовать.
Он человечнее, чем сам посмеет признать.
– Что в сумке? – спрашиваю я, когда мама берется за лямки.
Она вытаскивает три мозаики.
– Чешик сказал, ты нашла остальные. Но он не сказал где.
Она делает паузу, как будто ожидая ответа. Но я молчу, и мама продолжает:
– Это – те, которые я спрятала.
У меня колотится сердце. Я опускаюсь на колени, чтобы помочь выложить их.
– Мама, ты супер.
Она сияет.
Кое-где на них осталась сверкающая пыль Чешика. Подражая Королеве Слоновой Кости, я размазываю пыль по одной из мозаик, которую еще не успела расшифровать.
Передо мной какое-то празднество. Среди обнаженных деревьев проходит толпа существ. У одних короны, у других клювы или крылья. Все в масках. Некоторые скользят над землей, словно летят на коврах-самолетах. И вдруг кошмарные игрушки, вырвавшись из тени, нападают на них, и разверзается ад.
Меня охватывает ужас. Картинка меркнет. Я смотрю на маму, которая наблюдает за происходящим из-за моего плеча.
– Червонная Королева, – говорю я.
Сжав рот в нитку, она убирает мозаики в сумку.
– Я ошиблась, – говорю я, кусая губы. – Я думала, что оставшаяся мозаика покажет конец войны. Но хронологически это – первая, которую я сделала. Значит, нам показали самое начало. Ты была в Стране Чудес и видела места, которых не видела я. Ты можешь сказать, где это происходит?
– Похоже на какой-то лес, – отвечает мама дрожащим голосом. – Но я его не узнаю.
Она трет виски.
– Не понимаю, как Червонная Королева сумела освободить беспокойные души. Вторая Сестра – не из тех, кто теряет бдительность. Особенно после того как она лишилась Томаса.
Я сглатываю. Мама не знает, что Вторая Сестра выяснила, кто похитил ее добычу.
Я беру ее за руки и принимаю смелый вид, чтобы мама не заметила мой страх.
– Вторая Сестра перестала сторожить кладбище и покинула Страну Чудес. Она здесь. Ей известно, что это ты забрала папу много лет назад.
Мама бледнеет. Ее пальцы делаются вялыми, и мне кажется, что она сейчас упадет в обморок.
– Сестра пришла за Томасом? – шепотом спрашивает мама.
– Папа в безопасности. Никто не знает, кем стал мальчик-сновидец, когда вырос, кроме Морфея и Королевы Слоновой Кости. Вторая Сестра просто хочет отомстить, – говорю я, стараясь, чтобы голос не дрожал. – У нее есть виды на Джеба.
– Ну нет. – Мама мрачнеет еще больше. – Мы вместе защитим его.
Это предложение очень много значит, тем более что раньше она всегда старалась нас разделить. Теперь-то я понимаю, в чем причина. Джеб напоминает ей моего папу – смертный юноша с благородным сердцем в жестокой Стране Чудес.
– Всё хорошо, – говорю я. – Джеб здесь, в поезде. Он получил шанс мысленно пережить прошлое лето. Будет лучше, если воспоминания к нему вернутся.
– Этого не должно было случиться…
Мама, кажется, вот-вот разрыдается вновь.
Нет времени для сожалений. Я встаю и протягиваю руку.
– По-моему, Морфей надеялся, что я прощу тебя, если увижу папины воспоминания, а ты простишь себя и мы обе найдем путь друг к другу. Он хотел, чтобы мы действовали сообща. Это единственный способ остановить Червонную Королеву и отправить Вторую Сестру обратно. Ты готова?
Мама хватается за мою руку и кивает. За те несколько секунд, которые нужны ей, чтобы встать, страх и трепет исчезают с ее лица. Она выглядит решительно и величественно. Мамина уверенность поддерживает меня, и мы выходим в коридор, держась за руки.
И я врезаюсь прямо в мускулистую грудь Джеба. Он стоит, привалившись к стене, напротив нашей двери. Один взгляд на его лицо – и я понимаю, что он вспомнил всё.
Джеб не двигается, не здоровается с мамой – он просто смотрит сначала на мои крылья, потом на узоры вокруг глаз.
Мама сжимает мою руку.
– Я отвлеку кондуктора. Но это ненадолго. Нам нужно выяснить, куда Червонная Королева пошлет свою армию.
Прежде чем уйти, она касается плеча Джеба. Их взгляды встречаются, и между ними проскальзывает что-то невысказанное. Затем мама шагает в переднюю часть вагона, что-то шепчет кондуктору и уводит его на площадку.
Без единого слова Джеб берет меня за руку и ведет в свое купе. С каменным лицом, он закрывает за нами дверь. Купе точно такое же, как мое, только к запаху миндаля примешивается аромат одеколона Джеба. И тарелка пуста, не считая нескольких крошек печенья. Занавес еще открыт, как будто кто-то готов запустить воспоминания на экране вновь.
Я смотрю на Джеба и вздрагиваю. От его молчания мне неуютно. Но я тоже не могу заговорить, как ни пытаюсь. Что сказать? Как объяснить ложь длиной в год, изменившую всю нашу жизнь?
Джеб подходит ближе, легонько касается узоров на моем лице, потом неожиданно поворачивает меня спиной. Он трогает крылья, благоговейно их расправляет, совсем как шлейф дорогого свадебного платья. А затем притягивает меня к груди и утыкается лицом в спутанные волосы на затылке.
– Я никогда к ним не прикасался, – произносит Джеб сдавленным голосом. – Ни разу. А он – да?
Как я отвечу? Хорошо, что я стою спиной и Джеб не видит моего лица. Страшно подумать, чту оно может ему выдать.
Он едва ощутимо гладит крылья, и все нервные окончания в моем теле отзываются.
– Скажи мне, что больше он ничего не трогал, Эл.
Джеб проводит ладонью вдоль крестообразного пересечения жилок, слегка касаясь драгоценных камней.
Мое сердце замирает.
– Мы целовались.
Жестоко признавать это вслух, но я больше не в силах лгать.
– Я пыталась забрать свое желание, чтобы спасти нас.
Джеб издает страдальческий звук, что-то среднее между затрудненным вздохом и рыком. Мне нужно видеть его лицо – пусть даже это значит, что он увидит мое.
Он отходит от меня – спине и крыльям становится холодно. Я поворачиваюсь, и Джеб заметно напрягается. Ворча, он отталкивает шезлонг, и тот ударяется о стену, по пути перевернув стол. Пустая тарелка летит на пол. Раздается лязг, и я каменею.
– Морфей… – гневно произносит Джеб, словно выплевывая это имя. – Он посещает твои сны и летает с тобой. Разве смертный способен с ним соперничать?
– Это не соревнование, – отвечаю я. – Я сделала свой выбор.
– Поэтому ты лгала так долго? – спрашивает Джеб, глядя не на меня, а на свои ботинки. – Потому что «сделала свой выбор»?
Он с такой силой стискивает зубы, что я вижу, как движутся мускулы под кожей.
– Нет. Ты лгала, потому что я просто тренер. Просто художник. Мне нечего предложить. А он может подарить тебе сколько угодно волшебства и красоты. Целый мир.
Джеб медленно поднимает голову. Его зеленые глаза напоминают лес, измятый бурей.
– Мир, которым ты предназначена править.
Слова замирают во мне. Я в таком бешенстве, что готова его ударить.
Как? Джеб посмотрел всё, но проглядел самую важную часть нашего путешествия? То, что мы узнали о самих себе и друг о друге?
Нет. Он посмотрит это кино во второй раз, и уж я позабочусь, чтобы мы с Джебом увидели одно и то же.
Я обхожу его и поворачиваю рубильник на стене, чтобы приглушить свет. Загорается экран. На сей раз я принимаю точку зрения Джеба, смотрю на происходящее его глазами. Сражаюсь с цветами-зомби, побеждаю осьминоржа, придумываю, как разбудить гостей Мартовского Зайца.
Есть кое-что новенькое – например, как Джеб поворачивает меня к себе, когда я сплю в лодке, гладит по голове и обещает хранить от опасностей. Или как феи убаюкивают его, когда нас разлучили в жилище Морфея. Как они пытаются сделать так, чтобы он забыл меня, но мое лицо постоянно является ему во сне. Как отчаянно он пытается сбежать, пока сидит в клетке, а я борюсь за корону.
А потом начинается самая жуткая сцена, которую я воображала лишь в худших кошмарах.
Паутинка проскальзывает в клетку. Теперь они с Джебом одного роста. Присев на лежащий на боку ломтик груши, она рассказывает Джебу о моей судьбе. Я ощущаю его ужас и беспомощность, когда он вскакивает, полный отчаянной решимости найти меня, и бьется головой о прутья, рассекая кожу.
Слова Паутинки останавливают Джеба.
– Ты готов умереть за нее, смертный рыцарь?
Вцепившись руками в решетку, он смотрит на фею. Кровь затекает ему в глаза.
– Если это поможет Алиссе вернуться домой.
Паутинка, не моргая, глядит на него.
– А готов ли ты пережить нечто худшее, чем смерть? Быть потерянным для всех, даже для самого себя, оказаться там, где воспоминания смывает черная волна? Ведь, чтобы освободить Алиссу, тебе придется занять место Королевы Слоновой Кости в бормоглоте.
Джеб колеблется. Я это чувствую: его сердце начинает биться прерывисто, а мозг – лихорадочно подыскивать иные варианты. Но вот оно вновь стучит спокойно и решительно.
– Да. Я это сделаю.
– И придется.
Они вместе вылетают из клетки, и Паутинка подводит его к оловянной коробке размером с большой шкаф.
Джеб гладит гигантские белые розы на боках бормоглота и рассматривает всплывшее на поверхность лицо Королевы. Потом достает из кармана нож. Закатывает рукав и проводит тупой стороной лезвия по предплечью, разглядывая розы. Свой будущий холст. И уныло сутулится.
– Но тут понадобится всё, до капли.
– Разве не в этом подлинный смысл самопожертвования? Отдать больше, чем у тебя есть, чтобы спасти того, кого любишь? – спрашивает из-за спины Паутинка.
Джеб стискивает зубы.
– Где кисть?
Фея протягивает ему кисть.
Он сосредотачивается. Руки дрожат, против его воли.
– Я… я не могу успокоиться.
Паутинка сжимает запястье Джеба.
– Можешь. Ты художник. И это – самая главная картина в твоей жизни.
Джеб стирает капли пота, выступившие на лбу.
– Мой старик никогда не думал, что я чего-нибудь добьюсь живописью.
Паутинка грустно улыбается и зависает в воздухе, давая ему место.
– Значит, каждым движением кисти ты будешь доказывать, что он неправ.
Джеб скрипит зубами от боли, пока снежно-белые розы делаются красными…
Картинка гаснет, занавес падает, включается свет. Мы с Джебом поворачиваемся друг к другу.
– Ты говоришь, – произношу я, – кто может с ним соперничать?
Слезы наворачиваются на глаза, но я их удерживаю.
– Просто художник. Своей кровью ты нарисовал мою свободу. Просто тренер. Ты перелетел через пропасть на доске, чтобы спасти меня. Тебе не нужна магия, Джеб.
Я касаюсь его лица, и он приникает щекой к моей ладони. Гнев и боль исчезают.
– Что бы ни случалось с нами, ты стоял на своем, используя только свою человеческую смелость и изобретательность. Ты мой рыцарь. Больше не нужно никому ничего доказывать. Ни твоему отцу, ни моей маме, ни Морфею, ни мне. Ты уже доказал, что ты именно такой, каким я тебя всегда считала. Ты человек, которого я люблю.
Темные глаза Джеба темнеют от желания. Он с силой притягивает меня к себе, целует сначала узоры на лице, потом губы, нежно поглаживая большими пальцами мои виски. У него вкус лунного печенья – смесь миндаля, сахара и магии.
Джеб обнимает меня и держит так крепко, что я едва дышу. Я глажу мягкие волоски на груди, в том месте, где распахнут пиджак. Пусть даже в душе у нас – буря эмоций, теплые объятия Джеба – самое спокойное место на свете. Совершенно не хочется их покидать.
– А что произошло потом? – спрашивает он, уткнувшись губами мне в макушку, таким тоном, что мое блаженство тут же проходит. – Я должен знать, что отдала ты, чтобы вытащить меня из коробки. Наверное, нечто большее, чем поцелуй.
Джеб отстраняет меня на длину руки.
– Скажи, Эл.
Мы подходим к перевернутому шезлонгу. Джеб ставит его на ножки, и мы садимся. Я рассказываю всё: как использовала свое единственное желание, как сражалась с Червонной Королевой и что сделал Морфей, чтобы я могла вернуться домой. Потом я сдаюсь и рассказываю, как Морфей вернулся. Как он обманул меня. Но причину я не открою, поскольку поклялась жизненной магией.
– Значит, Червонная Королева тоже вернулась, – бормочет Джеб.
– Она хочет уничтожить Страну Чудес. Я – единственная, кто способен ее остановить.
На лице Джеба отражается такой ужас, что у меня кровь застывает в жилах.
– Почему ты? Пусть с ней сражается Морфей.
– Морфея здесь нет. Он встал между Второй Сестрой и нами, чтобы я могла переправить тебя в безопасное место.
Меня вдруг охватывает тревога. Почему Морфей еще не появился?
Джеб трет лицо ладонью.
– Ладно. Допустим, он совершил пару благородных поступков. Но Морфей втянул тебя в эту историю, манипулируя мной. Ты покинула Страну Чудес. Выбрала человеческую жизнь. Предпочла остаться в мире людей. А он отказался уважать твой выбор и вновь сделал тебя частью своих планов. Ты не можешь туда вернуться. В прошлый раз ты чуть не погибла, когда приняла участие в этом маскараде с короной…
Всё, что Джеб говорит дальше, проходит мимо моих ушей, поскольку в голове, как удар гонга, звучит одно слово. «Маскарад».
Моя мозаика.
Существа, которые шествуют по обнаженному лесу, одни в коронах, другие с клювами или крыльями. И у всех – маски. Это же маскарад. Крылья и клювы – часть костюмов. Сказочных костюмов. И лес не настоящий. Может быть, его сделали из остатков, которые удалось собрать в сгоревшем школьном спортзале. Существа, скользящие на коврах-самолетах, на самом деле едут на скейтах.
«Подземелье».
Благотворительный сбор для сиротского приюта – идеальное прикрытие для армии игрушек-зомби.
Мое лицо вспыхивает.
– Надо найти маму. Сейчас же.
Я хватаю Джеба за руку, заставляю его встать и тащу к двери.
– Зачем?
В моей памяти мелькает ленточка Королевы Гренадины с ее странным посланием: «Червонная Королева жива и жаждет истребить предательство».
– Истребить предательство, – повторяю я, взвешивая каждое слово. – Червонная Королева хочет отомстить миру, который я предпочла. Для нее это и есть то, что вынудило меня предать ее. Моя нормальная жизнь. Она собирается развязать войну прямо на выпускном балу!
