Глава XVII
В которой на сцене снова появляется Майская Фиалка
Онциллу, как всякого человека с нечистой совестью, мучили дурные предчувствия, в общем-то беспричинные, однако напрочь лишившие его сна и покоя.
Той ночью, ближе к утру, чуя недоброе и устав беспрестанно ворочаться в постели, он встал и, решив не иначе как очистить голову от мрачных мыслей, вышел из дому и отправился бесцельно бродить по еще пустынным улицам города.
Подставив горячечный лоб предутреннему ветру, чтобы освежиться, он шагал куда глаза глядят и строил разные планы, которые, по его разумению, должны были принести ему удачу и наконец дать возможность отомстить, чего он добивался уже бог весть как долго. И тут он внезапно очнулся от своих тягостных раздумий. К действительности его вернули крики: «Ладроны! Ладроны!» Это кричали люди, бежавшие мимо кто куда.
– Тысяча чертей! – в свою очередь вскричал он сам. – Неужто флибустьеры захватили город?
Онцилла огляделся по сторонам, чтобы сориентироваться: бесцельно блуждая по городу, он, сам того не заметив, добрел почти до набережных и оказался неподалеку от мола.
«Надо поспешить в крепость, – сказал он себе. – Если успею, тогда еще не все потеряно».
Онцилла чуть ли не бегом бросился к крепости, с большим трудом протискиваясь сквозь толпу, уже заполонившую улицы. Дорога до крепости была неблизкая: она пролегала через весь город. Но не успел Онцилла проделать и две трети пути, как в растерянности остановился. Его охватила безудержная ярость: крепостные пушки, развернутые в сторону города, изрыгнули град картечи, сразив наповал и ранив множество людей вокруг него. Не оставалось никаких сомнений: флибустьеры захватили не только город, но и крепость. Но как? Он этого не знал. Однако так оно и было.
Тут с ним поравнялся какой-то человек, который, заметив его, вскрикнул. То был начальник крепостной тюрьмы. Онцилла остановил его.
– Что происходит? – спросил его он.
– Боже мой! – пожимая плечами, отвечал тот. – Да вы что, сами не видите: ладроны в городе!
– А крепость?
– Крепость? Этот чертов заключенный, которого вы велели там запереть… вы разве не знаете?
– Нет, так что случилось?
– Что случилось? Он где-то достал оружие – одному богу ведомо как. И с полчаса назад взломал дверь ружейным прикладом. А в это время его дружки с криками: «Флибустьеры, вперед!» – снесли ворота и ворвались в крепость. Он же начал палить с тыла, да так, что комендант, как человек осторожный, решил, что всякое сопротивление бесполезно, и сдался без единого выстрела.
– Ну ладно, а ты? Ты-то как здесь оказался? Сбежал?
– Я? Сбежал? Эх, да вы меня плохо знаете, ваша милость.
– И то верно, прости. Ты же из тех удальцов, что особенно ловко умеют ловить рыбу в мутной воде. Значит, тебе удалось-таки выкрутиться?
– Ничего-то вы не знаете, ваша милость. Я человек мягкий, сердобольный и не люблю мучить людей. Ваш заключенный, которого все его друзья называли Олоне, как только вырвался на волю, кликнул меня, перепоручил мне девицу, оказавшуюся не весть как вместе с ним, и сказал: «Вот тебе два золотых – отведи эту сеньориту во дворец к господину герцогу де Ла Торре. Когда отведешь, возвращайся обратно, ничего плохого тебе не сделают. Можешь даже рассчитывать на мою защиту».
– И что же? – задумчиво спросил Онцилла, которому вдруг пришла в голову странная мысль.
– Ну вот, ваша милость, я и отвел ту девицу к герцогу де Ла Торре. А теперь, как и велел мне Олоне, иду обратно в крепость. Да и потом, что мне еще остается.
– И то верно. Только запомни, мой милый: о нашей встрече никому ни слова – ни Олоне, ни одной живой душе! А чтобы ты не забыл мою просьбу, вот тебе два золотых вдобавок к тем, что ты уже получил.
– Ну и ну! – оживился тюремщик. – Как я погляжу, тут кому горе, а кому радость. Не беспокойтесь, буду нем как рыба.
– И не ошибешься, приятель, – заметил Онцилла таким тоном, от которого беднягу пробила дрожь. – Сам знаешь, меня ничем не разжалобить. И если узнаю, что ты сболтнул кому хоть слово, нам с тобой будет за что посчитаться. А теперь прощай и удачи тебе!
– Прощайте, ваша милость, – смиренно ответствовал тюремщик.
И пустился бегом дальше. У Онциллы же мрачное лицо на миг осветилось язвительной улыбкой, и он быстро зашагал в направлении, противоположном тому, куда побежал тюремщик. Здесь мы и оставим его ненадолго, а сами пока отправимся во дворец герцога де Ла Торре, где в это самое время царило полное замешательство.
Герцогиня с дочерью были резко разбужены пушечными залпами и отчаянными криками спасающихся бегством людей. Дамы торопливо оделись и поспешили в апартаменты к герцогу в надежде обрести подле него защиту и безопасность от неведомой пока еще угрозы, пугавшей обеих.
Муньос, один из верных слуг, оставленных герцогом в особняке, перед тем как ретироваться, счел своим долгом предупредить хозяйку о том, что происходит, равно как и о том, что герцог решил возглавить солдат и попытаться, если еще возможно, спасти город.
Герцогиня высоко оценила порыв мужа, но в душе пожалела, что он оставил ее с дочерью одних на попечении только двух слуг, неспособных их защитить в случае, если в дом ворвутся головорезы. Между тем герцогиня была женщиной благоразумной, много пережившей и стойкой – она распорядилась тщательно запереть и загородить ворота и без ее разрешения никого не впускать.
В ту минуту, когда она заканчивала отдавать свои распоряжения, объявился тюремщик вместе с Майской Фиалкой. Девушка, с «геленом» в руке и пистолетами за поясом, выглядела маленькой и хрупкой, но казалось, что это она привела тюремщика, а не он ее.
Герцогиня, заметив Майскую Фиалку, которую видела впервые, вскрикнула от удивления и уже хотела было резко заговорить с нею, но донья Виолента, не забывшая, что девушка когда-то едва ли не чудесным образом пришла ей на выручку, когда она заблудилась в лесу вместе с Олоне, тут же кинулась к ней и радостно воскликнула:
– Майская Фиалка! Вы – здесь? Будьте же как дома, подруга. Ваше появление для нас – залог благополучия!
Было, однако, не самое подходящее время для объяснений, и герцогиня отложила подробный разговор с незнакомкой на потом. Спровадив тюремщика, она снова приказала Муньосу все запереть, после чего три женщины удалились в кабинет герцога.
– Дорогая матушка, – сказала донья Виолента, обнимая девушку, – познакомьтесь: это моя подруга Майская Фиалка. Я вам часто рассказывала о ней. Это она спасла меня, когда я заблудилась тогда в лесу на Санто-Доминго.
Этих нескольких слов было довольно, чтобы напомнить герцогине о событии, которое в свое время причинило ей большое горе, довольно скоро сменившееся не меньшей радостью; она заключила девушку в объятия и горячо расцеловала.
– Дорогая матушка, – продолжала донья Виолента, – поверьте, Майская Фиалка пришла к нам неслучайно. Верно говорю, ее прислал кто-то из наших друзей.
Девушка ласково улыбнулась.
– Да, – молвила она распевным голосом, – ты угадала, подруга. Меня прислал к тебе Олоне. Береговые братья захватили город, – гордо продолжала она, – испанцы оказались бессильны против них. И скоро Олоне с другими Береговыми братьями придет сюда, чтобы защитить вас от всех напастей.
– Благодарю вас, девушка, но, по-моему, нам пока ничто не угрожает. Однако, даже будь иначе, мы все равно не смогли бы принять покровительство, столь благородно предложенное Олоне.
– Отчего же так? – удивилась Майская Фиалка.
– Потому что герцогиня де Ла Торре и ее дочь – испанки. И не желают, да и не должны принимать помощь от людей, которые хитростью завладели городом, принадлежащим королю Испании.
– Не понимаю вас, сударыня, – отвечала Майская Фиалка. – Я не вижу, какой может быть интерес у испанского короля в этом деле. Герцог де Ла Торре, хоть он и испанец, тоже был другом флибустьеров и потому не вправе отказываться от их помощи. Но что бы там ни случилось, Олоне взял с меня слово, что я не оставлю вас до тех пор, пока он не придет сам. И я сдержу обещание.
– Благодарю вас, милое дитя, ваша преданность дорогого стоит, – продолжала герцогиня. – Надеюсь, однако, – прибавила она с нежной улыбкой, – это ваше качество не будет подвергнуто слишком тяжкому испытанию. Побеседуйте с моей дочерью, пока я схожу проверить, точно ли выполнены мои распоряжения. Вы любите друг друга, и вам есть о чем душевно поговорить.
Герцогиня слегка поклонилась и вышла из кабинета.
– Почему же твоя матушка не любит флибустьеров? – спросила девушка, подходя к Виоленте. – Ведь они не сделали ей ничего плохого.
– Все так, малышка, они не только не сделали ей ничего плохого, но оказали огромные услуги, и особенно…
– Олоне, да? – живо прервала ее Майская Фиалка.
– Да, Олоне, – подавленно проговорила донья Виолента.
– А не кажется ли тебе, как и мне, что он сильный и отважный? – спросила Майская Фиалка. – Если б ты видела его нынче утром, когда он оказался один против полусотни испанцев, грозивших ему оружием, и сдерживал их одной лишь силой взгляда, а потом и вовсе сломил!
– Ты ведь любишь Олоне, правда? – сказала донья Виолента, вопросительно взглянув на Майскую Фиалку сквозь свои длинные бархатистые ресницы.
– Да, люблю! – воскликнула та. – Люблю! Больше, чем брата. Больше, чем друга. Я и живу-то только благодаря ему и ради него. Узнав этой ночью, что он в тюрьме, я захотела увидеть его. И с божьей помощью мне это удалось.
– Одной?
– Да!
– И ты не побоялась?
– А чего мне было бояться? – простодушно отвечала Майская Фиалка. – Ведь я же была с Олоне! Думаешь, он не смог бы меня защитить, если б кто-нибудь попробовал сделать мне что-то плохое?
– Ты права, Майская Фиалка. Тебе действительно нечего и некого было бояться: твоя чистота и невинность служили тебе несокрушимым щитом. А Олоне знает, что ты так сильно его любишь? – совсем робким голосом спросила донья Виолента.
– Да, конечно знает. Зачем бы мне что-то от него скрывать? Я сама ему все сказала. Разве мне не нужно было этого делать?
– Да, конечно нужно. И что же он ответил на твое признание?
– Признание? Но мне не в чем было ему признаваться. Я же никогда и никого не обманывала! Когда ночью я пришла к нему в тюрьму, он спал. А потом узнал меня, улыбнулся и спросил: «Это ты, Майская Фиалка?» Я ему и говорю: «Вот пришла спасти тебя или умереть вместе с тобой. Потому что сердце зовет меня к тебе, ведь я тебя люблю!»
– А он? – дрожащим голосом допытывалась донья Виолента.
– Он… – с добродушной улыбкой отвечала Майская Фиалка, – он поцеловал меня в лоб и сказал: «Я тоже люблю тебя, Майская Фиалка. Мы с тобой одни на всем белом свете – хочешь быть мне сестрой?» – «Да!» – воскликнула я от радости. Вот и все, теперь мы с ним брат и сестра.
– И ты довольна, Майская Фиалка? Тебе и правда достаточно такой братской дружбы?
– О да! Да и разве я могу желать чего-то большего?
– Да, ты права, Майская Фиалка, – сказала донья Виолента и тут же, вздохнув и тщетно пытаясь сдержать слезы, прибавила: – Как же я завидую твоему счастью, девочка!
– Ты плачешь, подруга? – участливо воскликнула девушка. – Неужели ты такая несчастная? Расскажи, что тебя терзает. Говорят, это приносит облегчение, когда изольешь свою печаль другу или подруге.
– Это ничего, это я так, по глупости. Давешние события, одно за другим, просто действуют мне на нервы. Вот я и плачу, сама не знаю почему.
– Бедная Виолента! Олоне так и говорил ночью, когда мы были одни.
– Как, он говорил обо мне?
– Ну да, а что тут такого? Мы целых три часа только о тебе и разговаривали. «Видишь ли, сестренка, – говорил он, потому что стал называть меня только так, – донья Виолента очень несчастная. Ей угрожает ужасная беда. И много чего еще». Утром, едва он оказался на воле, все его мысли были только о тебе, поэтому он меня и прислал. Ах, вот ты уже и улыбаешься! Вот и слезы уже высохли!
– Да, мне уже значительно лучше. Ты утешила меня, как и обещала. Спасибо, Майская Фиалка, ты добрая. Я тоже люблю тебя как сестру.
– Ах, я так ждала этих слов. Спасибо, Виолента.
В это мгновение снаружи послышался довольно громкий шум.
– Что это? – бледнея, воскликнула донья Виолента.
– Может, наши друзья подоспели? – предположила Майская Фиалка. – Но что бы там ни было, ничего не бойся, сестра. Я с тобой и сумею за тебя постоять.
Шум нарастал: грянуло несколько выстрелов, послышались стоны и крики боли; потом дверь вдруг резко распахнулась – и на пороге возникла герцогиня, бледная, потерянная.
– Мы пропали! – воскликнула она.
И чуть ли не замертво упала на руки дочери. Между тем Майская Фиалка одним махом свалила кое-какую мебель и соорудила в углу комнаты некое подобие баррикады, за которой укрылись герцогиня с дочерью. Сама же она, с гордо поднятой головой и пылающим взором, встала впереди дам. В тот же миг в комнату ворвались какие-то люди с физиономиями висельников во главе с Онциллой.
– Всякое сопротивление бесполезно! – громовым голосом крикнул он. – Сдавайтесь, вы мои пленницы!
– Это еще как сказать! – бросила в ответ Майская Фиалка, беря его на мушку.
Молодчик в изумлении отпрянул.
– Майская Фиалка! – воскликнул он. – А ты-то что здесь делаешь, девочка?
– Защищаю этих дам, – отвечала та. – Пока я жива, их никто пальцем не тронет. Посмеешь ли ты убить меня, Онцилла? Впрочем, что я говорю, ты же трус и только с женщинами и можешь сладить!
От столь дерзкого оскорбления Онцилла побледнел, лицо его перекосилось и на какой-то миг из красивого сделалось безобразным.
– Не говори так, девочка! – глухо пробормотал он. – По какому праву ты стоишь у меня на пути и мешаешь мстить?
– Мужчина, который мстит женщине, жалкий трус! – бросила она.
– Полегче, крошка, не стоит так заноситься передо мной, иначе!..
– Что иначе? Ты ничего не посмеешь сделать. Я тебя не боюсь. Да, я крошка, но сам знаешь, Береговым братьям я дочь. И если с моей головы упадет хоть один волосок, они тебя из-под земли достанут и кары тебе не избежать!
Онцилла хотя и был законченный злодей, но с головой. Он мигом смекнул, что тягаться с этим сорванцом в юбке, обожаемой дщерью флибустьеров, и впрямь глупая затея. К тому же он боялся, что вот-вот нагрянет Олоне с дружками, а значит, надо было скорее кончать с этим делом. Благодаря недюжинной силе воли ему удалось совладать с собой – и уголки его губ тронула едва заметная улыбка.
– Послушай, Майская Фиалка, – сказал он, – надеюсь, мы все же договоримся.
– Не думаю, – решительно возразила девушка. – Но я не вправе затыкать тебе рот. Говори, что ты хочешь от меня?
– Прежде всего, милая девочка, я хочу, чтобы ты поняла: я не желаю зла ни тебе, ни этим дамам. Ты только что отказалась выслушать меня и узнать, почему я говорил так грубо. Дело в том, что госпожа герцогиня де Ла Торре с дочерью – испанки и, насколько мне известно, они в большой беде, вот я и решил их спасти. А чтобы сбить с толку тех, кто за ними охотится, мне пришлось громко выкрикнуть, что я собираюсь их схватить. Ведь их положение запрещает им уповать на помощь Береговых братьев.
– Но ты же не Береговой брат, Онцилла.
– Да нет, девочка. Или, может, ты забыла, что видела меня на Санто-Доминго?
– Да, видела. А еще слышала, что тебя прогнали оттуда.
– Это ошибка. Дрейф отправил меня в Веракрус, чтобы подготовить все к захвату города. Это так же верно, как то, что он же послал меня и сюда, приказав доставить к нему этих двух дам, которых для их же безопасности надо было выдать за пленниц.
Такие путаные объяснения оказались слишком уж невразумительными для здравого, но не настолько изощренного ума девушки. Она приняла за чистую монету притворно-добродушное обхождение и напускное спокойствие коварного негодяя. Потом, его слова, несмотря на всю их замысловатость, на неискушенный взгляд девушки, походили на правду, которая должна была окончательно сбить ее с толку. На что Онцилла и рассчитывал.
– Может, все так и есть и ты говоришь правду, – отвечала девушка. – Только берегись, если обманываешь, Бог, а Он читает души, тебя накажет!
– Зачем же мне тебя обманывать, Майская Фиалка?
– Ладно, дай слово, что не врешь!
– Даю! – не колеблясь, бросил в ответ Онцилла.
– Ну, раз так, я не против, чтоб ты отвел женщин к Дрейфу. Но только с одним условием.
– С каким? Говори!
– Я не оставлю их одних.
– Я и сам собирался тебя об этом просить, Майская Фиалка, – слегка улыбнувшись, проговорил Онцилла.
Между тем обе женщины по-прежнему были без сознания. Майская Фиалка сама разгородила баррикаду. Герцогиню с дочерью перенесли на носилки. Майская Фиалка примостилась рядышком. По приказу Онциллы маленький отряд вышел из дворца и углубился в лабиринт окольных улиц.
В этом смысле Онцилла походил на дона Педро Гарсиаса: как и тот, он имел привычку уходить из города и возвращаться, минуя городские ворота.
Через десять минут похитители, верхом на крепких лошадях, выбрались через знакомую читателю брешь и уже мчались галопом прочь от города. Майская Фиалка ничего не подозревала: шторки носилок были задернуты, и она заботилась лишь о том, чтобы ее спутниц ничто не потревожило.
Однако спустя час девушка, которой удалось привести обеих женщин в чувство, заподозрила, что Онцилла не очень-то спешит к Дрейфу. Она чуть приоткрыла шторку – и ей хватило одного быстрого взгляда, чтобы понять: он подло обманул ее, хотя и не побоялся дать честное слово. Но она не стала роптать: любое возражение было бы бесполезно. Подручными Онциллы были сплошь завсегдатаи Гуляй-Разгуляя, то есть самые отъявленные проходимцы, – от них нельзя было ждать ничего доброго. Девушка наклонилась к спутницам и тихим, будто на выдохе, голосом произнесла три слова:
– Ничего не бойтесь.
Через полчаса Онцилла приказал сделать привал – носилки поставили на землю. Майская Фиалка выбралась наружу и с удивлением огляделась кругом.
Отряд остановился в лесу, на краю одной из естественных прогалин, какие нередко встречаются в здешних краях и простираются на многие ары. Там ютилось несколько убогих ранчо, где жили какие-то люди подозрительной наружности; выстроившись все, как один, на пороге своих лачуг, они с насмешливым видом наблюдали за приближавшимися путниками.
Напротив того места, где остановились носилки, возвышался единственный каменный дом, большая редкость на побережье.
Стены вокруг дома были снабжены бойницами – особенность, явно говорившая в пользу того, что хозяин мнил себя не иначе как знатным землевладельцем. Некоторое время назад к дому была добавлена большая пристройка, целиком отведенная для приюта и проживания путников. Говоря же точнее, этот постоялый двор, или харчевня, под названием «У погонщика» был не чем иным, как прибежищем контрабандистов. Здесь они назначали друг другу встречи и строили планы в обход налоговой службы.
Несколько лошадей, привязанных к кольцам по обе стороны ворот, шум и гам внутри свидетельствовали о том, что выпивох там хватало. Некоторые даже высыпали во двор поглазеть на новоприбывших. А один, с трудом скрывая удивление, многозначительно подмигнул Майской Фиалке.
Онцилла, похоже, позаботился обо всем заблаговременно. Как только хозяин признал Онциллу, он мигом поспешил ему навстречу. Проведя путников по узкой тропке в обход построек и удостоверившись, что за ним никто не следит, он достал крохотный ключик и отпер в стене потайную дверь, через которую они все друг за другом проникли во двор.
Едва хозяин, замыкавший шествие, запер за собой дверь изнутри, как из-за ствола огромной гуры вышел тот самый человек, что подмигнул Майской Фиалке. Выхватив мачете, незнакомец срубил ветку с дерева, стоявшего аккурат напротив потайной дверцы, снова слившейся со стеной и сделавшейся невидимой, поднял ветку и пошел прочь, прошептав себе под нос:
– Пойду расскажу куму, что видел. Такое странное дело его непременно заинтересует.
Когда незнакомец вернулся в харчевню, хозяин уже стоял за стойкой, – понятно, он проник туда каким-то тайным ходом. Незнакомец, расплатившись с ним, вскочил на лошадь и во весь дух помчался в сторону Веракруса.
Между тем спутники Онциллы под предводительством хозяина дома, пройдя крытыми дорожками и миновав несколько дворов, что свидетельствовало о том, сколь важное значение некогда имело это жилище, остановились у крыльца довольно большой постройки. Майская Фиалка, все это время не отходившая от носилок, помогла двум женщинам сойти на землю.
– Ступайте за мной, – коротко велел Онцилла.
Хозяин харчевни ретировался. Остальные же поднялись на крыльцо. Майская Фиалка не отходила от герцогини с дочерью ни на шаг. Четверо головорезов, по предварительному сговору, шли позади. Онцилла открывал одну дверь за другой и, пройдя через анфиладу помещений, наконец остановился возле очередной двери. Вслед за тем он отпер ее ключом, который ему, видимо, передал хозяин харчевни.
– Проходите! – снова коротко бросил он.
И женщины, все трое, не говоря ни слова, переступили порог первой комнаты.
– Будьте как дома, сеньоры, – с издевательской учтивостью сказал Онцилла. – Служанки предупреждены и ждут вас.
– Сударь!.. – молвила было герцогиня.
– Не говорите с этим человеком, сударыня, – резко сказала Майская Фиалка, перебив герцогиню. – Этот негодяй недостоин того, чтобы с ним разговаривали. Он достоин, чтобы с ним обошлись так, как он того заслуживает. Не стоит вступать в пререкания ни с ворами, ни с душегубами. Приходится принимать условия, которые они навязывают, коли нет возможности от этого уклониться.
– Майская Фиалка! – воскликнул Онцилла.
– Что тебе еще от меня нужно? – надменно продолжала она. – Ты обошелся со мной как последний трус и негодяй. Ты не побоялся соврать, дав мне слово чести. Какую же ложь уготовил ты сейчас, чтобы снова меня обмануть? Впрочем, ты уже вызываешь во мне больше жалости, чем презрения. Я же сказала – Бог накажет тебя! Суток не пройдет, и ты получишь по заслугам, как я и предсказывала.
– Да ты рехнулась, девочка! Твои угрозы неуместны. Здесь я хозяин, и никто не смеет перечить моей воле, какой бы она ни была.
– А ты попробуй ее мне навязать, ничтожество! – воскликнула девушка, резко выхватывая пистолет из-за пояса. – Попробуй, ну! И тут же свалишься к моим ногам, как подбитый бешеный пес, ведь ты такой и есть.
– Девочка, девочка, еще раз говорю – полегче! Уж больно злоупотребляешь ты своей неприкосновенностью. Я ведь могу и всерьез рассердиться.
– Скажу еще только слово, – с полным презрением бросила Майская Фиалка. – Не боюсь я тебя, слышишь? И не побоюсь войти в клетку, куда ты сажаешь нас против нашей воли. А теперь поди прочь!
Онцилла язвительно ухмыльнулся, но отвесил поклон и вышел.
Девушка на мгновение прислушалась, ловя ухом шум удалявшихся шагов, и, когда он стих, не сказав ни слова, повела обеих женщин за собой.
Так называемая клетка, куда заточили пленниц, состояла из дюжины комнат, впрочем вполне сносно обставленных, и на тюрьму, в общем-то, совсем не походила. Как и предупреждал Онцилла, служанки герцогини, которых похитили вместе с хозяйкой, уже дожидались ее, поскольку их доставили сюда на двадцать минут раньше. Они нисколько не роптали на своих похитителей, с которыми за всю дорогу не обмолвились ни словом. Эти славные девушки, решившие, что хозяйке непременно нужно будет восстановить силы после столь долгого пути в ужасных условиях, даже умудрились приготовить для нее плотный завтрак.
К немалому удивлению герцогини и ее дочери, с тех пор, как их силой привезли в это злосчастное место, Майскую Фиалку словно подменили: она смеялась и шутила – словом, стала вдруг очень веселой. Герцогиня с дочерью только изумлялись ее радостному настроению, тем более что ни малейшего повода для веселья, по их разумению, не было.
– Ешьте, пейте и ни о чем не тужите, – говорила Майская Фиалка. – Кто знает, что нас ждет в будущем. В нашем положении лучше набраться сил, чтобы быть готовыми к тому, что вот-вот может случиться.
Рассуждая подобным образом, она принялась накрывать на стол, после чего так ласково и нежно уговаривала герцогиню с дочерью поесть, что те, невзирая на снедавшую их тревогу, согласились сесть за стол, правда притронулись только к фруктам, и то едва-едва. Когда же с завтраком было покончено, Майская Фиалка, единственная, кто, к вящему изумлению сотрапезниц, ела с большим аппетитом, встала и повела их в некое подобие гостиной, располагавшейся посредине между остальными комнатами.
– Садитесь, – сказала она, указывая спутницам на кресла.
Засим она пошла открывать одну за другой двери в соседние комнаты. Герцогиня с дочерью наблюдали за нею в полном недоумении, хотя и не без любопытства. Майская Фиалка держала пистолеты все там же, за поясом, а «гелен» – в руке. Когда все двери были распахнуты настежь, девушка вернулась к спутницам и села между ними.
– Ну вот, – промолвила она, бросив плутовской взгляд сквозь анфиладу комнат, тянувшихся слева и справа, – так можно не бояться, что нас подслушают. Я хочу передать вам вести, которые вас наверняка обрадуют и вернут надежду в ваши сердца.
– Что же это за вести? – воскликнули обе женщины.
– Тише! – резко выдохнула девушка. – Как принято говорить у нас, флибустьеров, в лесу даже у листьев есть глаза, так что не так громко, а то ведь у стен могут быть уши.
– Говори же, девочка, говори, во имя неба! – взмолилась герцогиня, беря Майскую Фиалку за руку, в то время как донья Виолента взяла ее за другую.
– Так вот, знайте: когда мы остановились возле этого проклятого дома, среди зевак, вышедших на нас поглядеть да потешиться над нами, одного я признала.
– Ах! – проронила донья Виолента.
– Да, этот человек нынче ночью провел меня в Веракрус, и с его помощью я попала в тюрьму к Олоне. Он очень честный, и зовут его Педро Гарсиас.
– А он-то признал тебя, девочка?
– Да, мы с ним успели переглянуться.
– О, тогда мы спасены! – обрадовались обе женщины.
– Надеюсь, – продолжала Майская Фиалка. – И все же прошу, будем вдвойне начеку! Главное – ничем себя не выдать. Этой ночью мы не станем ложиться спать, чтобы быть готовыми ко всему. Останемся втроем в одной комнате и покрепче запремся.
– Да-да, – согласилась донья Виолента, – конечно, сестренка, мы согласны и сделаем все, что ты скажешь. Будь нам указующим перстом!
– Положитесь на меня. Онцилла думает, что теперь ему уже ничто не угрожает. Но и часа не пройдет, как по его следу пойдут те, кому он скоро дорого заплатит за все, что сделал сегодня.
– Помолимся же Богу, – проговорила герцогиня, – помолимся горячо, чтобы Он не лишил нас своей заботы, которой до сих пор окружал! Только в Его власти спасти нас!