Глава 16. Команда Дина

Книга: Бегущий без сна. Откровения ультрамарафонца

Похоже, что успех – это в основном необходимость взять себя в руки и действовать, когда все остальные уже сдались.

Уильям Фитер

Горы Санта-Крус

Утро 1 октября 2000 года

Горизонт на востоке вспыхнул рассветными лучами солнца – наступило воскресенье, второе утро пробега. Солнце показалось вдали из-за верхушек гор, и перистые облака стали огненно-красными. Мы были на полпути к вершине гор Санта-Крус – очень удачно выбранное место: все красоты лежали перед нами как на ладони. Кремниевая долина раскинулась далеко внизу, скрытая пеленой тумана. Если вы не знаете этот район, вы никогда в жизни не догадаетесь, что этот центр технологий вообще существует: под нами было несколько километров облаков.

Подъем на вершину горной цепи Санта-Крус идет вертикально вверх на восемьсот десять метров, и склон настолько крутой, что даже удивительно, как в некоторых местах на нем вообще держится асфальт. Шаркая одеревеневшими ногами, я вяло поднимался по этому жестокому склону, едва продвигаясь вперед крошечными шагами. Был давно забыт тот всплеск сил, что я испытал, когда ко мне присоединился Кристофер, и теперь мы лишь изредка перебрасывались парой фраз.

Александрия и Николас с дедушкой в плавбазе

Сзади послышались шаги – это был первый из командных участников. Он перемещался ненамного быстрее нас, учитывая уклон. Здесь, независимо от того, насколько ты бодр, почти невозможно бежать ощутимо быстрее. Догнав нас, он бесцеремонно пробурчал:

– Так держать!

– Ага, ты тоже держись, – ответил Гайлорд.

Я просто кивнул, потому что у меня не было сил что-либо сказать. Когда он обогнал нас, мне стало понятно, почему его шаги так хорошо были слышны: своим телосложением он напоминал шкаф.

Еще через несколько минут этой каторги Гайлорд сказал:

– Слушай, Карно, я поеду наверх и сделаю там привал – я засыпаю, мне нужно немного вздремнуть и подзарядить батарейки.

– Давай, – ответил я, – увидимся наверху.

Уже довольно давно меня стали обгонять другие участники пробега, это был их третий и последний этап, после которого они были свободны. Команды назывались «Грязная дюжина», «Бывалые парни» и «Мам, я просто полил цветы». Видя, как я плетусь, они говорили мне что-нибудь ободряющее.

– Давай, уже почти, – сказал один парень.

– Держись, это твой последний этап, – весело крикнула мне длинноногая участница, пробегая мимо, – какие-то полтора километра, и ты свободен.

Конечно, для меня это был не последний этап, у меня оставались еще шесть. Мне предстоял еще длинный – около пятидесяти шести километров – путь перед тем, как я освобожусь. Но откуда все эти участники могли об этом знать? Для них я был всего лишь выбившийся из сил новичок, изо всех сил старающийся пробежать свой заключительный этап эстафеты. Что было не так уж далеко от правды, потому что именно так я себя и чувствовал сейчас.

Когда Гайлорд проезжал мимо крупного парня на пути к вершине, тот спросил его:

– Твоему приятелю тяжко, да?

– Да, ему нелегко, это правда, – ответил Кристофер.

– Из какой он команды? Мы не знали даже, что перед нами кто-то есть.

– На самом деле он не из команды. Он бежит в одиночку.

– Ты издеваешься. Он что, псих? Кто он такой?

– Его зовут Дин.

Когда Гайлорд поднялся наверх, экипажи поддержки подъезжали к пункту передачи эстафеты. Машины были ярко раскрашены, на некоторых красовались символы команд, а на крышах выставлены игрушки. Тот крупный парень был из команды «Ветераны клуба регби» из Беркли. Они разъезжали на большом школьном автобусе, у которого внутри было спрятано уж точно не меньше двух бочонков пива. На бампере красовалась наклейка: «Сдай кровь и играй в регби».

Добравшись до вершины, где трасса уходила за поворот, я увидел одиннадцать громил, самых жутких из всех, которых я встречал в жизни. Тот крупный парень, человек-шкаф, который обогнал меня на подъеме, был их предводителем. На нем был шлем, как у викингов, длинное, в пол, меховое пальто, а под ним только спортивные шорты. В руке он держал кувшин с элем, а времени было – семь утра.

Пока я проходил мимо, с трудом переставляя ноги, эти регбисты скандировали:

– Тим-Дин! Тим-Дин!

Момент был очень неловкий, но меня это вдохновило. Вот так моя команда и заслужила свое название. Я говорю «заслужила», потому что орава шкафообразных регбистов не будет просто так выстраиваться вдоль дороги, выкрикивая что-то хоть немного вдохновляющее. Это прозвище Тим-Дин – «команда Дина» – с их стороны было знаком уважения к моей мужской крутости.

От прилива тестостерона спуск с вершины по противоположному склону прошел с молниеносной скоростью. Здесь трясло не так сильно и напрягаться приходилось гораздо меньше, чем на подъеме. Наверное, мое состояние лишь с натяжкой можно назвать эйфорией бегуна, но, поскольку пульсирующая боль временно отступила, на лучшее я сейчас не мог и надеяться.

Я ломился вниз в компании Гайлорда, и темп у меня был даже выше, чем миля за семь минут (километр за четыре минуты), что было абсурдно после двухсот семидесяти трех километров за плечами. Но я чувствовал себя прекрасно, поэтому просто бежал и не задавался вопросами.

Если считать в относительных величинах, то я пробежал пять шестых дистанции, и теперь до Санта-Крус оставалось около сорока девяти километров. Но в абсолютных цифрах город точно так же мог находиться на другой стороне Вселенной, и мой успех отнюдь не был гарантирован. Даже в более «живом» состоянии это немаленькое расстояние, а сейчас…

Мимо меня пронеслась наша плавбаза, оттуда слышалась самая лучшая музыка для моих ушей – дикие крики и возгласы восторга. Я, улыбаясь, помахал и поднял вверх руки с выставленными большими пальцами, после чего авто ускорилось и покатило к следующему перевалочному пункту эстафеты.

Гайлорд тоже поднажал.

– Подготовить что-нибудь к твоему приходу? – спросил он.

– Было бы здорово выпить немного Pedialyte.

– Может, и детского питания?

– И грудного молока, – ответил я. – Оно творит чудеса.

На перевалочном пункте меня ждали море восторгов и бутылочка Pedialyte.

– Давай, Тим-Дин! – пошутил Гайлорд.

– Давай, Тим-Дин! – вторило ему мое семейство.

Я схватил Pedialyte и побежал дальше. Дорога разветвлялась на три, и я выбрал среднюю. Я все бежал и бежал… и вдруг осознал, что вот уже метров восемьсот никого не видел. Я остановился и оглянулся: ни одного участника, ни одного экипажа поддержки рядом не было. Может, я попал в сумеречную зону?

Затем до меня дошло: от радости я, должно быть, на развилке выбрал неправильную дорогу. Я побежал прямо и оказался на Хайвей 236, а маршрут шел налево по Хайвей 9.

Я развернулся и сказал себе: «Что такое лишних полтора километра?» Но из-за этой ошибки мое настроение качнулось в противоположную сторону, и от мысли, что нужно бежать назад к развилке, оно совсем испортилось. «Как можно было так глупо ошибиться?»

К следующему перевалочному пункту я прибежал в ужасном унынии. Язык заплетался, и меня трясло от гипогликемии.

– Что случилось? – спросил папа. – Куда ты побежал?

Я мог только потрясти головой от отчаяния. Мне поставили кресло, и я грохнулся в него, раскинув в стороны ноги. Дети бомбардировали меня вопросами, но я был слишком подавлен, чтобы отвечать. Вокруг меня собралась небольшая группа участников.

– Ты и есть команда Дина? – спросил кто-то из них.

Это был неловкий момент, и я замешкался с ответом, а затем тихо, спокойно произнес:

– Да, Тим-Дин – это я.

Так я в первый раз произнес эту фразу. И, несмотря на свое жалкое состояние, я почувствовал себя хорошо – я вдруг вспомнил, зачем именно здесь нахожусь и бегу уже два дня подряд. Я делаю это потому, что могу. Я здесь на своем месте.

У меня не было никаких врожденных талантов, я не был от природы одаренным. Мне всего приходилось добиваться трудом. Я знал единственный способ, которым я могу добиться успеха, – работать больше, чем другие. Я прокладывал себе дорогу в жизни упрямым упорством. Но бег на длинные дистанции – это было единственное, что я умел делать хорошо, тут я представлял собой что-то довольно приличное. Другие бегали быстрее, а я дольше. Мое лучшее качество – я никогда не сдаюсь. Чтобы пробежать как можно дальше, нужно быть упрямым как осел, здесь это качество помогает. И это хорошо подходило мне по характеру.

– Да, – сказал я чуть веселее, – Тим-Дин здесь!

– Мы считаем, что вы делаете что-то невероятное! – сказал один из участников.

– Вы считаете, что люди в белых халатах еще не идут за мной?

Моя попытка пошутить немного разрядила обстановку, и люди стали меньше стесняться.

– Эй, Тим-Дин, – крикнул другой участник, – что у тебя на завтрак? Коробка гвоздей?

Все смеялись, и я вместе с ними. Я был отлично замотивирован продолжать дальше. Это один из тех редких моментов жизни, когда все просто великолепно.

Все, за исключением тридцати восьми километров, которые мне все еще предстояло пробежать.

Когда я уходил с тридцать второго пункта передачи эстафеты, я знал, что следующие тридцать восемь километров будут одновременно самыми блистательными и чудовищными в моей жизни, на пути к финишу мне предстоял героический и жестокий бой. Пока битва шла с моим перевесом, и мне оставалось только надеяться, что и конец ее будет счастливым. Я пробежал не больше полутора километров после перевалочного пункта, когда снова почувствовал упадок сил и настроения. Эйфория, овладевшая мною каких-то двенадцать минут назад, сменилась отчаянием. Преодоленное расстояние не лучшим образом сказывалось на моем состоянии, я бежал на пределе своих ограниченных способностей, пытаясь подавить в себе непреодолимое желание остановиться и лечь.

Чем дальше вы бежите в длинной гонке, тем выше подъемы настроения и ниже упадок сил, и колебания эти чередуются все быстрее. За два дня я как будто пережил эмоциональную драму всей жизни. Я постоянно думал только об одном: как добежать до финиша, и настроение менялось внезапно и без предупреждения. Я не мог контролировать начало этих приступов смены настроения, никак не мог понять, когда меня охватит паника. Это происходило само собой.

Плавбаза приблизилась ко мне сзади – изнутри доносились приглушенные крики поддержки и восторга, – а затем исчезла за поворотом. Я вытянул руку, чтобы помахать им, и по небритому лицу градом полился пот. Затем ко мне подкатил Гайлорд.

– Как ты, Карно?

– Переживаю очередной упадок.

– Я даже представить себе не могу, как можно столько бежать.

Я на секунду задумался.

– Хочешь попробовать? Оставь велик, и побежали со мной.

– Сейчас? Но я не бегал никогда.

– Это не очень сложно, ты довольно быстро освоишь.

За поворотом мы встретились с плавбазой, и, прежде чем Кристофер успел опомниться, я заявил:

– Гайлорд бежит со мной.

Мы погрузили велосипед в фургон, наполнили бутылки ледяным Pedialyte и вместе стартовали.

Гайлорд блестяще выдержал почти десять километров, но потом сильно устал. Единственное, чем можно облегчить свои страдания, это посмотреть на кого-то, кому еще хуже. Тем не менее он старался не отставать от меня и работал изо всех сил.

– Может, помедленнее?

– Ты шутишь? – простонал он. – Мне ужасно нравится.

Пробежав около тринадцати километров, мы снова встретились с плавбазой, и мне не составило труда убедить Гайлорда закончить пробег. Он был выжат как лимон, но при этом в его голосе звучало что-то, говорящее: несмотря на боль, бег не так уж ужасен. У меня появилось забавное чувство, что, вероятно, это не последний раз, когда он обулся в кроссовки.

Что ж, сейчас этот парень признал поражение. Сразу за поворотом начинался довольно крутой подъем, который показался бы сложным даже опытному бегуну и в идеальных условиях. Карабкаться на триста шестьдесят метров при тридцатиградусной жаре было бы слишком опрометчиво. И так за последний час Гайлорд пробежал расстояние большее, чем за последние десять лет. Но не сказать, что я сейчас был лучше него готов иметь дело с таким уклоном.

Дети побрызгали в меня водой из брызгалки, когда я пробегал мимо фургона.

– Дорогой мой, почему бы тебе не остановиться и поесть? – предложила мама.

– Не тормози его, – резко осадил ее папа, – он выглядит сильным.

Это при том, что я был готов вот-вот рухнуть на колени от недостатка пищи.

– Стойте! Стойте! – пробормотал я, но они уже умчались в направлении следующего перевалочного пункта и не услышали моего жалобного стона.

Подъем между городами Фелтон и Эмпайр Грейд совершенно справедливо называют убийственным: на некоторых участках уклон настолько сильный, что даже идти тяжело. Бедра и икры ужасно горели, артерии, вены и даже небольшие сосуды на руках и ногах выступали под блестящей кожей и были похожи на оголенные корни. Весь организм работал на пределе возможностей.

Человек способен на самые невероятные подвиги в плане выносливости, но у организма есть защитные механизмы, чтобы не довести себя до полного истощения. Как правило, система перестает работать до того, как будет полностью физически разрушена. Главное действие, которое совершает тело для самосохранения, – оно просто отключается. Если вы балансируете на краю связности сознания – а двести девяносто восемь километров могут до этого довести, – то есть реальная угроза того, что вы переступите за этот край. Вот ты бежишь, и вдруг в следующую минуту скорая помощь уже везет тебя в больницу.

Я взбирался вверх в состоянии ступора и вдруг почувствовал особенную легкость, как будто тело и разум разделились. Я плыл вперед, едва ощущая себя. Я почти не чувствовал ног, только слегка уловимое покалывание в нижней части туловища, с подбородка свисала нитка слюны, которая противно болталась из стороны в сторону при каждом шаге. Скорость упала, я почти полз. Начался процесс полного разрушения, я разваливался на куски. И вдруг кто-то веселым звонким голосом прокричал: «Так держать, Тим-Дин!»

Голос принадлежал высунувшейся из фургона симпатичной молодой журналистке с телевидения. Из-за ее спины на меня была направлена камера.

– Выглядите отлично, – сказала она, – как вы себя чувствуете, хорошо?

Ручеек слюны все еще стекал с подбородка. Я подумал, понимает ли журналистка так называемый язык пещерных людей. Мы придумали его с детьми, когда я отжимался на полу в гостиной, а они оба сидели у меня на спине. Язык был очень простой: прохрипеть один раз – это «да», два раза – «нет».

Я прохрипел два раза.

– Простите? – не поняла она.

Это было слишком для языка пещерного человека. Я напрягся и смог произнести: «Пока держусь».

– О, отлично! – прощебетала она. – Пару слов для нас: как идут дела?

– Потихоньку, – задыхаясь, произнес я, – только не забудьте еще раз уточнить это через пару минут, все может резко измениться.

– Похоже, что в команде Дина все хорошо, – оживленно сказала она в камеру, – мы скоро вернемся к нему, не переключайтесь.

Когда камеру отключили, она спросила, могут ли они мне чем-то помочь.

– У вас есть возможность достать реактивный ранец? – раздраженно произнес я. – Было бы неплохо сейчас долететь до Санта-Крус.

Она посмотрела на меня недоумевающе, и они поехали дальше делать следующий репортаж.

Тяжело дыша и едва переставляя ноги, я вошел на следующий – уже предпоследний – эстафетный пункт. Он находился почти на самой вершине подъема.

– Где ваш сменщик? – спросил капитан этого пункта.

Не в силах поднять голову, я пробормотал: «У меня его нет».

С Александрией во время краткой передышки в плавбазе, 188-я миля (302,5 километра)

– Ого… вы, должно быть, Тим-Дин. Мы беспокоились, живы ли вы еще.

– Это спорный вопрос, – ответил я, задыхаясь.

– Да, это и есть команда Дина, Тим-Дин, – вмешался в разговор другой голос, в котором я узнал своего отца, – и у него все отлично. А теперь давай двигаться дальше, сынок.

– Мне нужен отдых.

– Наши люди – великие бегуны, – провозгласил он, не обращаясь ни к кому конкретно, – мы бегали целыми днями по горам Греции, охотясь на горных коз.

– Чепуха, мы выросли в Лос-Анджелесе, – напомнил я ему.

Александрия начала опрыскивать меня из брызгалки, а Николас при этом выпустил струю ледяной воды прямо мне в ухо. «Ах ты!» – крикнул я и стал гоняться за ним по комнате перевалочного пункта, к всеобщему восторгу окружающих.

К тому моменту, как я догнал сына и отнял у него брызгалку, я уже промок до нитки.

– Где Гайлорд? – спросил я Джули.

– Он в фургоне, прилег отдохнуть.

Из окна торчали его голые ступни, и я начал брызгать на них водой.

– Оставь меня в покое и продолжай бежать, – закричал он.

– Давай, Гайлорд, выходи оттуда, – скомандовал я, – ты бежишь со мной.

В мое ухо тоже выстрелила струя воды. Я повернулся и увидел Александрию и Николаса, они стояли рядом и хихикали.

– Кому-нибудь нужна парочка дополнительных участников команды? – обратился я к толпе. – Обычно они хорошо себя ведут.

– Па-ап! – возмутилась Александрия и начала снова брызгать мне в ухо водой.

– Тебе пора, Карно, – рявкнул Гайлорд из окна плавбазы.

«Господи, – подумал я, выходя из перевалочного пункта, – что должен сделать человек, чтобы его хоть немного уважали?» И продолжил маршрут.

До конца дистанции оставались одиннадцать километров, и рядом со мной снова притормозил фургон с телевидения. Журналистка засыпала меня вопросами, высунувшись в боковую дверь: про тренировки, про диету, про мотивацию.

– Для меня большая честь – сыграть важную роль для семьи Либби Вуд и помочь им, – ответил я, – это одна из тех вещей, которые помогают мне бежать.

– Вы чувствуете свое унижение? – спросила журналистка.

– Я чувствую что?

– Свое унижение.

– Простите, одну секунду, – сказал я, наклонив голову набок, чтобы вытряхнуть из уха воду после детской атаки с брызгалками. – Так-то лучше. О чем вы спрашивали?

Она снова посмотрела на меня недоумевающим взглядом.

– Вы чувствуете в ступнях жжение?

– О да, они ужасно болят, но не так сильно, как икры и бедра. Так как насчет реактивного ранца?

– По вам и не скажешь, что он вам нужен. Вы не против, если мы немного вас поснимаем, пока вы бежите?

– А вы можете снимать мои ноги и не показывать лица? Я не хочу, чтобы во мне узнавали болвана, который решил уморить себя пробежкой.

Они сняли меня со всех возможных ракурсов. По моим оценкам, эта съемка должна сэкономить коронеру массу времени. Затем журналистка задала мне последний вопрос.

– Итак, Тим-Дин, как вы это делаете?

– Ну-у-у… – начал размышлять я, – первые сто шестьдесят километров я бегу ногами, следующие сто пятьдесят – умом, а последнюю часть, я думаю, сердцем.

– Вот это было здорово! – сказала она оператору. – Увидимся на финише.

И они быстро укатили вперед по шоссе.

Десятки участников стали меня догонять и обгонять на узкой дороге, ведущей к Санта-Крус. Это были самые разные люди: молодые и пожилые, опытные бегуны и новички. Некоторые из них знали, что я бегу уже второй день подряд, и всячески подбадривали меня, пробегая мимо. Иногда какой-нибудь крутой лихач ракетой проносился рядом на невероятной скорости, успевая только кивнуть на ходу. Сто шестьдесят километров назад я бы попробовал догнать его, но сейчас, после семи марафонов подряд без остановки, мое эго скукожилось. Тот факт, что кто-то меня постоянно обгонял, уже не оказывал ни малейшего деморализующего влияния.

Ровно до тех пор, пока меня не обошел Гайлорд.

– Откуда ты? – закричал я.

– Это не имеет значения, Карно. Главное, что я впереди, – похвастался он.

Это точно. Я начал ускоряться, и мы, хромая, двигались вперед по шоссе, как пара престарелых пациентов, каждый из которых старается добежать до туалета первым. Держать такую скорость на этом этапе было просто безумием. Но повторюсь: ни одно из моих мероприятий за последние два года не казалось мне особо здравым.

– Хорошо, джентльмены, – проворчала моя жена, подъехав к нам на велосипеде Гайлорда, – давайте угомонимся.

– Это он начал, – канючил я.

– А он продолжил, – канючил Гайлорд в ответ.

– Итак, дети, – перебила нас Джули, – держите себя в руках, мы почти пришли.

Она пристально следила за нами, катясь позади.

– Милая, у тебя случайно нет с собой еды? – ласково спросил я.

– Вот, я нашла пакет крендельков на кухне в фургоне.

– Эй, это мои! – запротестовал Гайлорд.

– Не волнует! – резко ответил я. – Все, что попадает в плавбазу, становится общим.

– Что это еще за правило? – спросил он.

– Я только что его придумал, но мне понравилось.

– Ну хватит, вы, двое, – вмешалась Джули, – никто из вас ничего не получит, если вы будете так себя вести.

Гайлорд пробежал так примерно полтора километра. Меня поразила его стойкость, и я благодарен ему за каждый шаг, сделанный в компании со мной. Да, парень устал, но сломить его силу духа не так-то просто. У него были задатки бегуна на сверхдлинные дистанции, и я надеялся, что он продолжит этим заниматься – теперь мне было очевидно, зачем нужен правильный партнер на тренировках. В компании страдать легче.

Они с Джули забрались обратно в плавбазу и уехали, оставив меня бежать в одиночестве, хотя я уже практически не мог себя контролировать. Тело двигалось на автопилоте. В такие моменты даже самые небольшие физические или умственные противоречия могут иметь очень серьезные последствия для здоровья. Здесь самое важное – верить в свою способность продолжать бежать, несмотря на то что все симптомы указывают как раз на обратное. Сейчас у меня были все эти признаки обратного. Я посмотрел вниз и обнаружил, что четырехглавые мышцы полностью налились кровью, а икры сильно вздулись. Потоки пота стекали по лицу, и кажется, приближался еще один кризис.

Промежутки между эйфорией и упадком сил стали настолько короткими, что я уже почти не различал два этих состояния, как будто они мутировали и слились в какое-то третье. Однако если как-то его характеризовать, то хорошим его назвать нельзя. Я терял контроль над телом и, что еще хуже, над разумом. Два дня бега без перерыва творили со мной странные вещи.

До тех пор пока я не поднял взгляд и не увидел голубую воду Тихого океана на горизонте. Пляж был уже близко, Санта-Крус притягивал меня к себе. Я вспомнил те времена, когда мы с Пэри сидели на кухонном подоконнике и смотрели на океан. Внезапно я почувствовал, что эти мысли вселили в меня надежду. Почти триста четырнадцать километров позади, оставалось восемь километров трассы.

Где-то внутри себя я обнаружил мужество не замечать упадок физических сил и продолжал переставлять по очереди ноги и двигаться вперед. Я заставлял себя делать это усилием воли, не обращая внимания ни на какие внешние помехи, я слушал только свое сердце.

Когда я притащился к последнему пункту передачи эстафеты, вечеринка была в самом разгаре. Осталось пробежать один короткий этап, и многие команды уже праздновали окончание пробега. Играла громкая музыка, и люди танцевали вдоль дороги. Когда я подошел ближе, двое из них показались мне очень знакомыми. Черт возьми, это же мои родители, и они… танцуют макарену?

Именно так. Я чуть не сгорел от стыда, когда увидел, как отец виляет бедрами и размахивает руками в такт музыке с полоумной улыбкой на загорелом лице. Где он этому научился? Я почувствовал, что мне нужно срочно бежать отсюда как можно быстрее.

– Ты не остановишься? – спросила Джули, стоявшая на тротуаре.

– Смеешься? – ответил я. – Видела, что там происходит?

– А, ну да, – сказала она с улыбкой, – твои слетели с катушек.

– Нет ли каких-нибудь законов, которые запрещают такие вещи?

– Мы в Санта-Крус. Они здесь могут танцевать голыми, никто и слова им не скажет.

– Давай только не будем подавать им такие идеи.

– Уверен, что ничего не хочешь? – хихикнула она.

Я чмокнул ее в щеку.

– Хорошо бы эти двое перестали так танцевать.

– Тут я ничем не могу помочь, – улыбнулась она, – увидимся на финише, Тим-Дин.

Назад: Глава 15. Раздвигая границы

Дальше: Глава 17. Бежать ради будущего