Глава V: Философия постмодерна. Проблема Ницше
Прежде всего необходимо сделать одно замечание о терминологии: в современной философии принято называть «постмодерном» ту философию, которая с середины XIX века начала критику гуманизма Нового времени, и в частности философии Просвещения. Подобно тому как философия Просвещения порвала с великими космологиями Античности и предприняла критику религии, философия «постмодерна» взялась за два устойчивых убеждения философов XVII–XIX веков: в том, что человек является центром мира и основой всех моральных и политических ценностей, и в том, что разум является мощной освободительной силой и что благодаря прогрессу «Просвещения» мы наконец-то станем свободнее и счастливее.
Философия постмодерна оспаривает оба эти постулата. А значит, она одновременно является и критикой гуманизма, и критикой рационализма. Без сомнения, именно у Ницше эта философия достигает своего апогея. Что бы об этом порой ни думали — а ты увидишь, что в отношении Ницше можно сделать массу оговорок, — радикальность, даже жесткость его нападок на рационализм и гуманизм смягчаются их гениальностью.
Так откуда же взялась эта необходимость, как скажет позднее великий философ современности Хайдеггер, «деконструировать» то, что было с таким трудом выстроено гуманизмом Нового времени? Зачем снова переходить от одного мировоззрения к другому? По каким причинам философия Просвещения оказалась недостаточной и иллюзорной, почему философы снова решили «пойти еще дальше»?
На это можно дать достаточно короткий ответ. Мы видели, что в свое время философия Нового времени разрушила космос и критиковала авторитет религии, заменяя его на разум и человеческую свободу, демократические и гуманистические идеалы нравственных ценностей, выстроенных на гуманизме человека, на том, что составляло его отличие от всех других существ, начиная с животного. Но, как ты помнишь, это было сделано исходя из радикального сомнения, того самого, которое показал в своих работах Декарт, то есть на основании подлинной канонизации критического разума и свободы мысли, в результате которого все наследие прошлого, все существующие традиции обратились в «чистую доску». Наука, вдохновляясь теми же принципами, отмела все ограничения на пути поиска истины.
Последствия этого — вот чего не могли предвидеть философы Нового времени. Подобно ученику чародея, выпустившему на волю злые силы, ускользающие из-под их власти, Декарт и философы Просвещения освободили критический разум, который ничто уже не в силах было остановить. Подобно кислоте, он начал разъедать все, к чему бы ни прикоснулся, невзирая ни на какие меры предосторожности. Разум и гуманистические идеалы поплатятся за это, и возведенный ими интеллектуальный мир в конечном счете станет жертвой своих же собственных принципов.
Будем конкретнее.
Наука Нового времени, будучи плодом критического разума и методического сомнения, на корню разрушила космологии и значительно ослабила, по крайней мере в первое время, основания авторитета религии. Это факт. И все-таки, как мы с тобой видели в конце предыдущей главы, гуманизму не удалось окончательно разрушить одно фундаментальное представление религии — представление о потустороннем, которое противопоставлено нашему миру, то есть о загробном рае или, если угодно, об идеале, противопоставленном земной реальности. Вот почему республиканские наследники Просвещения, с точки зрения Ницше, продолжают быть верующими, хотя и называют себя атеистами, даже материалистами! Конечно, не в том смысле, что они по-прежнему молятся Богу, а в том смысле, что они почитают новых химер, так как продолжают верить, что некоторые ценности являются высшими, что реальность нужно оценивать исходя из некоего идеала, что ее необходимо преобразить так, чтобы она соответствовала высшим идеалам — правам человека, науке, разуму, демократии, социализму, равенству возможностей и т. д.
А ведь такое понимание вещей остается по существу наследием теологии, даже тогда, и особенно тогда, когда оно не отдает себе в этом отчет и заявляет о своей революционности или нерелигиозности! Короче говоря, на взгляд философов постмодерна и, в частности, Ницше, гуманизм Просвещения остается заложником религиозных конструкций, которые он, сам того не осознавая, воспроизводит, хотя утверждает, что преодолевает их. Вот почему этому гуманизму следует адресовать фактически ту же критику, с которой сам он обрушивался на сторонников древних космологий или религиозных идей.
В предисловии к «Ecce homo», одной из своих последних книг, написанной в форме исповеди, Ницше описывает свою философскую позицию словами, в которых обнаруживается полный разрыв с гуманизмом Нового времени. Гуманизм все время твердит о своей вере в прогресс, о своем убеждении в том, что распространение наук и технологий приведет нас к лучшей жизни, что история и политика должны подчиняться некоему идеалу, что даже утопия позволяет сделать человечество более уважительным к самому себе и т. д. Вот тот тип верований, религиозности без Бога или, как говорит сам Ницше, те «идолы», которых нужно разрушить, «философствуя молотом»:
«Улучшить» человечество — было бы последним, что я мог бы обещать. Я не создаю новых идолов; пусть научатся у древних, во что обходятся глиняные ноги. Низвергать «идолов» (так называю я идеалы) — скорее уж в этом мое ремесло. Ценность, смысл, истинность реальности были отняты у нее в той мере, в какой измыслили идеальный мир… «Мир истинный» и «мир кажущийся» — в переводе: измышленный мир и реальность… Ложь идеала была до сих пор проклятием, тяготевшим над реальностью, — из-за него само человечество сделалось изолгавшимся и фальшивым вплоть до самого дна своих инстинктов, до обоготворения ценностей, обратных тем, которые только и обеспечивали бы развитие, будущность, высокое право на будущее.
Не надо восстанавливать человеческий мир, «царство целей», где люди наконец-то были бы равны друг другу в своем достоинстве, как того желал Кант и республиканцы. Для философов постмодерна демократия, какое бы содержание ей ни придавали, является всего лишь новой религиозной иллюзией, такой же, как все остальные, и даже одной из наихудших, поскольку она зачастую принимает обличье разрыва с религиозным миром, утверждая свой «светский» характер. Ницше все время возвращается к этому с полным осознанием проблемы, как, например, в следующем отрывке из книги «По ту сторону добра и зла»:
Мы же, люди иной веры, — мы, которые видим в демократическом движении не только форму упадка политической организации, но и форму упадка, точнее, измельчания человека, низведения его на степень посредственности и понижение его ценности, — на что должны мы возложить свои надежды?
Во всяком случае, уж точно не на демократию! Абсурдно даже отрицать это: Ницше является полным антиподом демократа и, к несчастью, именно поэтому нацисты видели в нем одного из своих вдохновителей.
Но если мы, прежде чем судить, хотим его понять, нам нужно будет пойти дальше, гораздо дальше, чтобы прийти к следующему: если Ницше гнушается идеалами как таковыми и хочет перебить идолов философии Нового времени с помощью своего философского молота, то потому, что в его глазах все они связаны с отрицанием жизни, с тем, что он называет «нигилизмом». Прежде чем углубиться в его дальнейшее творчество, тебе важно уяснить это понятие, центральное для предпринятой им деконструкции нравственных и политических утопий Нового времени.
Ницше убежден в том, что все идеалы, будь они открыто религиозными или нет, правыми или левыми, консервативными или прогрессистскими, духовными или материалистическими, имеют одну и ту же структуру и преследуют одну и ту же цель: как я уже начал тебе объяснять, эти идеалы в первую очередь связаны с теологической структурой, поскольку они всегда стремятся изобрести некое потустороннее, лучшее, нежели наш мир, измыслить якобы высшие, внешние по отношению к жизни или, как говорят на своем жаргоне философы, «трансцендентные» ценности. Но для Ницше подобные измышления всегда втайне подпитываются «дурными намерениями». С его точки зрения, их истинная цель — не помощь человечеству, а лишь достижение возможности судить и, в конечном счете, осуждать саму жизнь, отрицать истинную реальность во имя ложных реальностей, вместо того чтобы принять и признать эту реальность такою, какова она есть.
Именно это отрицание реальности во имя идеала Ницше и называет нигилизмом. Он имеет в виду, что, измышляя идеалы и утопии, философ полагает себя вне реальности, вне жизни, тогда как самая суть его мысли, самое ее острие направлено на то, что нет никакой трансцендентности, что всякое суждение — это признак, проявление жизни, которое является частью жизни и не может располагаться за ее пределами.
Таков главный тезис всей философии Ницше, и если ты уяснишь этот тезис, то без труда сможешь его читать: за пределами реальности жизни, ни ниже, ни выше, ни на небесах, ни в аду нет ничего, и все известные идеалы политики, морали и религии являются всего лишь «идолами», метафизическими разглагольствованиями, выдумками, единственная цель которых — убежать от жизни, чтобы затем обернуться против нее. Именно к этому мы стремимся, когда судим реальность с точки зрения некоего идеала, как будто бы этот идеал является трансцендентным, то есть внешним по отношению к жизни, тогда как на самом деле ей имманентно, то есть является ее частью, всё без малейшего исключения.
Мы еще вернемся к этой мысли, чтобы разобрать ее на конкретных примерах, поскольку она не так уж проста, и ты уже видишь, почему философия постмодерна должна была неизбежно прийти к критике философии Нового времени, еще слишком сильно отмеченной религиозными утопиями.
Можно сказать, что философы Нового времени вырыли яму, в которую сами же и угодили: они вывели на свет критический разум, сомнение и ясное мышление… и все эти важнейшие ингредиенты их философии теперь оборачиваются против них! Основные мыслители постмодерна, то есть, конечно же, Ницше, а также отчасти Маркс и Фрейд, были вполне заслуженно названы «философами подозрения»: главной целью философии стала деконструкция, разрушение тех иллюзий, которыми убаюкивал себя классический гуманизм. «Философы подозрения» — это мыслители, для которых отправной точкой анализа является предчувствие, что за традиционными верованиями, за «старыми добрыми ценностями», претендующими на благородство, чистоту и трансцендентность, всегда стоят потаенные интересы, бессознательные решения, более глубокие и зачастую… намеренно скрываемые истины. Подобно психоанализу, который, отталкиваясь от симптомов пациента, стремится обнаружить и понять его бессознательное, философия постмодерна тоже учит, прежде всего, не доверять кажущейся очевидности, прописным истинам, стремится заглянуть за них, под них, а если необходимо, то и в сторону от них, чтобы выявить те скрытые допущения, на которых они в конечном счете основаны.
Вот почему Ницше не любит ни широкие проспекты, ни «консенсусы». Он предпочитает окольные тропы, окраины, сюжеты, вызывающие раздражение. В сущности, как и основоположники современного искусства, например Пикассо в живописи или Шёнберг в музыке, Ницше является авангардистом, тем, кто стремится все изобрести заново, обратить прошлое в «чистую доску». И эту атмосферу постмодерна в высшей степени характеризует как раз его непочтительность, его отвращение к благоразумию, к укоренившимся и самоуверенным буржуазным ценностям — к преклонению перед научными истинами, разумом, моралью Канта, демократией, социализмом, республикой… Авангардисты, и Ницше в первую очередь, без сожалений решили всё это разрушить, чтобы открыть миру то, что ранее оставалось скрытым! Если угодно, они были отчасти хулиганами (впрочем, не без культуры), тем более бесстрашными, что гуманизм, на их взгляд, растерял всю ту разрушительную и созидательную силу, которой обладал вначале, когда низвергал идолов греческой космологии или христианства и, скажем так, обуржуазился сам.
Это объясняет радикализм, даже резкость, а порой и жестокие заблуждения философского постмодерна: да, необходимо сказать спокойно и без всякой полемики признать, что Ницше не случайно стал любимым мыслителем нацистов, а Маркс— кумиром сталинистов и маоистов. Тем не менее философия Ницше, порой несносная, все равно гениальна и очистительна. Можно не разделять его идеи, можно даже их ненавидеть, но после него невозможно мыслить, как раньше. И уже в этом признак его гения.
Чтобы показать тебе основные мотивы философии Ницше, я буду следовать трем осям, к которым ты уже привык: теория, праксис, учение о спасении.
Некоторые специалисты по Ницше — или те, которые таковыми себя считают, — часто уверяют, что не стоит пытаться искать у него что-либо похожее на теорию, потому что он является в полном смысле слова (и я только что объяснил тебе почему) разрушителем рационализма, неустанным критиком всякой «воли к истине», постоянно насмехавшимся над тем, кого он называл «теоретическим человеком», то есть философом или ученым, который живет «страстью познания». Правоверным ницшеанцам (а это странное племя, которое заставило бы самого Ницше расхохотаться, действительно существует) покажется еще бо´льшим кощунством, если заговорить о «морали», ведь Ницше сам себя называл «имморалистом», или о мудрости того, о ком столь охотно и часто говорят, что он не случайно закончил жизнь сумасшедшим. А как можно говорить об учении о спасении у философа «смерти Бога», который осмеливался сравнивать себя с Антихристом и насмехаться над всякого рода «духовностью»?
В очередной раз дам тебе совет: не слушай того, что говорят; доверься своим собственным суждениям. Прочти сочинения Ницше — советую тебе начать с «Сумерек идолов» или даже с небольшой главы этой книги — «Проблема Сократа», — о которой мы скоро поговорим. Сравни между собой разные толкования, и только потом сделай свои собственные выводы.
В то же время я должен тебе кое в чем признаться: разумеется, любой читатель Ницше сразу поймет, что у него не найти ни теории, ни праксиса, ни учения о спасении в том смысле, в каком мы встречали их у стоиков, христиан или даже у Декарта, Руссо или Канта. Ницше действительно является «составителем генеалогий», как он называл себя сам, «деконструктором», тем, кто положил всю жизнь на развенчание иллюзий философской традиции, и это не укроется от твоего взора.
Но означает ли это, что в его работах нет мыслей, способных занять место старых идей, прийти на смену «идолам» традиционной метафизики? Конечно же, есть. И ты увидишь, что Ницше деконструировал греческую космологию, христианство или философию Просвещения не из праздного удовольствия от разрушения и отрицания, а ради того, чтобы освободить место для новых, радикальных идей, составляющих, невзирая на все свои новизну и радикализм, теорию, праксис и даже учение о спасении.
И в этом он остается философом.
Посмотрим на все это повнимательнее, следуя нашим трем осям и не поддаваясь ложным предостережениям. Что же предлагает Ницше взамен тех теории, праксиса и учения о спасении, которые он подрывает изнутри?
