Если попытаться свести к главному те идеи философов Нового времени, которые мы только что рассмотрели, то светскую мораль можно было бы определить как совокупность ценностей, выраженных через обязанности или императивы, предлагающие нам тот минимум уважения к другому человеку, без которого мирная совместная жизнь была бы невозможна.

В современных обществах, где права человека являются идеалом, нас просят уважать в других людях их равное достоинство, право на свободу, в частности свободу мнения, и на благополучие. Известная формулировка, согласно которой «моя свобода заканчивается там, где начинается свобода другого», является, в сущности, первой аксиомой уважения к другому человеку, без которого немыслимо мирное сосуществование.

Никто не сомневается в том, что подобные моральные правила совершенно необходимы. Ведь если бы их не было, все бы воевали против всех. Эти правила являются также необходимым условием мирной совместной жизни, к которой как раз и стремится демократический мир. Тем не менее они не являются ее достаточным условием, и мне хотелось бы, чтобы ты понял, почему этические принципы, как бы ценны они ни были, еще отнюдь не решают тех экзистенциальных вопросов, которыми раньше занималось учение о спасении.

Чтобы убедить тебя в этом, мне хотелось бы, чтобы ты подумал над следующим: представь, что у тебя есть волшебная палочка, которая позволяет тебе сделать так, чтобы все живущие в сегодняшнем мире люди стали соблюдать идеал уважения к другому в том виде, в каком его представляют гуманистические принципы. Предположим, что во всем мире стали неукоснительно соблюдаться права человека. И теперь каждый человек принимает во внимание достоинство других людей, а также всеобщее равенство в фундаментальных правах на свободу и счастье.

Не думаю, что мы можем представить себе, сколь глубокий переворот, сколь беспримерную революцию произвело бы подобное изменение наших нравов. Не было бы отныне ни войн, ни массовых убийств, ни геноцида, ни преступлений против человечества, ни расизма, ни ксенофобии, ни насилия, ни воровства, ни господства, ни бесправия, и различные репрессивные и карательные органы — такие, как армия, полиция, юстиция или тюрьмы — практически исчезли бы.

Словом, мораль кое-что значит. Она действительно чрезвычайно необходима для совместной жизни, и мы далеки от ее приблизительной реализации.

Тем не менее мораль не решила бы ни одну — повторюсь, ни одну — из наших самых насущных экзистенциальных проблем. Даже при идеальной реализации самой что ни на есть правильной морали ничто не помешало бы нам стареть, наблюдать у себя появление морщин и седых волос, заболевать, сталкиваться с печальной утратой близких, знать, что все мы умрем и увидим, как умирают те, кого мы любим, сомневаться относительно целей нашего образования и мучиться над их приложением на практике или даже просто скучать и чувствовать, что в нашей повседневной жизни чего-то не хватает.

Мы могли бы быть идеальными святыми и апостолами прав человека и республиканской этики, но ничто не гарантировало бы нам благополучной эмоциональной жизни. Литература буквально пестрит примерами, показывающими, насколько разнятся те принципы, которым подчиняются логика морали и логика любви. Никогда еще этика не воспрепятствовала измене или расставанию. Если я не ошибаюсь, ни одна из любовных историй, описанных в великих произведениях литературы, не подчиняется гуманистическим принципам… Приложение прав человека на практике позволяет достичь мирного сосуществования, но не сообщает ни смысла, ни цели или какого-либо направления человеческому существованию как таковому.

Вот почему в мире Нового времени, как и в Древнем мире, было необходимо найти что-то помимо морали, что-то такое, что могло бы прийти на смену учения о спасении. Проблема заключалась в том, что без космоса и Бога это представляется особенно трудным. Как подойти к хрупкости и конечности человеческого существования, смертности всего и вся в отсутствие всякого внешнего и высшего по отношению к человечеству основания?

Вот какое уравнение пришлось решать с переменным — и, надо признать, скорее с малым — успехом учения о спасении Нового времени.

Чтобы решить этот вопрос, философы Нового времени пошли в двух разных направлениях.

Первое направление — мне оно, не скрою, всегда казалось несколько смехотворным, и все же оно настолько распространилось за два последних века, что о нем нельзя не поговорить, — представляют «религии земного спасения», в частности сциентизм, патриотизм и коммунизм.

Что это значит?

В общем и целом следующее: поскольку на космический порядок опереться больше нельзя, поскольку верить в Бога тоже стало невозможно, философы Нового времени придумали своего рода религии на замену, духовность без Бога или, если ты хочешь, чтобы мы говорили еще проще, такие идеологии, которые, проповедуя чаще всего радикальный атеизм, были бы тем не менее связаны с идеалами, призванными дать не только смысл человеческому существованию, но и оправдать смерть во имя этих самых идеалов.

Заслугой таких человеческих — «слишком человеческих» — утопий, как сциентизм Жюля Верна, коммунизм Маркса, патриотизм XIX века, — пусть и заслугой, порой окрашенной трагически, — является то, что они попытались преодолеть невозможное: заново изобрести высшие идеалы, не выходя при этом, в отличие от космоса древних греков или Бога христиан, за рамки самого человечества. Говоря яснее, все три эти способа спасти свою жизнь или оправдать смерть ведут нас к одному и тому же: к принесению этой жизни в жертву некоей высшей идее, будь то революция, родина или наука.

Три этих «идола», как сказал Ницше, сохранили саму сущность веры: сообразуя свою жизнь с идеалом и, если необходимо, принося ее в жертву этому идеалу, можно сохранить убеждение в «спасении» через вечность.

Дам тебе один карикатурный, но весьма показательный пример этих религий земного спасения — религий без внешних по отношению к человечеству идеалов, — рассказав об одном поворотном моменте в истории французской прессы. Речь пойдет о первой полосе главного еженедельника коммунистической партии France nouvelle, который вышел на следующий день после смерти Сталина.

Ты знаешь, что Сталин был главой Советского Союза, своего рода римским папой мирового коммунизма, и что все преданные этим идеям люди, несмотря на все преступления Сталина, рассматривали его как настоящего героя.

В то время — а дело было в 1953 году — Французская коммунистическая партия поместила на первую полосу своего главного пропагандистского органа такие слова, которые сегодня выглядят просто ошеломляюще, но очень хорошо выражают довольно религиозный характер отношения к смерти в рамках учения, которое при этом заявляет о своем материализме и атеизме. Вот этот текст:

Сердце Сталина, выдающегося соратника по оружию и великого продолжателя дела Ленина, главы, друга и брата трудящихся всех стран, перестало биться. Но жив сталинизм, он бессмертен. Великое имя гениального учителя мирового коммунизма сквозь века будет сиять своим пылающим светом и всегда будет произноситься признательным человечеством с любовью. Мы будем всегда верны Сталину. Своей неустанной преданностью священному делу рабочего класса коммунисты попытаются заслужить <…> почетное звание сталинцев. Вечная слава великому Сталину, чье нетленное научное наследие поможет нам объединить большинство народов.

Как видишь, идеал коммунизма был тогда настолько силен, настолько «священен», как говорится в редакционном слове атеистической газеты France nouvelle, что позволял преодолеть смерть, оправдать бесстрашное принесение жизни ему в жертву. А значит, не будет преувеличением сказать, что мы имеем дело с новым ликом учения о спасении. Сегодня одним из последних следов этой религии без Бога является национальный гимн Кубы, который продолжает вселять эту надежду в простых граждан, уверяя, что «умереть за родину — значит вступить в вечность»…

Как ты знаешь, у правых можно встретить различные формы практически такого же патриотизма. Обычно это называется национализмом, и идея о том, что за свою нацию можно отдать свою жизнь, подразумевается сама собой.

Сциентизм тоже, вполне в духе коммунизма и национализма, дает различные поводы для жизни и смерти. Если ты уже читал какую-нибудь книгу Жюля Верна, ты, должно быть, заметил, что «ученые и первопроходцы» (как говорили в начальной школе в мое время), открывая неизвестные земли или новые научные законы, изобретая машины для изучения небес или океанов, чувствовали, что вписывают свои имена в вечность мировой истории и тем самым оправдывают все свое существование…

Пожелаем им успехов.

Я сказал тебе, что новые религии всегда казались мне смешными — иногда даже очень, — но только не в силу огромного количества порожденных ими смертей. Они убили очень многих людей — это факт, особенно справедливый в отношении коммунизма и национализма. Чем они все смешны, так это своей наивностью. Ведь совершенно очевидно, и ты хорошо это понимаешь, что спасение индивидуума, несмотря на все его усилия, невозможно смешать со спасением человечества. Даже если мы посвятим себя высшему делу, будучи убеждены, что наш идеал несравнимо выше нашей жизни, в конечном счете страдает и умирает именно индивид, то есть отдельная личность, а не кто-то другой вместо него. Перед лицом этой личной смерти коммунизм, сциентизм, национализм и любые другие «-измы» однажды наверняка предстанут перед нами как безнадежно пустые абстракции.

Как скажет позднее великий мыслитель эпохи «постмодерна» Ницше, изучением которого мы займемся в следующей главе, эта страсть к «великим замыслам», которые якобы несоизмеримо выше индивида и даже самой жизни, возможно, всего лишь очередная хитрость религии, которую мы так стремились преодолеть.

Тем не менее под покровом всех этих отчаянных и порой бесплодных усилий шла революция огромного масштаба. Ведь все эти ложные религии, при их кажущейся или реальной безосновательности, способствовали секуляризации и гуманизации мира. В отсутствие космических или религиозных оснований человечество начало приобретать до такой степени священный характер, что и само, в свою очередь, достигло статуса трансцендентного основания. И в этом процессе, в сущности, не было ничего необычного: в конце концов, никто не станет отрицать, что все человечество в его совокупности стоит выше составляющих его индивидов и что всеобщий интерес должен превалировать над интересами отдельной личности.

Вот, без сомнения, причина, по которой этим новым учениям о спасении без Бога и космического порядка удалось убедить такое количество людей.

Но помимо этих доселе невиданных форм религиозности, философии Нового времени также удалось найти другой, куда более глубокий путь к решению вопроса о спасении.

Я бы не хотел сейчас детально развивать содержание этого нового гуманистического подхода. Об этом пойдет речь в следующей главе, посвященной современной мысли и философии Ницше.

А сейчас скажу лишь несколько слов, чтобы ты не пришел к выводу, будто мысль Нового времени свелась к смертоносной банальности коммунизма, сциентизма или национализма.

Кант, следуя в этом за Руссо, первым выводит фундаментальную идею о «расширенном мышлении» как смысле человеческой жизни. Для него расширенное мышление — это полная противоположность ограниченного мышления, это мышление, которому удается вырваться из своей исходной частной ситуации и возвыситься до понимания другого.

Приведу тебе простой пример. Когда ты изучаешь иностранный язык, ты должен отстраниться от самого себя и от своей исходной частной ситуации, например от французского языка, чтобы суметь проникнуть в более широкую, более универсальную сферу, в которой живет другая культура и пусть не другое человечество, но, по крайней мере, другое сообщество людей, нежели то, к которому принадлежишь ты сам и от которого в данном случае ты начинаешь отчасти освобождаться, при этом, однако, его не отрицая.

Отстраняясь от нашей частной ситуации, мы вливаемся в более широкое человечество. Изучая другой язык, ты можешь не только общаться с бóльшим числом людей, но и открывать для себя через язык новые идеи, другие формы юмора, другие формы отношений людей между собой и с миром. Ты расширяешь свои ви΄дение и раздвигаешь природные границы своего разума, прикованные к твоему сообществу, которое в этой ситуации оказывается архетипом ограниченного мышления.

Пример с языками — всего лишь пример, а дело касается смысла всего человеческого опыта. Если допустить, что знать и любить — это одно и то же, то, расширяя свой горизонт, свои знания, ты проникаешь в иное измерение человеческого существования, которое его «оправдывает» и придает ему смысл, то есть дает ему одновременно значение и направление.

Иногда можно услышать вопрос: зачем «взрослеть»? Возможно, даже если эта идея и не спасает нас от смерти — а какая идея способна на подобное? — по крайней мере, она придает смысл нашей встрече с ней.

Мы вернемся к этой идее позднее, чтобы развить ее, как она того заслуживает, и чтобы ты смог лучше понять, почему именно она подхватывает эстафету древних учений о спасении.

А пока, чтобы осознать необходимость размышлений, наконец-то утративших всякие иллюзии, нам нужно пройти еще один этап: этап «деконструкции» или разрушения, то есть этап критики иллюзий и наивности старых мировоззрений. И здесь, несомненно, лучшим примером послужит Ницше — мастер подозрения, на редкость едкий мыслитель, вбивший клин в историю философии: после него возвращение к иллюзиям прошлого просто невозможно.

Пора, чтобы ты и сам понял почему.