Глава 11
Расколотые картинки
Когда я вижу маму в зеркале, сердце начинает трепыхаться, как крылья Чешика.
– Как ты туда попала? – спрашиваю я, хотя и знаю, что она не видит и не слышит меня.
Я трогаю ключ на шее; готова поклясться, он в единственном экземпляре. Может быть, маму заманила туда Червонная Королева?
При этой мысли я вскрикиваю вслух.
Но мама не выглядит расстроенной или напуганной. На плече она несет большую парусиновую сумку – в нее мы складывали пляжные полотенца, совочки и ведерки, когда отправлялись на озеро. Я имею в виду – раньше, когда я была маленькой. До того как мама попала в лечебницу. Я обожала эти семейные пикники…
Мама идет решительным шагом, направляясь к мосту. Она что-то задумала. Что-то хочет сделать. Когда светящийся силуэт Чешика возникает рядом с ней и присаживается на сумку, мама не пугается, как будто она его ждала.
Хватит. Мне всё равно, где они. Я должна пойти туда и выяснить, что творится.
– Пожелай этого от всей души, – напоминаю я себе. – А потом ныряй.
Я поднимаю ногу, сую ее в прохладную пустоту на той стороне… и замираю. Кто-то крутит дверную ручку.
– Эл, почему ты заперлась? – спрашивает из коридора Джен. – Здесь Джеб. У нас проблемы. Таэлор позвонила ему прямо на работу. Они с Эм во дворе…
Нет. Я не могу сейчас отвлечься. Надо узнать, что задумала мама.
– Я занята!
– Занята? – взвизгивает Джен. – Блин, ты шутишь?! Джеб его убьет! Выходи немедленно! Сейчас же!
– Черт, – бормочу я.
Словно в ответ на утрату концентрации портал покрывается рябью, как вода в ведерке. Если я собираюсь на ту сторону, это надо сделать сейчас же, пока он не закрылся. Я борюсь с собой, отчаянно желая раскрыть мамину тайну. Но здешняя жизнь не отпускает меня.
Секундное колебание решает дело. Мнимая жидкость вновь превращается в гладкое стекло. Я успеваю выдернуть ногу за секунду до того, как зеркало закрывается, отделив меня от мамы и от секретов, которые она скрывает.
Оставшись в платье и тиаре, чтобы не тратить времени, я бегу по коридору, а Джен сыплет вопросами, допытываясь, что же произошло в школе. Я понятия не имею, что говорить, поэтому просто отталкиваю ее и выскакиваю на лужайку, ожидая увидеть там кровопролитие.
Но вместо драки парни стоят в тени открытого капота «мерса». Они даже не подозревают, что у них появились зрители.
Джеб, видимо, приехал прямо с интервью. Он по-прежнему одет, как для фотосъемки: черные джинсы, черное трикотажное поло с короткими рукавами, которые подчеркивают мускулы, бордовая футболка внизу, свободно повязанный галстук с японским орнаментом.
– Что, мотор просто взял и сдох на улице? – спрашивает Джеб, не поднимая голову.
Морфей кивает.
– Очень неудобно получилось, честно скажу.
«Мягко говоря».
Джеб облокачивается на капот и начинает ковыряться в моторе.
– Не пойму, что за ерунда. У этой модели единственный поликлиновый ремень; если он слетает, мотор глохнет. Но тогда вы бы вообще не завелись.
Он продолжает возиться под капотом, пачкая руки смазкой.
– Хотя ремень немного потерся, правда. Придется скоро менять.
Морфей задумчиво постукивает пальцем по краю шляпы.
– И как это всё работает?
У меня перехватывает дыхание. Надо радоваться, что они не пытаются убить друг друга, но я просто не в силах это осмыслить. Моя мать отправилась на прогулку в Зазеркалье… слишком много странностей за раз.
Я поворачиваюсь и сердито смотрю на Джен, которая торопится следом.
– Ты сказала, что они дерутся, – шепчу я.
Она жмет плечами.
Морфей, очевидно, сдержал клятву и каким-то образом всё уладил с Джебом. А значит, я вольна отправиться за мамой. Вне себя от волнения, я делаю шаг к дому.
И тут Дженара кашляет.
Джеб и Морфей поворачиваются. Я замираю.
Они стоят и как будто целую вечность глазеют на меня. Вечернее солнце так и печет, и в многослойном платье мне делается жарко. Вокруг такая тишина, что я с болезненной остротой слышу молчание вездесущих насекомых. Они как будто покинули свой пост. В последнее время они либо жалуются на цветы, либо… молчат.
Джеб захлопывает капот. Я прикусываю губу, когда он приближается, вытирая смазку с рук банданой, которую достает из кармана.
– Ого, – говорит он и внимательно рассматривает меня. В его глазах я читаю ненасытное и грубое желание прикоснуться ко мне – Джебу до боли этого хочется…
Никогда еще я не видела такого пристального взгляда. Мои ноги как будто превращаются в мягкую глину.
Он берет меня за руку, обтянутую кружевной перчаткой, привлекает к себе и обнимает.
– И я должен ждать конца выпускного бала, в то время как ты такая прекрасная? – шепчет Джеб мне на ухо и целует в висок.
У меня захватывает дух. Если бы только я могла радоваться его словам. Я гляжу через крепкое плечо Джеба и замечаю, что Морфей наблюдает за нами. Он снимает шляпу, и блестящие черные глаза свидетельствуют, что он тоже одобряет мое платье.
Я хмурюсь и взглядом приказываю ему: «Не трать время! Верни маму! Найди Червонную Королеву, чтобы мы могли загнать ее обратно!»
– Настоящая фея-невеста, – говорит Морфей, и я понимаю, что на сей раз он не слышал моих мыслей. – Не хватает только крыльев.
Джеб крепче обнимает меня. Вот оно – то напряжение, которое я ожидала почувствовать, выйдя из дома. Оба ведут себя очень вежливо, но мир может рухнуть в любую минуту.
Дженара делает шаг вперед, заслонив Морфею обзор.
– К слову, о крыльях… господин энтомолог, мне нужен ваш совет по поводу костюма. Может, погрызем печенье и устроим мозговой штурм?
Морфей следует за ней, в последний раз взглянув на нас через плечо.
Как только они скрываются в доме, Джеб шепотом говорит:
– Я думал, они уже никогда не уйдут, – и наклоняется, чтобы поцеловать меня.
Я отступаю к двери.
Джеб, нахмурившись, следует за мной.
– Ты сердишься, что я не подвез тебя из школы? Но я нарочно сократил интервью, чтобы приехать сюда. Мне нужно будет встретиться с репортером еще раз. Разве это не считается?
При виде его обиженного лица у меня внутри всё скручивается.
– Да, то есть нет. Я не злюсь. Я думала, это ты злишься. Джен сказала, что Таэлор…
– Морт всё объяснил, – отвечает Джеб, убирая бандану.
– Морт? Он разрешает так себя называть?
– А я не спрашивал разрешения.
Я задумчиво склоняю голову набок.
– Значит, мир?
– Ты написала, что вы как-то странно встретились. Морт сказал, что хотел, чтоб Таэлор приревновала. Он притворился, что ухаживает за тобой, а она раздула из мухи слона, потому что разозлилась… короче, всё сходится. Хотя и жаль, что он теперь нажил себе врага. Таэлор – не тот человек, с которым стоит ссориться.
– Да уж, – отвечаю я и ускоряю шаг.
Джеб идет следом.
– Ты бы слышал, какие слухи она распускает в школе.
– Ну, завтра он всё сам объяснит. Знаком он с твоей семьей или нет, он не имеет никакого права так легкомысленно порхать и подставлять тебя. Мотра, блин.
Я замираю на месте и леденею. Нет, Джеб вряд ли помнит, что Морфей умеет превращаться в бабочку.
Строго говоря, он не был в Стране Чудес, и этим воспоминаниям неоткуда взяться… Разве что мама не ошиблась, когда сказала, что Страна Чудес оставляет след на каждом, кто ее посетит. Может быть, подсознание Джеба каким-то образом воскрешает то, что он не пережил?
– Как ты сказал? – переспрашиваю я дрожащим голосом… в нем звучит надежда.
– Мотра, – повторяет Джеб. – Помнишь? Главный враг Годзиллы. Потому что этот тип просто помешан на бабочках.
Он хитро улыбается, глядя на меня.
– Ты что, не обратила внимания на его шляпу? И на дверцы машины? Когда они обе подняты, то похожи на бабочкины крылья.
– А.
Ну конечно, он не помнит. И мои мысли вновь возвращаются к маме и ее секретам.
– Давай зайдем в дом, мне надо переодеться.
– Подожди.
Джеб берет меня за руку и кружит, так что развевается юбка, вырезанная фестонами. Когда я вновь оказываюсь к нему лицом, он качает головой.
– Морт прав. Ты похожа на фею, которая собралась замуж. Я хочу еще немного на тебя полюбоваться…
Он так ласково просит, что его голос кажется нежнее шелка. Джеб целует мою руку сквозь перчатку.
Мы останавливаемся на газоне у крыльца. Из-за двери доносится смех Морфея. И от этого звука на лице Джеба вместо восхищения появляется ярость.
– Когда я сюда приехал, то готов был ему голову оторвать.
Я прослеживаю взгляд Джеба и вижу мотоцикл, неловко брошенный возле подъездной дорожки. Он даже не удосужился поставить его как следует.
– Я прижал чувака к капоту и пригрозил украсить его личико еще одним шрамом.
Так приятно наконец-то всецело пользоваться вниманием Джеба, но именно сейчас меня разрывает пополам. Тянет и к нему, и в дом…
Он прижимает мою руку к груди.
– Морт сказал, что с его лицом я могу делать что угодно. Главное, чтобы не портил машину. Это единственное, что осталось ему от умершего отца.
Джеб проводит большим пальцем по кружеву перчатки у меня на запястье.
– Я видел его шрамы, Эл. Татуировки их не скрывают. Ты знала, что он пытался покончить с собой?
Я киваю. Неохота поощрять в нем жалость к Морфею, но я ведь не смогу объяснить, что эти шрамы принадлежат другому человеку.
Джеб смотрит на машину.
– Он сказал, отец до самой смерти его ненавидел. И главное, зачем он приехал в Штаты, – это чтобы увидеться с твоей мамой. Посмотреть на своего старика чужими глазами. Может быть, наконец примириться с воспоминаниями…
Джеб смотрит на меня, его лицо полно сочувствия, и в моей груди что-то сжимается. Нечестно, что Морфей тянет за известные ему ниточки, а Джеб об этом даже не подозревает. Но я не вправе судить, потому что я тоже манипулятор и лгунья.
– Поэтому, если он будет уважать тебя, – продолжает Джеб, не догадываясь о моей внутренней борьбе, – я постараюсь относиться с уважением к нему.
Он говорит напряженно, но с полным самообладанием. Он долго работал над собой, чтобы не быть таким же жестоким, как его отец. И я горжусь Джебом, потому что он вырос честным и сострадательным человеком вопреки всем усилиям, которые прикладывал папаша, чтобы убить в нем чувства. И никогда еще я не чувствовала себя настолько недостойной Джеба.
Я подношу его руку к своим губам и целую татуировку на запястье, выглядывающую из-под рукава. Что бы он подумал обо мне, если бы узнал, что я постоянно ему лгу? С тем же успехом в зеркале, в другой части света, могла быть я, а не мама – настолько я далека от Джеба.
– Слушай, – говорит Джеб, высвободив руку, и ставит меня на ступеньку. Сам он остается стоять на газоне, и наши глаза оказываются вровень. – Что-то ты всё время молчишь. Ты бы ведь рассказала, если бы было что-нибудь еще, правда?
Что-нибудь еще есть. Мне нужно выяснить, отчего я видела маму в зеркале, а потом победить ненормальную волшебную королеву. Просто я не знаю, как об этом рассказать.
Мои глаза наполняются слезами.
Хмурое лицо Джеба искажается.
– Почему ты плачешь? Таэлор была права?
Его глаза вспыхивают.
– Этот тип тебя лапал? Пытался поцеловать?
Черт возьми.
– Нет, ничего такого. Просто… ну, наверное, ты понимаешь теперь, что я чувствую насчет Розы. Почему я сомневаюсь.
Джеб искоса смотрит на меня.
– Это совсем другое дело.
Рассматривая пряжки на сапогах, я пытаюсь подобрать правильные слова. Надо поскорее разобраться с Джебом, а потом побежать к себе и заняться всем остальным.
Он ступает на крыльцо.
– Эл, это работа. И всё. И я уже согласился.
Мои эмоции делают полный разворот. Я уже не волнуюсь – я возмущена!
– Я думала, мы сначала поговорим!
– Сегодня она уехала обратно в Тоскану и вернется только в конце месяца. Я должен был дать ей ответ до отъезда. Это же нужно нам обоим, разве ты не понимаешь? Мы не будем нуждаться в деньгах весь первый год в Лондоне и еще немножко. Это настоящие деньги – доказательство того, что я чего-то стою!
– Ну конечно, стоишь, – отвечаю я, подавив нарастающее в горле рыдание. – Ты самый талантливый художник.
– И ты тоже, – говорит Джеб и слегка отстраняется, чтобы взглянуть на меня. – Не надо больше плакать, ладно?
Я шмыгаю носом.
– Но тебе надоело меня рисовать…
Какая я жалкая. Мама где-то на другом конце света, а я тут плачу перед своим парнем из-за того, что перестала быть его моделью.
Но прямо сейчас Джеб – единственный оплот стабильности. А я собираюсь с ним расстаться, пускай этого мне хочется меньше всего.
– Надоело?.. – Он морщит лоб. – Ты шутишь? Мне никогда не надоест рисовать тебя. Это платье… – Он гладит жемчуг и блестки у меня на боках. – Я нарисую новую серию: соблазнение феи при луне. Начнем после выпускного.
Да. Выпускного, которого не будет. Я прикусываю губу, чтобы не закричать.
Джеб наклоняется, так что наши лбы соприкасаются.
– Не могу дождаться, – говорит он, просовывая палец под бретельку платья. Моя кожа так и вспыхивает. – Сегодня я загляну в студию, которую сняла Роза. Там есть второй этаж. По-моему, это идеальное место, чтобы нам с тобой побыть вдвоем после бала…
Мне до боли хочется сказать: «Но я не пойду на бал!»
Дверь распахивается, и я не успеваю сказать правду.
– Привет, пташки, – с улыбкой говорит Дженара.
Она протягивает Джебу печенье и разглядывает нас, очевидно понимая, что прервала процесс.
– Извините, что помешала, но пришла твоя мама, Эл.
– Да?
– Она в доме. Оказывается, она возилась на заднем дворе и не знала, что мы тут.
Я чувствую, как ускоряется пульс. Мама наверняка вернулась через зеркало. Я должна выяснить, куда она ходила.
– Погоди… ты оставила ее наедине с ним?
Дженара стряхивает крошки с рваных джинсов. Вид у нее растерянный.
– С кем, с Эм? Он пошел в туалет еще до того, как я ее увидела…
Вечернюю тишину разрывает грохот. Потом раздается мамин крик. Перебросив шлейф через руку, я бегу в дом. Джен и Джеб следуют за мной.
Морфей стоит на пороге спальни, с вдумчивым видом заглядывая внутрь. Я огибаю его и осторожно подхожу к маме. Она стоит на коленях среди бесчисленных осколков стекла. Рядом лежит мое трюмо, точнее – пустая деревянная рама.
Заправляя цепочку за ворот спортивной куртки, мама поднимает голову и смотрит на меня. Я даже не в состоянии спросить, где она взяла ключ. Она кажется такой маленькой и хрупкой в этой слишком просторной куртке. Солнце отражается в битом стекле, усеивая всё вокруг яркими точками света.
Я присаживаюсь рядом, стараясь не порезаться.
– Ты цела?
Мама прячет одну руку за спину.
– Я пыталась передвинуть зеркало… но оно стукнулось о комод, и стекло вылетело.
Она оглядывается на зрителей.
– Это он виноват.
Сначала мне кажется, что мама имеет в виду Джеба, но тут в комнату заходит Морфей.
– Неправда, – говорит он и садится на кровать. – Вы разбили зеркало еще до того, как увидели меня. По-моему, вы сделали это нарочно, хотя я понятия не имею зачем.
– Эй! – Джеб тоже заходит и смотрит на Морфея раздраженно и озадаченно. – Не хами.
Морфей мрачно глядит на него в ответ и встает. Оба стоят глаза в глаза.
– Человек должен сначала заслужить мое уважение.
Губы Джеба изгибаются.
– Не бери кусок не по себе, парень. Ты тут гость, не забывай.
Он проталкивается мимо, не замечая тени крыльев, которые вздымаются за спиной у его противника.
Мама ахает – и это доказательство того, что она видит крылья и знает, что наш гость не тот, за кого выдает себя. Видимо, она узнала Морфея в ту секунду, когда он появился на пороге.
Джеб опускается на колени и касается маминой руки.
– Миссис Гарднер, можно посмотреть? – мягко спрашивает он.
Мама, точно в трансе, показывает ладонь. Из глубокого пореза, который тянется от основания большого пальца до мизинца, течет кровь.
В животе у меня стягивается узел.
– Мама, ты поранилась!
Джен вскрикивает и зажимает рот. Хотя моя подруга может спокойно смотреть ужастики хоть двадцать четыре часа подряд, реальной крови она не выносит. Кровь напоминает ей виденные в детстве сцены.
– Сейчас принесу пластырь, – говорит она и, дрожа, направляется в ванную.
– Наверное, придется зашить, – говорит Джеб, помогая маме встать и подводя ее к кровати.
Он перевязывает руку чистой стороной банданы. Мама как будто ни на что не обращает внимания, и мое тело буквально ноет от тревоги. Я начинаю подбирать с пола осколки.
Хочется остаться с ней наедине, успокоить, прижаться своим родимым пятном к ее пятну, чтобы исцелить рану. Но как избавиться от зрителей? Я крепче сжимаю в пальцах осколок стекла, пытаясь вернуть себе контроль над жизнью, летящей под откос.
Морфей отступает в сторону и поворачивается спиной к Джебу и маме. Он достает из комода бумажные салфетки и протягивает мне, подбородком указав на мой стиснутый кулак.
Из него капает кровь, пачкая валяющиеся на полу осколки. Указательный палец болит. Я разжимаю ладонь и вижу царапину – тонкую, как порез от бумаги. Наверное, я слишком сильно сжала стекло. Я заворачиваю палец в салфетку, чтобы не испачкать кровью перчатку.
У меня перехватывает дыхание, когда я вновь смотрю на пол. Моя кровь перескакивает с осколка на осколок, как прыгающая в волнах прибоя галька. За ней остается тонкий след. В результате на полу появляется алая стрелка, которая указывает на шкаф.
Я оставила дверцу приоткрытой, когда доставала сапоги. В щелку я замечаю внутри какое-то движение. Из темноты на меня смотрят два светящихся розовых глаза.
