Книга: Короли океана
Назад: Глава XIII Кто кого
Дальше: Глава XV В которой Майская Фиалка решает действовать
Глава XIV
Как Босуэлл выполнил задание, которое поручил ему Онцилла
А теперь давайте вернемся к нашему храброму Питриану, с которым мы расстались в ту минуту, когда он, совершив блестящий рывок, чтобы спасти своего друга, – и Олоне непременно был бы спасен, не придави лошадь ему ногу, – бросился во весь опор прочь с дороги, проскочив сквозь кучу врагов, давя и круша всякого, кто пытался его удержать.
Лошадь у Питриана была отборная – настоящий огонь, и сил у нее еще с лихвой хватало на долгий перегон, благо заездить ее не успели и перед тем она отдыхала целый час, пока двое наших друзей вели меж собой свой тайный разговор.
Молодчики, недолго думая, отказались от погони за беглецом, которого, ясное дело, им было не догнать; к тому же они прониклись к нему почтением сродни благоговейному страху.
Сделав крюк и вернувшись в лес, Питриан пустил лошадь шагом; перезарядил пистолеты, привел себя в порядок, чтобы скрыть любые уличающие следы; и, сильно опечаленный несчастьем, постигшим его друга, хотя ему самому удалось спастись, как беспечный путник, направился к Медельину, куда благополучно прибыл с сигариллой в зубах.
Молодой человек подъехал прямо к главному деревенскому трактиру, стоявшему на площади с бассейном посередине, обрамленном цветущими гранатниками и олеандрами; из бассейна бил фонтан, и брызги его приятно освежали воздух.
Питриан спешился, заткнул пистолеты за пояс, привязал лошадь к вмурованному в стену кольцу и вошел в большой зал трактира.
Был тот самый час, когда заканчивалась сиеста, медельинцы еще спали глубоким, укрепляющим сном; собаки и те безмятежно дремали, растянувшись в теньке под сенью домов.
В большом зале трактира было пусто – только толстый краснощекий трактирщик с грушевидным животом клевал носом за стойкой, сонно покачивая головой, и громогласно храпел, без устали издавая рык, больше похожий на отдаленные раскаты грома.
Питриан уселся за стол и, с удвоенной силой хватив по нему кулаком, зычно возгласил:
– Радуйся, Пресвятая Дева Мария!
На его возглас трактирщик машинально открыл глаза и, не сознавая, что говорит, изрек сакраментальные слова:
– Зачавшая непорочно! – И, тут же придя в себя, живо прибавил: – Что вам угодно, сеньор?
– Тепаче, – не колеблясь отвечал наш искатель приключений, – да получше!
Трактирщик поднялся, ворча, недовольный, что его разбудили: добрый малый не мог взять в толк, какого черта во время сладостной сиесты кому-то вдруг взбрело на ум нарушать покой добропорядочных людей лишь ради того, чтобы хлебнуть тепаче. И тем не менее он откликнулся на зов.
– Эй, приятель, – весело продолжал Питриан, – неужто вы оставите меня пить в одиночку? Тепаче так и благоухает, – должно быть, оно у вас и впрямь отменное. Да только я полюблю его еще больше, ежели вы опрокинете стаканчик-другой со мной за компанию.
– Э-э, – протянул трактирщик, чье лицо мигом оживилось, тем более что на поверку он и в самом деле был славным малым и никогда не упускал случая пошутить, – да вы никак боитесь, как бы вас не отравили, приятель?
– Нет, просто я много странствую и не люблю пить в одиночестве.
– Ах, до чего же добрая привычка, приятель, к тому же на пару оно и пьется лучше! Да и разговор за стаканчиком спорится.
– Вот-вот, вы зрите в самый корень. Потом, я не такой уж чужой в Медельине.
– О, выходит, вы уже бывали тут у нас? И то верно, теперь, когда я к вам пригляделся, ваше лицо кажется мне знакомым.
– Я странствующий торговец и с месяц назад был здесь проездом. И даже гостил пару дней.
– А у кого останавливались?
– У одного человека из местных, по имени дон Педро Гарсиас, – да вы наверняка его знаете.
– Еще бы, ведь он мой лучший друг. Больше того, мы с ним кумовья.
– А не знаете ли вы, часом, может, он и сейчас здесь, в Медельине? Вот было бы здорово с ним свидеться.
– Нет, он в отлучке, но я знаю точно: его ждут у нас завтра поутру.
Питриан хоть и был сильно раздосадован таким известием, вида, однако, не показал.
– Ну что ж, – сказал он с напускной беспечностью, – не очень-то приятная для меня весть. Я-то рассчитывал проведать вашего кума, потому что, думаю, снова вернусь сюда уже не скоро.
– Неужели!
– Да уж. Почти весь свой товар я распродал и вот собираюсь обратно, к себе в глубинку.
– Ах, вот так новость! Кум точно огорчится. А может, останетесь хоть до завтра? Кто знает, вдруг он нагрянет уже нынче вечером?
– К сожалению, не могу. Дела не ждут. К тому же этим вечером, ближе к ночи, у меня назначена встреча на постоялом дворе «У погонщика» – это в четырех лье отсюда. Я уже договорился с одними торговцами – они должны передать мне товары, чтоб я доставил их в Мехико, а то пришлось бы мне гнать мулов порожняком.
– Часом, не тот ли это постоялый двор, что у самого моря, по дороге в Манантиаль?
– Верно, он самый.
– Ну хорошо, послушайте, так ведь нет ничего проще. Ежели кум нагрянет ныне вечером, я скажу, что вы его спрашивали и сильно огорчились, не застав на месте, потому как вам надобно спешно возвращаться домой, и коль он желает с вами проститься, пускай ищет вас «У погонщика». Вот дело и улажено.
– Чудесно! Прекрасная мысль!
– Вот и договорились. Уж я-то непременно ему скажу… ах да, кстати, а как вас величать?
– О, чего-чего, а имен у меня хватает – побольше, чем пиастров. Но, поскольку кожа у меня смуглая, ко мне и прозвище приклеилось соответствующее – Эль-Морено.
– Хорошо, принято к сведению.
– А что, если вы не увидитесь с кумом?
– Быть того не может. Он все едино проедет мимо меня. И никогда не нанесет мне оскорбления, не пожелав доброго вечера и не пропустив со мной по глотку тепаче или доброго первача.
Питриан встал, расплатился и вышел, напомнив трактирщику напоследок о его обещании.
Молодой человек остался доволен своей уловкой: он прекрасно знал, что в это время дон Педро Гарсиас, промышлявший главным образом контрабандой, частенько наезжал к себе домой дня на два-три, потому что дом служил ему складом. А посему нашему герою, оказавшемуся в отчаянном положении, приходилось быть предельно осторожным. И больше всего он полагался на случай, надеясь, что он-то и убережет его от молодчиков, которым не терпелось его схватить. Но что, в двух словах, он задумал? Выиграть хотя бы несколько часов, пустив врагов по ложному следу, только и всего. Поскольку флибустьеры, по крайней мере если им ничто не помешает, что предугадать заранее было невозможно, собирались высадиться на мексиканском побережье уже следующей ночью, и это в корне изменило бы его теперешнее положение.
Питриан бойко вскочил в седло, попрощался с трактирщиком, вышедшим проводить его взглядом с порога, и, закурив сигариллу, пустился крупной рысью в сторону, совершенно противоположную той, куда якобы собирался.
Было около половины шестого вечера, когда Питриан добрался до скалы, у подножия которой находился вход в пещеру, где мы с читателем уже побывали.
Молодой человек зорко огляделся и, вместо того чтобы направиться в пещеру, развернулся и пустил лошадь галопом к ближайшему лесу. Там он спешился, разнуздал лошадь, чтобы ей было вольготнее пастись, и, крепко ее привязав, неспешно вернулся к берегу.
Питриан был малый смышленый; происходил он из старинного нормандского рода и потому делал все обдуманно, тщательно взвесив все «за» и «против». Молодой человек пошел не к пещере, что на его месте сделал бы всякий другой, а предосторожности ради взобрался на скалу и, оказавшись на ее вершине, залег среди кустарника, а вернее, валежника, который не успел прогореть в прошлый раз, когда он разжигал тут сигнальный костер. Словом, наш хитрец так ловко спрятался, что заметить его со стороны было невозможно, а сам он, напротив, с высоты своего положения мог обозревать окрестности на огромном расстоянии и во всех направлениях, так что подкрасться к скале тайком не удалось бы никому: он тут же увидел бы любого.
«Ну вот, – усмехнувшись, сказал себе он, закончив обустраиваться, – лучшего наблюдательного пункта не сыскать. Как знать, может, пещеру уже обнаружил кто чужой… может, там уже побывали гавачо и что-то заподозрили: ведь они не такие дураки, как кажется. Что, если какой-нибудь ухарь прокрался в пещеру до меня? Впрочем, как ни крути, у меня позиция получше: я-то вижу всех, а меня – никто. Там, внизу, я оказался бы как в мышеловке и сцапать меня было бы раз плюнуть. А здесь по крайней мере есть где развернуться».
Рассуждая таким образом сам с собой добродушно-насмешливым тоном, отражавшим суть его натуры, Питриан не забывал, однако ж, время от времени и озираться по сторонам.
«Эй, – вдруг обронил он, – а это еще что такое? И куда это так поспешает тот всадник, что мчится прямо через пески? Куда дьявол его несет? Ведь та кривая никуда не выведет. Ах ты, черт подери, так ведь это ж наш друг Босуэлл! И несет его аккурат сюда, как пить дать. Выходит, о пещере и впрямь прознали. Но что забыл здесь наш приятель, не отказался бы я узнать. Гм-гм, все это как-то подозрительно. Ладно, сейчас поглядим, к тому же ему наверняка невдомек, что за ним следят!»
Питриан не ошибся: это действительно был Босуэлл и направлялся он к скале. Разбойник выехал из Веракруса довольно поздно. Поскольку его рана еще давала о себе знать, да и время его особо не поджимало, потому что, по договоренности с Онциллой, ему надлежало прибыть к пещере до захода солнца, ехал он не спеша. И ровно к условленному сроку, когда солнце скатывалось к горизонту, уже был в виду указанного места.
Однако за шесть или семь сотен метров от скалы Босуэлл остановился и огляделся: кругом стояла глубокая тишина и было пустынно, как в первый день Сотворения мира. Это его успокоило.
«Наш приятель не такой дурак, чтоб высовываться, – сказал он себе. – Опасное это дело – большой риск: в такое время его запросто могли бы заметить».
Рассудив таким образом, Босуэлл проверил оружие, пришпорил лошадь и двинулся дальше. Но через десять минут он снова натянул поводья. Разбойник невесть почему насторожился. Безжизненные, пустынные окрестности, таинственный шепот неоглядного моря, где не было видно ни одного паруса, и величественное безмолвие, царившее вокруг, казались ему неестественными. Он ощущал непонятную угрозу – незримую опасность, хотя никакие признаки, даже мало-мальские, не отягощали его дурных предчувствий и опасений. И тем не менее ему, человеку с каменным сердцем, похоже, было страшно.
Между тем солнце все ниже клонилось к горизонту; теперь оно походило на громадный красный шар, совсем не жаркий и почти не отбрасывающий света у подножия деревьев. Еще несколько минут – и в этих краях, где не существует сумерек, солнце исчезнет вовсе, и настанет глубокая, беспросветная ночь.
Времени на раздумья не осталось – пришла пора действовать. Разбойник последний раз огляделся, желая удостовериться, что он здесь действительно один, и двинулся дальше, пробурчав себе под нос:
– Да я рехнулся! Чего мне бояться! Вооружен я исправно, и дело придется иметь только с одним противником!
Когда он подъехал к подножию скалы, солнце будто провалилось за горизонт и стало темно.
«Запоздал я, – продолжал рассуждать про себя разбойник. – Поди теперь разбери, куда идти в этой кромешной тьме?»
После недолгого колебания он тем не менее направился вдоль подножия скалы и, добравшись до ее оконечности, направил лошадь в море. Животное напряглось, напружинив ноги, вытянуло шею и, почуяв воду, зафыркало. Очевидно, лошади не хотелось идти дальше, но по другим причинам, в отличие от ее хозяина. Но сильный удар шпорами принудил ее к повиновению, и, хоть и робко, она вошла в воду.
Покуда у подножия скалы происходила вышеописанная сцена, Питриан, находившийся все там же, на своем наблюдательном посту на вершине каменной громады, не сидел сложа руки: ему вдруг пришла в голову очень странная, вернее, довольно эксцентричная, как принято выражаться сегодня, мысль – молодой человек даже весело рассмеялся. Он размотал плетеный кожаный ремень для связывания лошадей, висевший у него на поясе, привязал один его конец к каменному выступу, а другой сбросил с крутого откоса вниз; потом ухватился за ремень обеими руками, присел на краю скалы и, перевернувшись, потихоньку соскользнул в пустоту.
Лошадь Босуэлла, ступавшая неуверенно и осторожно, наконец беспрепятственно обошла скалу. Разбойник тут же заметил вход в пещеру и уже собрался проникнуть внутрь.
Но тут вдруг лошадь под ним резко дернулась, едва его не опрокинув, и встала на дыбы; в то же самое время разбойник почувствовал, как его крепко, намертво схватили в охапку, лишив всякой возможности двигаться.
Следом за столь неожиданным трюком чей-то насмешливый голос шепнул разбойнику на ухо слова, ввергшие его в дрожь, хотя в них вроде не было никакой угрозы:
– Э, добрый вечер, дражайший господин Босуэлл! Как поживаете? Очень мило с вашей стороны проведать друга в беде.
– Дьявол! – вскричал разбойник. – Если б ты не застал меня врасплох!..
– А вы чего хотите, боже мой? – тем же насмешливым тоном продолжал Питриан. – Придется смириться, достоуважаемый. Вам, как никому другому, должно быть известно, что жизнь – это беспрерывная череда неожиданностей, приятных и не очень, по обстоятельствам. Ну да ладно, лучше скажите, как вам мой финт? Неплохо сработано, а? Минуту назад вы небось и не думали, что, охотясь за мной, вдруг увидите, как я преспокойно посиживаю себе на крупе вашей кобылы?
С этими словами Питриан, крепко пришпорив лошадь, вывел ее из оцепенения и направил в пещеру. Уже внутри молодой человек, не выпуская пленника, резко увалился набок и в падении увлек его за собой.
Едва Босуэлл оказался на земле, Питриан, памятуя, с кем имеет дело, с силой уперся коленом ему в грудь и, удерживая мерзавца одной рукой, другой принялся его разоружать.
– А теперь, дружище, – обратился к нему он, – поднимайтесь да будьте умницей. Но сперва давайте-ка руки за спину, чтоб я их связал. Ведь вы еще тот фрукт, и благородное обхождение с вами может дорого обойтись. Ну, поживей, не то я вам подсоблю!
Разбойник, смирившись, безропотно сложил руки за спиной.
– Ну вот и славно, – продолжал Питриан. – Впрочем, погодите-ка, это еще не все.
Молодой человек высек огонь, зажег факел и поставил его так, чтобы свет от него не был заметен снаружи.
– Ну вот, – сказал он, – а теперь поговорим. Не скрою, мне хотелось бы кое о чем вас порасспросить. Надеюсь, вы сделаете мне одолжение и удовлетворите мое любопытство сполна. Это в ваших интересах, честное слово.
– Бросьте, – с горькой ухмылкой отвечал Босуэлл, – какой же мне интерес с вами откровенничать? Держи я рот на замке или нет, вы, ясное дело, все равно меня прикончите, разве нет?
– Должен признаться, дружище, вы угадали, что делает огромную честь вашей проницательности.
– Но тогда, раз вы собираетесь со мной покончить, зачем утруждать меня расспросами?
– А сейчас, дружище, вы, похоже, напрочь утратили способность мыслить логически.
– Как это?
– А вот так! Я вас убью, это правда. Но не из-за ненависти, потому как уж больно сильно презираю вас. А потому, что вы, по моему разумению, что та ядовитая гадина, и, думаю, я окажу великую услугу людям, ежели освобожу их от вашей персоны, только и всего. Так что дело это решенное: вам не жить. Прикончить же вас я могу по-всякому: могу размозжить голову вот этим пистолетом, могу придушить или привязать к шее камень – и концы в воду. В общем, у меня есть тысяча способов убить вас на месте.
– Ах! – глухо выдавил из себя Босуэлл.
– Но у меня есть сто тысяч способов обречь вас на страшные муки и заставить взывать о смерти долго-долго, прежде чем она отзовется. Вы хорошо меня понимаете? Стало быть, только от вас зависит, как вы умрете – сразу, без мучений или после долгих пыток. Вы же были флибустьером, Береговым братом, до того как заделались шпионом и доносчиком. Помните, как карибские индейцы пытают своих пленников? То-то! Одну из таких пыток я и приготовил для вас, ежели вы сами меня вынудите. Так что, как видите, вы только выиграете, согласившись отвечать на мои вопросы.
Лицо разбойника исказилось от ярости: он понимал, что бессилен, и от этой мысли сходил с ума.
– О дьявол! – вскричал он. – Кончай меня одним махом, раз я в твоих руках. Если же я сбегу…
– Нет нужды договаривать, достоуважаемый, это бесполезно, – благодушно прервал его Питриан. – Даю вам честное слово Берегового брата, вам не выйти живым из этой пещеры, куда вы так по-дурацки попали. Так будете, в конце концов, отвечать или нет?
– Спрашивай, сукин сын! Твоя взяла. Только обещай, что убьешь меня сразу!
– И глазом не успеете моргнуть, уж будьте спокойны, – с добродушной улыбкой ответствовал Питриан. – Итак, давайте по порядку: где мой товарищ Олоне?
– А, так это был Олоне! – воскликнул Босуэлл, вскипая от гнева и с нечеловеческими усилиями пытаясь разорвать путы.
– Да, Олоне. И я говорю это потому, что знаю точно – вы уже никому ничего не расскажете. Так что уймитесь и отвечайте!
– Олоне упекли в крепость, и ему оттуда не выйти, разве что на виселицу.
– Аминь! – слащаво проговорил Питриан. – Как бы не так. Близок локоть, да не укусишь. Странно, – прибавил он, будто разговаривая сам с собой, – стоило мне вырядиться испанцем, как потянуло на всякие поговорки. Может, дело и впрямь в наряде? – И, обращаясь уже к разбойнику, он продолжал: – И когда же собираются повесить Олоне, дружище?
– Дня через два, от силы три.
– Отлично. Теперь я спокоен. За это время вполне может статься, что вместо него болтаться в петле будет кто-то другой.
– Что вы хотите этим сказать?
– А вам-то какая печаль, достоуважаемый? Давайте лучше потолкуем о вашей особе. Кто пустил вас по моему следу?
– Онцилла.
– А этот Онцилла еще та шельма! – усмехнулся Питриан. – Я не знаю никого, кто мог бы так ловко чужими руками жар загребать. Только зря он заварил всю эту кашу, уж больно горькая она на вкус! Честное слово, достоуважаемый, вы сваляли большого дурака и получите по заслугам. Но как вы здесь оказались?
– Про пещеру мне рассказал Онцилла. Он уверял, что я точно вас здесь найду.
– Ну что ж, как видите, он не соврал. Одна беда, первым нашел вас я. Откуда Онцилла узнал про пещеру?
– Почем я знаю, он ничего не рассказывал.
– И отрядил вас одного по мою душу?
– Да.
– Ну что ж, достоуважаемый, дело тут самое что ни на есть ясное: вашему достойному дружку просто надо было от вас избавиться. Где сейчас Онцилла? Что делает?
– Он в Веракрусе, состоит начальником тайной службы при губернаторе, в чине капитана, и зовут его теперь Пеньяранда.
– Прекрасно!
– Ладно, давайте кончать с этим. Я устал от вас так же, как и вы, должно быть, от меня.
– Удивительно точно подмечено, достоуважаемый. Ежели знаете какую молитву, прочтите и перепоручите свою душу дьяволу. Даю вам на все про все пять минут.
– Не знаю я никаких молитв, да и перепоручаться не собираюсь ни Богу, ни дьяволу, ведь их нет – ни того ни другого!
– Это что, ваши религиозные убеждения? В таком случае мне вас не с чем поздравить.
Разбойник пожал плечами.
– Смерть – это тьфу, – сказал он, – всего лишь конец жалкой жизни, начало вечного сна, то есть небытия. А теперь делайте со мной что хотите, и без лишних разговоров.
– Подымайтесь! – велел Питриан.
Босуэлл встал.
– Я хочу, чтоб вы приняли смерть по-человечески, а не как бык на бойне, – сказал Питриан.
И он развязал веревку, которой были спутаны руки разбойника. Тот презрительно усмехнулся и пожал плечами.
Питриан отступил на несколько шагов назад и взвел курки пистолетов.
Босуэлл, следивший за каждым его движением, вдруг съежился и, точно тигр, метнулся к выходу из пещеры.
Грянули два выстрела – разбойник рухнул наземь и покатился, дико крича в жутких корчах. Он бился еще несколько мгновений, потом застыл в неподвижности.
Он был мертв!
Первая пуля разнесла ему череп, а вторая пронзила сердце.
Истошному воплю поверженного разбойника вторил крик, раздавшийся поблизости.
– Э, а это еще что такое? – прошептал Питриан, спешно перезаряжая пистолеты. – Неужто мерзавец меня обманул? Вдруг это его сообщники, затаившиеся где-нибудь поблизости?
– Не стреляйте! Не стреляйте! Я друг.
– Черт побери, коли на то пошло, встреча будет теплой!
– Не стреляйте! Я друг! – повторял быстро приближающийся голос.
– А голос, кажется, знакомый, – сказал себе Питриан, предусмотрительно занимая оборонительную позицию.
– Эй, приятель! Скажите, вы там живой? Это ж я, Педро Гарсиас.
– Уф! – с облегчением вздохнул молодой человек. – Это мне больше по душе. Идите! Идите же сюда, дон Педро! – громко прибавил он. – Живой я, слава богу!
– Да будет благословенна Богоматерь наша Гваделупская! – проговорил мексиканец, показавшись у входа в пещеру. – Черт возьми, как же долго я вас искал!
И тут он споткнулся о тело разбойника.
– А это еще что? – вскричал он. – Мертвец? Выходит, здесь кипел бой?
– Разве вы ничего не слыхали?
– Ну да, слыхал – пару выстрелов.
– Что ж, тогда гляньте на него! Узнаете старого знакомого?
Селянин взял факел, склонился над телом и несколько мгновений присматривался.
– Э-э, – заметил он, – кажись, я его признал. Значит, есть справедливость на небесах, раз этот негодяй наконец-то получил по заслугам. Но как он здесь оказался?
– Да так вот и объявился, один-одинешенек.
– Понятно. Но зачем его сюда занесло?
– По мою душу.
– Совсем одного?
– Господи, ну да.
– Значит, он не в своем уме.
– И я ему так сказал, да только он не поверил.
– Ну и вы ему это доказали. Что ж, тем хуже для него. В конце концов, он еще тот головорез. Увы, такого добра у нас хватает, но не будем больше об этом.
– Простите, уважаемый дон Педро, напротив, давайте поговорим!
– Ладно, но зачем?
– Затем, что с ним и живым-то у меня не было охоты оставаться наедине, а с мертвым и подавно.
– То есть вы хотите от него избавиться? Что ж, это запросто: камень на шею – и в море.
– Как раз это я и собирался сделать. Не хотелось бы, чтоб на него здесь кто-то наткнулся.
– Но вы-то сами, надеюсь, не собираетесь здесь торчать?
– А то как же! Куда мне еще деваться? В этих краях я чужак.
– Вы пойдете со мной, дружище. Я обещал вашему товарищу спрятать вас в надежном месте и свое обещание сдержу.
– Вы виделись с моим товарищем?
– Да, я не бросаю друзей в беде. Не знаю, кто вы с ним такие, да и знать не хочу. Пошевели я малость мозгами, может, и догадался бы. Но у меня такая привычка – не совать нос в чужие дела. К тому же вы оба честные и пришлись мне по душе. Так что давайте оставим эти разговоры и займемся делами насущными.
С помощью ремня для связывания лошадей они опутали труп Босуэлла, как тюк табачных листьев; потом привязали к шее камень, и, после того как перебросили его через круп лошади, которая привезла разбойника к месту, где он нашел свою смерть, селянин сел в седло, выбрался из пещеры и направил лошадь прямиком в море. Та ступала по дну до тех пор, покуда оно не ушло у нее из-под ног, после чего животное двинулось вперед вплавь. Минут через десять, когда она отплыла подальше, мексиканец свалил труп в воду и повернул обратно к берегу, где его дожидался Питриан. Там он спешился.
– А что будем делать с лошадью? – спросил селянин.
– Бедная животина, она-то ни в чем не виновата! Расседлайте ее, разнуздайте и отпустите на волю – уж свою-то конюшню она как-нибудь найдет.
– Правда ваша, сеньор, мне, как и вам, не хватило бы смелости убить бедную животину. Отпустим же лошадку на волю. Найдут ли ее или нет, наше положение и того хуже, так что дальше некуда. А что до этого разбойника, кто будет беспокоиться о судьбе негодяя, канувшего в море? Никто.
Рассуждая таким образом, добрый селянин расседлал лошадь и, сильно хлопнув ее по крупу, крикнул:
– Ну же, давай! Вольному воля!
Лошадь радостно заржала, два-три раза мотнула головой, будто в знак признательности, подалась сперва вправо, потом влево, навострила уши и вслед за тем рванула галопом по направлению к Веракрусу.
– Вот и ускакала, – сказал селянин. – Завтра, когда будут открывать городские ворота, ее поймают. А у вас-то есть лошадь?
– Да, спрятана тут, неподалеку, в лесу.
– Тогда давайте за ней, да поскорее, надобно уходить отсюда. Да уж, черт возьми, не приди мне в голову здравая мысль заглянуть к куму на стаканчик тепаче, я бы нипочем вас не отыскал.
Через полчаса они вдвоем уже въезжали в Медельин, не повстречав по дороге ни одной живой души. Добрый селянин провел Питриана к себе в дом, а потом – в потайную комнату, о которой, кроме него, больше никто не знал. К тому же она была так скрыта среди других помещений, что обнаружить ее было невозможно.
