Глава 18
Скитания и переговоры
Мертвая хватка усиливается.
Мое тело обмякает, но тут мимо проносится порыв воздуха.
– Игра закончена, – резко говорит Морфей, и я мгновенно открываю глаза.
Сердце бьется о ребра, радуясь возможности остаться в живых. Я никогда не думала, что буду так счастлива слышать британский акцент.
Морфей разжимает пальцы Джеба и оттаскивает его от меня. Я падаю на колени и хватаюсь за шею, кашляя и глотая воздух. Дышать больно; я всхлипываю при каждом вздохе и все-таки наслаждаюсь этой болью, которая течет по ободранной трахее в ноющие легкие.
Я хочу попросить Морфея, чтобы он не причинял Джебу вреда, но сил нет. Всё тело, от шеи до пят, болит. Я приваливаюсь к стене, подтягиваю колени к груди и утыкаюсь в них лицом, пытаясь унять дрожь.
Какое-то рычание заставляет меня поднять голову.
Морфей стоит на коленях над лежащим навзничь Джебом. Он удерживает его, поставив колено на грудь, и запихивает ему в рот ягоды тумтум. Я испытываю огромное облегчение. Морфей помогает Джебу, вместо того чтобы драться.
Я как будто смотрю фильм про Джеймса Бонда. Морфей, в черных брюках, темно-сером жилете и классической рубашке в черную полоску с тонким красным галстуком, мог бы сойти за стимпанкового секретного агента, который наконец поймал своего врага. Густые синие волосы касаются плеч, спускаясь из-под серой твидовой кепки, крылья стекают по спине и ниспадают до пола, время от времени трепеща, когда Морфей преодолевает сопротивление Джеба и пытается сохранить равновесие.
Из всех потрясений, которые я переживала в последние несколько дней, это – самое невероятное. Темный соблазнитель становится моим рыцарем, а мой рыцарь – преследователем. Это, конечно, временный перевертыш, но я никогда не забуду, каким алчным ярко-зеленым огнем горели глаза Джеба… или каково было, когда он отбросил сдержанность и потребовал, чтобы я отдала ему всё. Я и не хочу забывать, потому что мы были соперниками, но в то же время партнерами.
Пока он не попытался убить меня.
Ягоды оказывают свое действие, и Джеб постепенно перестает сопротивляться. Наконец он обмякает.
– Когда ты немного поспишь, – говорит Морфей грубо и отрывисто, – мы обсудим те синяки, которые ты наставил Алиссе.
Он похлопывает Джеба по щеке черной кожаной перчаткой, которую вытаскивает из кармана. Несильно, но с нескрываемым бешенством. Видно, как стянуты мышцы у него под челюстью.
Рядом со мной появляется Чешик – мелькающие крылья, мех и лапы. Он приземляется на мое плечо и нежно тычется носом в шею – в том месте, где остались следы зубов.
– Спасибо, что привел Морфея, – говорю я.
Такое ощущение, что вместо языка во рту ворочается наждак. Услышав мой кашель, Морфей поднимается. Его дорогие черные туфли останавливаются рядом со мной. Я ничего, кроме них, не вижу, пока он не опускается на колени. Недавно Морфей курил: меня окутывает запах табака.
– Присмотри за смертным, слышишь, Чешик? – говорит он, натягивая кожаные перчатки на руки, испачканные соком ягод.
Крохотный подземец срывается с моего плеча и садится на неподвижного Джеба.
Я вытягиваю шею, чтобы заглянуть Морфею в глаза, и мое покрытое синяками, израненное тело отзывается болью. За спиной у Морфея светит солнце, пробиваясь сквозь люк в потолке и окружая голову подземца золотым ореолом.
– Я так рада, что ты не причинил ему вреда, – произношу я, не в силах говорить громче, чем хриплым шепотом.
Морфей гневно хмурится.
– Если бы это был кто-то другой, а не тот парень, который отдал всю свою кровь ради тебя в Стране Чудес, я бы убил его голыми руками. Без всякой магии.
Взгляд Морфея леденяще жесток, и я наконец признаю то, что так долго отрицала: на свой лад он тоже мой рыцарь. У него не такие чистые намерения, как у Джеба, он не всегда честен и самоотвержен, но бдителен. Это нужно признать.
– Ты был прав, – говорю я, подавив гордыню. – Прав, что мою кровь использовали как оружие против меня. Что я сужу тебя не так, как других. По крайней мере я могла бы чуть больше тебе доверять. Извини. Я попробую что-нибудь с этим сделать.
– Да уж пожалуйста, – хотя голос Морфея звучит резко, выражение его фарфорово-бледного лица отнюдь не сурово.
Я сразу вспоминаю своего давнего товарища по играм, который так старался заслужить мое доверие и восхищение. Он что угодно был готов сделать ради этого. Морфей может и не говорить, что я прощена или что он тронут моими словами. То и другое отражается цветными вспышками драгоценных камней у него на лице.
Я рассказываю ему всё, что знаю, – то, что увидела на своих мозаиках, лежащих на чердаке, и на картинах, которые Джеб нарисовал на стекле моей кровью. Я делюсь с Морфеем подозрениями: что Червонная Королева здесь, в мире людей, и что она со мной играет.
Он качает головой:
– Непохоже. Тонкости – не ее конек.
– А садовые ножницы на двери? – настаиваю я. – Кто-то ведь сделал это, чтобы напугать меня.
Морфей искренне озадачен.
– Я вошел не через дверь, а через приоткрытый люк в потолке. Ты уверена, что видела именно ножницы?
– Иди сам посмотри, если не веришь.
– Я верю, но это же бессмысленно. Червонная предпочла бы загнать тебя в ловушку, захватить врасплох. Твоего парня она использовала не только ради его воображения, но и из-за связи с тобой. Он был приманкой. Она заманила тебя сюда, а значит, сама собиралась быть здесь, чтобы нанести удар. Но что-то ее спугнуло, и, как бы мне ни хотелось думать, что это сделала ты, я знаю, что причина в ком-то другом.
Сердце у меня колотится, когда я пытаюсь вообразить, кто или что в состоянии отпугнуть столь могущественное существо, как Червонная Королева.
– Думаешь, это была та загадочная женщина с мозаики? Та, которая пряталась в тени? Женщина с щупальцами…
– Может быть, ответ кроется в последней мозаике. Нужно ее найти. Но сначала давай посмотрим на твои боевые шрамы.
Он берет меня за подбородок и проводит большим пальцем по ссадинам, которые оставил лабрет Джеба.
– Ты, и не умоляя, заставила меня вернуться. Наверное, ты гордишься собой.
От его ласковых поддразниваний сердце начинает биться ровнее. Я успокаиваюсь.
– Так ты вернулся, чтобы помочь мне? А я думала, просто соскучился по машине.
Губы Морфея вздрагивают – это почти улыбка. Он запрокидывает мою голову, чтобы получше осмотреть шею. Мускулы отзываются болью, и я вскрикиваю.
– Прости, любовь моя.
Вздрогнув, Морфей выпускает мой подбородок и постукивает пальцем вокруг того места, где остался след укуса. Перчатки у него прохладные, прикосновение успокаивающее.
– Впрочем, думаю, ты выживешь.
Он изучает мое лицо, и в темных глазах я вижу уважение.
– Похоже, у тебя был нелегкий день в плане волшебства.
Я тру узоры на лице.
– Ты это знал. Ты велел Паутинке и Чешику наблюдать за мной.
– Таким образом я мог оставаться в стороне, пока ты меня не найдешь. Но, как всегда, ты полна решимости сорвать мои планы.
– Ну, если тебе от этого будет легче, – говорю я, щупая шею там, где до сих пор горят отпечатки пальцев Джеба, – я догадалась, где ты. Я бы тебя нашла.
Морфей склоняет голову набок.
– Правда?
Я киваю и указываю на картины вдоль стен.
– Когда я увидела потерянные воспоминания Джеба, то вспомнила, что рисовал Чешик на окнах машины по пути сюда – поезд и тебя. И слово «память». После того как моя мама побывала в Лондоне, ты спросил ее, прокатилась ли она на поезде, чтобы оживить утраченные воспоминания. Ты ждал у железного моста, ведь так? Вот почему ты прислал Чешика. Ты ожидал, что я приду туда за мозаиками, и знал, что мне понадобится его помощь, чтобы их прочесть.
– Я потрясен.
– Поэтому ты и хотел заманить меня туда? Из-за мозаик?
– Отчасти. Но, главное, я хотел, чтобы ты прокатилась на поезде.
Я хмурюсь.
– Так он настоящий?
Морфей снимает кепку. Его блестящие синие волосы как будто шевелятся, радуясь свободе.
– А что такое для тебя «настоящий»?
Я обвожу глазами комнату. Мой взгляд останавливается на спящем Джебе.
– То, что вечно меняется.
Крутя шляпу на пальце, Морфей кивает.
– Как и должно быть. Это подземная пассажирская ветка рядом с мостом. Много лет назад люди забросили ее и закрыли. Но у подземцев есть товарный поезд, который ходит по ней. Он возит особенно дорогой груз. В поезде есть пассажирские вагоны, куда открыт доступ тем, кто лично в этом заинтересован. Я раздобыл для нас билеты.
– То есть ты тоже собираешься прокатиться? Но ты же боишься ездить в машине. Неужели поезд лучше?
Он смущенно жмет плечами.
– Этот поезд на самом деле не двигается.
– Но ты сказал, что он ходит по туннелю.
Морфей небрежно машет рукой.
– Нужно попробовать, чтобы понять. Ты должна это увидеть. Его груз – воспоминания, которые не принадлежат тебе, но, так или иначе, тебя сформировали. Воспоминания, которые не оживали много лет. Их нужно вернуть, прежде чем ты встретишься с Червонной Королевой.
Его ответ подстегивает мое любопытство.
– Не понимаю. Поезд нагружен воспоминаниями?
– Да, утраченными воспоминаниями.
– Но как?
– Давай просто скажем, что человеческие представления о грузовом поезде так же ошибочны, как и о шляпах.
Он протягивает мне свою кепку. Озадаченная, я беру ее. Впервые я вижу у Морфея головной убор без украшений из бабочек. Я подношу кепку к свету. Ткань вовсе не похожа на твид. Она шелковистая и как будто дышит и движется у меня в руках. Ничего не понимая, я смотрю на Морфея.
Подмигнув, он забирает кепку, водружает ее на голову и легким движением проводит над ней рукой. Она превращается в живых бабочек, которые срываются с головы Морфея и порхают вокруг нас, а затем, повинуясь свисту, торопятся на место, соединяются и вновь становятся кепкой. Я улыбаюсь, а Морфей сияет от гордости.
– И что это за шляпа? – спрашиваю я, не в силах устоять.
Морфей просто очарователен, когда хвастается своим гардеробом. Он похож на щенка, который демонстрирует новый фокус. Хотя я соблюдаю осторожность, зная, что в мгновение ока он может стать волком.
– Шляпа Скитаний, – отвечает Морфей.
– М-м?
Он обнажает в улыбке белые зубы.
– Скитаний. Это вроде экскурсии… или путешествия.
– Тогда почему бы не назвать ее Шляпой Путешествий?
– Тогда она перестанет быть темой для разговора, не правда ли?
Я поднимаю бровь.
– Вообще-то твоя кепка интересна только потому, что она сделана из живых бабочек.
Морфей смеется. В кои-то веки наши отношения кажутся приятными, дружескими. Нет ничего похожего на его обычные заигрывания и угрозы.
– Так, насчет поезда, – говорю я, прерывая эту по-настоящему приятную беседу.
Морфей открывает рот, чтобы ответить, но тут раздается стон. Джеб просыпается. Морфей начинает подниматься.
– Подожди, – прошу я, схватив его за галстук.
Даже сквозь рубашку я ощущаю под пальцами мощный изгиб ключицы. И вспоминаю, как Морфей выглядел у меня в спальне – полуобнаженный, такой прекрасный, с высоко вскинутыми крыльями, словно какое-то небесное создание. Изящество, сила и свет. Нечто невозмутимое, не знающее стыда, уверенное. Воплощение качеств, о которых я мечтаю.
В месте укуса бешено бьется пульс.
– Я хочу, чтобы ты кое-что сделал, прежде чем Джеб очнется и поймет, что случилось.
Морфей вновь опускается на колени рядом со мной.
– Что? Чтобы я поцеловал там, где бо-бо?
Он урчит, но в его голосе скорее насмешка, чем соблазн.
Я закатываю глаза.
– Исцели меня.
Морфей хмурится. Всю игривость как рукой сняло.
– Ну нет. Джебедия должен увидеть, что он сделал с тобой.
– Он никогда не набросился бы на меня, если бы не был под действием сока. Так зачем тыкать его носом в то, что он совершил? – раздраженно спрашиваю я. – Ты сам настаивал, чтобы я держала Джеба в неведении. Что изменилось?
– Ты должна понять, как опасно ему окунаться в мир за пределами человеческих рамок. Ты от сока тумтум всего лишь сделалась ненасытной, а Джебедия чуть не стал убийцей. Он помеха. Если ты втянешь его в эту войну, он станет причиной твоего поражения. Гарантирую.
У меня отвисает челюсть. Поверить не могу, что минуту назад изливала Морфею душу.
– Нет. Ты хочешь, чтобы Джеб усомнился в себе. Чтобы он поверил, что становится таким же, как отец. Ты намерен им манипулировать, потому что ты всегда так делаешь. Ты обращаешь слабости людей против них самих.
Морфей внимательно смотрит на меня. Его длинные черные ресницы остаются неподвижны. Это молчаливое подтверждение.
– Ну а я не позволю его мучить, – завершаю я. – А теперь помоги мне.
Морфей, рыча, пытается отстраниться, но я не выпускаю галстук.
Тогда он вскидывает крылья, накрывая нас обоих гигантской синей тенью. Если он воспользуется ими, то вырвется и наверняка откажется выполнить мою просьбу. Но, опять-таки, теперь, когда моя магия сделалась сильнее, может быть, я сумею одолеть Морфея в поединке воли. Стоит только подумать об этом, и я ощущаю в душе радостное волнение.
Мы не сводим друг с друга глаз. К моему удивлению, Морфей опускает крылья.
– Что ты готова отдать? – спрашивает он.
Я выпускаю галстук и хмурюсь. Вопрос явно с подвохом.
– Что ты готова отдать за спокойствие его души?
– Всё, – отвечаю я и в ту же секунду понимаю, что совершила ошибку.
Задумчиво наморщив лоб, Морфей садится по-турецки, кладет кепку на колени и заставляет бабочек вновь разделиться и порхать вокруг. Сняв перчатку, он поднимает руку, и с кончиков пальцев начинает струиться синий свет, соединяясь с бабочками. Морфей перебирает пальцами, и, повинуясь магическим нитям, бабочки принимаются летать по кругу. Похоже на миниатюрную карусель.
Его лицо, озаренное синим, становится мечтательным.
– Один день и одна ночь, – говорит он, не глядя на меня, поглощенный своей игрушкой.
Я сглатываю.
– Что?..
– Такова цена.
Морфей по-прежнему смотрит на бабочек. Поток магии усиливается, и они начинают двигаться быстрее.
– Если я помогу защитить слабую психику твоего игрушечного солдатика, ты подаришь мне один день и одну ночь, как только завершится битва с Червонной Королевой. Двадцать четыре часа, которые ты проведешь со мной в Стране Чудес.
Я смотрю на него. Неужели он всерьез?
Словно поощряемый моим молчанием, Морфей останавливает течение магии. Бабочки слетаются, вновь превращаясь в кепку. Он надевает ее и устремляет на меня внимательный взгляд. Драгоценные камни меняют цвет – от страсти до неповиновения. Выразительная и угрожающая комбинация.
– Предупреждаю: я намерен извлечь максимум. Я буду нежен, но джентльменского поведения не обещаю. Ты станешь центром моего мира. Я покажу тебе чудеса Страны Чудес, а когда ты упьешься красотой и хаосом, о которых мечтаешь всем сердцем, я возьму тебя под крыло и заставлю забыть о существовании мира людей. Ты больше не захочешь покидать Страну Чудес – и меня.
Я чувствую, как в голове что-то пульсирует – воскресает моя темная сторона. Слышен такой же мощный гул, как в ту минуту, когда я стояла в горящем спортзале. Но человеческая половина предостерегает меня. Морфей – самое сильное и обаятельное существо из всех, кого я знаю. И за пределами сна я никогда не проводила наедине с ним больше двух-трех часов подряд. Как устоять против тьмы, которую он пробуждает во мне, если мы пробудем вместе целые сутки?
Я заглядываю Морфею под левое крыло, чтобы посмотреть на Джеба. Он подергивает ногой и перекатывается на живот, что-то бормоча. Через несколько минут он полностью придет в себя.
Взгляд Морфея падает на отпечатки пальцев у меня на шее.
– Я жду ответа. Или я разбужу твоего парня и позволю ему полюбоваться его последним шедевром.
– Ладно, ладно, – отвечаю я.
А вдруг я вообще не переживу битву с Червонной Королевой, и до того, чтобы провести сутки с Морфеем, не дойдет. Кто поручится, что именно я последняя королева на моей мозаике? Может быть, это мое тело покрыто паутиной. Ну, или я та, кого пожирает какое-то неизвестное чудовище.
Есть о чем задуматься. Если я не выживу, Джеб не должен страдать от мысли, что он унаследовал отцовскую жестокость и причинил мне боль. Такой подарок я вполне могу ему сделать.
– Поклянись, – требует Морфей. – И чтобы это было серьезно.
С пылающими щеками, я прижимаю руку к сердцу.
– Я клянусь своей жизненной магией, что проведу с тобой один день и одну ночь, как только мы победим Червонную Королеву.
– Договорились.
Не меняя выражения лица, Морфей снимает вторую перчатку.
Когда он начинает стягивать пиджак, я привстаю на колени и тяну за лацканы, торопя его. Соединенными усилиями мы высвобождаем руки Морфея из рукавов. Хоть я и пытаюсь оставаться исключительно в деловых рамках, интимность происходящего ошеломительна: я раздеваю Морфея, пока Джеб лежит без сознания на полу. Если он проснется и увидит…
На спине пиджака сделаны две прорези для крыльев. Одно из них касается моей кисти, и бугорки над лопатками начинают зудеть. Я неловко ерзаю. Морфей внимательно наблюдает за мной. В животе у меня стягивается узел, когда я беру его за руку, расстегиваю манжет рубашки и закатываю рукав до локтя, чтобы обнажить родимое пятно на предплечье. Кожа у Морфея мягкая и теплая.
Я расшнуровываю сапог и открываю щиколотку.
Сев на пятки, Морфей щурится.
– Столько раз ты раздевала меня в моих фантазиях, но никогда еще я не чувствовал себя таким… неудовлетворенным.
– Морфей, пожалуйста, – прошу я, слыша, как шевелится на заднем плане Джеб.
– Ах, эти восхитительные слова, – говорит Морфей и дерзко улыбается. – Я всегда их слышу, когда мечтаю.
Я гневно смотрю на него.
– С ума сойти…
– А это всегда говорится в самом конце.
– Заткнись.
Я подношу его руку к своему родимому пятну.
Морфей отдергивается, прежде чем наши тела успеют соприкоснуться.
– Минутку, пожалуйста. Позволь мне насладиться твоей преданностью.
Он имеет в виду татуировку у меня на лодыжке.
Я краснею.
– Я тебе сто раз говорила. Это просто крылья.
– Чушь, – ухмыляясь, говорит Морфей. – Их я узнаю где угодно.
Я издаю раздраженный стон, и он наконец подчиняется, позволив мне приложить наши родимые пятна друг к другу. Между нами проскакивает искра, и в моих жилах начинает бушевать огненный шторм. Морфей не сводит с меня глаз; их бездонная глубина переливается, как черные облака, озаряемые молнией. На мгновение я оказываюсь совершенно беззащитна. Он заглядывает в мою душу, а я – в его. И вижу пугающее сходство.
Я отвожу взгляд, разрывая мысленную связь. Шея перестает болеть, горло успокаивается, руки и ноги начинают гнуться. Я расслабленно приваливаюсь к стене.
Бледная кожа Морфея раскраснелась. Он отнимает руку от моей лодыжки. Я вижу в его глазах нечто новое – решимость – и понимаю, что минуту назад продала свою душу.
Присев рядом со мной, он запускает пальцы в мои волосы по обе стороны лица и смотрит на меня с неподдельным уважением.
– Ты была сегодня восхитительна, мой цветочек. Я сожалею о том же, о чем и ты. Что мы не смогли потанцевать вдвоем в пламени.
Я открываю рот. Значит, он был в школе утром и заманивал меня в огонь, подбивая отдаться тьме. Прежде чем я успеваю ответить, между нами проносится Чешик – и в ту же секунду кто-то отталкивает Морфея в сторону.
– Отвали от нее!
Джеб швыряет его через всю комнату. Он удивительно силен для человека, который минуту назад лежал без памяти. Морфей падает на пол и катится. Крылья работают подушкой безопасности. Кепка ударяется о стену и рассыпается на отдельных бабочек. Одни взлетают к потолку, другие устремляются в ванную, третьи на чердак.
Джеб пошатывается, пытаясь обрести равновесие. В широко раскрытых глазах – изумление. Он смотрит на Чешика, который кружится под потолком вместе с бабочками.
– Оно… настоящее.
– Гениальное наблюдение, – говорит Морфей, встает и отряхивает крылья.
– Что… это такое? – спрашивает Джеб, глядя на него.
– А ты не помнишь? – говорю я и указываю на картины вокруг.
Джеб поворачивается на пятке, разглядывая их, и бледнеет.
– А!
Он вдруг стискивает виски и валится на пол.
Я, в ужасе, присаживаюсь рядом и кладу его голову к себе на колени. Он скулит.
– Джеб, открой глаза, пожалуйста.
Он сжимает виски побелевшими пальцами. Лицо искажено от боли.
– Что с ним такое? – кричу я Морфею.
Тот неторопливо отряхивается, как будто вопли Джеба – это минимальное неудобство.
– Он рисовал не свои воспоминания, а твои, оставшиеся у тебя в крови. Вероятно, ее частицы на кисточках смешались с обычной краской.
Джеб стонет и сворачивается клубочком. Он дрожит, мышцы у него на груди и на руках судорожно сокращаются.
Мое тело ноет от сострадания, как будто суставы и сухожилия опутаны колючей проволокой, которая стягивается от движений Джеба.
– Что с ним? – со слезами спрашиваю я.
Морфей равнодушно смотрит на бабочек, бьющихся о стеклянный люк в потолке. Он морщится от солнечного света.
– Увидев твои воспоминания, он подсознательно ощутил, что в его памяти есть дыры. Наверное, мучительно иметь вместо мозга швейцарский сыр. А теперь, если ты не возражаешь, я займусь своей шляпой.
Я усилием воли удерживаю гнев.
– Кому есть дело до твоей дурацкой шляпы! Хоть раз подумай о ком-то, кроме себя!
Моя вспышка привлекает внимание Морфея. Он с любопытством, слегка отстраненно, смотрит на меня.
– Помоги Джебу. Если я тебе дорога, – настаиваю я, чувствуя лишь мимолетный укол совести за то, что эксплуатирую его чувства.
В конце концов, Морфей сам научил меня пользоваться чужими слабостями.
Его равнодушие – это маска. Он торопливо подходит, присаживается рядом и прикладывает ладони к вискам Джеба. Синий свет растекается по его телу, от головы до ног, и Джеб расслабляется.
Кашлянув, Морфей встает и отходит.
– Я усыпил твоего парня. Пока что он не будет чувствовать боли. Но единственный способ спасти Джебедию от безумия – соединить его с утраченными воспоминаниями. Это значит поехать на поезде. А я не сяду в поезд без Шляпы Скитаний.
С помощью Чешика он приманивает испуганных бабочек и по кусочкам восстанавливает свой головной убор. Некоторых бабочек не хватает: в кепке зияют заметные дыры. Они с Чешиком отправляются в ванную, чтобы вернуть беглянок.
Я стискиваю кулаки так, что ногти впиваются в кожу, и подавляю желание упрекнуть его за тщеславие. Ведь от этого не будет никакого проку. Морфей есть Морфей. По крайней мере он успокоил Джеба.
Я отвожу прядь темных волос, которая упала Джебу на глаза, наклоняюсь и целую его в лоб.
– Прости. Я должна была всё тебе рассказать. Больше никогда не стану скрывать от тебя правду.
Это значит, что мне придется рассказать ему о сделке с Морфеем и о том, что ей предшествовало. Джеб в конце концов узнает, что напал на меня, а значит, я заключила договор без всякого смысла. Но больше я не могу лгать Джебу.
Я ногой подтягиваю к себе брошенную рубашку и делаю из нее импровизированную подушку. Джеб во сне произносит мое имя, когда я устраиваю на ней его голову. Потом я накрываю своего парня до плеч куском ткани, чтобы он не замерз, и говорю, гладя Джеба по волосам:
– Мы тебя исцелим.
Я встаю и завязываю шнурки, чувствуя, как растет нетерпение. Джебу нужны его воспоминания, а я должна расшифровать последнюю мозаику, чтобы встретиться с Червонной Королевой. Первая задача – найти достаточно большое зеркало, чтобы в него пролезть.
Но Морфей слишком упрям, чтобы уйти без шляпы. Пока он гремит ящиками в ванной, я подхожу к лестнице. Несколько бабочек точно улетели на чердак.
Две порхают в солнечном свете, когда я поднимаюсь наверх. Они садятся на матрас. Я подбираю их и выпускаю через перила, направляя к Чешику.
– Еще одной не хватает, – говорит снизу Морфей.
– Она здесь, – отвечаю я. – Запуталась в паутине.
Бабочка кричит, дергаясь в липких нитях, беспомощная и напуганная. Я освобождаю ее, шепча слова утешения и стараясь не помять крылья. Выпустив бабочку, я замечаю в дальнем углу, где паутина гуще всего, что-то странное. Подхожу ближе. Глаза начинают привыкать к темноте.
Мне становится дурно, когда я распознаю очертания тела – тела, завернутого в кокон.
– Морфей… – с трудом выговариваю я.
Словно откликнувшись на мой голос, тело шевелится под плотной белой оболочкой. Воздух в моих легких леденеет. Я приподнимаю ногу, чтобы отступить назад, но тут чья-то рука, холодная как лед, прорвавшись сквозь паутину, хватает меня за запястье.
