Книга: Короли океана
Назад: Глава X Как Дрейф затеял новую экспедицию
Дальше: Глава XII Как герцогу де Ла Торре нанесли визит и что за этим последовало
Глава XI
В которой Онцилла берет реванш
В то время как Береговые братья усердно снаряжались в Пор-Марго в небывалый поход на Веракрус, в этом городе произошли кое-какие события, о которых читателю, конечно же, будет интересно узнать.
Положение Олоне и Питриана в Веракрусе день ото дня становилось все хуже. Кровавая стычка в Гуляй-Разгуляе, участником которой был Олоне, обернулась многочисленными трудностями для молодых людей – им приходилось сталкиваться с ними буквально на каждом шагу. Эта стычка была не просто глупостью, а непоправимой ошибкой.
В самом деле, хотя их инкогнито пока еще не было раскрыто, из-за проявленной горячности, в общем-то неоправданной, они восстановили против себя всех подонков и последних мерзавцев, обретавшихся в ту пору в Веракрусе, и таким образом обрели немало грозных врагов, благо тем нечего было терять и, напротив, было что выиграть, если бы им удалось отомстить двум своим обидчикам.
Онцилла без труда сумел настроить всех этих головорезов против наших двух погонщиков, которых он боялся нутром, потому как при первой же встрече признал в них врагов.
Однажды, не послушавшись совета дона Педро Гарсиаса, Олоне захотел вернуться в Гуляй-Разгуляй. Памятуя о злобе, которую затаили на него мерзкие завсегдатаи этого притона, он решил самолично разобраться с ними в их же логове.
Дело это оказалось совсем не безопасное: против молодых людей ополчились все местные молодчики, и наши друзья едва унесли от них ноги, поплатившись за свою дерзость, хотя и не остались в долгу перед своими ненавистниками.
Урок был суровый, тем более что вырваться из лап этих скотов они смогли, лишь пригрозив им пистолетами, с которыми не расставались ни на миг.
Потом они оплошали и того хлеще: испаноамериканцы, особенно мексиканцы низшего сословия, как, например, леперо и иже с ними, испытывают суеверный страх перед огнестрельным оружием; щегольнуть же им в стычке – значит выдать себя как чужеземца, поскольку сами они дерутся только на ножах, которыми орудуют весьма ловко, к тому же они так привыкают к холодному оружию, что совсем его не боятся.
Онцилла, несмотря на ту роль, что он играл в то время, а может, и благодаря ей поспешил объявить молодых людей чужеземцами и, стало быть, лазутчиками, пробудив таким образом против них утихшие было подозрения; дело оставалось за малым – и это малое не заставило себя долго ждать.
Как-то утром двое наших друзей собрались в город, и тут к ним в трактир нагрянул альгвазил с предписанием явиться к городскому судье, у которого, по его словам, к молодым людям были кое-какие вопросы.
Предписание было равнозначно приказу – так, во всяком случае, истолковали его молодые люди; кроме того, сила была не на их стороне, и, к глубочайшему их сожалению, им оставалось только повиноваться.
Городской судья был маленький пухленький человечек с жизнерадостным лицом, больше похожим на обезьянью мордочку, и с круглыми серыми сверкающими глазками.
– Ха-ха! – обрадовался он. – Прекрасно! А вот и наша парочка!
– Да, сеньор Пруденсио Брибон, имею честь доставить к вам обоих.
– Замечательно! – продолжал судья, потирая руки. – Позвольте-ка мне побеседовать с ними, а сами пока побудьте в соседней комнате. Если понадобитесь, я вас позову.
Альгвазил отвесил начальнику нижайший поклон и ретировался.
– Итак, молодые люди, что там у нас происходит? – снова заговорил весельчак-судья, когда дверь за его подчиненным закрылась. – Стало быть, мы забавляемся? Пускаемся во все тяжкие?
– Никак нет, сеньор судья, – ответствовал Олоне, – вас, верно, ввели в заблуждение. Мы мирные торговцы, и если чем занимаемся, то только коммерцией.
– Ну да, уж конечно, – обронил судья, почесав лоб и устремив на молодого человека лукавый взгляд. – Знаю я вашу коммерцию. Должно быть, вы ею занимаетесь даже чересчур усердно, если то, что мне доложили, правда. Так что вы на это скажете?
– Право, даже не знаю, что и сказать, господин судья. Нынче утром мы с напарником еще спали, когда за нами пришли, чтобы доставить сюда. И, как заметил ваш исполнитель, пришли мы совершенно добровольно. Мы даже ни о чем его не спрашивали, а потому и понятия не имеем, зачем нас позвали. Надеюсь, вы соблаговолите нам все разъяснить.
– Итак, вы не имеете понятия! Неужели?
– Ни малейшего, сеньор.
– И вы тоже, конечно? – продолжал судья, обращаясь к Питриану, который до этого недвижно и тихо стоял рядом с другом.
– Что до меня, сеньор, я знаю только одно.
– О-о! – протянул судья, радостно потирая руки. – Интересно, что же именно?
– То, что я всего лишь уличный торговец и с утра до ночи пристраиваю свои товары, а помимо всего прочего, мне случается есть, пить, курить и петь…
– Ха-ха! И ничего, кроме этого, вы больше не знаете… а?
– Право слово, нет.
– Что же, любезные мои друзья, вас обвиняют в тяжком преступлении, за которое, если оно будет доказано, вы попросту поплатитесь головой. Ну, что вы на это скажете?
– А что мне говорить, сеньор, – отвечал Олоне, – если я, насколько мне известно, никаких преступлений не совершал.
– И потом, – пожимая плечами, прибавил Питриан, – мало обвинять людей, надобно еще доказать их вину, а покамест, как я погляжу, никаких доказательств, сеньор судья, у вас нет.
– Вы так думаете? А что, если вы ошибаетесь?
– Тогда, если у вас имеется хоть одно доказательство нашей вины, – заметил Олоне, – почему вы с нами вот так запросто разговариваете, сеньор судья, вместо того чтобы немедля арестовать нас и отправить в тюрьму? Ведь, как я понимаю, нас тут не допрашивают.
Такой вопрос явно смутил судью – его вдруг пробил сухой кашель, помогший ему с грехом пополам скрыть смущение.
– О господи! – наконец проговорил он. – Если я и разговариваю с вами, то лишь потому, что вы мне симпатичны. Вы молоды, у вас открытые лица, бесхитростная внешность, и все это заставляет меня усомниться в том, что мне докладывают на ваш счет.
– Мы вам признательны, сеньор судья, за ваше благорасположение к нам и готовы на все, лишь бы его оправдать. Мы потомственные христиане, без единой капли индейской крови в жилах. Наши с напарником родители – уроженцы Овьедо, что в Астурии, самой благонадежной испанской провинции, откуда пока что не вышло ни одного изменника. Мы были еще грудными младенцами, когда двадцать два года назад наши предки прибыли сюда из-за моря и поселились в Керетаро. Я не хочу предрешать вопрос о гнусной клевете на наш счет и, если позволите, господин судья, покажу вам кое-какие бумаги, которые послужат для вас самым убедительным доказательством нашей честности, равно как и нашего негодования, поскольку оно охватывает нас при одной только мысли, что мы можем оказаться под каким бы то ни было подозрением.
Эти слова были произнесены с таким достоинством и вместе с тем с такой решимостью, что премного поразили судью.
– И где же ваши бумаги? – вопросил он.
– Вот они, – отвечал молодой человек, достав из бокового кармана бумажник и передавая его содержимое судье.
Как известно читателю, Дрейфу не составило большого труда выправить разные бумаги, притом вполне достоверные и в достаточном количестве. Он передал их двум нашим героям перед тем, как молодые люди высадились на берег, с тем чтобы они могли удостоверить свою личность на тот случай, если бы попали в переплет, что с ними как раз и произошло.
Олоне взялся хранить у себя как свои бумаги, так и те, что были выписаны на его друга. До поры до времени у молодых людей не возникало необходимости ими воспользоваться, но вот случай наконец представился, и Олоне решил их показать.
Судья одну за другой раскрыл бумаги и принялся их читать самым внимательным образом; чтение заняло у него минут пятнадцать – все это время он то и дело украдкой поглядывал на молодых людей, всякий раз полагая, что они этого не видят. Но наши друзья были начеку, и он не заметил на их лицах ничего подозрительного. Наконец, перечитав бумаги еще раз, судья аккуратно сложил их и вернул Олоне; при этом он сказал ему, мигая своими серыми глазками:
– Ну что же, молодой человек, признаться, бумаги ваши, вне всяких сомнений, весомы и полезны и при случае, вероятно, могут вам очень пригодиться. Сейчас же вам нет в них никакой надобности: для меня и без того вполне очевидно, что преступление, которое вам приписывают, не более чем злопыхательская клевета.
Говоря это, достопочтенный магистрат исподтишка присматривался к нашим друзьям, пытаясь прочесть по их лицам впечатление, которое должны были произвести на них его дружеские слова.
Но и в этот раз все его хитрости или, скорее, уловки оказались тщетными: единственное, что он сумел прочесть на лицах обоих молодых людей, так это удовлетворение, что им вынесли беспристрастный оправдательный приговор и что их лояльность отныне не подлежит ни малейшему сомнению.
– Я рад, сеньоры, – продолжал судья, – что не ошибся в благоприятном мнении, которое составил о вас с самого начала. Вы свободны. Только сперва мне хотелось бы заручиться вашим словом, что вы не отправитесь восвояси, не поставив меня в известность.
– Само собой разумеется, сеньор судья, такое условие для нас нисколько не оскорбительно, – ответствовал Олоне, – и мы с готовностью исполним ваше требование. Да и потом, поверьте, мы и не собирались возвращаться в Керетаро, во-первых, не предупредив вас о своих намерениях, а во-вторых, не получив письменного разрешения, как того требует закон, тем более что такую бумагу обязан иметь всякий, кто отправляется, например, в горы.
– В добрый час, молодые люди. Я доволен и рад, что вы без особого ущерба для себя вырвались из цепких когтей правосудия. Ну а испанское правосудие – как и во всех прочих странах: уж если кого хватает, то держит крепко и так просто не выпускает. А вы как считаете?
Эта парфянская стрела, пущенная судьей наудачу, не попала в цель и не произвела должного впечатления на тех, для кого предназначалась, на что рассчитывал досточтимый магистрат.
– Сеньор, – ответствовал Олоне, – поскольку я никогда не выезжал из Мексики, мне трудно судить о том, каково правосудие в других странах. Что же до испанского, а мне довелось столкнуться с ним впервой, то, как я успел заметить, оно проявляет благородство, уважение и беспристрастность к несчастным, что вынуждены иметь с ним дело.
Это последнее похвальное слово пришлось явно по душе досточтимому магистрату – он вызвал альгвазила и, улыбнувшись молодым людям, сказал ему так:
– Эти кабальеро свободны и могут идти, куда им вздумается. А вы и иже с вами, – прибавил он, нахмурившись, что ввергло бедного служаку в дрожь, – потрудитесь впредь не допускать оплошностей, как нынче, если вам будет что мне докладывать. На сей раз вы дорого за это заплатите. Ступайте.
Бедолага смиренно поклонился, украдкой бросил мрачный взгляд на молодых людей и смущенно ретировался.
Засим Олоне и Питриан распрощались с судьей – тот любезно улыбнулся обоим и проводил их до дверей своего кабинета.
В приемной Олоне столкнулся с альгвазилом и, выразив бедняге сочувствие, сунул ему в руку золотую унцию. Для несчастного то было самым лучшим утешением, подтверждением чему послужила широкая довольная улыбка, сверкнувшая на его отталкивающем лице. Олоне не хотел вызывать к себе чувство ненависти у жалкого полицейского, который и впрямь уже готов был его возненавидеть. Наш герой поступил мудро: благодаря золотому, подаренному от щедрот своих, он заручился союзником в лице этого пройдохи, иначе в дальнейшем тот вполне мог бы ему насолить, и немало.
От городского судьи молодые люди отправились прямиком к себе в трактир. Трактирщик, встревоженный утренним появлением полицейского, который столь бесцеремонно увел его постояльцев, несказанно обрадовался, снова увидев обоих, поскольку ему вовсе не улыбалось их потерять.
– Ну как, все уладилось? – радостно осведомился он. – Вас отпустили?
– Это какая-то ошибка, но все быстро выяснилось, – отвечал Олоне. – Нас даже не задержали. В конце концов, надобно признать, что обращались с нами в высшей степени учтиво.
Удовлетворив таким образом вполне законное любопытство трактирщика, молодые люди поднялись к себе в комнату, прихватили кое-какого товара и, переодевшись для верховой езды, не мешкая ушли из трактира.
За все это время наши друзья не обмолвились ни словом.
Они отправились прямиком в конюшню, где отдавали лошадей внаем, заплатили за двух, которых взяли на неделю из расчета четыре пиастра в день. И, сказав, что хотят отправиться торговать по окрестным деревням, распорядились, чтобы лошадей доставили им ровно в два часа пополудни к таверне, где они обычно обедали. После этого молодые люди ушли.
В назначенный час они сели на лошадей и уехали из города. К их разъездам с товарами все уже давно привыкли, и потому ворота открыли им без лишних вопросов.
С тех пор как молодые люди покинули здание суда, они так и не объяснились меж собой и почти не разговаривали. Питриан давно свыкся с малообщительностью друга и не особо переживал по поводу его замкнутости. Он думал, что у Олоне есть на то серьезные причины и что позже тот ему все объяснит. А посему он чисто машинально выполнял его распоряжения, даже не пытаясь вникнуть в их суть.
Целый час наши друзья ехали молча бок о бок, и Питриан заметил только, что они держат путь в сторону Медельина.
Наконец они приблизились к лесу, расположенному неподалеку от деревни, и двинулись вглубь чащи. Выехав на своеобразное распутье, где сходилось несколько тропинок, Олоне осадил лошадь и спешился.
– О, – заметил Питриан с довольной улыбкой, – похоже, здесь мы и приземлимся?
– Да, временно, – с хитрой усмешкой отвечал Олоне.
– Ну и ну! Неужто нас ждет долгое путешествие?
– Кто знает…
Молодые люди с удовольствием растянулись на траве, укрывшись под широкой сенью деревьев от зноя, который были вынуждены терпеть во время длительного перехода под палящим солнцем.
– Тебя не удивляет, почему я так долго молчал? – спросил Олоне.
– Меня? Нисколько. Да и чему, скажи на милость, мне удивляться? Я так рассудил: раз ты молчишь, значит тебе просто нечего сказать или не нашлось подходящего места для задушевного разговора.
– Ты попал в самое яблочко: подходящего места и правда не находилось. Вот я и решил увести тебя подальше от города. Здесь, по крайней мере, мы можем наговориться всласть, не опасаясь соглядатаев.
– Одному богу известно, сколько их шастает по этой благословенной небом земле! – рассмеялся Питриан.
– Да уж, их тут хватает, – продолжал Олоне. – Ты и представить себе не можешь, дружище, как я теперь боюсь трактирных комнат. Мне все время чудится, что за дверью кто-то подслушивает и подглядывает в замочную скважину.
– О черт! А ты чего хочешь, ведь мы на земле, где все друг за дружкой следят.
– Да, верно. Но, что ни говори, это уж слишком. Нынче утром мы получили хороший урок, и впредь его не стоит забывать. Главное – глядеть в оба и больше не связываться с полицией. В следующий раз нам вряд ли удастся выпутаться так легко, как сегодня.
– Да, но разве от них убережешься?
– Вот-вот, как раз за этим я и заманил тебя сюда – чтобы обо всем договориться.
– Гм! Сказать по чести, я затрудняюсь с ответом. И даже не знаю, что тут может помочь. Ясно одно: за нами следят, шпионят, да так, что теперь нам и шага не ступить без пригляда какого-нибудь филера.
– Это уж как пить дать, тут и спору нет. К тому же дело осложняется тем, что нам приходится следить не только за собой, но и за герцогом де Ла Торре.
– О, герцогу нечего бояться, пока он в Веракрусе.
– Не обманывай себя, дружище. Давеча я узнал от дона Педро Гарсиаса, нашего благодетеля, то, чего совсем не ожидал и что лишний раз доказывает, сколь велика ненависть врагов герцога. Знаешь, что происходит?
– Надеюсь, ты меня просветишь.
– Ладно, тогда слушай. Сегодня часа в четыре или в пять пополудни в Веракрус прибывает курьер от вице-короля Новой Испании. Ты, верно, слыхал от самого герцога, что он испрашивал у вице-короля разрешения перебраться до отбытия в Перу в какой-нибудь город, где климат помягче, чтобы уберечь своих домочадцев от желтой лихорадки?
– Да, и ежели мне не изменяет память, герцог нам подтвердил, что такое разрешение было милостиво ему предоставлено вице-королем.
– Так вот, дружище, это разрешение, столь милостиво ему предоставленное, как ты говоришь, было всего лишь приманкой, чтобы усыпить подозрения герцога и заставить его выехать из города, что он, вероятнее всего, и сделал бы. Поверил ли герцог моим веским доводам? Или, может, его удержало что-то еще? Не знаю. Только его враги, прознав, что он все никак не покинет город, и отчаявшись принудить его к отъезду, решили действовать в открытую. Нарочный, что нынче вечером прибывает в Веракрус, везет приказ арестовать герцога и спровадить его обратно в Испанию по обвинению в государственной измене за то, что он какое-то время пробыл на Санто-Доминго, в логове буканьеров, ну и так далее и тому подобное… остальное я опускаю.
– Но это же клевета! – с негодованием воскликнул Питриан.
– Притом чистой воды, дружище. Вот что я и собирался тебе рассказать. Надеюсь, ты понимаешь всю серьезность сложившегося положения? И почему было так важно, чтобы нас никто не подслушал.
– Конечно. Выходит, ради этого ты и завлек меня в эту глушь?
– Да, хотя есть и другая причина.
– Интересно, какая же?
– Я тут вот о чем подумал. Нам осталось ждать всего лишь пару дней сам знаешь чего…
– Верно, ну и что?
– Дорога из Веракруса в Мехико ужасная. В общем, индейцу, хорошему ходоку, нужна неделя, чтобы ее одолеть.
– Может, и так, но к чему ты клонишь?
– Сейчас узнаешь. Я же говорил – нарочный должен проехать где-то здесь неподалеку.
– Ах, ну да, кажется, я смекаю.
– И что же ты смекаешь?
– Черт возьми! Для этого не нужно быть ясновидцем. Мы устраиваем засаду и, когда нарочный проезжает мимо, отбираем у него депеши, его самого кончаем и закапываем где-нибудь здесь, в чаще, так?
– Почти угадал, дружище.
– Значит, мы его не кончаем?
– Зачем проливать кровь бедняги?
– Да будет тебе! Это ж гавачо!
– В конце концов, он тоже человек.
– Думаешь? Впрочем, мне все равно, как знаешь. Так что будем делать?
– Устроим засаду, отберем у него депеши, потом свяжем, завяжем ему глаза и дотемна спрячем в лесу. А когда зайдет солнце, перевезем в пещеру. Там накрепко привяжем его, дадим поесть и оставим наедине со своими мыслями. Ему и голодать-то придется всего лишь пару дней. Да и потом, чего ты хочешь, придется ему малость потерпеть. Ничего, не умрет.
– В конце концов, если даже и умрет, – философски заметил Питриан, – тем хуже для него. Будем считать, что ему не повезло.
И друзья рассмеялись такой шутке.
– А ты точно знаешь, что нарочный проедет именно здесь? – спросил Питриан.
– Более чем. Нам и с места не придется сдвигаться – увидим его прямо здесь, на перепутье. Потому-то я и притащил тебя сюда.
– А герцог? С ним-то что думаешь делать?
– Честно признаться, ума не приложу. Я дважды удостоился чести быть принятым госпожой герцогиней. Мне дважды удалось скрытно проникнуть к ним в особняк и так же незаметно выбраться оттуда. Так вот, герцогиня считает, что ее мужа ни в коем разе нельзя посвящать в события, которые готовятся. Когда все случится, он, волей обстоятельств конечно, будет принужден делать то, что ему велят.
– Дрейф тоже так думает? Похоже, герцогиня неплохо знает своего мужа…
В следующее мгновение кусты резко раздвинулись и на перепутье выскочил человек – он был весь в пыли, по его лицу градом струился пот.
Молодые люди уже было схватились за оружие, как вдруг, к вящему своему удивлению, признали в новоприбывшем альгвазила, того самого, который этим утром препроводил их к городскому судье.
– Сеньоры! – вскричал тот, запыхавшись и не дожидаясь, когда его окликнут. – Вас выследили, за вами идут по пятам и знают, где вы остановились.
– Это невозможно! – воскликнул Олоне.
– Как видите, нет, – пожав плечами, возразил полицейский агент, – раз я здесь! Не перебивайте меня – время не ждет. Кое-кто догадался, что вы собрались перехватить нарочного из Мехико. И за вами в погоню бросилось человек десять головорезов. Ими командует Эль Гато-Монтес, ваш заклятый враг. И четверти часа не пройдет, как они будут здесь. Так что теперь вам решать, как быть дальше.
– Что же толкнуло вас на такой шаг? – спросил Олоне. – Что заставило нас предупредить?
– Мне хотелось вам доказать, что я умею быть благодарным. Нынче утром вы дали мне золотую унцию, а вечером я спасаю вам жизнь, так что мы квиты!
– Не совсем, – живо возразил Олоне, – и вот тому подтверждение. Возьмите двадцать пять унций – это вам за честность. И пускай они принесут вам счастье.
– Но кто вы такие, – изумился тот, – если золото так и течет у вас сквозь пальцы? Должно быть, какие-нибудь переодетые знатные сеньоры?
– Какая вам разница! Вы оказали нам услугу, и мы этого не забудем. А теперь уходите, да поскорей: если вас здесь застанут, вы пропали.
– Верно, сеньоры, – спохватился добрый служака, – прощайте! И храни вас Бог!
Без лишних церемоний он бросился обратно в кусты – и тут же скрылся в чаще.
– Что будем делать? – вопросил тогда Питриан.
– Садимся на лошадей и как ни в чем не бывало едем дальше, прямиком в Медельин, только и всего, тем более что туда мы и собирались. А что до дела, которое привело нас сюда, с ним вышла осечка, так что забудем об этом.
Так, за разговором, молодые люди вскочили в седла и крупной рысью поскакали прочь от перепутья.
– Они ничего не заподозрят, потому что мы будем далеко от дороги, которой поедет нарочный. Ну а мы тихо-смирно едем по своим делам и ни от кого не таимся, как все.
– Гм, все это замечательно, но, скажу тебе прямо, я не знаю, что там у Онциллы на уме, и не прочь узнать, как быть дальше.
– Тут возможно одно из двух: либо, не найдя нас там, где рассчитывали, они повернут обратно, либо, ослепленный своей ненавистью, Онцилла захочет нас схватить, и тогда, поскольку таким образом он нарушит законность, будет жарко. Я вовсе не собираюсь сдаваться этому подонку ни за понюх табаку.
– И я, – подхватил Питриан.
– У нас с собой имеется по паре пистолетов на брата, да и зарядов достаточно, не считая мачете и кинжалов. Так что, ежели они сунутся в драку, тем хуже для них: уж мы-то за себя постоим.
– Прекрасно, а если их окажется слишком много?
– Тогда мы ввяжемся в драку, а дальше попробуем улизнуть порознь – разбежимся в разные стороны.
– А где потом встретимся?
– В пещере. Ну а если кого-то из нас схватят, – да-да, надеюсь, ты хорошо понимаешь, дружище! – другому придется действовать по обстоятельствам.
– Да будет тебе известно, не очень-то приятно, черт возьми, слышать такое.
– Что верно, то верно, никакой радости.
Они проехали через всю чащу и оказались не более чем в десяти шагах от другого леса, отстоявшего от силы в четверти лье от Медельина, как вдруг услыхали у себя за спиной все нарастающий дробный стук конских копыт – лошади гнали во весь опор.
– Берегись! – сказал Олоне. – Вот и они.
– Дадим деру? – спросил Питриан.
– А смысл? Нас это не спасет, зато усилит подозрения. Так что едем дальше как ни в чем не бывало, но чтоб оружие было под рукой.
Не прошло и пяти минут, как сзади показались десять-двенадцать всадников – они мчались прямиком на молодых людей.
Те круто развернулись и осадили лошадей посреди дороги.
– В чем дело? И за кем вы гонитесь, сеньоры? – громко и решительно спросил Олоне. – Откуда столько бравых молодцов на большой дороге?
– Как раз вы-то нам и нужны, – иронически отвечал Онцилла. – У меня форменный ордер от коррехидора – приказ задержать и арестовать вас с вашим приятелем, где бы вы ни находились.
– Такой приказ легче получить, чем выполнить, – продолжал Олоне. – К тому же он ничем не оправдан. А у нас тут дела, так что оставьте нас в покое и позвольте ехать своей дорогой дальше.
– Полно, полно! Хватит болтать! Не вам судить о законности полученного мной приказа. Объясняться будете с коррехидором. И если ваши доводы будут достаточно убедительны, он их примет. Так угодно ли вам сдаться или нет?
– Нет! – откликнулся Олоне. – И предупреждаю: если вы попробуете нас к этому принудить, мы на силу ответим силой.
– Сделайте одолжение! – отвечал, ухмыляясь, Онцилла. – Итак, спрашиваю последний раз: именем короля, угодно ли вам сдаться?
– Нет! – в один голос выкрикнули молодые люди, хватаясь за пистолеты.
– Стреляйте в них, ребята! И вперед! – крикнул Онцилла.
Молодчики рванули с места, выстрелив несколько раз наудачу. Однако пули флибустьеров оказались точнее – и четверо головорезов повалились наземь.
Это остудило пыл остальных – они осадили лошадей и, невзирая на окрики и угрозы Онциллы, остановились на почтительном расстоянии от двух наших друзей.
Между тем флибустьеры заткнули разряженные пистолеты обратно за пояс и выхватили другие.
– Ах ты, дьявол! – возопил Онцилла. – Я с вами еще поквитаюсь, черт бы вас побрал, или мне не жить!
Следом за тем завязалась жестокая схватка, длившаяся совсем недолго. И вдруг лошадь под Олоне, которой один из молодчиков коварно подрезал поджилки, дико заржав от боли, рухнула как подкошенная. Бедное животное упало неудачно и придавило всаднику правую ногу.
– Беги! Беги! Оставь меня! – крикнул товарищу Олоне, не забыв даже в столь опасную минуту сделать это по-испански. – Со мной все в порядке. Эти мерзавцы еще поплатятся.
Питриан пришпорил лошадь, подняв ее на дыбы, и рванул вперед так, что, разметав на своем пути все и вся, в мгновение ока оказался рядом с другом.
– Сейчас помогу! – крикнул ему он.
– Нет! Сам видишь! Скачи отсюда, говорю тебе. Один из нас должен остаться на свободе.
– Тогда прощай, брат, я подчиняюсь! Мы отомстим за тебя!
Разрядив пистолеты в гущу теснившихся вокруг противников, Питриан вонзил шпоры в бока лошади и пустился вскачь с такой прытью, что в один миг скрылся с глаз оторопевших молодчиков, и не помышлявших пуститься за ним вдогонку.
Как бы то ни было, захват Олоне обошелся им дорого и заставил призадуматься. Из дюжины человек, ввязавшихся в схватку, семеро были убиты наповал, а двое – тяжело ранены, и все это сделали два застигнутых врасплох флибустьера.
– Вы мой пленник, – усмехнувшись, объявил Онцилла.
– А вы… вы трус и презренный негодяй! – с отвращением отвечал молодой человек.
Спустя два часа Олоне доставили обратно в Веракрус и заточили в крепость.
Назад: Глава X Как Дрейф затеял новую экспедицию
Дальше: Глава XII Как герцогу де Ла Торре нанесли визит и что за этим последовало
