Глава 12
Незнакомцы
Я узнаю этот пронизывающий взгляд где угодно. Его обладатель первым приветствовал нас с Джебом, когда в прошлом году мы прыгнули в кроличью нору.
– Белл Кроллик, – негромко говорю я.
Морфей, кажется, при виде подземца взволновался не меньше, чем я. Значит, это не его затея.
В прошлом году Кроллик, в качестве королевского советника, принес клятву верности мне и Гренадине. Может быть, он пришел предупредить меня, что в Червонном королевстве случилась беда. Наверное, он испугал маму, и она разбила зеркало.
Я радуюсь, что четверг – инвентарный день в папином магазине. Он вернется не раньше семи. Возможно, до тех пор я успею со всем этим разобраться – с помощью Морфея. И я имею в виду не только битое стекло.
Вбегает Джен с аптечкой, и я поспешно принимаюсь бинтовать мамину руку, одним глазом наблюдая за шкафом. Как будто поняв, что его заметили, Кроллик пятится глубже. Рогами он цепляется за вешалки, и они гремят.
Джеб оглядывается на звук, продолжая придерживать мамину ладонь, которую я перевязываю.
– Ребята, вы слышали…
– Я ее отвезу, – перебивает Морфей, давя стекло ботинками.
Он протягивает маме руку.
– Мы с Алиссой отвезем вас в больницу.
Джеб, покачав головой, встает.
– Нет, лучше я. У вас же проблема с машиной. Дай ключи, Морт.
Мама приходит в себя и поднимается.
– Алисса может вести.
Она возвращает Джебу испачканную кровью бандану.
– Спасибо вам обоим, но Морт всё равно что член семьи. Пускай он поможет.
Она врет с пугающей легкостью. Видимо, они с Морфеем успели пообщаться, прежде чем мы вошли. Тогда понятно, откуда ей известна наша выдумка.
У Джеба делается такое обиженное лицо, что мне становится больно. Если бы только он знал правду… если бы знал, как мама ненавидит Морфея и как ей трудно притворяться.
– Конечно. Мы не будем мешать.
Джеб хватает сумку сестры, пока та собирает остальные вещи.
Я поспешно провожаю их до двери. Мне боязно оставлять маму наедине с нашими потусторонними гостями, хотя я подозреваю, что она боится их меньше, чем я думала.
Дженара забирает у Джеба сумку и выходит на крыльцо.
– Мне надо съездить запереть магазин. Можешь привезти платье потом. Несколько минут, и я всё закончу.
Я киваю – и жалею, что мне не доведется вновь его надеть.
Джен стискивает мою руку, и ее лицо смягчается.
– Я знаю, ты беспокоишься из-за мамы. Но она здорова, иначе ее бы не выпустили из клиники. Она сказала, зеркало разбилось случайно. Я уверена, что так и есть. Всё обойдется, слышишь? Напиши или позвони, если я буду нужна.
– Спасибо.
Я сжимаю руку подруги в ответ, глубоко растроганная, пускай Джен совершенно не понимает причины моего волнения.
Когда она уходит, Джеб обвивает меня обеими руками и притягивает к себе.
– Ты точно уверена, что не надо вас сопроводить? У Морта машина ненадежная.
Я рассматриваю жилку, которая пульсирует у него на шее, и прижимаю ее кончиком пальца, чтобы ощутить биение.
– Ты сомневаешься в нем, а не в его машине.
– Он не имеет права так разговаривать с твоей матерью. Вот придурок.
«То же самое ты сказал, когда увидел его впервые». Так больно, что Джеб этого не помнит…
Я заставляю себя выговорить:
– Я люблю тебя за то, что ты беспокоишься обо мне. Но, честное слово, всё будет хорошо. Я позвоню папе и попрошу его встретить нас у больницы. Ладно?
Джеб не отвечает и уходить, кажется, тоже не намерен. Страстно желая поскорее вернуться к маме и залечить ей руку, я говорю то, что, по моему мнению, заставит Джеба уйти:
– Тебе разве не надо встретиться с человеком из журнала? Ты сказал, вы не закончили интервью.
Лицо у Джеба делается именно таким, как я думала: он не знает, куда кинуться.
– Расскажи потом, как дела. Позвони. Я хочу слышать твой голос.
– Обязательно.
Он поворачивается, чтобы уйти, но я ловлю его за руку.
– Спасибо, что приехал. Спасибо за помощь.
– Я всегда буду рядом.
Он смотрит на меня так, что я буквально таю, и целует на прощанье.
Я едва успеваю запереть дверь, как в кухню врывается мама.
– И не прикасайся больше ко мне! – кричит она через плечо, обращаясь к кому-то в гостиной.
Она снимает с руки повязку, и я вижу целую и невредимую ладонь.
Из гостиной появляется Морфей.
– Ты неблагодарная девчонка, Элисон, – говорит он, не удостоив меня и взглядом. – Я не собираюсь стоять и смотреть, как представитель моего народа истекает кровью.
Он бросает шляпу на стол. Из окон льется солнечный свет, и под заимствованным обличьем Финли хорошо виден облик подземца. Крылья высоко вздымаются, узоры вокруг глаз как будто делаются еще темнее, драгоценные камни переливаются то алым, то черным.
– Элли могла бы отлично меня исцелить, – парирует мама.
Ухватившись за косяк, я безмолвно наблюдаю за ними. Мама лопаточкой перекладывает остывшее печенье в пластмассовый контейнер, как будто события последнего часа – это повседневные мелочи.
Почему она не боится Морфея? Разве ей не следовало поинтересоваться, что он и Кроллик делают в моей спальне, вместо того чтобы злиться из-за вылеченной руки? А главное, разве мама не должна рассказать мне, куда она отправилась с помощью моего зеркала и где спрятала мозаики?
Мама слизывает с пальца шоколад и грозит Морфею.
– Мы не в прошлом. Я стала старше. Умнее. Больше я не нуждаюсь в твоей помощи.
Ее глаза синие, как никогда, щеки горят. Мама источает энергию и силу. Морфей пробудил в ней нечто, точь-в-точь как во мне. Остается лишь гадать, каковы их подлинные отношения. Признавался ли он когда-нибудь ей в любви? Может быть, Морфей соблазнил всех моих предшественниц?
От этой мысли мне становится нехорошо.
– Я тебе не нужен, да? – спрашивает Морфей.
Он придвигается к маме, но не вплотную. Похоже, он уважает ее невидимые границы. Морфей берет печенье и присаживается на край стола, взмахнув фантомными крыльями.
– Что ж, наверное, ты права. Ты превосходно воспользовалась моими сведениями. Я рассказал тебе про мозаики, чтобы ты могла найти для них безопасное место. И тут я узнаю от Алиссы, что ты попросила этого дурака учителя привезти их, и половину он оставил без присмотра. Поэтому мне кажется, что ты, черт подери, таки нуждаешься в моей помощи!
Подчеркивая свои слова, он сует в рот печенье.
– Подожди-ка, – говорю я, заходя на кухню. Ничего не понимаю. – Это Морфей рассказал тебе про мозаики? Ты знала, что он здесь? Я думала, что защищаю тебя… а ты всё это время что-то скрывала от меня?
Плотно сжав губы, мама бросает противень в раковину и включает воду.
– От мозаик нет проку, если они разрознены, – говорит она, обращаясь к Морфею и игнорируя меня. – Я позаботилась о тех трех, которые достались мне. Спрятала их в безопасном месте. Там, где ни один из вас не посмеет к ним прикоснуться.
Я вспоминаю то, что видела в зеркале.
– Поэтому ты была там… возле моста? В той сумке лежали мои мозаики?
Мама стремительно поворачивается ко мне.
– А. – Морфей смотрит то на нее, то на меня. – Элисон отправилась к железному мосту? Великолепная стратегия – вот так удрать в Лондон.
Железный мост… Морфей когда-то говорил, что подземцы питают отвращение к железу. Каким-то образом оно искажает их магию. Впрочем, подробностями он не делился.
– Это единственный способ сохранить мозаики, – отвечает мама, словно прочитав мои мысли.
– Ну конечно, – издевательским тоном говорит Морфей. – Ты побывала в наших любимых уголках в Железном ущелье? Прокатилась на поезде и оживила забытые воспоминания?
Он нехорошо прищуривается.
– Вот почему ты разбила зеркало. Чтобы замести следы.
Мама снова начинает греметь посудой в раковине.
– Если бы я только могла закрыть порталы, ведущие в Страну Чудес и оттуда, – бормочет она, скорее обращаясь к себе, чем к нам. – Тогда Червонная Королева и все остальные, кто желает повредить Элли, остались бы сидеть в подземном королевстве. Как оно и должно быть.
– Как будто ты это допустишь, – говорит Морфей и надевает шляпу. – Ты говоришь о нас так, как будто мы тебе совсем чужие. Но ты – нашей крови. Злая… властная… немножко сумасшедшая. Ты больше подземец, чем человек, Элисон. Ты не переживешь, если не оставишь себе возможности вернуться туда, где обитает твое сердце.
Я бью кулаком по столу, чтобы привлечь внимание.
– Кто-нибудь может объяснить, что происходит?!
Мама молча оттирает губкой присохшие крошки. Перед ней плещется мыльная вода.
Морфей вытирает губы углом скатерти.
– Элисон тебя обманула, заставила думать, что она беззащитный маленький цветочек. Но это всё притворство, Алисса. Твоя мать безжалостна. Из нее получилась бы отличная Червонная Королева. По правде говоря, она хотела получить рубиновый венец. И подошла очень близко. Но потом познакомилась с твоим отцом… и не выдержала испытания. Иначе она бы ни за что не отказалась от короны, не осталась бы в мире людей. И ты, любовь моя, – он не сводит глаз с моего лица, и драгоценные камни делаются черными, – ты никогда бы не родилась.
Мой язык делается тяжелее камня. Все те вопросы, которые я должна задать, застряли во рту. Я отступаю в утешительный сумрак коридора, подальше от Морфея и его безобразных обвинений.
Нет. Не может быть, чтобы мама хотела стать королевой. Это значило бы, что она знает правду. Что всё, о чем мы говорили в день моего возвращения из Страны Чудес – и вся та нежность, которая охватила нас, когда я, пробравшись в лечебницу, объяснила маме, что наша семья вовсе не проклята, – было притворством.
Это значило бы, что мама притворяется, будто ничего не знает.
А если так, о чем еще она солгала?
Морфей пытается вклиниться между нами. Я ему не позволю.
– Нет, – говорю я и поворачиваюсь к Морфею. – Ты… ты говорил, что я первая после Алисы, кто прыгнул в кроличью нору.
Он воздевает палец.
– Не совсем. Я сказал, что ты первая после Алисы, кому хватило ума обнаружить кроличью нору своими силами и спуститься. Я отвел твою мать к кроличьей норе и отнес ее вниз. Она была не такая смышленая, как ты. Наверное, это и послужило причиной поражения. Ну и абсолютное отсутствие верности.
Мама мрачно смотрит на него.
Я подавляю всхлип.
– Но Первая Сестра там, на кладбище, сказала… что я была первой, кто пришел и попытался добиться короны.
Мама и Морфей многозначительно переглядываются.
– Наверное, потому что твоей маме не удалось забраться так далеко?
Морфей предлагает вопрос в качестве ответа. Верный знак, что он что-то скрывает.
– Неважно, – отвечаю я. – Первая Сестра следила за моими успехами всё время, пока я была в Стране Чудес, потому что она сама многое приобрела бы, если бы я прошла испытания. Значит, она наблюдала бы и за мамой. Нет, – говорю я, обращаясь к маме. – Ты никогда там не была. Ты думала, что Лидделлы прокляты. Ты не знала правды, не знала, для чего нужны эти испытания, пока я тебе не сказала. Так, мама? Так?
Она вытирает руки кухонным полотенцем и направляется ко мне.
– Элли… я должна объяснить.
Морфей движется следом, ехидно изогнув губы.
– Ты должна не только объяснить. Неплохо бы еще и извиниться за то, что ты столько лет обманывала ее.
– Это ты говоришь мне про обман? – гневно спрашивает мама.
– Та-ак…
Одним изящным движением Морфей припирает маму к стене, даже не притронувшись к ней. Он соблюдает дистанцию. Есть какая-то незримая черта, которую он не смеет пересечь.
– Ты позволила мне взять на себя вину за то, что Алисса угодила в Страну Чудес. За все проблемы в ее жизни. Но это ты отказалась от своих обязанностей. Ты сделала сознательный выбор, который изменил бы будущее любого ребенка, рожденного у тебя и твоего «Помидорчика». И пора тебе это признать.
В сумерках мамины светлые волосы светятся и извиваются, как ожившие лунные лучи – или как цветы в нашем садике, когда дует ветер. Я так внимательно смотрю на нее, что не обращаю внимания на Морфея, пока он вдруг не издает рычание.
Бабочки на шляпе словно оживают. Они поднимают ее, и ему приходится подпрыгнуть, чтобы вернуть беглянку. Уголки маминых губ слегка трепещут, подавляя довольную улыбку.
Она управляет ими.
Я подавляю крик, не в силах отрицать то, что происходит прямо у меня перед глазами: ее магия (которой, как я думала, мама никогда не пользовалась) жива. Потому что она побывала в Стране Чудес… и вернулась.
Я вспоминаю первый разговор с волшебными цветами в Стране Чудес – они сказали, что я похожа на «сама знаешь кого». Я всегда думала, что они имели в виду Алису или Червонную Королеву. Но это не так. Они говорили про мою маму.
Я вжимаюсь спиной в стену – изо всех сил, чтобы удержать крылья под кожей.
– Размытые записи на полях «Алисы в Стране Чудес», – говорю я чуть слышно. – Их стер не Морфей, а ты. Ты не хотела, чтобы я догадалась, что ты была там.
Морфей возвращает шляпу на место и приваливается к стене в нескольких шагах от меня, упершись каблуком в плинтус.
– Твоя мама вступила со мной в союз с самого начала, когда в тринадцать лет впервые услышала зов Подземья. Вот как сильно она желала получить корону. Мне было нужно лишь придумать, каким образом выполнить немыслимые задания Червонного Короля. Чтобы формально исполнить его требования, в течение трех лет я разрабатывал альтернативные испытания, играл с определениями, которые он дал, и на каждом этапе добивался ее согласия…
– Ты решилась впустить в себя живую Червонную Королеву? – перебиваю я, недоверчиво глядя на маму.
– Не совсем, – огрызается Морфей. – В отличие от тебя Элисон собиралась использовать свое желание как положено – навсегда изгнать Червонную Королеву из Страны Чудес. И мы никогда не оказались бы в столь затруднительном положении, если бы ты предпочла поступить именно так, вместо того чтобы спасать ничего не стоящую жизнь своего парня.
При этих словах мне хочется содрать с его лица все драгоценные камни, но я стою неподвижно.
Морфей машет рукой.
– Сейчас уже неважно. Я сделал фатальную ошибку, не заставив твою мать поклясться жизненной магией, что она закончит начатое. Элисон – предательница. Она отступила, потому что познакомилась с твоим отцом. Впрочем, она сохранила все фамильные ценности, позаботившись о том, чтобы никто другой не сумел воспользоваться подсказками, которые я ей дал. Может быть, Элисон надеялась, что однажды получит еще один шанс побороться за корону.
– Нет, не поэтому, Морфей, – шипит мама. – И ты это знаешь.
Я качаю головой.
– А где Кроллик?
За нашим безумным разговором я и забыла, что он остался один в моей комнате.
– Я его связала, – отвечает мама. – Пусть твои угри с ним развлекутся. Немножко шоковой терапии. В наказание за то, что произошло с тобой прошлым летом.
Пораженная ее бессердечием, я хочу броситься наверх, но Морфей преграждает путь.
– С ним всё в порядке, – уверяет он, положив руку мне на плечо. – Электричество на нас не действует.
Я отбрасываю ее и кричу:
– Да, но угрям это может быть вредно! Они испугаются насмерть!
Морфей и мама смотрят на меня как на ненормальную. Но если я схожу с ума, кто виноват?
– Вытащите Кроллика! Скажите ему, что я желаю знать, почему он здесь.
Морфей вопросительно поднимает бровь. А затем, обожающе сверкнув глазами, снимает шляпу и кланяется.
– Как пожелаете, ваше величество.
Он многозначительно косится на маму.
– А ты бы попробовала в кои-то веки поговорить с дочерью начистоту. Ты сумела расшифровать мозаики, прежде чем спрятать их?
Мама пожимает плечами. Лицо у нее кислое.
– Расскажи, что ты видела… а заодно и то, что скрывала до сих пор. Алисса не переживет встречи с Червонной Королевой, если не узнает правду.
Морфей снова смотрит на меня – драгоценные камни горят синим светом сочувствия – и надевает шляпу. Его ботинки глухо стучат по линолеуму.
Как только он скрывается в гостиной, я поворачиваюсь к маме и жду объяснений.
– Мозаики, – произношу я, хотя это не единственный вопрос, на который хотелось бы получить ответ.
– Я успела расшифровать одну. Там были три Червонные Королевы, которые сражались за корону, и еще какая-то женщина, которая наблюдала за ними, стоя в тени, под нависшими ветвями. Она явно была заинтересована в исходе… для нее многое стояло на кону. Я видела ее глаза. Грустные, пронизывающие. Но я торопилась. На большее времени не хватило.
В Стране Чудес действительно три обладательницы рубинового венца – я, Гренадина, которую я назначила править в мое отсутствие, и собственно Червонная Королева.
Вопрос: кто такая эта четвертая женщина, стоявшая в тени?
Мама наблюдает за мной, пока я перебираю в голове варианты. Ее мрачное нахмуренное лицо становится сочувствующим, и я вижу в ней прежнюю маму – ту, которая готовила фруктовый лед, чтобы охладить больное горло; которая поцелуями лечила синяки и пела колыбельные; которая пожертвовала собой, чтобы спасти меня от Страны Чудес.
Но мама, которую я помню, вовсе не она. У нее продолжают светиться волосы, а кожа блестит, как снег под луной. Эта обитательница Подземья… совершенно мне незнакома.
– Ты была в Стране Чудес, – говорю я дрожащим голосом.
– Всё произошло не так, как он сказал, – шепчет она. – Я стерла записи на полях, но только потому, что я встретилась с твоим отцом и решила навсегда положить конец этой истории.
Мама оборачивает полотенце вокруг рук.
– Я пыталась решить, что сделать с фамильными ценностями. Вот почему я их спрятала. Я не могла просто выбросить их – нужно было принять меры, чтобы никто из моих потомков никогда не оказался в Стране Чудес.
Ее слова эхом отзываются в тесном коридоре. От них по моему позвоночнику ползет холод.
– Ты знала про испытания. Что еще хуже, ты и послужила их причиной. Из-за тебя Морфей выдумал все эти безумные истории, которые я пережила в Стране Чудес. Чтобы ты могла стать королевой. Но ты отступилась, и я стала твоей заместительницей.
Мама продолжает мять полотенце.
– Мы составили этот план до того, как ты родилась, Элли. Я… я не знала, что будет именно так.
– Серьезно? – мой голос звучит пронзительно и сдавленно. – Ты уходишь от самого главного! Ты была в Стране Чудес – и ни разу не сказала мне! Ты пережила то же, что и я! Ты хоть представляешь, как отчаянно я нуждалась в том, чтобы знать это? Знать, что я не одна такая?
Мамино лицо меркнет, но она по-прежнему молчит, и меня это бесит.
– Почему ты ничего не сказала тогда, в клинике, когда я изливала тебе душу?
Рыдания, которые я до сих пор удерживала, нарастают, и горло болит сильнее, чем когда в него засовывали дыхательную трубку.
– Или даже раньше. Если бы ты была откровенна со мной с самого начала, когда выяснила, что я умею слышать насекомых и растения…
У меня вырывается двойной всхлип.
– Мы могли всё изменить. И в Стране Чудес не случилась бы беда, потому что я бы ничего не испортила…
Мама цепляется за полотенце, как за спасательный круг.
– Виновата не ты, а Червонная Королева.
– Но я выпустила ее на волю, – отвечаю я. – А значит, я должна исправить ошибку.
– Детка, нет…
Она бросает полотенце и тянется ко мне. Загнанная в угол, я не могу сбежать – и просто отталкиваю мамину руку.
– Элли, пожалуйста…
Ее голос обрывается.
Я едва его слышу. Я понимаю лишь одно – передо мной предатель. Это на маму намекали лилии в моей больничной палате. Именно она предала меня самым страшным образом.
– Поверить не могу, – говорю я сквозь стиснутые зубы. – И ты хотела избавить нас от проблем? Ты, которая так боится всего, что связано со Страной Чудес. Ты, которая думала, что наша семья проклята, пока я тебя не разубедила. Ты, которая прошла сегодня через зеркало с помощью ключа, который хранила много лет. Зачем? И вообще – ты собиралась рассказать папе, прежде чем уйти?
Она открывает рот, чтобы ответить, но я продолжаю:
– Всё это время ты ругала меня за одежду и макияж… не потому, что я выглядела странно или нескромно, а потому, что слишком сильно походила на подземца. Я напоминала тебе о том, чего ты лишилась. Так?
Мама шмыгает носом – и молчит.
– Ты твердила, что не хочешь, чтобы я повторила твои ошибки: влюбилась слишком юной и отказалась от своего призвания. Я не понимала, почему ты сама не попыталась начать сначала, после того как вышла из клиники. Ты ведь еще могла сделать карьеру, о которой всегда мечтала. Но речь ведь шла не о фотографии. Папа помешал тебе стать королевой. А теперь корона у меня. Наверное, ты ненавидишь нас.
– Нет, Элли.
Но я глуха к ее словам. Я всюду слышу ложь.
– Как ты можешь злиться на папу? Он замечательный человек… он был верен тебе одиннадцать лет. Папа ждал, когда ты поправишься. Он столько раз сидел вечерами один в гостиной и тосковал по жене… глядя на эти дурацкие маргаритки, под которыми ты спрятала свои секреты. Он заслужил правду, мама, – у меня вырывается еще один всхлип. – Мы оба заслужили!
В тусклом свете по маминому лицу текут слезы.
Она отправилась в сумасшедший дом, чтобы защитить меня, когда я была маленькой. Эти воспоминания грозят умерить мой гнев. Но откуда я знаю, почему мама поступила именно так? Может быть, она просто не хотела, чтобы я стала королевой вместо нее, и пыталась лишить меня связи со Страной Чудес. Может быть, в мозаике – она сама. Стоит в тени, наблюдает и ждет, когда ей выпадет шанс украсть корону.
Растущее недоверие кладет конец сочувствию. Я выпаливаю самое тяжкое оскорбление, какое только могу придумать:
– Я не знаю, кто ты. Я знаю только одно. Ты врешь мне еще больше, чем Морфей.
