Глава 17
Бедный художник
Ответив на встревоженную эсэмэску от Дженары и пообещав найти ее брата, я жду, когда папа уедет. Не хочу, чтобы он последовал за мной. Не берусь представить, как он разозлится (ну или испугается), когда я не появлюсь дома. Но если я сейчас вернусь, у меня никогда не хватит смелости сделать то, что нужно.
В попытке выглядеть занятой я расплетаю косу и провожу пальцами по волосам, чтобы их распутать, затем наклоняюсь к зеркальцу заднего вида, чтобы вытереть лицо. Один взгляд – и мне становится дурно.
Это вовсе не сажа. На лице снова появились узоры, как у Морфея, только более женственные по очертаниям и без драгоценных камней. Наверное, это случилось, когда я начала утрачивать связь со своей человеческой половиной. Неудивительно, что в кабинете директора все смотрели на меня так странно.
Я осмеливаюсь еще разок посмотреть на узоры и замечаю рыже-серый полосатый хвост, свисающий с зеркальца.
– Чешик?
Пушистый хвост подергивается.
Папа, выезжая с парковки задом, многозначительно смотрит на меня, и я притворяюсь, будто достаю из бардачка салфетки. Папа выкатывает на дорогу, и я оглядываюсь, чтобы убедиться, что вокруг никого нет, а потом касаюсь пальцем хвоста Чешика. Он обвивается вокруг пальца и превращается в оранжевый туман.
Когда маленький подземец материализуется в воздухе, я подставляю ладонь. Он садится на нее мохнатый, подвижный и теплый.
– Сейчас угадаю. Морфей хочет, чтобы я его нашла, – говорю я.
Блестящие зеленые глаза Чешика изучают меня целую минуту, после чего он подлетает к окну и, подышав на стекло, когтистым пальчиком выводит на нем слово «п-а-м-я-т-ь».
Я вставляю ключ в замок зажигания.
– Да, знаю. Он ждет среди забытых воспоминаний. Послушай, мне некогда сейчас ломать голову над загадками.
Включается мотор.
– Я нужна Джебу.
Чешик качает головой и дышит на ветровое стекло, прямо у меня перед глазами. На сей раз он рисует поезд и два крыла.
Я вздыхаю.
– Да, ты спас нас от поезда. Я помню. Спасибо. А теперь возвращайся и скажи Морфею, что ему придется еще немножко подождать.
Я стираю конденсат со стекла салфеткой.
Чешик порхает вокруг и хмурит белые пушистые брови.
Я отмахиваюсь от него и надеваю солнечные очки.
– Я не передумаю. Сначала Джеб. Ты можешь ехать со мной, но только если не будешь мешать.
Крохотное существо, скрестив лапки на груди, плюхается на приборную доску. Его обычная зубастая улыбка превращается в мрачную ухмылку, длинные усы обвисают.
Когда я поворачиваю на дорогу, мимо проезжает пикап. Водитель глазеет на Чешика и чуть не пропускает поворот.
– Лучше тебе сделаться… чуть незаметнее, – советую я.
Чуть слышно вздохнув – совсем как котенок чихает, – Чешик опускается на четвереньки, подвернув хвост. Он прижимает крылья к спине и расслабляет голову, так что она качается в такт езде. Точь-в-точь автомобильный болванчик.
Я бы засмеялась, если бы не волновалась так из-за Джеба.
Чтобы найти студию, уходит двадцать минут. Она находится в конце безлюдной грунтовки, в восьми милях к югу от того квартала, который мы с Морфеем проезжали вчера.
Я останавливаюсь на пыльной парковке, которая заодно служит подъездной дорожкой. Как только мотор затихает, Чешик перестает качать головой и с шипением возвращается на зеркальце заднего вида.
Я снимаю очки. Мне так страшно, что самой впору зашипеть. Убогий домик с плоской крышей окружают полдесятка вялых мескитовых деревьев. Их стволы и ветви скрючены. Они как будто вросли в стены. Можно подумать, что деревья нападают на дом. Вид не очень приветливый.
Стены сбиты из потрепанных фанерных щитов. Единственное, что кажется новым, – дверь, которая выкрашена в темно-красный цвет и снабжена блестящими латунными петлями и причудливым молотком. На фоне полуразвалившегося домика она выглядит неуместно.
Окон нет – во всяком случае, на фасаде. Но разве в доме без окон может быть достаточно света для рисования? Я начинаю опасаться, что свернула не туда, но вдруг замечаю «Хонду» Джеба, стоящую рядом с каким-то строением, которое напоминает развалившийся крольчатник. Теперь это просто куча досок и проволоки.
Когда я вижу мотоцикл, мой самый сильный страх подтверждается: Джеб действительно провел тут всю ночь. Либо он один и без всякой защиты, либо не один – и это еще хуже.
Страх и вина наполняют мое сердце. Надо было сказать Джебу правду с самого начала. Если бы он обо всем узнал прошлым летом, то был бы готов.
У меня звонит телефон, и я пугаюсь. Это папа. Я отключаю звонок и посылаю ему сообщение: «Я скоро буду дома. Пожалуйста, не волнуйся. Мне просто надо побыть одной, немного подумать».
Он, конечно, разозлится и немедленно начнет меня искать, но по крайней мере надеюсь, не будет сильно волноваться.
Я кладу телефон в рюкзак и поворачиваюсь к домику. Не стоит пугаться какого-то убогого строения после того, что я совсем недавно видела в школе. Но не исключено, что здесь находится Червонная Королева – одна из немногих подземцев, которых боится даже Морфей. Я дрожу при мысли о том, что Джеб столкнулся с ней в одиночку.
Ветер швыряет в ветровое стекло коричневую россыпь пыли. Чешик снова шипит, и я вспоминаю, что по крайней мере не одна.
– Мне придется зайти.
Он хватает себя за хвост и крутится, заворачиваясь в него с головой, словно в попытке спрятаться.
– Что, у тебя есть идеи получше? – спрашиваю я.
Чешик выглядывает, снова дышит на стекло и пишет кончиком хвоста: «Найди М».
Я прищуриваюсь.
– Мы найдем Морфея, когда разберемся вот с этим. Ну? Ты со мной?
Чешик хмурится. Шерсть у него встает дыбом, как у испуганного кота. Он качает головой.
– Ладно. Тогда сиди здесь один.
Как только я открываю дверцу и выхожу, трепещущие крылья Чешика касаются моего уха. Он опускается на плечо и зарывается под волосы.
Я испытываю огромное облегчение. Чешик, конечно, маленький, зато он умеет исправлять разные неполадки и владеет магией. Всё лучше, чем идти одной.
Подходя к двери, я сжимаю в кулаке его хвост в качестве поддержки. Под ногами хрустят пыль и камушки. Вокруг шепчутся насекомые. Не знаю, подбадривают они меня или предостерегают; голосов слишком много, чтобы разобрать отдельные слова.
Поднявшись на шаткое крыльцо, я смотрю на латунный дверной молоток. Он имеет форму садовых ножниц.
Я покрываюсь мурашками и перевожу взгляд на свои покрытые шрамами ладони. Кто бы ни повесил здесь этот молоток, он знал, что я приду… Они со мной играют. Я стискиваю зубы. Это неважно. Я не уйду без Джеба, и плевать, насколько могуществен его похититель.
Дверная ручка легко поворачивается; я открываю дверь, но сама остаюсь на крыльце. Сначала лучше заглянуть внутрь. Дом кажется необитаемым, и я вдруг понимаю, что найти здесь Джеба – не самое страшное. Будет хуже, если я его не найду.
Я просовываю голову за порог. В нос шибает кислый запах краски и металла. И какой-то еще – тошнотворно сладкий, фруктовый… такой знакомый, что у меня увлажняется рот, но я никак не могу вспомнить…
Солнечный свет льется из слухового окна под потолком. Паутины, полные мертвых насекомых, свисают со стекла. Местами они спускаются до пола, блестя, как гротескные свадебные вуали, украшенные драгоценностями. В доме всего одна большая комната. Слева лестница на чердак, справа ванная. Там, сразу за открытой дверью, я вижу высокий шкаф, в котором штук пятьдесят или даже больше маленьких ящичков. Обтянутые холстом стены выше, чем казались снаружи. Нет никакой мебели, кроме складных стендов, прислоненных к стенам. Солнце свободно отражается от пыльного деревянного пола.
Всё очень яркое и бесплотное… как на небесах. Я понимаю, почему Роза выбрала эту студию. Оставив дверь приоткрытой, я на цыпочках обхожу какие-то художественные принадлежности. Чешик напрягается у меня на плече.
Повсюду картины – на мольбертах, прикрытых пыльной тканью, на стенах. Я поворачиваюсь на скользком деревянном полу, чтобы разглядеть их все.
Мое дыхание учащается, когда сюжеты картин становятся ясны. Садовые ножницы, окровавленная детская рука, осьминог, которого пожирает устрица, лодка на романтической звездной реке, двое, катящиеся на досках по песчаной дюне, истекающие кровью розы, коробка с головой внутри. Наши с Джебом воспоминания о Стране Чудес. Воспоминания, которые больше не принадлежат ему. Но я узнбю эти зловещие и прекрасные образы где угодно. Джеб великолепно проиллюстрировал наше путешествие. Видимо, он безостановочно трудился ночь напролет.
Каким-то образом он всё вспомнил.
Я пячусь и натыкаюсь ногой на свернутый холст. Разворачиваю его и вижу рисунок, на котором Джеб взламывает машину мистера Мейсона на больничной парковке, а рядом стоит и ждет медсестра в белом платье.
У меня кружится голова.
Значит, сестра Терри действительно сыграла какую-то роль в похищении мозаик и Джеб помогал ей?
Я вспоминаю слова Морфея: «Ты думаешь, я единственный, кто способен незаметно проникнуть в машину с включенной сигнализацией?» Он был прав. Даже некоторые люди на это способны, если они разбираются в машинах.
Но не исключаю и вполне невинное объяснение. У мистера Мейсона новенькая машина, которую Джеб никогда не видел. Сестра Терри могла соврать ему, сказать, что это ее машина, что она забыла внутри ключи… Джеб отпер дверцу и ушел. Тогда она украла мои работы – возможно, по приказу другого подземца. Тогда понятно, почему я не увидела в ней ничего волшебного.
Разумеется, всё было именно так. Потому что Джеб никогда бы меня не предал.
Но Морфей прав и еще кое в чем. Я действительно сужу его и Джеба по-разному. В одной и той же ситуации я не удостаиваю своего темного мучителя презумпции невиновности.
– Джеб! – кричу я, подавляя рыдание. – Ты здесь?
Нет ответа. Только эхо моего отчаянного голоса.
Чешик выпутывается из волос.
– Он на чердаке… больше негде, – говорю я вслух, чтобы утешить себя, но тщетно.
Я поднимаюсь по лестнице. Ступеньки скрипят под моим весом.
Я останавливаюсь, поднявшись достаточно высоко, чтобы обозреть второй этаж. Там сильнее чувствуется сладкий фруктовый запах. На полу, опрокинутый, лежит огромный стеклянный графин, и из широкого горлышка капает что-то вроде темно-лилового вина.
Но Джеб не стал бы пить. Он почти совсем не пьет, особенно когда рисует.
Всё, включая голые деревянные стены, покрыто густой непроницаемой паутиной с какими-то выпуклостями. В дальнем углу я вижу маленький холодильник и торшер. На полу, рядом с лестницей, лежит матрас. Я отгоняю от себя кошмар, который видела в больнице, – тело Джеба на постели, окутанное паутиной. Матрас пыльный и старый, но на нем ничего нет.
Похоже, тут вообще несколько лет никого не было. Я начинаю спускаться, но вдруг что-то замечаю – черную рубашку и японский галстук, который Джеб надел вчера для интервью. Они валяются в углу возле лестницы. Затаив дыхание, я поднимаюсь на предпоследнюю ступеньку, протягиваю руку и тяну вещи к себе. Из-под рубашки показываются три мои пропавшие мозаики.
Я захлопываю рот ладонью. Этот звук разносится по пустой комнате. Чешик тут же оказывается рядом.
Как и в школе, я мало что могу разобрать, кроме – как мне кажется – разоренной Страны Чудес и разъяренной королевы. Интересно, как мама смогла увидеть что-то еще.
Чешик порхает вокруг, словно пытаясь что-то сказать.
Морфей говорил, что его дар – умение найти наилучший выход и решить проблему. Возможно, к волшебным картинам это тоже относится.
– Ты знаешь, как надо их читать? – спрашиваю я. – В зеркале ты сидел на плече у мамы, чтобы помочь ей с ними разобраться, так?
Словно до сих пор он ждал, когда я соединю всё точки. Чешик вдруг растворяется в облаке серого дыма и оранжевых искр. Он парит над стеклянными бусинами и, словно фильтр, делает яснее все очертания. Как будто я смотрю черно-белый фильм. Сначала гигантский паук гонится за цветком; потом Червонная Королева стоит посреди хаоса и разрушения; и на последней мозаике я вижу одинокую королеву, у которой верхняя половина туловища обернута чем-то белым, вроде паутины.
Тревожные знаки, которые я не в состоянии сложить воедино.
Дрожа, я спускаюсь, оставив мозаики на месте.
Внизу я подношу рубашку Джеба к свету. Спереди она покрыта чем-то темным. По запаху оно напоминает кровь. Я подавляю стон.
– Мы должны его найти…
Я смахиваю слезы с лица и отбрасываю рубашку.
Чешик зависает возле одного из накрытых мольбертов. Может быть, оставшиеся картины расскажут нам, где Джеб.
Я киваю, дав моему волшебному спутнику позволение сделать то, для чего я сама слишком испугана.
Ухватив край ткани лапками, Чешик бьет крыльями и открывает картину. Но вместо натянутого на раму холста я вижу стекло, покрытое засохшими брызгами красной краски. Я рассматриваю текучие линии – несомненно, это работа Джеба.
До меня доносится тот же медный запах, который исходил от рубашки Джеба. Словно по наитию, я соскребаю со стекла немного краски и пробую ее на язык.
Кровь.
Мое сознание сваливается в какое-то темное и ужасное место, но я возвращаю его обратно и заставляю себя крепиться. Ради Джеба я должна быть сильной. Неужели он, как прошлым летом в Стране Чудес, пожертвовал своей кровью, чтобы получить краску? Но один раз Джеб это пережил. Переживет и снова. С ним всё в порядке. А как же иначе?
Я смотрю на рисунок внимательнее. Он знаком мне не только потому, что это стиль Джеба. Передо мной – абстрактная версия одной моей мозаики, из числа тех, которые сейчас лежат спрятанные где-то под мостом в Лондоне. Чешик помогает снять ткань с другого мольберта. И это тоже – моя мозаика, перенесенная на стекло. На последнем мольберте стоит лист стекла, а рядом – три пустые пластмассовые бутылочки. Те самые, которые сестра Терри в больнице использовала для набора крови.
Моей крови.
Морфей сказал, что, даже если Червонная Королева получит мою кровь, у нее недостанет воображения, чтобы оживить увиденное. Поскольку я отчасти человек (и художник), моя сила – творчество.
Джеб тоже художник. И он стопроцентный человек. Морфей не ошибся: моя кровь может быть использована как оружие против меня. А Джеб, сам того не зная, владеет мечом. То есть кистью.
Опять у меня кризис личности, а он оказался в самом эпицентре.
Мои глаза наполняются слезами, но плакать некогда.
Чешик моргает и ждет. Я разрешаю ему помочь мне с расшифровкой.
Он вновь превращается в магическое облачко, чтобы оживить рисунки на стекле. То, что было одной неподвижно стоящей посреди хаоса королевой, становится тремя сражающимися, как и описывала мама. Они движутся по стеклу и стараются магией и хитростью победить противниц, чтобы заполучить корону. Четвертая женщина наблюдает за ними, притаившись за пучком из восьми тонких лоз.
Чешик проводит лапками по сухому осадку на первом стекле и размазывает его по следующему, словно перенося магию с картины на картину. На сей раз только две королевы сражаются за корону, а третью пожирает живьем какое-то отвратительное существо. Таинственная женщина, которая наблюдала из-за куста, удаляется. Она уходит, и лозы ползут вместе с ней. Они как будто выходят из нижней части ее туловища. Она вовсе не пряталась за каким-то растением – они представляют единое целое. Верхняя ее половина человекообразна, в отличие от цветов-зомби, так что это не может быть Червонная Королева.
Чешик, материализовавшись, садится мне на плечо. Я слишком потрясена, чтобы поблагодарить его за помощь. Мало приятного в моих открытиях, поскольку я не понимаю, что они значат. Ясно лишь одно: это доказательство, что Червонная Королева использовала мою кровь, чтобы получить перевес в битве. Что еще хуже, Джеб в ее руках. Он пропал.
Сердце болит, и от этого у меня перехватывает дыхание. Не в силах устоять на ослабевших ногах, я с размаху сажусь на пол и обнимаю колени. Такое ощущение, что грудина вдавилась куда-то внутрь. Столько времени я пыталась защитить Джеба от своего прошлого, скрывая его. А теперь он в плену у моего будущего.
Я знаю, что должна мыслить за рамками мира людей, думать о том, что это значит для Страны Чудес. Червонная Королева на шаг опережает меня. Она видела пять или шесть мозаик. Я могу лишь надеяться, что она не сумела их расшифровать, ведь они показывают исход войны, которая только-только начинается. Королева хочет изменить ее итог в свою пользу, и я должна разыскать последнюю мозаику, чтобы оказаться впереди.
Но она заполучила Джеба.
Я подношу медальон к губам, чтобы ощутить вкус металла. Волосы занавесью закрывают мое лицо. Наша поездка в Лондон, планы на совместную жизнь… возможность стать всемирно известным художником… не может быть, чтобы всё это погибло.
Если так, я не знаю, как двигаться дальше.
Дверь захлопывается, и я подскакиваю. Отведя волосы с лица, поднимаю голову. И чуть не вскрикиваю, когда вижу Джеба.
Я немедленно поднимаюсь с пола. На нем вчерашние черные джинсы – и больше ничего. Он босиком. Волоски на мускулистой груди поблескивают в солнечном свете. Оливковая кожа блестит от пота, торс покрыт разноцветными пятнами краски, под которыми прячутся шрамы. Ничего магического в Джебе нет, однако это самое завораживающее зрелище, какое я когда-либо видела.
Я уже собираюсь прыгнуть на него и обнять, но инстинкт подземца велит мне остановиться. Что-то здесь не так. Джеб не узнал меня.
В его руках извивается грязный белый кролик, завернутый в футболку с длинным рукавом, которую Джеб обычно надевает под поло. Судя по траве, запутавшейся в волосах Джеба, он был на улице и гонялся за кроликом. Он так поглощен своей добычей, что больше ничего не замечает.
– Джеб?
– Мне нужна краска, – говорит он, но его слова обращены куда-то в пространство. – Она оставила слишком мало.
Голос Джеба звучит хрипло, как будто ему больно говорить. Он теребит уши кролика, не обращая внимания на то, что зверек пытается вырваться. Тот уже высвободился из футболки, в которую был завернут, и оставляет кровавые царапины у Джеба на груди и на предплечье.
– Нужно больше краски. Чтобы доказать, что я художник.
Что-то здесь не так. То, как он говорит, как движется.
Я осторожно придвигаюсь ближе. Джеб как будто в трансе.
Я замечаю, какого неестественного цвета у него губы – темно-фиолетовые.
Оборачиваюсь, ищу Чешика. Он порхает возле люка в потолке и смотрит на Джеба огромными любопытными глазами.
Джеб поднимает кролика, одной рукой обхватив его за шею.
– Это будет быстро, ты ничего не почувствуешь.
Я реагирую, не успев задуматься:
– Джеб, нет!
Мой крик пугает кролика. Он дергает задней лапой и оставляет ссадину на подбородке Джеба. Тот, выругавшись, роняет зверька, и кролик скачет ко мне. Я едва успеваю отпрыгнуть, когда Джеб бросается следом, стуча по полу босыми ногами. Он врезается в мольберты и опрокидывает их. Стекла падают и разлетаются сверкающими осколками.
Это до странности знакомая сцена. Джеб полон решимости и сосредоточен. Когда-то я, точно в таком же состоянии, гонимая неутолимым голодом, гналась за мышью по столу, накрытому к чаю. Но голод бывает разный. Мне хотелось еды и новых ощущений. А Джеб жаждет искусства – и мечтает доказать, что он лучший.
Он кое-как сохраняет равновесие и продолжает преследовать кролика, который мечется из угла в угол. Охваченный азартом, Джеб даже не замечает, что вот-вот пробежит прямо по стеклу и изрежет ноги.
– Джебедия Холт!!
Я никогда раньше не называла его полным именем. Оно кажется сухим и неестественным, как будто я лизнула вату. Джеб вскидывает голову и притормаживает – как раз достаточно, чтобы я успела на него прыгнуть. Спиной он бьется о стену. Я врезаюсь ему в грудь, и мы оба вскрикиваем от удара.
– Эл?
Джеб ласково обхватывает мое лицо ладонями, пытаясь прийти в себя, хотя он по-прежнему где-то далеко.
– Мне очень…
– …хочется есть, – договариваю я, ощутив знакомый, сладкий, фруктовый запах, который я почуяла, когда только вошла в дом.
Вот что было в графине на чердаке. Джеб выпил сока ягод тумтум. С его помощью Червонная Королева превратила мечту Джеба о самовыражении в ненасытную, лихорадочную художественную страсть. Вот почему он рисовал всю ночь безостановочно и не ночевал дома, не писал и не звонил.
Только одно может избавить его от эффекта сока – нужно съесть несколько ягод тумтум целиком.
– Чешик, – зову я, стараясь говорить твердо. – Ягоды тумтум. Посмотри в холодильнике.
Чешик летит на чердак и через несколько секунд возвращается с пустыми руками.
Кролик скачет мимо, изящно лавируя среди осколков и умудряясь не порезаться. Я с размаху сажусь на пятую точку, когда Джеб отталкивает меня и несется прямо по стеклу. Я не успеваю остановить его.
Я сосредотачиваюсь на осколках и намагничиваю их, так что они липнут друг к другу. Получается что-то вроде чешуйчатого крокодильего хвоста. Он убирается с дороги каждый раз, когда босая ступня Джеба оказывается рядом. Путь расчищен, и Джеб вот-вот настигнет кролика.
Тот скачет к двери. Я кое-как поднимаюсь и оказываюсь там первая, как раз вовремя, чтобы распахнуть дверь и выпустить перепуганного зверька. А потом я захлопываю дверь и прижимаюсь к ней спиной, не позволяя Джебу последовать за своим потенциальным донором.
– Уйди с дороги, – хрипло произносит он.
Джеб не сводит с меня глаз, но взгляд у него расфокусированный. Как будто он смотрит сквозь меня. Плотно сжав челюсти, он скрипит зубами.
– Чешик! – кричу я. – Ягоды!
Чешик ныряет в ванную и исчезает в приоткрытом ящике. Слышен стук: он роется в содержимом, потом прыгает в следующий ящик. Еще сорок восемь.
Джеб хватает меня за плечи, впившись ногтями в нежную кожу сквозь рукава, и, напружив мышцы, пытается отодвинуть от двери. Ему ничего не стоит приподнять меня, как будто я ничего не вешу, но на сей раз я представляю, что дверная ручка за моей спиной – это рука, вроде той, старческой, которую я видела в Лавке Человеческих Причуд. Она разжимает пальцы, и холодные металлические штыри крепко хватаются за пояс джинсов, удерживая мое туловище на месте.
Джеб сильнее напрягает мускулы. Он явно раздосадован.
Отчаявшись его остановить, я привлекаю Джеба к себе и целую – ласково и просительно.
Мои губы говорят: «Возвращайся ко мне».
Джеб крепко смыкает губы и продолжает бороться, пытаясь меня отодвинуть. Я слышу, как что-то рвется: металлические пальцы начинают слабеть. Я хватаюсь за обнаженные плечи Джеба и притягиваю его так близко, что между нами совсем не остается свободного пространства. Мы стоим грудь к груди. Я целую Джеба в шею и даже сквозь многослойную юбку чувствую неестественный, опаляющий жар его тела.
Он напрягается, и я чувствую, как что-то изменилось. Он не сдался, просто его энергия направилась в другое русло. Руки Джеба скользят вверх по моим ребрам и останавливаются под мышками. Я перестаю сосредотачиваться на дверной ручке, и стальные пальцы, вернувшись на место, снова делаются неподвижными. Я отрываюсь от пола – Джеб поднимает меня и прижимает к двери.
Никакой нежности. Теперь я рискую пасть жертвой его неутолимого голода.
В ванной гремят ящики.
– Чешик, скорее! – с трудом выговариваю я.
Под пристальным взглядом глаз Джеба (они горят зеленым огнем, таким ярким, какого я никогда не видела) у меня буквально плавятся кости.
Чешик выскакивает из шкафа и дымком просачивается через щели слухового окна. Видимо, он решил воспользоваться зеркалом машины. Ему придется спуститься по кроличьей норе за ягодами.
Но, кажется, мне всё равно, найдет он их или нет. Наконец-то я пользуюсь неограниченным вниманием Джеба – и радуюсь этому.
У него вырывается низкое рычание. На сей раз Джеб целует меня первым. Наши языки соприкасаются и вступают в борьбу. На губах у Джеба осталось достаточно сока ягод тумтум, чтобы зажечь огонь в моем животе. Это – вкус мятежа и страсти, порочный и сладкий. Вкус Страны Чудес – и всего остального, связанного с Джебом. Я понуждаю его углубить поцелуй. Он обвивает мои ноги вокруг своей талии, действуя чисто инстинктивно – ни романтики, ни осторожности, только вожделение, подстегнутое мощным волшебным опьяняющим соком.
Я тону в ощущениях. Это необузданная страсть, которую Джеб приберегает для картин. Он не сдерживает желания, не испытывает нужды защищать меня, не беспокоится, что я хрупкая и ранимая. Он умирает от голода – и предлагает мне сравняться с ним в ненасытности.
Он запускает пальцы в мои волосы и царапает лабретом подбородок, так что остаются ссадины. Его поцелуи жгут, как каленое железо, и я обжигаю Джеба в ответ.
Он хватает меня за запястья, прижимает их к стене и наконец отрывается от моих губ. Мы оба тяжело дышим; его рот скользит по моей шее. Зубами он касается яремной вены. От болезненного укуса я дергаюсь, вырываю руку и толкаю Джеба в лицо. На нижней губе у него кровь. Я, в шоке, трогаю ноющую шею в том месте, где он прокусил кожу.
Джеб проводит языком по губам, испачканным моей кровью. Он никогда еще не был настолько груб, чтобы оставлять на моем теле следы; видимо, сделав мне больно, он очнулся. Всё еще прижимая меня своим весом к стене, Джеб подносит руки к моей шее.
Я жду, что он извинится или приласкает меня. Но вместо этого Джеб смыкает пальцы, перекрыв мне доступ воздуха. Я хватаю его за запястья, но он слишком силен. Дыхание замирает в моей груди; я не могу сделать ни вдоха, ни выдоха.
Ногтями я впиваюсь ему в руки, ногами стискиваю талию, пытаясь привести Джеба в чувство.
– Краска, – бормочет он и снова облизывает губы.
Его взгляд опять делается отстраненным, и в глазах Джеба я вижу замысел убийства.
Меня охватывает ледяной ужас.
Он думает, что я кролик.
Вот о чем предостерегали мамины цветы. Мои жизнь и смерть – в его руках. Он никогда не простит себе…
Надо остановить Джеба.
Я пытаюсь издать хоть какой-то звук, чтобы вывести его из транса, но хватка чересчур крепкая. Большие пальцы Джеба еще сильнее сдавливают мою трахею. От давления ноют позвонки.
Я в панике… не могу сосредоточиться… не могу призвать свою силу… не могу даже посмотреть в одну точку…
Всё передо мной застилает черный туман.
– Я должен закончить то, что начал, – механическим голосом произносит Джеб.
Тоном маньяка.
– Это будет быстро. Ты ничего не почувствуешь.
